Loe raamatut: «Метро»

Пролог

Июнь 1991 года. За 30 лет до…

Подперев щеки кулачками, Саша наблюдал за крохотной птичкой, прыгавшей по толстой ветке за окном. Повадками птичка напоминала воробья, но сияла на солнце как настоящий попугай, переливаясь диковинным пепельно-ржавым оперением. Раздув красную грудку, она затрясла огненным хвостом, превратив его в крохотное пламя.

– Го-ри-хвост-ка, – тихо проговорил Саша, не догадываясь даже, что точно угадал ее название.

Птица будто услышала его, посмотрела на него боком, по-птичьи и, задрав белолобую головку, выдала в вечерний зной знакомый тревожный перелив.

Так вот кто будил его по утрам.

Чувствуя обнаженными коленями холод батареи, Саша сидел на тумбочке, придвинутой к подоконнику, словно затаившийся охотник, но предметом его интереса была отнюдь не птица. Он ждал, когда затихнут шаги в коридоре. На его беду шаги затихли прямо за его спиной.

– Ты что! – прозвенел возмущенный голосок.

Мальчик мгновенно обернулся.

За кроватями, в дверном проеме стояла девочка. На пухлых щеках горел матерый загар, в округлившихся карих глазах сияло заходящее солнце.

– Тебе нельзя его надевать!

– Почему? – Саша проследил за ее возмущенным взглядом и тронул перебинтованными пальцами тесемку под подбородком.

– Это только для тех, у кого день рождения!

По правде говоря, ему самому это не нравилось. Полчаса назад Ирина Петровна вручила ему дурацкий колпак из цветной бумаги, велела надеть и идти на спортплощадку. Сегодняшняя суббота оказалась богатой на дни рождения. Во всем лагере сразу у троих, включая Сашу. Ему достался самый потрёпанный колпак, обклеенный выцветшей розовой бумагой и усеянный почерневшими от времени серебряными блестками.

– У меня сегодня день рождения.

– У тебя?! Сегодня?! – девочка быстро и как-то по-рыбьи, не поворачивая головы, оглядела спальную комнату четвертой группы и снова посмотрела на него.

Саша увидел, как взгляд ее широко расставленных глаз теплеет. Он знал, что причина в его ясных красивых глазах. Они нравились людям. Особенно когда он смеялся или как сейчас – приподнимал брови, пытаясь понять, что у других на уме.

– Сегодня.

– Почему тогда ты здесь один?

Саша задумался. Наверное, дело в колпаке. Конечно, можно было его снять и пойти ко всем на спортивную площадку, куда родители другого именинника Алика выгрузили целый кузов угощений, включая невиданный им белый шоколад. Но Саша знал – где-то там среди всех Ирина Петровна, которая тут же вспомнит о нем и заставит надеть идиотский колпак. Все это было сложно объяснить десятилетней девочке, и Саша просто пожал плечами.

– И сколько тебе лет?

– Девять, – Саша снова приподнял брови – привычка, унаследованная от матери, которой он никогда не видел.

– Малявка! – фыркнула девочка и шагнула в спальню. – Как тебя зовут?

– Саша.

– Марина, – девочка примирительно улыбнулась, взмахивая пухлыми руками. – Ну? И где угощения?

Саша слез с тумбочки, достал из нее надорванный пакет с овсяным печеньем и положил на кровать.

Марина нахмурилась.

– Овсяное печенье? – маленькие пальцы через пакет пренебрежительно пощупали одно печенье. – Да еще черствое! Дурацкая шутка!

Полукруглые брови снова взлетели над слишком усталыми для девятилетки глазами. Он и забыл, где находится. В этом лагере у всех были родители.

Саша посмотрел на пакет с печеньем. Его лучший друг Вадик обожал овсяное печенье. Как и Гарик. Но дело обстояло так, что Саша вряд ли бы когда-нибудь оказался в одном из лучших пионерлагерей страны, если бы все что осталось от Вадика и Гарика не хранилось сейчас в холодильной камере главного центра судебно-криминалистических экспертиз Московской области.

– Тебе что, родители ничего не привезли? – Марина только сейчас заметила заплатку на рукаве его рубашки.

