Loe raamatut: «Господин Окободжи»

Font:

ISBN 978-5-4496-2930-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1
«Обычный человек»

Меня часто беспокоят странные сны. В них я отрывками вижу сцены из своего далекого детства. Это не кошмары, это лишь моя забытая жизнь. Она время от времени напоминает мне, кто я такой и откуда я начал свой путь. Чернота. За окном не горит ни один фонарь, наверное, их скоро должны зажечь. Я стою одетый в теплое пальто и смотрю в окно, но не вижу ничего кроме своего отражения. Мне жарко, я отвожу взгляд от окна, то на большие часы, то на других детей, которых забирают домой родители. Я снова поворачиваюсь к окну. В отражении по-прежнему чернота, я вижу себя и вижу других детей. Я пытаюсь найти различия между нами и не нахожу. Нам всем по пять лет, и все мы нелепо одеты. Кто-то из нас одет в дорогие вещи, кто-то в дешевые вещи. Под вещами мы все одинаковые, одна плоть и одна кровь. У всех нас есть семьи, у кого-то более успешные, у кого-то менее успешные. Я смотрю и не вижу никаких различий, а они есть. Глядя в черноту зимнего вечера, я задаю лишь один по-настоящему важный вопрос, ответ на который буду искать всю свою жизнь.

– Чем я хуже?

Постепенно в отражении окна становится все меньше и меньше детей. Я остаюсь один. Я не замечаю этого, ведь я уже был один, даже когда рядом были другие дети. Проходит еще несколько долгих минут, прежде чем меня забирает пьяный отец. У него большой красный нос, большие черные глаза, разноцветный колючий шарф и черная шапка-ушанка. От него пахнет спиртом, табаком и морозом. Я сижу в санках, а он быстро везет меня к дому. Я смотрю по сторонам на проходящих мимо людей, на огни в окнах домов. Я слышу, что где-то взрываются петарды, и кто-то звонко смеется. Потом внезапно все это куда-то исчезает, и передо мной лишь огромное звездное небо. Снежинки падают мне на лицо и приятно жгут его. Я лежу на спине еще несколько минут, глядя в пустоту, прежде чем мою пропажу замечает отец. Вернувшись, он снова сажает меня в санки, и мы продолжаем катить к дому, где мать топит старую дровяную печку. Дома тепло, у печки стоит наша постиранная одежда. Словно вырезанная изо льда эта одежда холодная и твердая. Быстро раздевшись, я иду в свою комнату и ложусь на кровать. С кухни раздаются крики. Мать опять ругает отца. Я лежу в своей кровати, сжимая мягкую игрушку медведя «пухлика» и никак не могу понять, чем я хуже?

Мы с соседскими ребятами часто играли на детской площадке рядом с болотом у красных пятиэтажных домов.

– Не хочу идти домой, меня мама опять будет заставлять лежать в ванной – возмутился один из мальчишек – опять будет разные соли сыпать, пенки, а я не хочу!

Я внимательно посмотрел на него. Он жил по соседству в квартире. Когда я не играл сам с собой во дворе частного дома, то приходил сюда, ведь здесь были и качели, и горка, и песочница.

– Ладно, я ушел, а то меня ругать будут – сказал мальчишка и на прощание махнул нам рукой.

Мы с другими ребятами продолжили играться на площадке, но я все равно косился в след уходящему мальчишке и думал, чем я хуже? Теплая ванная с морской солью и пенкой, о таком я даже и мечтать не мог. Для меня поход в ванную раз в год был словно праздник. Мы с мамой долго собирались, проверяя, все ли мы с собой взяли. Потом так же долго шли в другой район города, к железнодорожным путям, где жила подруга мамы. У нее была большая квартира и большая семья. В зале стоял цветной телевизор, по которому можно было посмотреть мультики. В этой квартире была ванная, из крана которой шла горячая вода. Лежа в ней и смотря на разноцветный потолок, я думал, почему у нас такого нет? Почему мы вынуждены носить воду домой из колонки, что находилась на соседней улице? Почему нам нужно греть воду в большой кастрюле, а затем аккуратно мыться стоя в тазу, посреди кухни? Почему если я захочу в туалет, то мне нужно идти на улицу или садиться на маленький горшок? Я не понимал всего этого, и так же не понимал, почему тому мальчишке с детской площадки так не нравилось купаться в ванной с пеной и морской солью.

