Loe raamatut: «Прометей: Неандерталец»

Глава 1. С нуля

Нестерпимо болели руки и ноги, страшная боль пульсировала в голове. Казалось, мои кисти ампутируют тупой ножовкой. При этом меня качало, словно я плыл на надувном матрасе, переваливаясь через волны. Застонав от боли, я открыл глаза.

Над моей головой было сумеречное небо с редкими облаками. Потом в глаза бросились мои связанные руки, через которые была продета жердь. Усилием воли я приподнял голову, прижимая подбородок к груди: так и есть, ноги тоже связаны. Меня несли, словно добычу, как это делают охотники, возвращаясь с охоты. Через связанные руки и ноги продета жердь, а на ней, словно тушка кабана, болтаюсь я.

Я со своим напарником Михаилом, находился на борту международной космической станции на орбите Земли, когда мы пролетели сквозь непонятное свечение и оказались в другом временном пространстве. Михаил погиб, пытаясь починить повреждение, причиненное нам космическим камешком. Мне не оставалось другого выбора, кроме как приземлиться на ставшей чужой Земле. Альтернативой было умереть на станции от голода и обезвоживания.

На Землю я попал в аварийно-спасательной капсуле «Союз». Я приводнился на море, и течение вынесло меня на берег, который позднее я определил как южный берег Турции. Мне удалось прихватить со станции запас продуктов, медикаментов и немного одежды. В связи с ограниченным пространством спасательной капсулы многие вещи пришлось оставить на станции.

Я стал понемногу обживаться на новом месте, но отсутствие людей угнетало. И вот однажды я спас от рук дикарей племени Канг троих подростков: Нел, Рага и Бара. Они происходили из племени Луома, уничтоженного более сильным племенем людоедов Канг. Нел стала моей женщиной, а ее братья, моими соплеменниками – Русами. Мы прожили на берегу бухты, куда течение принесло мою капсулу, два года. Потом нам пришлось плыть на плоту вдоль береговой линии, спускаясь к югу.

За время путешествия наше маленькое племя Русов пополнилось двумя девушками-подростками, которых я нарек Лоа и Моа. В дороге мы пережили столкновение с ужасным племенем каннибалов, состоявших только из мужчин, сумели их перебить и, наконец, нашли свою землю обетованную. В бухте, которую мы облюбовали, проживали бежавшие от каннибалов люди племени Гара (Лисицы).

Племя я взял под свое покровительство, и мы мирно уживались на протяжении нескольких лет. Меня называли Макс Са, что значит Дух Макс, и моя власть была абсолютной. За четыре года в нашем селении Плаж произошли значительные события. В состав племени Русов вначале влилось племя Уна (Кабаны), а вслед за ними и племя Чкара (Выдры). Шторм и течение принесли в бухту рыжеволосую красавицу Мию, ставшую моей второй женой. Миа оказалась вождем племени с матриархальным укладом жизни (Нига), которое я также взял под своё покровительство.

Солнце было уже не в зените, значит прошло, как минимум, несколько часов с момента схватки. Последнее, что помню, это лицо умирающего дикаря со сточенными зубами, который валился на меня, напоровшись на мой меч.

Маа мертв… Когда тебе в спину вонзается копье толщиной с древко лопаты, трудно остаться живым. Я пока жив, но судя по кругам перед глазами и тошноте, потерял много крови. Под моим весом связанные руки и ноги онемели из-за веревки, нет скорее тонкой полосы коры какого-то дерева. Пальцев рук не ощущаю, тупая ноющая боль и такое чувство, словно кожа на руках готова треснуть.

Мы сажали ячмень и чечевицу, научились ковать железо и нашли свинец. Прелести бронзового века стали явью. В скотном дворе появилась живность, путем регулярных тренировок я сумел создать маленький, но хорошо обученный и экипированный отряд.

Во время засухи, случившейся к концу пятого года моего пребывания на этой планете, через обмелевшую реку Литани перешли толпы дикарей, идущих с юга. Они предприняли спланированную ночную атаку. Но мы не только отбились, но и разгромили их. Преследуя оставшихся дикарей, мы прошли на юг около ста километров, взяли пленных и вернулись с триумфом.

