Архивы Дрездена: Доказательства вины. Белая ночь

– Тебе стоило бы использовать технику блокировки боли, которой я научила тебя прошлой осенью.

– Обойдусь и без нее, – буркнул я, стараясь изобразить недовольство. Однако горячая вода и массаж, пусть даже иллюзорные, доставляли мне истинное наслаждение. – Переживу как-нибудь.

– Твой дискомфорт – это мой дискомфорт, хозяин мой, – со вздохом возразила она. – Собственно, все, что я ощущаю, попадает ко мне только через твои ощущения.

– Но всего этого нет на самом деле, – негромко сказал я. – Вода в действительности вовсе не горячая. И никто не массирует мне шею. Это иллюзия, которую ты наводишь поверх моих ощущений.

– Разве тебе от этого не легче? – спросил бестелесный голос. – Разве это не снимает напряжение?

– Да, – вздохнул я.

– Тогда какая разница? Это вполне реально.

Я махнул рукой, словно отгоняя от шеи назойливую муху, и ощущение сильных, уверенных пальцев на загривке исчезло.

– Валяй, – сказал я. – Только без рук. Мне не хотелось бы начинать день с заключения тебя в ментальную клетку, но, если вынудишь, я это сделаю.

– Как тебе угодно, – произнес ее голос, и ощущение постороннего присутствия тоже ослабло. Но не совсем исчезло. – Хозяин мой, я правильно поняла, что ты не упомянул при этом о горячей воде?

Я хмыкнул и, пробормотав пару-тройку слов себе под нос, сунул на несколько секунд голову под иллюзорно обжигающую воду.

– Ты уловила, что произошло вчера вечером? – спросил я наконец вслух.

– Разумеется, – отозвался Падший ангел.

– И что ты об этом думаешь?

С полминуты Ласкиэль задумчиво молчала.

– Думаю, что Кэррин считает некоторую дистанцию между вами профессиональной необходимостью, но ей кажется, что со временем и при других обстоятельствах все еще может измениться.

Я вздохнул:

– Нет. Не это. Звезды и камни, мне не нужно интимных советов от долбаной чертовки! Я имел в виду тварей, которые нападали на людей на конвенте.

– А-а, – произнесла Ласкиэль без малейшего намека на обиду. – Разумеется, это нападал сверхъестественный хищник.

Каков вопрос, таков ответ, подумал я и подвигал плечом под горячей водой.

– Если так, значит целью нападений было не насилие ради насилия, – задумчиво пробормотал я. – Это объясняет увиденное мною в туалете, где напали на старика. Кто бы это ни сделал, он хотел посеять страх. Причинить боль. Чтобы насытиться… чем? Психической энергией, выделяемой жертвами?

– Объяснение немного упрощенное, – заметила Ласкиэль, – но для смертного, насколько я могу судить, довольно точное.

– Ба, да ты у нас теперь знаток смертных?

– Всегда была таковой, – возразила она. – Не прими за обиду, но тебе стоило бы учитывать, что ваша способность оценивать окружающую ситуацию в значительной степени определяется верой в иллюзии. Во время. В истину. В любовь. В тому подобные вещи. Разумеется, это не ваша вина – но это накладывает некоторые ограничения на вашу способность воспринимать и понимать отдельные явления.

– Я всего лишь смертный, – хмыкнул я. – Так просвети меня.

– Для этого тебе придется расстаться с претензиями на смертность.

Я моргнул от неожиданности:

– Я что, должен умереть?

Она вздохнула:

– Ты снова понял лишь отчасти. Но для доходчивости скажу проще: да. Тебе придется перестать жить.

– Тогда не трудись просвещать меня, – заметил я. – Таких учителей мне и без тебя хватает. – Я прополоскал волосы, потом намылил их шампунем еще раз, отчего начал благоухать как ирландский ручей – так, во всяком случае, гласила этикетка. – Ладно, поговорим о тех, кто остался жив. Они перенесли душевную травму.

– Если теория не ошибается, – согласился голос Ласкиэли. – Если они и правда травмированы душевно, воздействие, похоже, необратимо.