Я часто засыпал с чувством голода. Со временем к этому привыкаешь. Единственный минус – тебе всю ночь снится еда, а когда ты просыпаешься, этой еды у тебя нет. С годами мне стали сниться и другие вещи, не обнаружив которые утром рядом с собой, я расстраивался. В детстве, именно благодаря этой диете, я полюбил пшеницу. Я очень много ел макарон вприкуску с хлебом, и с тех пор, по привычке всегда ел хлеба больше, чем основного блюда, чтобы быстрее наедаться. Было уже поздно, когда отец пришел с улицы. Он не работал. Он собирал бутылки и осматривал все урны с мусором у нас на районе в поисках жестяных банок. Сначала он налил горячей воды в тазик, а затем положил в него несколько пустых бутылок, чтобы к утру этикетки отклеились, и он смог сдать их дороже. Наш дом мгновенно наполнился кисловатым запахом хмеля. Затем отец подозвал меня к столу и вынул из пакета торт. Большой красивый торт в упаковке. Я покрутил его и, заметив, что там не хватает одного куска, вопросительно поглядел на отца. Мать вышла на кухню, сняла крышку, проверила срок годности и осторожно попробовала торт на вкус. Было решено, что мы сегодня устроим себе небольшой праздник. Я съел два больших куска с чаем и с улыбкой на лице лег спать. Так мало человеку нужно для счастья. Так мало.

Посреди ночи дверь в мою комнату резко распахнулась, а затем человеческое тело громко ударилось об деревянный пол. Отец несколько раз выругался, а затем бессвязно застонал. Я не сразу понял, в чем было дело. Мне еще казалось, что я сплю, но это был уже не сон. Такое происходило довольно часто, и позже я привык к этому. Человек может к чему угодно привыкнуть если есть время. Год за годом пьяный отец падал, ломая руки и ноги. Он мог ввалиться в мою комнату, мог ввалиться в комнату к матери, мог ввалиться в свою комнату и промахнуться мимо кровати, а мог упасть в коридоре. Это было не самое плохое, самое плохое было то, что в таком состоянии он решал, где у нас будет находиться туалет. Со временем весь наш дом пропах едким запахом аммиака, и никакие освежители воздуха уже не помогали. Я и раньше не мог позвать к себе в дом кого-нибудь из друзей, стыдился, а теперь и вовсе казалось невозможным принять у себя гостей. Бессонные ночи, где мать ругает пьяного отца и громко плачет, сменялись утром, где я тяжело вставал с кровати и собирался в школу, а позже уже собирался в университет. Я шел на холодную кухню и зажигал все конфорки на плите, чтобы хоть немного согреться. Умывшись, я надевал вещи, которые не подходили мне по размеру. Они доставались мне от маминых знакомых, дети которых выросли или купили себе что-то новое. Донашивая чужие вещи, я доживал чужую жизнь, ведь в моих мечтах все было иначе. В своем воображении я представлял себя кем угодно, только не тем, кем я был. Но я не хочу, чтобы меня жалели. Ведь это обычная жизнь, обычного человека. На моей улице таким был каждый второй. От этого не убежать, и я часто во снах вспоминаю, то что, мне следовало бы забыть.

Я родился в семье несостоявшихся людей. Моим воспитанием всегда занималась мать, но я всегда был больше похож на отца. Он был мечтателем. Моя бабушка по отцовской линии воспитывала его одна. Он ни разу не видел своего папу и даже не знал, кем он был. Тяжелые отношения. Вместе с ними в стареньком доме, жил его дед. Он сам своими силами построил частный дом на небольшом клочке земли по улице Верхняя на окраине города Куйбышев. Мой отец хотел стать художником, но его мать была против этого.

– А кушать мы твои картины будем? – ворчливо повторяла она, всякий раз, когда мой отец заговаривался о своей дальнейшей судьбе после школьной скамьи.