В момент, когда нам казалось, что все проблемы позади, и я уже забыл про найденный шлем американского летчика времен Второй мировой войны по имени Чарльз Тейлор, в небе появился самолет. Один из прилетевших на нём американцев умер от прободной язвы желудка, но двое других стали моими верными соратниками. Уильям Лайтфут оказался потомственным металлургом- кузнецом, и у нас появилось качественное холодное оружие. Герман Тиландер был моряком, построенная им «Акула» уверенно рассекала воды Средиземного моря.

Мы пережили нашествие саранчи и огромной армии дикарей, захвативших Плаж. Преодолели все трудности, приручили верблюдов и создали дромадерскую кавалерию. Я вернулся с Тиландером, Баром и Маа в бухту, где прожил два года, чтобы отбуксировать капсулу к месту нашего проживания. На охоте на нас напали дикари, Маа был убит сразу, я же потерял сознание от сильного удара по голове.

Я снова застонал, на этот раз специально и громко, но несущие меня дикари не проявили никаких эмоций. Мы продвигались в абсолютной тишине, был только слышен шелест раздвигаемой травы высотой почти с человеческий рост. Жесткие длинные травинки, похожие на камыш, периодически бьют меня по лицу. Рот пересох, горло саднит от боли, с трудом извлекаю подобие слюны, чтобы смягчить горло. Если меня будут нести в таком положение еще пару часов, гангрены рук точно не избежать. С ногами ситуация получше, но тоже недалеко до серьезного нарушения кровообращения.

Запахло дымом костра, и мы вышли из высокой травы. Мир сразу взорвался шумами и голосами, отдававшимися нестерпимой головной болью.

Мы прошли еще около сотни метров, и мои носильщики, не церемонясь, прямо с плеч скинули меня на землю вместе с жердью. Я ударился спиной и, как ни старался приподнять голову, все равно снова отключился.

На этот раз без сознания я был недолго и очнулся от того, что кто-то грубыми движениями освобождал мне руки и ноги. Застоявшаяся кровь хлынула по венам, принося нестерпимую боль и невероятное облегчение одновременно.

Рядом раздался грубый рык и голос произнес:

– Га!

«Встань» – так я перевел для себя этот рык, стараясь сфокусировать взгляд. Встать я не мог ни при каких обстоятельствах: меня мутило, и конечности пока не подавали признаков работоспособности.

– Га, – снова прорычал голос, и меня больно ткнули в бедро наконечником копья. Усилием воли я перекатился на живот и, подтянувшись, сел. Руки безвольно висели вдоль тела, ноги дрожали. Я увидел рычавшего дикаря. Массивная голова с выпирающей верхней челюстью и скошенным подбородком. Широкий нос, которому позавидовал бы любой африканец. Мощные надбровные дуги, поросшие густыми бровями, и большие глаза. Лоб не был виден из-за косм, которые сплелись в клубок.

– Чего тебе надо, обезьяна? – сказал я.

На лице дикаря отразилось невероятное удивление. Он обернулся и снова взревел:

– Ха!

На этот крик вокруг меня собралась целая толпа заросших мужчин, женщин и детей. На мужчинах и женщинах были линялые шкуры, повязанные вокруг талии. В большинстве своем они, наверное, служили украшениями, а не одеждой, потому что практически ничего не скрывали. Дети, даже подростки переходного возраста были вообще без шкур.

Я молча рассматривал неандертальцев, которые окружили меня. На мой взгляд, здесь было человек двадцать пять, если считать детей. Дикарь, тот, что ткнул меня копьем, сделал нетерпеливый жест рукой. Я не понял, чего от меня хотят, и попытался встать. Но ноги держали плохо, и я снова опустился на землю. Неожиданно орущая горилла снова ткнула меня копьем до крови. Боль была очень сильная и я, не сдержавшись, выругался трехэтажным матом, вспоминая всю его родню до самой первой прямоходящей обезьяны. Когда я замолк, гул восхищения прокатился по толпе, челюсти дикарей отвисли, и они уставились на меня как на чудо.

– Ха! – взревел дикарь, по всей видимости, вождь.

– Ха, – хором отозвалась толпа.

Вождь сделал движение, снова собираясь ткнуть меня копьем, но я успел выставить руки и сказать:

– Да подожди урод, что ты от меня хочешь?

Дикарь остановился, и на его лице промелькнуло подобие улыбки. Он наклонил голову, словно вслушиваясь, и снова сделал жест рукой, который я понял абсолютно точно: «говори».