– А у него нет родителей, – в дверном проеме возник худой темноволосый мальчик из старшей группы.

Мальчик окинул Сашу высокомерным взглядом и откусил наполовину обглоданное яблоко.

– Он детдомовский.

Для Марины это прозвучало как прямое покушение на ее представление о мироздании.

– Нет родителей?! А что с ними?

– Отказались от него.

– Почему? – Марина ошеломленно смотрела на Сашу.

– Наверное, сделал что-то плохое, – с видом эксперта заверил мальчик. – И вообще нельзя играть с ним!

Марина хмуро посмотрела на перебинтованные сашины ладони и пальцы – все, на обеих руках, кроме больших. Саша молчал, покачивая ногой. Развязавшийся шнурок скользил по линолеуму.

– Правда? – Марина явно хотела уцепиться за последнюю попытку сохранить свой мир целостным. Слишком уж этот мальчик был симпатичным, чтобы делать что-то «плохое». Черные волнистые непослушные волосы и огромные сияющие глаза делали его похожим на большого щенка. – Почему… Почему от тебя отказались?

Мальчик с яблоком подошел к Марине и стал шептать ей что-то на ухо. Глаза Марины широко раскрылись, и Саша увидел в них испуг.

– Родители Алика всем раздают по целой пачке жвачек, – уже в полный голос заявил мальчик.

– Правда?

– Бежим!

Марина бросила на Сашу еще один недоверчивый взгляд и несостоявшиеся сашины друзья покинули его.

Когда их топот окончательно растворился в далеких криках и смехе, Саша встал, краем глаза заметив, как мелькнула в зеркале на стене помятая вершина колпака. Мальчик был немного маловат для своего возраста, но ладно сложен. Он уперся предплечьем в колонну возле своей кровати и, прижавшись к руке лбом, стал по-мальчишески болтать ногой, описывая полукруг на полу. На его симпатичное лицо на миг легла тень – дрогнули пухлая нижняя губа и подбородок, будто он захотел расплакаться. Но только на мгновение.

Саша перестал мотать ногой, выпрямился и серьезно посмотрел на пакет с печеньем.

Нечего здесь делать, решительно подумал он, и, шагнув к кровати, стал рассовывать печенье по карманам. Пора сделать то, что они всегда делали с Вадиком и Гариком.

Шмыгнув носом, Саша спокойно посмотрел на распахнутую дверь, прислушался – ничего, кроме далекого визга и смеха на спортивной площадке. Затем подошел к дальнему окну. Он знал, что через парадную дверь ему не выйти, а окна первого этажа, как и второго, защищены от открывания детьми специальными замками с ключом. Открываются только фрамуги. Но Саша еще утром, когда все ушли на завтрак, с помощью дужки от кровати вытащил боковую и верхнюю реи, державшие стекла. В детском доме они часто так делали. Пока все резвятся на спортивной площадке, Саша спокойно выберется из окна – два шага по фронтону, оттуда на козырек тамбура и – ищи ветра в поле.

Саша взял с ближайшей кровати полотенце и неловко нагнувшись, зашипел от боли. Морщась и осторожно касаясь груди, он посидел несколько секунд, закусив губу, затем аккуратно упер ногу в тумбочку и завязал шнурок. Потом забрался на кровать, намотал на кисть полотенце, чтобы не порезаться и оттянул не себя стекло. Из щели подул теплый воздух с пылью, но Саша тотчас пригнулся, ругая себя за неосмотрительность. Прямо напротив главного тамбура на улице он увидел черную «Волгу» и белые жигули с синей полосой и надписью «милиция». У машины стояли милиционер и Ирина Петровна. Оба – спиной к нему, но Саша среагировал на другое. Ему показалось, что кто-то в черной «Волге» смотрит на него. Кто-то огромный, со странными белыми волосами. Может быть, просто показалось, но Саша в свои девять лет уже отлично знал, что инстинкты никогда его не обманывают.