Его дедушка, будучи заводским работником и человеком, который трудился всю свою жизнь руками, тоже не понимал стремление внука к чему-то незримому и возвышенному. У моего отца не было поддержки в вопросе творчества и часто, сидя на горячей печке, его единомышленниками были лишь уголь и мятый листок бумаги. Он верил, что его ждет блестящее будущее. В доме книг не было, но мой отец прочитал почти всю доступную во времена СССР литературу. Он подолгу засиживался в библиотеке школы номер 151. С каждой прочитанной книгой, границы его воображения становились шире, а вместе с ними росла и уверенность в своих силах. В одно теплое летнее утро, молча собрав свои вещи в маленький чемодан, мой отец вышел из дома и направился на железнодорожный вокзал. Он оставил в своей комнате небольшую записку, в которой говорилось что-то о его мечте. Сначала поезд до Москвы, затем пересадка, и вот спустя сутки мой отец уже стоял в центре Ленинграда. Сдав вступительные экзамены в Ленинградское художественное училище имени Серова, он наконец-то начал рисовать свою жизнь такой, какой он хотел ее видеть. Меланхоличная погода за окном, комната в общежитии, крохотная стипендия, и мечта, которая становится все ближе. Тогда, гуляя под дождем вдоль Невы и сидя в парке на Сосновке, он еще и не знал цену своему мимолетному счастью. Мой отец питал большие надежды на будущее. Он уверенно планировал свою жизнь, но у жизни были другие планы на моего отца. Отец был красив и молод, а его преподаватель стар и похотлив. Они стояли наедине в пустой аудитории. Отец был весь напряжен, он не слушал, что ему с улыбкой на лице говорил педагог, он лишь следил за его движениями. Когда преподаватель сделал шаг вперед, чтобы схватить молодого парня, мой отец с силой оттолкнул его от себя и тот, попятившись, рухнул на спину, попутно задев край стола своим затылком. Мой отец несколько минут стоял, смотря на черную лужу, которая растекалась по полу у головы педагога, а затем в шоковом состоянии выбежал из аудитории за помощью, но помощи он не нашёл, ни тогда в училище, ни потом на суде. Злой рок или судьба? Но мы сами творим свою судьбу. Проделки господа бога? Но во время СССР его не было. Так что же это было? В один миг, по какой-то нелепой ошибке, мой отец выбыл из жизни на семь лет, а когда попытался преждевременно вернуться домой, получил еще пять. Когда же он вновь начал жить, а не выживать на дворе было совершенно другое время, а мой отец стал совершенно другим человеком. Он вернулся в Куйбышев, где его встретили мать и дедушка. Теперь в семье уже не ссорились, лишь иногда, сидя за столом за ужином, у его матери на глазах начинали блестеть слезы. Отец некоторое время учился заново общаться с людьми и заново находиться среди них. Вскоре ему удалось спрятать глубоко внутрь все то, что произошло с ним за двенадцать лет. Спрятать, но не забыть. Он опять начал читать книги и при встрече с ним люди, видели интеллигентного и воспитанного человека. Он работает на опытно-механическом заводе художником оформителем. Однажды его посылают собирать урожай на советское хозяйство «Маяк» между городами Чапаевск и Новокуйбышевск, где он и знакомиться с моей матерью. Мобильных телефонов тогда еще не было, и они потеряли друг друга на несколько недель. Моя мама через знакомых узнает адрес, где жил мой отец и приезжает туда без предупреждения. Она знает лишь улицу, но не знает номер дома. Судьбой все было предопределено. Как по часам, внезапно в конце длинной улице показался мой отец. Спустя два месяца они поженились.

Моя мать родилась и выросла в селе Красный Яр, в сорока километрах от Куйбышева. Она росла там вместе со своей старшей сестрой, а затем вместе с ней же переехала в город, в маленькую квартирку недалеко от реки Волга на улице Братьев Коростелевых. Обе они поступили учиться, но моя мать, встретив отца, бросила учебу, не доучившись два года и начала работать. С момента их свадьбы до момента моего рождения у них были лучшие годы в жизни. Отец работал в Куйбышевском академическом театре оперы и балета, в качестве художника по бутафории, а мать работала в вычислительном центре за печатной машинкой. Они посещали театральные представления. Они засиживались в ресторанах. Они плавали на теплоходах по Волге в другие города. Они летали в Москву и Ленинград. Они ездили на природу, где мать загорала и плавала, а отец рисовал на холсте очередную картину. Они жили полной жизнью. Мой отец наслаждался свободой после двенадцати лет заточенья. Моя мать наслаждалась свободой после совместной жизни со своей сестрой и матерью. Они были счастливы, а потом появился я.

