– Уходить? Ты гонишь меня?
– Если останешься – разобьешь сердце моей матери. Ты отрекся от веры отцов!
– А вера сынов? Что с нею?
– Жизнь ответит. Я скрою от матери. Не хочу, чтоб оплакивала тебя, как умершего.
– Я должен уйти. Мой мир шире.
– Иди. Ты не наш…
6. Житья от них нет
Сведшие дружбу в Нью-Йорке Давид Квиксано и Вера Ревендаль – еврей и русская аристократка – оба эмигрировали из Российской империи в Америку, оба молоды и преисполнены благородных помыслов, оба, с трудом веря глазам и ушам своим, счастливые и изумленные, обнаружили однажды, что любят друг друга.
Российское прошлое талантливого музыканта Давида омрачено гибелью его семьи в Кишиневском еврейском погроме. Активная деятельница русского землячества антимонархистка Вера скрывалась за океаном от царских властей.
Американский миллионер Квинси Девенпорт, имевший виды на Веру, привез в Нью-Йорк ее отца барона Ревендаля и его вторую жену. Барон, бескорыстный и самоотреченный приверженец царя, страстно желал помириться с дочерью-революционеркой. Квинси, в свою очередь, надеялся извлечь пользу из намечавшегося консенсуса меж поколениями Ревендалей.
Гостиная мисс Ревендаль в доме землячества украшена цветами и репродукциями картин. Открыто пианино, на нем ноты. Мебель простая и изящная.
В отсутствие хозяйки служитель сопроводил в ее гостиную трех визитеров. Это Квинси Девенпорт и барон Ревендаль с супругой. Барон высок ростом, костюм его безупречен, как и английский язык в его устах. Строевая выправка и манеры военного аристократа добавляли штрихи к портрету верноподданного и высокопоставленного служаки. Баронесса много моложе мужа, ее наряд и украшения одновременно шикарны и грубы.
– Прошу вас, – сказал служитель, – мисс Ревендаль находится в саду на крыше. Я доложу.
– Странный народ, эти американцы: сад устраивают под небесами! – заметил барон.
– А чудный парк внизу! – подхватила баронесса.
– Наша американская безвкусица. Сравните с садом Медичи в Риме! – воскликнул Квинси.
– Ах, Рим! – вздохнула баронесса.
– Барон, я доставил вас в логово львицы, вашей дочери. Мне пора заняться дрессировкой.
– Ваши эпитеты изумительно милы, господин Девенпорт, – пробурчал барон.
– Вам понравилась езда на автомобиле, господа?
– Это уличное средство передвижения выглядит устрашающе! – простонала баронесса.
– Как, сидя в нем, защититься от анархиста, целящегося вам в голову?
– У нас их не так много, барон!
– Когда я сошел на берег, я обратил внимание на нескольких шпионов-головорезов…
– Это журналисты из газеты, они безвредны.
– Но они делали фотографические снимки!
– Чего ж тут опасаться? Они задавали вопросы?
– И много! Но я дипломат. Я не отвечал.
– У нас в Америке это не выглядит слишком дипломатично.
– Осторожно! В окне мелькнул террорист с бомбой в руках!
– Не паникуйте, барон. Это всего-навсего повар несет супницу. Почему вы так взвинчены?
– Виноваты интеллигенты и евреи – ненавистники моего мужа, – объяснила баронесса.
– В Америке вы в полной безопасности, барон. Кстати, располагайте моим автомобилем.
– О, благодарю. В общественном транспорте можно оказаться между евреем и черным.
Уверенный тон Квинси Девенпорта несколько успокоил барона. Дело защиты царя и русской веры здесь, в Америке, не представлялось господину Ревендалю столь опасным, как в наводненной интеллигентами и евреями России.
– Вас восхищает европейская культура, Девенпорт, а нас – американское гостеприимство!
– Я не бескорыстно послал за вами яхту в Одессу: вы позарез нужны мне в Нью-Йорке.
– Если только мы прибыли вовремя!
– Вовремя. Они еще не поженились.
– Ох, эти евреи-подонки! – в сердцах воскликнул барон.
– Житья от них нет! – поддакнула баронесса.
– Вера не запятнает фамилию Ревендаль таким позором! Иначе застрелю ее и себя!
– Барон, здесь так не делают. И потом, если вы ее застрелите, что со мной станется?
– Что вы имеете в виду? – спросил недогадливый барон.
– Еще не смекнули? Не из ненависти к иудею, а из любви к христианке я привез вас сюда!
– Ах, как прелестно! Это же роман! – загорелась баронесса.
– Но вы же женаты! – вскричал барон.