Саша сел на тумбочку, уложил руки на край подоконника и уперся в них подбородком. В любом случае, даже если кто-то его заметил, то все равно ничего не понял. Подумаешь – кто-то из детей выглянул в окно. Мотая головой, он прислушивался к голосам – низкому мужскому и звонкому – Ирины Петровны. Слов разобрать было невозможно, но по звуку он понял, что они приближаются, проходят совсем близко, под его окном. Саша уловил даже произнесенные Ириной Петровной несколько слов: «это самый умный ребенок, который…». Затем голоса отдалились и все стихло. Должно быть, вошли в здание. Мальчик медленно приподнялся над подоконником. Возле машин действительно никого не было. Саша выпрямился, и тут же взгляд его встретился с взглядом старика. Старик стоял под окном и смотрел прямо на него. Высокий, невероятно высокий, и… Нет, не такой лысый, а наоборот – с длинными и прямыми, как у робота Вертера, пепельными волосами. И лицо – оно было живым, а не маской мертвеца. Поздно прятаться. Старик внимательно смотрел на мальчика. Затем улыбнулся – тем самым оскалом, каким улыбаются люди, не привыкшие это делать. Как он заметил его?! Запоздалый ответ пришел сам собой: дурацкий колпак!

Глава 1

30 лет спустя…

Первый пассажир. 4 273 метра на северо-восток

В тусклом свете фонаря кружились первые ноябрьские снежинки, исчезая в белой кисее накрывшей пустынную дорогу – в этой затерянной среди железнодорожных веток и старых заводских корпусов промзоне царила безмятежность, которой не мешал даже рев со стороны Шоссе Энтузиастов. И все же безмятежность эта была обманчивой. Гармонию нарушала одна фальшивая нота, против которой бессилен был даже мистер Ривз, чей гипнотический голос лился в салон из двенадцати динамиков «БМВ Х5».

Пустовалов очнулся от дурмана далеких воспоминаний и посмотрел в сторону перелеска, в котором пять минут назад исчез полковник Басуров, и в очередной раз подумал о том, что вероятно поставил не на ту лошадку.

Дело было не только в полковнике, хотя изначально он не давал поводов для беспокойства. В конце концов, для человека непрошедшего искушения деньгами, Басуров неплохо поднялся по своим меркам: сумел продать партию китайских двигателей по цене французских, впарил казахам пятьдесят тонн просроченной фасоли и провел пару махинаций с бывшими сослуживцами из контрактного отдела. Конечно, это не тот уровень, чтобы тягаться с Ясином, но кто вообще мог с ним тягаться?

Дело было в другом. В том, что Басуров за последний час уже в третий раз отлучался в туалет.

Пустовалов хорошо знал, что опыт переговорщика учит забывать о таких вещах, как волнение, тревога и даже отчаяние. Но со страхом такой номер не проходит. Этот инстинкт самый сильный из людских несовершенств, и он не раз его подводил. Напуганный человек напрочь теряет адекватность, а Басуров и без того себя чересчур переоценивал.

Еще при встрече час назад он обратил внимание на его расширяющиеся ноздри. Волнение провоцирует выработку адреналина и ускоряет дыхание. Легкие становятся шире, им нужно больше воздуха. Они сидели в «Кофе Хауз» на Авиамоторной, и пока Пустовалов привычно повторял план действий, отрешенный взгляд Басурова скользил по одной и той же амплитуде – от окна к витрине с пирожными. Тут не нужно быть профессионалом, как говорится. Порцию двойного эспрессо полковник выпил залпом, как коньяк, затем выкурил две сигареты, после чего начались забеги в туалет. Пустовалов раньше не замечал, чтобы у Басурова были проблемы с мочеиспусканием.

Пустовалов положил руку на руль.

Интуиция, благодаря которой ему всегда удавалось пройти между струй, давала однозначный ответ, но сегодня, а вернее – особенно сегодня, следовать ей не хотелось.