– С твоим рождением мы стали жить хуже – часто говорила мама.

Она говорила это без упрека, без обвинения. Она просто констатировала факт. Я родился в девяносто первом году, когда СССР перестал существовать и наш город Куйбышев стал Самарой. Во время перестройки мой отец попал под сокращение и потерял должность художника по бутафории в театре. С таким поворотом судьбы он уже не справился. Второй раз в жизни его планы рушились по какой-то нелепой случайности и его это добило. Он начал пить. Сильно пить. За все время я видел его трезвым лишь несколько раз, и всегда он молча сидел на холодной кухне и согревался горячим чифиром. Однажды, когда я пришел со школы домой, он пожарил мне два яйца и положил к ним веточку петрушки. Это были самые вкусные жареные яйца, что я пробовал. И не потому что это блюдо было каким-то особенным, а потому что это блюдо приготовил мне отец. Первый и последний раз в жизни.

В Красном Яре осталась жить моя бабушка по материнской линии, которую я часто там навещал. В детстве я проводил в селе каждое лето. В те времена каждое лето было особенным летом. Одно такое лето я полностью посвятил рыбалке. Вместе с взрослыми ребятами я стоял на берегу реки Сок и удил рыбу. Сначала маленьких бычков, а затем, на живца, уже более крупную рыбу. Я закидывал удочку множество раз, но всякий раз, вытаскивал из воды лишь наживку, как вдруг, во время очередной попытки у меня сильно дернулась леска, и я начал мотать катушку изо всех сих. Это была большая, серьезная рыба. Она отчаянно болталась на крючке, надеясь сорваться, а я не мог подойти к ней, так как боялся брать ее в руки. Спустя несколько минут я смирился, и уже хотел снять рыбу с крючка, но мне на выручку пришел один из взрослых ребят, и ударом об камень оглушил ее. Затем он демонстративно вручил мне заслуженный трофей. Помню, как я возвращался через село с удочкой на плече, на которой болталась рыба. Все прохожие восторженно смотрели на меня, как и бабушка с тетей и мамой.

Моя семья не была образцовой, и матерные выражения часто звучали у нас в доме. Это не было зазорно, просто так было заведено. В детстве я много сквернословил. Особенно всем запомнился один случай, который произошел со мной, когда я опять гостил у бабушки в Красном яру. Мне было всего лишь три года, но я уже свободно владел крепким словцом. Я вышел во двор и через клумбы с цветами моей тети направился к бане, где она колола дрова.

– Эй, малец! Иди сюда! – раздался громкий голос соседа.

Я прошел мимо бабушки и встал около забора.

– Что это у вас? Банька готовится, да? – весело начал он.

– Ага – буркнул я, чувствуя сильный запах спиртного, к которому я уже натаскал свой маленький нос.

– У вас банька-то старая уже, а у меня гляди-ка, новая какая! Сам построил! – его красное лицо излучало неподдельную радость, и гордость за свою новую баню – приходи купаться?

– Ни ты, ни твоя баня мне и на х*й не нужны! – крикнул я и убежал обратно в дом.

Никогда не любил хвастунов и алкоголиков.

Родственников у нас не было, все либо умерли, либо перестали с нами общаться. Мы все так же жили в старом деревянном доме на окраине города Самара, недалеко от автостанции Авроры, только уже втроем. Папа, мама и я. В Красном Яре у меня осталась бабушка и тетя. В детстве я не получил воспитания, но я получил самое ценное, что мог получить – свободу. Свободу во всем, но главное то, что у меня получилось ей правильно распорядиться. Не сразу, но постепенно я нашел верную дорогу. Я начал курить рано, но я и рано бросил, буквально после двух затяжек, сделанных за гаражами в начальных классах школы. Пить, я никогда не пил, ведь пример в лице моего отца был перед глазами. Позже, когда я стал чуть взрослее, я мог пропустить бокал красного вина или стакан темного холодного пива за ужином, но не более. Я целыми днями играл в футбол на школьном поле, а когда не играл, то сидел у себя во дворе, фантазируя о чем-то нереальном. Я часто играл сам с собой, и это прекрасно развивало моё воображение и способность мечтать. Мечтать о лучшей жизни. Отец в пьяном угаре часто кричал, что он потомок богатого рода, и закопал у нас во дворе свои сокровища.