Я поежился. Травмы такого рода проявляются по-разному, но в любом случае достаточно погано. Я видел людей, которых подобные атаки на психику довели до безумия. Мёрфи подверглась однажды такому нападению и потом несколько лет, пока не зажили душевные и психические раны, страдала от ночных кошмаров. Впрочем, приходилось мне видеть и тех, кого вампиры Черной Коллегии, измочалив в психическом отношении, превратили в почти безмозглых рабов – или в обезумевших убийц, в пушечное мясо для новых господ.

Хуже всего, что один из немногих способов это увидеть – отворить чародейское Зрение. А отсюда следует, что каждый чудовищно покалеченный псих гарантированно останется в моей памяти. Навсегда.

Верхняя полка моей ментальной витрины с трофеями и так ломится от всяких жутких «сувениров».

Обманчиво горячая вода струилась по моему телу. Что ж, пустячок, а приятно.

– Уходи, – приказал я Ласкиэли. – Впрочем, – добавил я, – горячую воду пока оставь.

– Как тебе будет угодно, – с вежливым удовлетворением отозвался голос Падшего ангела, и ощущение ее присутствия исчезло окончательно.

Я оставался под душем, пока кожа на пальцах не сморщилась. Или, говоря точнее, на пальцах правой руки – на обожженной левой кожа выглядит сморщенной всегда. Стоило мне выключить воду, как ощущение ледяного холода вернулось, и, пока я одевался, меня колотила дрожь.

Я наполнил миски Мистеру и Мышу, наскоро проглотил какую-то фигню из холодильника и открыл себе банку колы. Подумав, спустился в лабораторию и взял с полки череп Боба.

В темных глазницах замерцали оранжевые огоньки.

– Эй! – сонно пробормотал Боб. – Куда это мы?

– Провести расследование, – ответил я. Поднявшись, я сунул череп в нейлоновый рюкзак. – Ты можешь мне пригодиться. Только мы сегодня будем в местах довольно людных, так что будь добр, держи рот на замке, пока я не расстегну рюкзак, ладно?

– Идет, – отозвался Боб, зевая, и огоньки в его глазницах снова погасли.

Я собрал свой нехитрый магический арсенал: браслет-оберег, кольцо – преобразователь энергии, серебряный амулет-пентаграмму. Сунул в боковой кармашек рюкзака новый, собственноручно вырезанный жезл, оставив рукоять торчать так, чтобы при необходимости мгновенно выхватить. Я взял свой посох и задумчиво покосился на кожаный плащ, висевший на крючке у двери. Я наложил на него заклятия, способные сдерживать самые разнообразные когти, клыки, пули и прочую дрянь, и обычный плащ превратился в своего рода доспехи.

Увы, как и у большинства других доспехов, системы кондиционирования воздуха у него не имелось, так что надень я его на такой жаре – помер бы от перегрева прежде, чем кому-либо представился бы шанс укусить, царапнуть, лягнуть или застрелить меня. Черт возьми, даже синие джинсы, в которых я собирался выходить, покажутся мне слишком тяжелыми задолго до полудня. В общем, плащ остался висеть на крючке.

Это меня немного угнетало. Я привык к своему плащу, и его заговоренная кожа не раз и не два спасала мне жизнь. Каким-то уязвимым я себя ощущал, отправляясь без него навстречу сверхъестественным конфликтам. Поэтому я снял с другого крючка поводок Мыша и пристегнул карабин к ошейнику, на что пес оживленно завилял хвостом.

– Ты сегодня со мной, – сказал я ему. – Надо, чтобы кто-нибудь прикрывал меня сзади. Может, потом поделюсь с тобой хот-догом.

При упоминании хот-дога Мыш завилял хвостом еще оживленнее. Он фыркнул, преданно потерся тяжелой башкой о мое бедро, и мы вышли на улицу ждать Мёрфи.

Она свернула с улицы к дому и не без опаски посмотрела на Мыша, когда я открыл дверцу и пес запрыгнул на заднее сиденье. Машина качнулась и слегка просела на рессорах под его тяжестью.

– Его у тебя не укачивает?

Мыш вильнул хвостом и, вопросительно склонив голову набок, одарил Мёрфи зубастой собачьей ухмылкой. Так и казалось, что он сейчас спросит: «Укачивает? Это еще что такое?»