Дело в том, что сегодня на Флотской улице, напротив дома номер тридцать шесть, Пустовалова ждала неприметная вишневая «Вольво С80» 2007 года выпуска, с полным бензобаком, двумя запасными канистрами в багажнике, заправленная свежими расходниками. Никто не знал, что Пустовалов полтора месяца назад продал две свои квартиры и дом в Красной Пахре и с тех пор жил в съемной однушке у Фестивального парка. И никто, разумеется, не догадывался, что сегодня в квартире на Флотской улице его ждала средних размеров сумка, чистое белье на кровати, подготовленная одежда в шкафу, два бутерброда с ветчиной, сыром, помидорами и соусом «Wild Bill» завернутые в фольгу в холодильнике и термос с кофе на кухонном окне. Все, что нужно для быстрого ужина, душа и переодевания.

Не позднее двух часов ночи Пустовалов должен завести двигатель вишневой «Вольво С80», припаркованной на небольшой стоянке в семистах метрах к северо-востоку, чтобы не позднее четверти третьего выехать из города по Ленинградскому шоссе. Выехать из города, в который он никогда не вернется. А через восемь часов выехать из страны, в которую он никогда не вернется.

И, теперь, когда казалось, что все уже на мази, появилась новая проблема.

Главная причина, по которой Пустовалов выбрал полковника Басурова, заключалась, конечно, не в его опыте, а в одном бывшем его партнёре – каком-то мелком чиновнике из Министерства обороны, который пару лет назад толкнул Ясину партию термобарических боезарядов для гранатометов.

Не бог весть – какой-то ведомственный аферист, но он был, по крайней мере, чиновником, в отличие от полковника в отставке, который в понимании Ясина был в лучшем случае пустым местом, а в худшем – мелким мошенником. И тем не менее, это был способ выйти на Ясина. Идея подобраться к Ясину, используя связь Басурова, казалась Пустовалову подарком судьбы.

Пустовалов откинулся в кресле и медленно выдохнул. Обидно бросать проделанную работу, особенно, если это единственный улов за весь год. Пустовалов уже собирался махнуть рукой и отправиться на покой с тем, что есть – заработанного хватило бы на всю оставшуюся жизнь, но два месяца назад осведомитель сообщил, что одна подставная контора заинтересовалась лазерным оборудованием для резки материалов с несуществующими показателями прочности. Пустовалов быстро сообразил, что это самый что ни на есть персональный запрос на конкретный аппарат. Он переслал техническую часть запроса сотруднику института прикладной физики Матвею Бочарову, который частенько консультировал его. Бочаров сообщил, что заоблачные характеристики соответствуют материалам экспериментального типа вроде титановых сплавов с добавлением нанотубулена и отправил список технических характеристик для потенциальных лазерных установок, по которым Пустовалов и вычислил свежее приобретение государственной компании «Спецметаллы» – экспериментальную лазерную установку LXN-1000, следующую сложным путем в обход санкций из японской Осаки в Москву.

Сотрудники «Спецметаллов» ждали аппарат в столице двадцатого октября, но до Москвы он не доехал. Девятнадцатого октября, в половине третьего ночи на разгрузочно-погрузочной станции Мелехово-1 Пустовалов с напарником – старым медвежатником Дементьевым вскрыли запорно-пломбированное устройство контейнера товарного поезда и к своей радости обнаружили не один, а целых два LXN-1000 – устройство на колесиках, габаритами напоминавшее крупный подводный буксировщик.

Впрочем, радость была недолгой – быстро выяснилось, что один экземпляр – всего лишь запасная капсула. Тем не менее, оба устройства имели пароли доступа для вскрытия титановых корпусов, записанных на заводских бирках, крепившихся к проушинам кожухов. Около недели они простояли в ГСК под Тулой, а к первому ноября, Дементьев на «Газели» доставил их в Москву.

Пустовалов к этому времени выяснил, что за подставной конторой стоит Ясин – человек из числа тех, с кем Пустовалов предпочитал не связываться, но, тем не менее, у него было все для удачной сделки. Он напряг свои контакты и вышел на Басурова. Тот вроде как имел отношение к Ясину через связь с бывшим партнёром, хотя напрямую с ним никогда не встречался. Не самый надежный вариант конечно, но время шло, Пустовалов собирался уезжать, на кону стоял почти миллион евро. Неплохой бонус к завершению карьеры. И Пустовалов решил, что ради последнего дела стоит рискнуть, связавшись с ненадежными и опасными людьми.