– Я барон, Фон Швец! – говорил он, и делал очередной глоток перцовой настойки из фанфурика.

В детстве я любил верить в чудеса. Тогда я еще не утратил этого прекрасного навыка. Я несколько раз перекапывал наш двор в поисках заветных сокровищ, но ничего не находил, и мы сажали картошку, помидоры и огурцы на свежевскопанный чернозем. Все неблагоприятные факторы моего взросления сделали меня сильным в духовном плане. Я рос в не простых условиях. Это означало, что все, что будет ждать меня впереди, будет только лучше. Со дна лишь одна дорога – наверх.

После окончания школы, я подал документы в Педагогический университет на факультет физической культуры и спорта. Последние несколько лет я серьезно занимался футболом. Я играл за самарский Локомотив, а позже за команду Салют из поселка Мехзавод. Для меня не было сложным сдать вступительные нормативы. Куда сложнее написать успешно ЕГЭ по биологии, но я справился. Элемент удачи присутствует всегда, при сдаче экзамена, где есть несколько вариантов ответов. Кто знает, может я бы и стал великим футболистом, который бы вывел сборную России на пьедестал почета. Вот только врач, при очередном медицинском осмотре, сообщил мне, что я долгие годы живу с плоскостопием третий степени и с варикозным расширением вен. Мне сделали небольшую операцию в больнице имени Н. И. Пирогова, а на дворе был почти сентябрь, и подавать документы в другой ВУЗ было уже поздно. У меня остался всего лишь один вариант, это перекинуть документы на другой факультет. Таким образом, я оказался на естественно-географическом факультете. Суммы моих балов по ЕГЭ хватило, чтобы поступить на бюджет, как я и планировал, пусть и не туда, куда я планировал. С первого сентября я стал студентом естественно-географического факультета, где начал получать специальность – учитель биологии и химии. Наша группа из сорока человек была разношерстной. Всего лишь два человека целенаправленно шли поступать на эту специальность, остальные пришли сюда в последний момент. У всех были свои истории. Кому-то не хватило балов поступить туда, куда он изначально хотел. Кто-то просто решил получить диплом высшего образования, не беспокоясь, какая специальность там будет. Кто-то перевелся из другого университета с платного отделения, к нам на бюджет. Почти все в группе были приезжими из близлежащих деревень и поселков. Педагогический университет не пользовался популярностью и не котировался среди высших учебных заведений. Зато в нем работали люди, которые действительно хотели дать студентам знания, а не просто выполнить свою работу. При первом распределении должностей, я вызвался быть старостой третьей подгруппы и организатором культурных событий. Это требовало определенной ответственности, и это меня не пугало, ведь взамен ты получал то, что было недоступно другим студентам. Каждый учебный год мне выделяли абонементы в театры, и я наконец-то мог начать свое духовное образование. Так же я посещал все бесплатные экскурсии, которые только были. Я даже съездил по малому Золотому кольцу России, посетив Москву, Владимир, Суздаль, Радонеж и Сергиев Посад. В школе я не мог позволить себе сходить с классом в театр или посетить какую-нибудь экскурсию в Самаре. У меня просто не было на это денег. Теперь я компенсировал все это с невероятной скоростью. В университете мне было интересно не учиться, а заниматься самообразованием. Я избирательно учил предметы. По некоторым я делал лишь нужный минимум, чтобы получить зачет, а другие изучал сверх нормы. На первом курсе учебы я впервые услышал про программу для студентов очников, которые могут слетать на лето в Америку, чтобы работать и практиковать английский язык. «Ворк энд тревел» или на русском языке «работай и путешествуй» – так называлась программа, и многие ездили по ней не с целью путешествий, а с целью заработка. Деньги для меня никогда не были целью в жизни. Я хотел съездить туда, чтобы увидеть тот самый волшебный мир из телевизора и узнать так ли все это на самом деле. Америка – это всегда было что-то такое недостижимое, такое нереальное, а теперь эта мечта становилась вполне осязаемой. Первым делом я начал планировать что нужно для достижения этой цели. Во-первых, мне нужно было знать английский язык, а я еще даже алфавита не знал. Во-вторых, мне нужны были деньги и, чтобы заработать нужную сумму, у меня было не так много времени. Если английский язык я начал учить на занятиях в университете, то с деньгами пришлось сложнее. Я не хотел пропускать пары, чтобы потом не иметь проблем с сессиями, ведь я рассчитывал еще и получать стипендию. Для заработка остались вечера после учебы и целое воскресенье. В период с первого по четвертый курс я работал везде, где можно было заработать, и экономил на всем, на чем можно было сэкономить. В магазине продуктов я в золотой рубашке проводил акции, и раздавал шоколадки «Россия щедрая душа».