– Хитрюга! – буркнул я и уселся рядом с Мёрфи. – Мы с ним хорошенько поработали над вопросами гигиены, как только я сообразил, каким здоровым он у меня вымахает. Он будет паинькой. – Я оглянулся назад. – Верно?

Мыш точно так же ухмыльнулся и мне. Я нахмурил брови и изобразил строгий взгляд. Он ткнул меня носом в плечо и улегся на сиденье.

Мёрфи вздохнула:

– Будь это любая другая собака, я бы заставила ее ехать в багажнике.

– Верно, – согласился я. – У тебя имеется отрицательный опыт общения с собаками.

– С крупными собаками, – поправила меня Мёрфи. – Отрицательный – только с крупными.

– Мыш не крупный. Он компактного телосложения.

Она покосилась на меня, трогая машину с места:

– Ты в багажнике тоже поместишься, Гарри. – Она посмотрела на меня внимательнее и нахмурилась. – У тебя губы синие.

– Перестоял под душем, – объяснил я.

Она вдруг улыбнулась:

– Не хотел, чтобы что-то отвлекало тебя от дела? Пожалуй, я могу расценивать это как комплимент моей сексуальности.

Я застегнул ремень безопасности:

– Из больницы что-нибудь слышно?

Мёрфи тут же перестала улыбаться и некоторое время вела машину молча. Она кивнула, не глядя на меня; лицо ее сделалось непроницаемым.

– Плохо, да? – спросил я.

– Юноша, которого привезли на «скорой», умер. Девушка, которую этот тип ударил еще до твоего появления, имеет шанс выкарабкаться, но она в коме. Не реагирует на внешние раздражители. Просто лежит.

– Угу, – негромко буркнул я. – Я ожидал чего-нибудь в этом роде. А другая девушка? Рози?

– Повреждения болезненные, но жизни не угрожают. Ей наложили швы и лубки, а когда узнали про беременность, оставили в больнице для более детального обследования. Похоже, у нее есть шанс сохранить ребенка. Она в сознании и говорит.

– Уже что-то, – сказал я. – А Пелл?

– Все еще в реанимации. Он все-таки в возрасте, да и избили его сильно. Врачи говорят, с ним все будет в порядке, если каких-нибудь осложнений не появится. Он слаб, но в сознании.

– Реанимация, – вздохнул я. – У нас не будет возможности поговорить с ним где-нибудь в другом месте?

– Тебе не кажется, что врачи немного удивятся, если мы пригласим человека в тяжелом состоянии выйти попить кофе? – заметила она.

Я хмыкнул:

– Тогда тебе придется допросить его в одиночку. Я боюсь даже заходить туда под контролем их сложного оборудования.

– Даже на несколько минут? – спросила она.

Я пожал плечами:

– Не могу гарантировать стопроцентного контроля над своей энергией. – Я помолчал немного. – Ну, не совсем. Вот этаж погромить, если нужно, – это запросто, а удержать технику от поломок – это как получится. Есть, конечно, шанс, что, если я зайду всего на несколько минут, ничего страшного не случится. Но иногда электроника сходит с ума, стоит мне просто пройти мимо. Я не могу рисковать, когда от этого зависит человеческая жизнь.

Мёрфи выгнула бровь, но понимающе кивнула:

– Может, мы сможем поговорить с ним по внутренней связи или еще как-нибудь.

– Или еще как-нибудь. – Я потер глаза. – Ох, боюсь, денек нам предстоит тот еще.

Глава 16

Если подумать, все больницы выглядят более или менее одинаково, однако больница Милосердия, куда отвезли жертв нападения, каким-то образом ухитрилась избежать стандартного стерильного, полного тихой безнадеги образа. Старейшая больница в Чикаго, основанная церковью, она так и осталась католическим заведением. Ее с самого начала построили необычно большой, однако знаменитые чикагские пожары конца девятнадцатого века наполняли ее под завязку. В чрезвычайных обстоятельствах врачи могли оказывать здесь помощь в шесть или семь раз большему количеству пострадавших, чем в других тогдашних больницах, так что даже самые отъявленные критики перестали ворчать насчет того, сколько ценной земли под нее угрохали.