Матвей Бочаров проверил установку и помог сменить код. Пустовалов с помощью Басурова начал готовиться к сделке. На тот момент он не очень доверял полковнику и потому для проверки поручил доставить к месту обмена не настоящий LXN-1000, а капсульную «пустышку», на которой на всякий случай тоже поменял код, запомнив, как это сделал Бочаров на основном устройстве.

На старой раздолбанной «Газели» полковник, имевший права всех категорий, доставил капсулу на автостоянку торгового центра недалеко от Битцы. Настоящую же Пустовалов привез туда же двумя часами позже на своем старом фургоне Форд-транзит с большой надписью «Колодцы и септики» и припарковал на соседней автостоянке.

Басуров с пониманием отнесся, когда Пустовалов рассказал ему, что он вез ненастоящий LXN-1000, и поначалу проявлял все признаки адекватности – уверенно договорился с доверенным лицом Ясина, представил ему Пустовалова, хотя Пустовалов был уверен, что Ясин и так навел о нем справки. Пустовалов рассчитывал, что Басуров поможет придать вес их не очень внушительному тандему, щеголяя связями в различных структурах, но теперь от этой уверенности не осталось и следа. Теперь Ясин может решить, что перед ними всего лишь пара лохов, которые решили поиграть в «серьезных людей», что было в общем-то недалеко от истины. А лохам никто не платит миллион евро. Особенно такие люди как Ясин.

Была еще одна вещь, которая беспокоила Пустовалова – несмотря на все свои усилия, он так и не смог узнать, кто стоит за Ясином.

Движение за стеклом прервало поток невеселых мыслей.

В паре метров от капота его «БМВ Х5», грациозно выгнувшись в охотничьей позе, нюхала воздух черная кошка. Пустовалов включил ближний свет фар. Кошка подпрыгнула и, изящно перемахнув через бордюр, растворилась во тьме перелесья.

Пустовалов посмотрел ей вслед. Снег кружил, оседал на деревьях, земле и асфальте, разъедая успевшую надоесть густую ноябрьскую мглу. Пустовалов не любил мглу. Когда он надолго оставался с ней наедине, то рано или поздно перед глазами появлялся старый гаражный блок, осевший в рыхлом суглинке на окраине подмосковной Кубинки. Начало девяностых. Очертания грязной кирпичной коробки, ушедшей на метр под землю, конечно не из-за особенностей подмосковных почв, а из-за неправильной кладки опорных стен, выложенных при устройстве скрытого подвала – эта картина появились и сейчас.

Пустовалов зажмурился и, открыв глаза, увидел высокую фигуру Басурова на фоне перелеска. Полковник неуверенно ступал по свежему снегу, на ходу затягивая брючный ремень. Теперь в нем ничего не оставалось от опытного переговорщика.

Пустовалов приглушил радио и перегнулся над торпедой, чтобы открыть полковнику дверь.

Терпкий запах одеколона, смешанного с табаком и морозом, наполнил салон.

– Ты чего фары врубил?

– Из-за кошки.

– Черная?

– Вы говорили, что не верите в приметы.

Хотя разница между ними была всего десять лет, Пустовалов называл полковника на «вы», и в этом был исключительно практический смысл. Пустовалов вообще избегал других смыслов, когда дело касалось работы. На переговорах с Ясином он не хотел привлекать лишнего внимания, и роль помощника Басурова его вполне устраивала.

Полковник кисло улыбнулся.

– Хочешь примету? Я там чуть в люк не провалился.

– Какой люк?

– В лесу. Может, бомбоубежище заброшенное? – Басуров рывком рванул молнию на куртке и скривил лицо, будто у него сильно болел живот. – И еще, на той стороне машина ментовская стоит.

Пустовалов промолчал, но Басуров, очевидно, ждал другой реакции.

– Что скажешь?

Пустовалов покачал головой.

– Я, правда, не разглядывал особо. Может, дэпээсники?

– Нет.

Басуров посмотрел на Пустовалова, прищурился.

– Эх, Саня. Встань ты на правильную дорожку, из тебя вышел бы неплохой военный. Ты хоть служил?