– Чувак, ты в этой рубашке на сутенера похож, можно с тобой сфотографироваться? – часто слышал я от школьников, которые с беззаботными улыбками на лицах делали фотографии и получали бесплатных шоколадки.

Летом после успешных экзаменов, я начал работать на дегустации апельсиновой газировки «Фанта». Жара была в районе тридцати градусов, но меня это не остановило. Весь мокрый от пота, я стоял около набережной реки Волга и разливал всем желающим холодный лимонад. Напротив, находился двухэтажный ресторан быстрого питания Макдоналдс, единственный в нашем городе. Мимо меня проходили молодые парни и девушки, веселые, жизнерадостные, они наслаждались каникулами и шли купаться и загорать на пляж. Опять в моей голове возникал логичный вопрос, который никогда не давал мне покоя, чем я хуже? Вытирая капельки пота со лба, я смотрел через дорогу и понимал, ради чего я все это делаю.

– Однажды я буду вспоминать об этом с улыбкой – крутилось у меня в голове.

В конце лета я попробовал себя в роли почтальона и попытался разносить бесплатные газеты по домам, но после того, как меня обманули с зарплатой, я опять был вынужден искать новую работу. По выходным, в крупном магазине бытовой технике «М. Видео», я примерял белую рубашку с черными брюками и продавал холодильники. С управляющим у меня сразу сложились плохие отношения, и он по малейшему поводу провоцировал меня на конфликт. Управляющими становятся всегда самые отвратительные люди, иначе видимо никак, издержки профессии. Столовая комната часто была переполнена, и мне, чтобы съесть свои бутерброды с колбасой приходилось пользоваться туалетом. Я заходил в маленькую кабинку, опускал крышку унитаза и садился первый и последний раз за рабочую смену. Мои варикозные ноги просто отваливались. Я работал всего по шесть часов в день, но все эти часы я обязан был стоять на ногах. Мне с моими проблемными ногами нельзя было ни стоять, ни сидеть долго и без движений, кровь должна была циркулировать. По этой причине я делал многочисленные круги по торговому залу, а во время обеда отдыхал пять минут и снова приступал к работе. Однажды в субботу, после учебы я, как обычно, ехал в магазин на работу. На улице был красивый снегопад. В трамвай зашел мой одногруппник по прозвищу «Борода». Он был в университете редким гостем, но он все еще не был отчислен благодаря нашим дружеским отношениям и моим полномочиям старосты. «Борода» был в сопровождении красивой девушки.

– Привет, давно тебя не было видно, когда придешь сессию закрывать?

– Здорова, да загляну как-нибудь, пока весь в делах, мы вот в клуб «Труба» едем!

– Отлично, а я на работу в «М. Видео», прямо с университета сел, чтобы успеть.

– Это правильно, такими темпами все деньги мира твоими станут!

Мы пожали друг другу руки, и я вышел из трамвая. От многих вещей приходится отказываться ради своей мечты. От девушек, от друзей, от веселья. Видимо я человек крайностей. Я не вижу серого цвета, для меня существует лишь черный и белый цвет. Все это привело меня к тому, что я остался совсем один. Со мной была лишь надежда на то, что эта игра стоит свеч. Можно ли было, хорошо учиться, работать и при этом поддерживать общение с друзьями? Можно ли было строить серьезные отношения с девушкой и при этом видеться раз в неделю? Можно ли было при всем при этом еще находить время и беззаботно ходить по клубам? Наверное, можно, для тех, кто видит еще и серые цвета. Скорее всего это просто юношеский максимализм. Либо пан, либо пропал.