В коридоре у палат пострадавших дежурил коп – на случай, если наряженный в маскарадный костюм киллер явится и сюда. Но конечно, его могли поставить и для того, чтобы отгонять любопытных газетчиков с их феноменальным нюхом на кровь. Почему-то я не слишком удивился, увидев, что дежуривший – Роулинс, небритый и все еще с болтавшимся на куртке дурацким бейджиком «СПЛЕТТЕРКОН!!!». Одно запястье его белело свежими бинтами, но во всех остальных отношениях вид он имел на удивление бодрый для человека, получившего вполне чувствительную рану, а потом работавшего всю ночь. А может, просто внешность у него такая закаленная.

– Дрезден, – произнес Роулинс, не вставая с места. Стул свой, кстати, он установил на пересечении двух коридоров. Профессионал! – Вид у вас сегодня получше. Не считая этих синяков.

– Самые клевые проявляются только через сутки, – заметил я.

– Святая правда, – согласился он.

Мёрфи стояла, переводя взгляд с меня на Роулинса и обратно:

– Да ты, похоже, с кем угодно можешь сработаться, Гарри.

– Ба! – расплылся в улыбке Роулинс. – Уж не малышку ли Кэррин Мёрфи я слышу? Жаль, театрального бинокля не захватил, не разгляжу толком.

Она улыбнулась в ответ:

– А вы что здесь делаете? Неужели они нормального копа не могли найти следить за коридором?

Роулинс фыркнул и закинул ногу на ногу. Я заметил, впрочем, что при всей непринужденности его позы кобура торчала на виду и правая рука все время держалась в непосредственной близости от рукояти пистолета. Он покосился на Мыша и выпятил губы:

– Вот не знал, что сюда разрешают с собаками.

– Это полицейская собака, – заверил я.

Роулинс небрежно протянул Мышу руку ладонью вниз. Мыш вежливо обнюхал ее и стукнул хвостом мне по ноге.

– Гм, – протянул Роулинс. – Что-то не помню таких у нас в управлении.

– Пес со мной, – пояснил я.

– А чародей – со мной, – добавила Мёрфи.

– Из чего следует, что собака полицейская, ага, – согласился Роулинс и мотнул головой вдоль коридора. – Мисс Марселла там. Пелла и мисс Бектон пока держат в реанимации. Парень, которого привезли, не вытянул.

Мёрфи поморщилась:

– Спасибо, Роулинс.

– Всегда пожалуйста, малышка, – пророкотал Роулинс тоном доброго дедушки.

Мёрфи бросила на него короткий испепеляющий взгляд, и мы двинулись дальше по коридору навестить первую из жертв.

Палата оказалась одноместная. Молли сидела на стуле рядом с кушеткой; судя по тому, как она оглядывалась по сторонам и вытирала уголок рта рукавом, она только что проснулась. На кушетке лежала Рози, маленькая и бледная.

Молли осторожно разбудила ее, дотронувшись до руки. Рози увидела нас и моргнула несколько раз.

– Доброе утро, – сказала Мёрфи. – Надеюсь, вы отдохнули немного.

– К-капельку, – отозвалась девушка слегка осипшим голосом.

Она огляделась по сторонам, но Молли уже протягивала ей стакан воды с пластиковой соломинкой. Рози сделала несколько глотков, благодарно кивнула Молли и устало откинула голову на подушку.

– Капельку, – повторила она уже тверже. – Кто вы?

– Меня зовут Кэррин Мёрфи. Я детектив управления полиции Чикаго. – Мёрфи махнула рукой в мою сторону и достала из кармана джинсов ручку и маленькую записную книжку. – А это Гарри Дрезден, он работает с нами по этому делу. Вы не возражаете против его присутствия?

Рози облизнула губы и кивнула. Ее свободная от повязок рука нервно потеребила забинтованное запястье. Мёрфи вполголоса заговорила с ней.

– Что вы здесь делаете? – спросила у меня шепотом Молли.

– Наблюдаю, – отозвался я так же тихо. – Какая-то нечисть распоясалась.

Молли прикусила губу:

– Вы уверены?

– Стопудово, – кивнул я. – Не переживай. Мы найдем того, кто сделал больно твоей подруге.