Вместо ответа, Пустовалов подобно пилоту перед взлетом стал включать тумблеры над головой.

– Ну, да, – усмехнулся Басуров, – мелочь, поди, тырил, потом чего покрупнее. Родители что ли алкашами были?

– Я из детдома, – ответил Пустовалов, заводя мотор.

– О чем и речь, – вздохнул полковник. – Только такие и пролезают. Причем с обеих сторон, что интересно.

– А вы с какой стороны лезете?

– Все шутишь, Саша, а я ведь тебя и твоих продажных ментов закрыть могу надолго.

Полковник почесал лоб и глянул на плоский хромированный блок, прикрученный к боковой стойке, на котором Пустовалов щелкал тумблерами.

– А это что?

– Конструкторские доработки.

– Думаешь, я совсем тупой? Я про руку. Покажи.

Пустовалов развернул ладонь. Два резких параллельных шрама пересекали кисть по пальцам и нижней части ладони.

– От чего?

– Ножовочное полотно.

– Ручное? По металлу?

Пустовалов кивнул и прищурился от чего огромные глаза его стали сплошь черными.

Полковник покачал головой.

– Гнилые вы люди, что ни говори. Я девять лет прослужил в отделе техконтроля. Не бывает ручного полотна такой ширины. Колись, отчего это. В чужую берлогу залез?

Пустовалов приподнял уголок рта – он уже понял, что полковник Басуров больше не сможет сидеть молча.

– Послушайте, по поводу Ясина…

– Я к нему по вашим уголовным кличкам обращаться не буду! – разозлился Басуров, обнажая волнение.

– Это имя, но он не обижается, если его называть Яковом.

«Еще не поздно», – мелькнула мысль в голове Пустовалова.

На этот раз он серьезно посмотрел на Басурова. На пятой секунде полковник сдался.

– Ну, – произнес он вполголоса. – Чего нам опасаться?

Пустовалову очень хотелось соврать, но, увы – от этого стало бы только хуже.

Упругая загорелая кожа натянулась, обнажив ряд ровных зубов и ямочки на щеках Пустовалова.

Басуров вымученно усмехнулся.

– А ведь это просто бизнес. Товар – деньги. Деньги – товар. Вин-вин, как говорится.

Пустовалов покачал головой.

– «Просто бизнес» это продавать чебуреки или менять бабушкам смесители. Посмотрите на это иначе. Как на профессию со своими побочными явлениями.

– Послушай, я не вчера родился, – полковник заерзал в кресле, – я не это хотел от тебя услышать.

– Вы знаете, зачем вы здесь. Просто делайте, что должны, и будете в шоколаде. Вы же этого хотели.

Полковник молчал. Его вытянутый профиль оттенял тусклый свет фонаря за окном. Наконец, он вздохнул, повернулся и, глядя в бардачок, сказал:

– Да пошли они все.

– Так-то лучше. Утрите им нос.

Где-то вдали пронзительно завыла сирена. Черный «БМВ Х5» мощно тронулся, пересек дорожку кошачьих следов, повернул и через тридцать метров уперся в высоченные автоматические ворота с небольшим кирпичным КПП.

Пустовалов повернул голову. В свете фонаря его бронзовое лицо в обрамлении темных волнистых волос выглядело особенно мужественным. Басуров устало смотрел на него, не отрывая затылка от подголовника.

– Слушай, насчет этой… Проблемы.

– Я не знаю, – быстро сказал Пустовалов и просигналил.

– Поверь, мне так будет проще.

– Я и в самом деле не знаю, – простодушно повторил Пустовалов, оглядывая верхнюю кромку ворот, увенчанную рядом шипов из тонкой арматуры.

Пустовалов посмотрел налево. Бетонный забор за КПП уходил во тьму перелеска, густая колючая проволока плотно клубилась над ним. Над воротами он заметил две камеры: одна была направлена на въезд, вторая на вход в КПП.

Пустовалов снова пожалел, что не нашел время изучить карту местности. Он слишком торопился последнее время.

– Я дам условный знак, когда сам пойму.

– Условный знак?

– Ну да, скажу, например… Например, «первый снег».