– Что тебе сказать, дубина ты стоеросовая, кинг-конг недоделанный, вонючка неандертальская?

На лице дикаря отразилось восхищение, так ребенок смотрит на дорогую игрушку.

– Ха, – взревел он, запрокидывая голову, и снова сородичи поддержали его громким хором голосов.

Дикарь ткнул мальчишку своей лапой и снова произнес слово из двух букв:

– Да.

Парнишка просочился сквозь толпу и через минуту появился с коричневой человеческой рукой, в которой я узнал руку Маа. Вождь выхватил ее из рук парнишки и впился в нее зубами. Если бы в желудке что-нибудь было, я бы блеванул, но ограничился мучительными позывами к рвоте. Дикарь оторвал кусок мышц с полупрожаренной руки и протянул мне, оскалившись сточенными зубами. Меня затошнило сильнее, и я упал, снова стукнувшись головой о землю.

Дикари вдруг потеряли ко мне интерес и начали расходиться. Снова приподнявшись, я увидел, как они усаживаются кругом возле двух костров, с которых доносился запах жареного мяса. Возле меня остался один парнишка, тот самый, что принес руку Маа. Я осторожно пощупал затылок, морщась от боли. Корка крови со слипшимися волосами подтвердила, что рана была серьезная, но не смертельная.

– Принеси мне воды, – попросил я парнишку, показывая жестами, что хочу пить.

Но тот и глазом не повел, рассматривая меня как диковинную зверушку. На звуки голоса он реагировал не так как вождь, любопытство было, но восхищением и не пахло. Через полчаса я смог нормально размять руки и ноги и встал, чтобы оглядеться.

Мы находились около реки, у самого берега. Течение было медленным, неторопливым, даже казалось, что вода стоит. Увидев медленно плывущую по воде ветку, я понял, что мы уходили от моря. Сзади, в километрах двадцати пяти, виднелась горная гряда, возле которой произошла встреча с Кангами. Получается, что меня пронесли все это расстояние, пока я был без сознания. Неудивительно, что только сейчас руки и ноги обрели чувствительность, хотя глубокие странгуляционные борозды синюшного цвета, вызывали у меня ужас. Если мне повезет обойтись без гангрены, можно считать, что я родился в рубашке.

«Родился в рубашке, чтобы быть съеденным племенем людоедов», – съязвил внутренний голос.

«Да пошел ты в жопу», – отмахнулся я от него.

Тоже мне советчик – прошептал пару раз, что ходить на охоту опасно, но не возражал, когда мы пошли преследовать раненую антилопу. Прояви он свою бдительность и остроумие тогда, не сидеть бы мне сейчас среди людоедов. Даже поглощенные едой, они периодически оглядывались в мою сторону, проверяя, на месте ли их завтрашний обед.

Если бы не страшная рана на голове и потеря крови, я бы рискнул. С моей скоростью, они меня не смогли бы догнать, но сейчас вряд ли смогу пробежать даже сто метров. Еще раз я пересчитал дикарей: десять взрослых мужчин, семь женщин и шестеро детей-подростков, включая сторожившего меня. Итого двадцать три человека, из которых лишь десять представляют опасность. Даже пятеро моих людей, вооруженных луками, перебьют этот сброд. А они уже давно идут по следу, в этом я не сомневался.

Солнце клонилось к закату. Если племя останется здесь на ночь, самое позднее утром я буду свободен. Так, что нет смысла пытаться бежать и пытаться ускорить смерть. Сегодня они меня есть точно не будут, даже двадцать три человека не смогут съесть взрослого мужчину. Кроме того, у них наверное, и наша антилопа, ведь не оставят они такую добычу в степи?

Солнечный диск уже коснулся горизонта, когда наевшиеся людоеды стали вставать. Снова прозвучало ненавистное «Ха», и дикари стали собираться. Неужели они собираются идти ночью? А как же страх дикарей перед темнотой? Или это было ошибочное мнение Нел?

Двое дикарей подошли ко мне и связали руки длинной тонкой полоской коры молодого дерева. Тем временем, уже все племя встало в походный порядок: впереди вождь с тремя мужчинами, в середине женщины и дети вместе со мной. Оставшиеся мужчины шли в арьергарде. Меня толкнули в спину, и я зашагал вслед за племенем, периодически подгоняемый толчками в спину.