– Друзьям, – поправила меня Молли. – Вы знаете что-нибудь про Кена? Парня Рози? Нам никто ничего не говорит.

– Это тот, которого увезли на «скорой»?

Молли озабоченно кивнула:

– Да.

Я покосился на Мёрфи и не сказал ничего.

Молли поняла. Лицо ее побледнело.

– О боже… – прошептала она. – Она так… – Она стиснула кулаки и несколько раз тряхнула головой. – Мне надо… – Она огляделась по сторонам и повысила голос: – Умираю как кофе хочется. Кому-нибудь еще принести?

Никто не отозвался. Молли взяла свою сумочку и повернулась к двери. По дороге к выходу она прошла совсем близко от Мыша. Впрочем, тот, вместо того чтобы предостерегающе заворчать, ткнулся лбом в ее ногу, а она почесала его за ухом.

Я дождался, пока дверь закроется, и строго посмотрел на него:

– Ты на кого работаешь?

Он вильнул хвостом и вернулся на место. Мёрфи продолжала задавать Рози неизбежные вопросы о нападении.

Время шло. Я отложил рассмотрение странного поведения Мыша на потом, приказал ему следить за дверью, а сам включил Зрение.

Потребовалось совсем небольшое усилие воли, чтобы отогнать в сторону такие заботы материального характера, как боль, зуд, синяки и вопрос, почему Мыш ворчал на Молли, а потом свет, тени и цвета повседневного мира растворились в буйстве света и красок, хоронившихся под поверхностью.

Мёрфи предстала такой, как всегда, когда я смотрел на нее Зрением: она оставалась почти сама собой, только немного яснее; глаза ее сияли, и одета она была в почти ангельский хитон белого цвета, испачканный кое-где кровью и грязью сражения. Под левой рукой у нее висел короткий прямой меч, клинок сиял ослепительно белым светом – я-то знал, что на этом месте у нее находится наплечная кобура. Она посмотрела на меня, и я разглядел смутно маячившие черты ее физического лица. Лицо это оставалось непроницаемым, словно маска, но Мёрфи улыбнулась мне – словно осветила лучом солнца. Сквозь пелену ее физического лица я видел жизнь, эмоции.

Я отвел от нее взгляд прежде, чем мы успели заглянуть друг другу в душу… впрочем, улыбка эта явно из тех вещей, которые я не против сохранить в памяти. Другое дело – Рози.

Материальная Рози представляла собой миниатюрную, хрупкую, бледную девушку. Та Рози, которую открыл мне Взгляд, выглядела совсем иначе. Бледная кожа превратилась в серую, грязную, кожистую оболочку. Огромные темные глаза сделались еще больше, и взгляд их настороженно, боязливо шарил по палате. Так оглядываются по сторонам бродячие собаки, уличные кошки или крысы – затравленные, отчаявшиеся в бесконечной борьбе за выживание.

Под кожей в змеящихся венах пульсировала какая-то зловещая черно-зеленая энергия, сгусток которой виднелся на сгибе локтя левой руки. Нити этой энергии тянулись к коже и заканчивались на ее поверхности десятками крошечных жадных ртов – отметин от инъекций, которые я заметил накануне. Правая рука то и дело проводила по левой, словно расчесывая надоедливый прыщ. Но пальцы ее не касались кожи. Руки окружало нечто, напоминающее рой мерцающих мошек, не позволявших ей дотронуться до этих голодных ртов. Хуже того, на висках ее темнели пятна, похожие на шрамы от ожогов, – маленькие, аккуратные черные отверстия, словно кто-то продернул сквозь ее голову докрасна раскаленную иглу. Вокруг этих ранок запеклась призрачная кровь, но, судя по широко раскрытым глазам, сама она даже не осознавала их наличия.

Какого черта? Мне приходилось уже видеть жертв нападений на душу, и вид у них всегда был не из приятных. Обыкновенно они выглядели так, как если бы на них напала акула или разъяренный медведь. Таких повреждений, как у Рози, мне еще не приходилось видеть. Казалось, какой-то хирург-извращенец орудовал над ней лазерным скальпелем. Это на пару делений превысило прошлый рекорд странности с гнусным оттенком… в каких там единицах она измеряется.