– Первый снег?

– Первый снег – это кодовая фраза. Идет?

– Ребенок, – неожиданно сказал Басуров, глядя в окно.

– Что?

– Твоя ладонь. – Басуров повернул голову, посмотрел на Пустовалова. – Ты был ребенком.

Пустовалов опустил взгляд на правую ладонь с двойным шрамом и сжал ее в кулак.

***

Заскрежетали шарниры. Массивная металлическая панель отъехала в сторону, открывая заставленный машинами двор перед торцом четырехэтажного здания.

По привычке Пустовалов не спешил въезжать, словно ждал приглашения.

Из-за ворот, со стороны КПП вышел крепкий охранник. Через пару секунд слева возник его брат-близнец, ростом на полголовы пониже, и замахал рукой – дескать въезжай. В ярком ксеноновом свете под короткой стрижкой мелькнуло расплавленное ухо.

Пустовалов кивнул и медленно тронулся. Въехав, он сразу остановил машину, игнорируя бородача, который энергично тряс медвежьей рукой в направлении мусорного контейнера.

Пустовалов оглянулся. Ворота быстро закрывались. Мозг привычно заработал.

– Ну, чего ты? – подал голос полковник Басуров. В темноте салона сверкали его глаза.

– Хотят, что бы мы там припарковались.

– И?

Вместо ответа Пустовалов резко рванул с места. Мощный автомобиль выкатился на середину двора, и, затормозив в миллиметре от хромированного «Хаммера», втиснулся задом между двух машин прямо посередине площадки, оставив переднюю часть на проезжем пути. Все это он проделал за пару секунд. От тьмы под козырьком тамбура отделилась фигура в пальто.

– Саня…

– Выходите быстрее! – сказал ему Пустовалов.

Сам он уже выбирался из машины. Движения его приобрели неожиданную резкость.

Подошли бородачи-охранники.

Фигура в пальто оказалась импозантным мужчиной среднего роста с печальными, избегающими прямого взгляда глазами и кудрявой, как у барашка, головой. Пустовалов ожидал бы увидеть такого распорядителя в офисе крупной компании, а не на ясинской бойне.

– Добрый вечер, – обратился к ним мужчина поставленным голосом. – Машину переставьте туда, пожалуйста.

Он указал в сторону контейнера. Там действительно было много свободного места.

Вместо ответа Пустовалов убрал ключ в карман. Один из бородачей встал на пути.

– Саня, в чем дело? – напрягся Басуров.

– Извини, брат, – сказал Пустовалов, огибая капот «БМВ», краем глаза следя за бородачами. – Ясин ждет нас в двенадцать тридцать.

Мужчина в пальто устало покачал головой.

– Я понимаю, но…

– Нет, друг, ты не понимаешь. – Пустовалов сунул руки в карманы и встал напротив мужчины. – Двенадцать тридцать это не просто время. Это начало. Начало аукциона, в котором в качестве ви ай пи участника дебютирует ваш шеф. Но если к началу этой важной процедуры мы не успеем его представить, то… ну, пацаны, вам виднее, что будет с Ясином, когда по вашей вине он окажется в глупом положении.

Басуров с интересом следил за Пустоваловым. Он никогда прежде не видел своего нового партнера таким уверенным. Мимика Пустовалова артистично вторила такту и интонациям голоса. Большие глаза сияли, он склонял голову то на левый бок, то на правый – он как будто играл роль, но эта игра казалась такой естественной, что Басуров буквально физически ощутил волну обезоруживающего обаяния.

Мужчина посмотрел на бородачей и едва заметно кивнул. Те расступились.

Пустовалов постучал пальцем по циферблату часов и направился к зданию. Басуров двинулся следом.

Но прежде чем войти в здание, Пустовалов остановился и посмотрел направо в сторону мусорного контейнера.

Уличный светодиод висел на стене за контейнером, и ровная линия теневого контура почти соединялась с отмосткой здания. На дальнем конце этой линии, Пустовалов уловил движение и, присмотревшись, заметил небольшую неровную тень. За контейнером кто-то стоял пригнувшись.

Пустовалов оглянулся на двор.