И вот тут меня начал охватывать настоящий страх… Тиландер с подмогой не подоспел к этому месту. Ошибочно полагая, что дикари остановились на ночь поблизости, они тоже остановятся, чтобы с первыми лучами продолжить поиски. А, если племя будет идти всю ночь? Они не были скороходами, но преодолевали не меньше четырех километров в час. Я старался успокоить себя мыслями о том, что, когда опустится ночь, людоеды остановятся.

Но время шло, а дикари даже не сбавляли шаг. За все время ходьбы не заплакал ни один ребенок, и никто не перемолвился словом. Когда по моим ощущениям мы шли уже не менее пяти часов, мои ноги стали заплетаться, дважды я падал, неосторожно поставив ногу. И оба раза меня поднимали за волосы, бесцеремонно и молча. В среднем женщины, которые шли рядом со мной, не доставали макушкой головы до моего плеча. Воины были чуть выше, а вождь был ниже меня всего лишь на полголовы.

Когда я упал в третий раз, воин сзади нарушил молчание:

– Ха! – заорал он.

– Ха, – отозвался другой голос.

Людоеды остановились. В свете полной луны я увидел фигуру вождя, который приблизился ко мне и, присев на корточки, ощупал мои опухшие лодыжки.

– Ха, – последовала его команда, и меня, подняв, закинули на плечо к одному из воинов.

Я находился лицом к его спине, которая поросла волосами, словно шерсть медведя. От дикаря пахло мочой, калом и еще порядка двадцатью оттенками вони. Дикари беззвучно тронулись в путь. Свесившись с плеча воина, я старался не касаться лицом шерсти на его спине. Но для этого приходилось напрягать затылочные мышцы, и минут через десять я сдался. Мои восемьдесят пять килограммов дикарь нес, словно на плече у него лежала шкура, а не взрослый мужчина.

Племя остановилось лишь тогда, когда на востоке показались первые проблески зари. С появлением солнечных лучей я понял, что идем мы на север, северо-запад, удаляясь и от бухты, и от Плажа. За время путешествия на плече дикаря опухоль с лодыжек спала, и я чувствовал себя значительно лучше. Пока мужчины, присев на корточки отдыхали, женщины спустились к реке, которая сейчас текла ниже нас в ста метрах слева. Через полчаса они вернулись с растениями, похожими на молодой камыш, белые корни которых были прямые словно стебель. Под внимательным взглядом вождя, женщины раздали корневища мужчинам, сами оставшисьпустыми руками.

– Да, – скомандовал вождь, и неандерталки снова ушли к реке.

Досталось и мне два корневища. Увидев, что дикари едят их без опаски, я откусил и прожевал один. Корневища были водянистые с кисловатым привкусом, но вполне съедобные. Осмелев, я быстро проглотил свою порцию и огляделся, у кого бы попросить добавки. Пустой желудок настоятельно требовал заполнить его даже такой, казалось, безвкусной едой. Вождь перехватил мой взгляд и протянул парочку белых корневищ. Когда я протянул руку, он убрал корневища в сторону.

– И что теперь каждый раз я должен тебе речи толкать, чтобы мог поесть? —спросил я

Расчет оказался верен. Снова изобразив оскал, дикарь протянул мне корневища. Теперь я ел не торопясь, стараясь тщательно прожевать пищу, чтобы обмануть желудок. Когда женщины вернулись, на ходу доедая свои порции, я не то чтобы был сыт, но голод хотя бы не терзал меня безжалостно.

На плечах одного из воинов я заметил нетронутую тушу антилопы. Надежды на длительную остановку и угощение в виде мяса антилопы не оправдались. По команде вождя мы снова тронулись в путь, забирая все больше и больше на запад, следуя за руслом реки, которая теперь уже казалась не такой широкой. Отчетливо были видны берега, и даже мелкие водоплавающие грызуны, что копошились на том берегу.

С каждым пройденным километром таяла надежда, что Тиландлер и Бар нас догонят. Занятые спасательной капсулой, они отправятся на мои поиски не раньше чем через несколько часов. Час нужно идти до места нашей схватки, там они потеряют время, пытаясь обнаружить мой и Маа трупы. Интересно, что стало с пистолетом? Я его, кажется, просто бросил, когда выхватывал меч. Что стало с трупами убитых мною дикарей? Забрали их или оставили там?