Голова начала гудеть от напряжения, и я убрал Взгляд. Мне пришлось на несколько секунд привалиться к стене и помассировать виски, пока немного не полегчало.

– Рози, – обратился я к ней, оборвав Мёрфи на полуслове. – Когда вы последний раз кололись?

Мёрфи, нахмурившись, оглянулась на меня через плечо. Рози виновато покосилась на меня и тут же отвела глаза.

– О чем вы? – спросила девушка.

– Полагаю, это героин. – Я понизил голос, но так, чтобы она меня слышала. – Я видел вчера следы у вас на руке.

– У меня диаб… – начала было она.

– О, прошу вас, – оборвал я ее, не скрывая раздражения. – Вы меня совсем за дурака держите?

– Гарри, – предостерегающе начала Мёрфи, но голова моя болела слишком сильно, чтобы меня остановили чьи-либо слова.

– Мисс Марселла, я пытаюсь вам помочь. Просто ответьте на мой вопрос.

Долгое мгновение Рози молчала.

– Две недели назад, – ответила она наконец.

Мёрфи выгнула бровь, и взгляд ее вернулся к девушке.

– Я завязала, – сказала та. – Правда. Я имею в виду, как только узнала, что беременна… Не могу же я продолжать это делать.

– Правда? – переспросил я.

Она подняла взгляд и посмотрела на меня прямо – без особой, правда, уверенности.

– Да. Я с этим покончила. И даже не жалею. Ребенок важнее.

Я поджал губы, но кивнул:

– Ладно.

– Мисс Марселла, – сказала Мёрфи. – Спасибо, что согласились уделить нам время.

– Постойте! – окликнула нас девушка, когда Мёрфи уже повернулась к двери. – Пожалуйста. Нам никто ничего не говорит про Кена. Вы знаете, как он? В какой палате?

– Кен – ваш бойфренд? – осторожно поинтересовалась Мёрфи.

– Да. Я видела, как его увозили вчера на «скорой». Я знаю, он здесь… – Мгновение Рози смотрела на Мёрфи, потом лицо ее сделалось еще бледнее. – О нет. О нет, нет, нет!

Хорошо, что я успел посмотреть на нее прежде, чем она узнала про своего парня. Воображение услужливо нарисовало мне зрелище эмоциональных ран, брызжущих кровью по мере того, как ее кромсает невидимый меч, но, по крайней мере, мне не пришлось видеть этого своим Зрением.

– Мне очень жаль, – тихо произнесла Мёрфи. Голос ее звучал ровно, взгляд выражал сочувствие.

Именно это мгновение выбрала Молли, чтобы вернуться с чашкой кофе. Она бросила на Рози всего один взгляд – и, поставив чашку на стол, метнулась к ней. Рози разразилась сдавленными рыданиями. Молли обняла ее, сев на край кушетки.

– Мы дадим знать, если что, – тихо произнесла Мёрфи. – Идем, Гарри.

Мыш тоже смотрел на Рози сочувственно, и мне пришлось пару раз дернуть за поводок, прежде чем он тронулся с места. Мы вышли и направились к ближайшей лестнице. Мёрфи хотела посетить реанимацию, которая размещалась в соседнем корпусе.

– Я вчера не обратила внимания на отметины у нее на руке, – призналась Мёрфи. – Ты ее здорово прижал.

– Да.

– Зачем?

– Затем, что это может иметь какое-то значение. Пока не знаю, какое именно. И времени слушать, как она станет изворачиваться, у нас не было.

– Она тебе наврала, – заметила Мёрфи. – С героина так быстро не соскочить. Две недели… У нее еще не прошла ломка.

– Угу, – буркнул я.

Мы выбрались на улицу и направились к соседнему корпусу. От яркого солнечного света голова разболелась еще сильнее, и тротуар пошел кругом. Я остановился, чтобы глаза привыкли к свету.

– Ты в порядке? – спросила Мёрфи.

– Тяжело. Я имею в виду, видеть кого-то в таком состоянии, – тихо ответил я. – А ведь из всех троих она, возможно, травмирована в наименьшей степени.

Мёрфи нахмурилась:

– Что ты увидел?