– Ах, какая жалость!
– Вы забываете, что вы в Америке, господа. Закон дал, закон и взял!
– И ваша жена согласится на развод? – спросила баронесса.
– Несомненно. Она бредит сценой. Я буду держать для нее театр.
– А Вера? – вскричал барон, шокированный неправедной свободой нравов.
– Она увлечена своим евреем, и не хочет меня видеть. Я надеюсь, вы поправите дело.
– Мы? Какое влияние я имею на дочь? А баронессу Вера вообще не знает.
– О, не лишайте меня надежды!
– Думаете легко избавиться от еврейской скотины?
– Только не стреляйте в Веру, стреляйте лучше в скотину! – пошутил Квинси.
– Для христопродавцев жалко пуль. В Кишиневе их кололи штыками!
– А, я читал об этом. Вы видели резню? – спросил Квинси.
– Видел? Я был в центре событий! Я управлял округом!
– Вот это да! Я думаю, барон, в Америке вам об этом лучше не распространяться.
– Почему? Я горжусь этим!
– Мой муж награжден орденом Святого Владимира!
– Евреи грабят, развращают, спаивают, насмехаются. Они виновники всех революций.
– Житья от них нет! – повторила баронесса.
– На вашем месте, господа, я бы помолчал об этом. Мы, в Америке, несколько щепетильны…
– Пустая щепетильность пахнет лицемерием. У вас линчуют черных! – воскликнул барон.
– Однако в Америке это не исходит от властей! Зато ваши черные сотни…
– Черные сотни – это белое воинство Христа! Евреи захватили прессу и сеют ложь на западе.
– Боже мой, истинные русские могут стать рабами в своей стране! – ужаснулась баронесса.
– Нет, мы не станем ждать, пока иудеи погубят святую Русь!
– Что же вы собираетесь делать с вашими евреями? – спросил Квинси, ухмыляясь.
– Треть надо крестить, треть – уничтожить, и треть – пусть эмигрирует сюда.
– Благодарю, барон. С меня довольно и одного вашего еврея! Мы остановим иммиграцию.
– Остановить иммиграцию? Но это бесчеловечно, господин Девенпорт!
– Мы обсуждаем еврейскую проблему слишком широко.
– Она того заслуживает, – поддержала мужа баронесса.
– Давайте решим нашу собственную проблему с паршивым скрипачом.
– Я уж говорил, как не просто избавиться от еврея!
– Постарайтесь!
– У вас серьезные намерения в отношении Веры, господин Девенпорт?
– Самые наисерьезнейшие, баронесса! А теперь прощайте, господа.
7. Нельзя не любить его
Разные резоны побудили покинуть Российскую империю Давида Квиксано и Веру Ревендаль. Но один резон – любовь – соединил их души. В Америке, где обосновались молодые иммигранты, союз еврея и аристократки не потрясал устои, как в России.
Барон Ревендаль прибыл в Нью-Йорк со своей второй женой. Любящему отцовскому сердцу нестерпим разрыв с дочерью, и ради примирения с нею барон готов простить Вере грех антимонархизма. Куда как тяжелее барону принять в семью зятя-иудея. Не допустить брак дочери с еврейским музыкантишкой, спасти, пока не поздно, честь дворянской фамилии!
Американский миллионер Квинси Девенпорт влюблен в Веру, хочет жениться на ней и поэтому не менее горячо, чем барон, желает избавиться от Давида. Баронесса мечтает стать тещей миллионера. В надежде на помощь барона и баронессы, Квинси привел их в дом Веры. Хозяйка вот-вот должна появиться. Ожидая ее, супруги ведут семейную беседу.
– Алексис, жаль, что ты не ободрил милого Девенпорта, – сказала мужу баронесса.
– Тише, Катюша. Я его только терпел: он был связующей нитью между мной и Верой.
– Мы пользовались его яхтой, автомобилем…
– Он хочет развестись с одной женщиной, чтобы жениться на другой. Это не слыхано!
– Ты все тот же провинциальный бессарабский чиновник, Алексис!
– Хватит!
– Солдафон! Я хочу зятя миллионера! Ты не используешь свое высокое положение! Глупо!
– Ты знала, что я Ревендаль. Мы рук не мараем.
– Свою драгоценную репутацию ты ставишь выше меня и дочери!
– Катюша, ты не знаешь Веру, я не могу навязать ей мужа. Я не властен над женщинами.
– Не властен, ибо женщины – не солдаты! Ты знаешь только: “Молчать! Стой! Марш!”
– Были б солдаты – отведали бы плетки!
– Дикарь!