Мужчина с печальным лицом вместе с бородачами стоял возле его машины.

– Вас встретят, – крикнул он, думая, что Пустовалов не знает куда идти.

Пустовалов посмотрел поверх их голов, на дверь КПП, затем взгляд его переместился на темное окно. Еще раз оглядев верхушку ворот, он закусил губу и пристально посмотрел на припаркованный у бетонной стены «Мерседес».

Странная расстановка машин, тень за контейнером и поведение ясинских шестерок стали складываться в общую картину.

Они вошли в компактный неуютный холл. Единственный охранник показал в сторону лифта и велел ехать на четвертый этаж.

– Ну, ты даешь, – тихо сказал Басуров, пока они ждали лифт.

Пустовалов промолчал, быстро оглядывая окружающее пространство и думая о том, что делать дальше.

Он знал, что на КПП находился один человек. Еще один стоял за контейнером. Еще двое расположились на заднем сиденье «Мерседеса». Передние сиденья были пусты, а задние не видны из-за тонировки.

В холле веяло холодом, как в бассейне. Стены выкрашены фиолетовой краской. На полу – грязная побитая плитка, как в старой заводской столовой. От лифтового канала странным углом уходил в темноту широкий коридор, справа от которого чернел провал лестничного марша. Старое здание было переоборудовано под склад. Металлическая дверь напротив лестницы была закрыта на тяжелый замок с засовом.

Пустовалов уже догадался, что свет здесь выключен не просто так, и он был почти уверен, что на лестнице стоит охранник.

– У них тут повсюду проблемы с электричеством, – сказал Басуров, входя в полутемный лифт.

Расстегивая пуховик, он оттянул ворот свитера. К аромату древесного одеколона добавился резкий запах пота.

На четвертом этаже их встретил охранник и провел по такому же темному коридору до украшенной лиственным орнаментом металлической двери, после чего пропустил вперед.

Они вошли и сразу увидели мужчину на белоснежном диване. Пустовалов, неплохо разбиравшийся в марках одежды, понял, что ни одна из надетых на нем шмоток не была куплена в России. Мужчина даже не взглянул в их сторону – он был занят тем, что давал указания невысокому человеку, который сидел на специальной табуретке у ног мужчины и натирал одну из его туфель бархоткой для обуви. Длинная нога мужчины при этом располагалась на специальной подушке прямо на его коленях. Пустовалов никогда не видел таких сияющих туфель. Они сияли не просто как зеркало, а буквально слепили, как самая настоящая миланская люстра.

– Здравствуйте, Ясин, – сказал Пустовалов.

Басуров эхом повторил приветствие, но мужчина никак на это не отреагировал.

– Правая сторона темнее, – медленно произнес он, флегматично грозя слуге повисшим в воздухе пальцем-сосиской.

Пустовалова такая реакция нисколько не смутила. Он оглядел помещение, которое представляло собой бывший цех, переоборудованный под «комнату», площадью примерно в сто квадратных метров в стиле «арт-деко». Тяжеловесные отполированные шкафы из дорогих пород дерева стояли вдоль стен, кожаная мебель преимущественно сливочно-бежевых и белоснежных цветов, скульптурные и хрустальные светильники, бархатная драпировка больших ленточных окон. Кожаные подушки, в неимоверных количествах разбросанные на креслах и диванах, сияли, словно смазанные маслом. В комнате был даже работающий камин.

Среди обилия мебели Пустовалов заметил еще одного мужчину. Тот сидел в кресле у камина, подавшись вперед. Мужчина был крупный и широкоплечий, как баскетболист, с довольно необычным для таких габаритов лицом интеллигента, обрамленным профессорской бородкой с проседью, и направленным в никуда пустым взглядом.

Учитывая обстановку, особенно ковры ручной работы, и инкрустированный мрамором паркет, Пустовалов пришел к выводу, что здесь им ничего не грозит.

Тем временем Ясин обратил на них внимание – бросил равнодушный взгляд на Басурова и чуть дольше задержал его на Пустовалове. Затем медленно встал, надел на нос тонкие очки, которые висели у него на золотой цепочке, и подошел вплотную к Пустовалову.