Я попробовал объяснить ей, как выглядела Рози. Вышло сюрреалистично и путано – я и сам не очень понял, что за описание у меня получилось. Не уверен, что Мёрфи осталась довольна ответом.

– Выглядишь ты ужасно, – сообщила она, когда я закончил.

– Пройдет. Просто чертовски сильная головная боль. – Я покачал головой и постарался дышать ровнее, накапливая силы для борьбы с болью. – Ага. Я в норме.

– Тебе удалось узнать то, на что мы надеялись? – спросила Мёрфи.

– Пока нет, – признался я. – Мне надо посмотреть на остальных. Может, характер полученных ими повреждений наведет меня на какую-нибудь мысль, покажет некую закономерность.

– Но они в реанимации.

– Угу. Придется изыскать способ попасть к ним, не приближаясь при этом к кому-нибудь, подключенному к системам жизнеобеспечения. Мне понадобится минута или полторы, чтобы посмотреть на них обоих. Потом выйду. Говорить будешь ты.

Мёрфи глубоко вздохнула:

– Уверен, что справишься?

– Нет, – честно сказал я. – Но тебе от меня будет не много толку, если я не посмотрю на них. И я не могу сделать этого по-другому. Если мне удастся остаться спокойным и расслабленным минуту-другую, все обойдется.

– Но наверняка ты этого не знаешь?

– А что я знаю наверняка?

Она нахмурилась и кивнула.

– Давай-ка я пойду первой, – сказала Мёрфи. – Подожди здесь.

Я вернулся в больницу, взял стул, отволок в коридор и сел там с Мышем и Роулинсом. Мы разделили на троих уютное молчание. Я прислонился затылком к стене и закрыл глаза.

Голова наконец стала проходить, когда вернулась Мёрфи.

– Порядок, – вполголоса сообщила она. – Спустимся на этаж и воспользуемся служебной лестницей. Нас проводит медсестра. Тебе не придется проходить мимо других палат.

– Ладно, – сказал я, вставая. – Пошли покончим с этим.

Глава 17

Я не стал терять время. Мы еще поднимались по лестнице, когда я включил Зрение. Медсестра открыла дверь с лестничной площадки, и я сразу же нырнул в первую палату слева – туда, где лежала в коме девушка, мисс Бектон. Я сделал шаг в помещение и поднял Взгляд.

Девушке не было еще и двадцати лет. Ее отличали болезненная худоба и огненно-рыжие волосы, которые почему-то не показались мне крашеными. Она лежала на животе, повернув голову набок и глядя перед собой мутным взглядом. На спине белели бинты.

Сфокусировав на ней взгляд, я увидел и другое. Девушке безжалостно искалечили психику, и даже те немногие клочки кожи, которые оставались открытыми, сплошь покрывали фантомные раны, из которых сочились кровь и сукровица. Рот ее замер в беззвучном вопле, а под отсутствующим взглядом я разглядел выпученные от ужаса глаза. Та часть мисс Бектон, что еще оставалась в телесной оболочке, кричала.

Мой желудок судорожно сжался, и я едва успел добежать до мусорного ведерка в углу, куда меня и вырвало.

Мёрфи склонилась рядом со мной, положив руку мне на спину:

– Гарри? Ты в порядке?

Гнев, сострадание и скорбь вели борьбу за первое место в моих мыслях. Сражаясь с дурнотой, я все-таки заметил, как стоявший в противоположном углу приемник-таймер включился и тут же сдох, окутавшись облачком дыма. Люминесцентные трубки на потолке замигали, реагируя на окутавшую меня под воздействием эмоций бурю магических энергий.

– Нет, – прохрипел я, борясь с новым приступом тошноты. – Я не в порядке.

Секунду Мёрфи смотрела на меня, потом перевела взгляд на девушку:

– Она…

– Она не очнется, – сказал я.

Я несколько раз сплюнул в ведерко и встал с колен. Голова снова разболелась. Перепуганные глаза девушки намертво врезались в мое сознание. Она уходила из дома развлечься. Посмотреть любимое кино. Возможно, заглянуть потом с друзьями в кафе или ресторан. Наверняка она просыпалась вчера не с мыслью о том, что какая-то чудовищная тварь порвет в клочья ее рассудок.