Каждые четыре месяца я сдавал кровь и плазму в донорском центре около загородного парка. Мною двигало не только благородство, но еще и материальная сторона вопроса. Каждый семестр я все так же получал и откладывал стипендию, а иногда даже повышенную. Медленно, но верно я двигался к своей цели. С первого курса я начал копить деньги и изучать английский язык, сначала на парах, а затем на дополнительном образовании. В моем университете оказалась кафедра иностранных языков, которая работала во вторую смену. Я учился на дневном отделении и успевал посещать еще вечерние занятия по английскому языку. Это было не бесплатно, но теперь я смог себе это позволить, а все благодаря двум научным премиям, которые я получил в начале третьего и четвертого курса. Ректор нашего вуза, став депутатом партии «Единая Россия», невероятно расщедрился. Он сделал ремонт в учебных корпусах, раздал несколько внушительных премий выдающимся студентам, а также перевел наш университет в статус академии. Я получил эти премии не потому, что учился очень хорошо, а потому что остальные учились очень плохо, а наградить кого-то было необходимо. Собрав нужную сумму накануне нового года, я отправился в агентство, где оформил заявку на участие в программе «ворк энд тревел». Мне достался регистрационный номер под цифрой тринадцать. Сначала мне предложили «джоб оффер» работу в Нью-Йорке, в ресторане, но из-за высокого требования английского языка я был вынужден отказаться. Затем мне нашли работу в отеле, в небольшом городке на американо-канадской границе, но работодатель не выслал подтверждение о найме. Следующим вариантом стала работа мойщиком лодок в самом сердце Америки, в штате Айова, в городке Окободжи, который находится на Великих озерах. Работодателем была девушка по имени Джулия, она вместе с сестрой Сьюзен владела компанией «Мау Марине» специализировавшейся на лодках, их ремонте и обслуживании. Работа была в курортном городке, на свежем воздухе и работодатель не требовал высокого уровня английского языка. К тому же для Самары было открыто еще семь вакансий, а значит я буду там не один. Мне понравилось это предложение, и я дал согласие на «джоб оффер». Теперь находясь на финишной прямой, я полностью погрузился в свои мысли. Я почти потерял сон, думая о том, как много я вложил в эту цель, сколько сил, времени, денег, нервов я потратил. Я думал о том, сколько друзей я потерял за эти четыре года и от чего отказался, ради того, чтобы собственными глазами увидеть «страну свободы». Глубоко внутри я понимал, как все это было глупо, но продолжал верить в свою мечту. Собеседование в посольстве США – это лотерея. Ты можешь идеально владеть языком, но получить отказ и потеряешь все, к чему ты готовился все эти долгие годы. Можешь и наоборот, не зная ни слова по-английски кроме приветствия, получить визу без лишних вопросов. У меня на кону стояло очень многое, ведь после того как ты меняешь статус студента, получить визу в Америку уже практически нереально. Нужны привязки к Родине, нужна недвижимость в собственности, нужны финансовые гарантии и желательно иметь семью. Сейчас я был уже на четвертом курсе учебы, а на пятом курсе почти всем студентам отказывают, считая их потенциальными эмигрантами. Для меня это была последняя возможность увидеть тот мир, о котором я столько читал и смотрел фильмов. Ведь еще два года назад, я расчистил свой задний двор от кустов и деревьев, поставил там пустое ведро к забору и бросал в него круглый камень, обмотанный скотчем, имитируя игру в бейсбол. Я пытался проникнуться американской культурой. В детстве я смотрел американские мультфильмы, американские боевики и фильмы про супергероев. Позже я начал интересоваться рестлингом и на старом ламповом телевизоре «Рекорд» слушал каждый выпуск передачи. Именно слушал, потому что наша уличная антенна не способна была на что-то большее. В студенческие годы весной я ходил на местный стадион «Волга», где были любительские неуклюжие матчи по американскому футболу местной командой под названием «Буревестники». Мне нравилось все это. Я чувствовал, что вся американская культура для меня как старый друг детства, которого я давно не встречал, но всегда о нем помнил. Теперь пришло время убедиться в этом на практике. Подготовка длиной в четыре года закончена, впереди меня ждет важнейшая лотерея в жизни. От ее результата напрямую будет зависеть то, какой станет моя дальнейшая жизнь и каким стану я сам.