Я даже похолодел от мысли, что, если трупы забрали, то всю кровь, пролитую у скал, могут посчитать нашей. А если найдут и пистолет, то вердикт Тиландлера и Бара будет неутешительным: Макс Са и Маа убиты, и их унесли дикари, чтобы сожрать. Возможно, что, даже посчитав нас мертвыми, осторожный Тиландер и пойдет дальше в погоню. Но, если всё же пойдет, и они смогут найти по следам место, где людоеды жрали Маа, то на этом погоня закончится. Закончится, потому что перед ними будут человеческие кости и наглядное доказательство того, что, как минимум, одного из нас съели, а второй просто продолжил свой путь в качестве провианта.

От этих размышлений мне стало плохо, я еле переставлял ноги, получая постоянные тычки в спину. Воины, шедшие за мной, восприняли мою походку, как и вчера. Без слов меня снова закинули на плечо, и движение продолжилось в прежнем ритме. Я досадовал на себя, что не догадался оставить на месте вечерней стоянки знаки, чтобы погоня поняла, что я жив.

Шкура на талии дикаря, что нес меня, абсолютно не скрывала его задницы. Мощные мышцы бугрились на ней, перекатываясь с каждым шагом. Та легкость, с которой он поднял и закинул меня на плечо, говорила о многом. Физически он был сильнее меня вдвое. Его руки, все в канатах вен и мышц, у плеч были толщиной с мою ногу. Даже прежние Канги были, мне кажется, ниже и слабее. Эти больше были похожи на стероидных бодибилдеров, которые бесконтрольно употребляли лекарства. Очень грубые черты лица, широкие ладони размером с лопату.

Следующая остановка произошла после обеда. Пока женщины разводили огонь и готовили антилопу, тупо бросая огромные куски мяса на угли, часть воинов исчезла. Вернулись они довольно быстро, неся еще одну горбоносую антилопу, похожую на помесь осла и оленя. Острыми камнями-рубилами животное разделали за несколько минут. Печень протянули вождю, который тут же начал её есть, обмазавшись весь кровью. Затем произошло то, что меня сильно удивило – разделанной антилопе вспороли желудок и все, кроме меня, стали есть полупереваренную травянистую массу, вывалившуюся наружу. На вонь из желудка дикари не обращали никакого внимания. Требуху с остатками травы бросили в сторону женщин, которые стали радостно вылизывать вывернутый желудок, а затем бросили оставшиеся кишки на угли. К запаху горелого мяса прибавилась вонь прелых листьев, которые осенью жгут дворники в городах.

На меня по-прежнему никто не обращал внимания. Превозмогая тошноту, я подошел к костру и выбрал обгорелый кусок мяса, вытащив его палкой. Женщины косились на меня, беззвучно скаля зубы, но вступать в прямой конфликт не решались.

– Да, – хлестко, словно выстрел, прозвучал голос вождя.

Женщины мгновенно ретировались. После этого к костру подошел вождь и остальные мужчины. Не обращая на меня внимания, каждый доставал себе кусок мясо прямо руками. Затем дикари плюхнулись на пятые точки, впиваясь зубами в мясо. Голод давил на меня с такой силой, что позабыв о грязных руках, а также то, что вчера эти людоеды ели человека из моего племени, я тоже сел и вцепился зубами в недожаренное мясо.

Мясо было пресным, жестким, с кровью, но ничего вкуснее я не ел за последние двое суток. Рыча, словно зверь, я отрывал куски и, немного разжевав, проглатывал их. Я не сразу заметил, что вождь и все остальные смотрят на меня с отвисшими от удивления челюстями. Поймав взгляды, обращенные ко мне, я оторвался на минуту от еды и, проглотив кусок, проговорил с вызовом:

– Что вылупились как бараны на новые ворота? Голод не тетка, мать вашу.

В этот момент я, наверное, выглядел не лучше их, с окровавленными губами, на которых кровь животного смешалась с соком из мяса.

Вождь встал и подошёл ко мне. Положив грязную ладонь мне на голову, он выдохнул:

– Ха!

На интуитивном уровне я понял, что только что меня перевели из разряда пищи на ужин в разряд членов племени.

– Ха, – внятно и громко отозвался я, вставая с места.

Мы пару секунд смотрели в глаза друг другу, и я готов поклясться, что в глазах вождя мелькнуло одобрение. Так космонавт Максим Серов, Великий Дух Макс Са Дарб стал неандертальцем племени Ха.