– Пойми, Катюша, я хочу завоевать ее любовь для себя, а не для Девенпорта.
Раздался звук шагов за дверью. В гостиную вошла Вера.
– Отец! – воскликнула Вера.
– Верочка! Дорогая моя! Ты стала еще прекраснее!
– Ты в Нью-Йорке!
– Баронесса захотела посмотреть Америку. Катюша, это моя дочь!
– И моя тоже, если она позволит мне любить ее, – сладким голосом проговорила баронесса.
– Как ты добрался? – спросила Вера, продолжая обращаться только к отцу.
– Один очаровательный молодой человек одолжил нам свою яхту, – пояснила баронесса.
– Мы хотели сделать тебе сюрприз, Верочка.
– Дождаться минуты, на которую не надеешься почти – чем не сюрприз, отец!
– Я не чувствую дочернего тепла…
– Когда в последний раз мы виделись с тобой, ты не назвал меня дочерью…
– Не вспоминай об этом. Слишком больно.
– Я стояла на пристани…
– Я ненавидел тебя за крамолу в твоей душе, но благодарил бога, что ты спаслась.
– Я больше жалела тебя, чем себя. Надеюсь, на тебя не пало подозрение?
– Еще как пало! Отец не получил повышение, и велик твой долг! – протараторила баронесса.
– Как я могу вернуть долг?
– Вновь полюбить меня, Вера!
– Я боюсь, мы стали слишком чужими… наши взгляды столь сильно разнятся…
– Надеюсь, ты больше не революционерка? – спросил барон, испуганно озираясь.
– С бомбами покончено. В России я боролась с самовластием…
– Тише, дочь, тише!
– Здесь я воюю против нищеты. В Америке я нашла свое предназначение.
– Я в восторге, Вера! – воскликнул барон.
– Позволь поцеловать тебя, чудное дитя! – присоединилась баронесса.
– Я вас недостаточно знаю, я поцелую отца.
– Наконец-то! Я вновь обрел свою маленькую Веру! – воскликнул в великой радости барон.
– Нет, отец. Маленькая Вера осталась в России, с ее матерью, как в дни далекого детства.
– Ах, твоя бедная мать!
– Алексис, я чувствую себя лишней, – с обидой промолвила баронесса.
– Катюша, не надо. Вера и тебя полюбит!
Вера промолчала. Разговор принял новое направление.
– Мы сможем приезжать сюда, когда ты выйдешь замуж, – сказала баронесса.
– Вы уже знаете? Вы видели Давида? – покраснев, спросила Вера.
– Давид? – прохрипел барон.
– Нет, мы не видели Давида, – сказала баронесса и сжала руку барона, удерживая его гнев.
– Так кого же вы имеете в виду? – спросила Вера.
– Мистера Девенпорта, – ответила баронесса.
– Он женат. И я не соглашусь занять место другой женщины. Даже если она мертва.
– Неприятно слышать, – вновь обиделась баронесса.
– О, простите. Я допустила бестактность. Необходима ясность. Я помолвлена.
– Его имя Давид, – обреченно промолвил барон.
– Да, отец, его имя Давид Квиксано.
– Еврей!
– Да, отец, он еврей. Человек достойный.
– Еврей – достойный человек! – горько усмехнулся барон.
– Его предки в Испании были вельможами, идальго. Крещению они предпочли изгнание.
– Вера! Ты – Ревендаль! И твоим мужем станет некрещеный пес? – возопил барон.
– Ты называешь моего мужа псом?
– Боже, вы уже поженились? – ужаснулась баронесса.
– Нет пока, но мы умеем хранить верность. Давид – гениальный музыкант, и настанет день…
– Алексис, она предпочитает музыканта миллионеру из старинной американской семьи…
– Семья Давида покинула Испанию еще до открытия Америки! – рассмеялась Вера в ответ.
– Какое заступничество! Словно ты стала иудейкой!
– Не более чем Давид – христианином. Отец, все религии служат одному богу, не так ли?
– Неужели это речь атеистки? – вставила слово баронесса.
– Любимица моя, по мне лучше Сибирь, чем это, – страдальчески проговорил барон.
– Не рань себя, отец…
– Я так тосковал, так хотел твоих писем, ловил всякую весть о тебе, и вот…
– Отец, если ты так сильно любишь меня, то полюбишь и Давида… ради меня…
– Я полюблю еврея? Это невозможно! – содрогнулся барон.
– Ты хочешь вновь войти в мою жизнь, и я тоже устала от разлуки…
– Но полюбить еврея…
– Ты не должен ненавидеть Давида. Сделай свой выбор.