– Гарри, – очень мягко повторила Мёрфи. – Это ведь не ты сделал с ней такое.

– Черт подери… – прохрипел я. Мой голос переполняла горечь.

Она нашла мою правую ладонь, и я с каким-то тихим отчаянием сомкнул пальцы на ее руке:

– Черт подери, Мёрф. Я найду эту сволочь. Найду и убью.

Рука ее оставалась такой же твердой и уверенной, как и голос.

– Я тебе помогу.

Я кивнул и на мгновение сжал ее руку. В этом касании не было никакого напряжения, ничего возбуждающего. Мёрфи, такая живая, настоящая, держала меня за руку, напоминая мне, что и я жив. Каким-то образом мне удалось оттолкнуть от себя ощущение внутреннего кошмара, что переполняло девушку, изгнать его из самых непосредственных моих мыслей, и в конце концов тошнота немного отступила. Я еще раз осторожно сжал пальцы Мёрфи и отпустил.

– Идем, – произнес я все еще хрипло. – Пелл.

– Ты уверен, что тебе не нужно отдохнуть хотя бы минуту?

– Не поможет, – буркнул я, махнув рукой в сторону радио и ламп. – Надо покончить с этим и уходить.

Она прикусила губу, но кивнула и повела меня в палату, расположенную напротив первой. Мне ужасно не хотелось этого делать, но я снова включил Зрение и сосредоточился, входя в палату Кларка Пелла.

Пелл оказался старым хрычом, сработанным из сапожной кожи и хрящей. Одна рука и обе ноги в гипсе, растяжки… Половина лица представляла собой чудовищно распухший багровый синяк. К носу тянулась трубочка от кислородного аппарата. Из-под обмотавших голову бинтов торчали клочки седых волос. Один глаз опух настолько, что почти не открывался. Зато второй, темный и блестящий, пристально смотрел на нас.

Раны его, спрятанные от глаз физической оболочкой, оказались почти такими же жуткими, как у девушки. Его безжалостно избили. Фантомные синяки и ссадины покрывали морщинистую кожу, изломанные кости придавали телу неестественные очертания. Но я увидел в этом старике еще кое-что. Под слоем сапожной кожи и хрящей имелся еще слой сапожной кожи и хрящей. И железа. Старого хрыча жестоко избили, но такое с ним случилось не впервые – как в физическом, так и в духовном смысле. Старикан-то оказался бойцом. Он был напуган, но, кроме того, еще и разозлен.

Кто бы с ним это ни проделал, он не получил того, чего хотел, – в отличие от случая с девушкой. Когда нападение не вызвало того страха, какой ожидался, преступнику пришлось ограничиться физическим насилием. Старикан выстоял, хоть и не мог противопоставить этому ничего, кроме жизненной закалки и упрямства. А раз ему это удалось, то и я как-нибудь справлюсь с тем, что запечатлелось у меня в памяти.

Я выключил Зрение и глубоко вздохнул. Мёрфи, державшаяся рядом со мной так, словно готова подхватить меня, если я вырублюсь, склонила голову набок и удивленно посмотрела на меня.

– Я в порядке, – заверил я ее вполголоса.

Пелл слабо, но явственно хмыкнул:

– Нытик. Даже повязки нет.

Я внимательно посмотрел на старика:

– Кто это с вами сделал?

Он слабо покачал головой:

– Псих.

Мёрфи хотела что-то сказать, но я поднял руку, и она послушно осеклась.

– Сэр, – обратился я к Пеллу. – Даю вам честное слово, я не коп. И не врач. Думаю, вы увидели нечто необычное.

Он посмотрел на меня, прищурив единственный зрячий глаз.

– Так ведь? – тихо спросил я.

– Р… Р-рукк… – попытался произнести он и закашлялся.

Я поднял руку и дождался, пока он успокоится.

– Руки-Молоты, – произнес я.

Пелл задрал губу в слабой ухмылке. Его здоровая рука слабо пошевелилась, и я шагнул ближе к нему.

– Вы сказали Грину, что на вас напал кто-то, наряженный Руками-Молотами, – предположил я.

Пелл устало закрыл глаза:

– Примерно так.

Я кивнул.

– Только это был не маскарад, – тихо произнес я. – А взаправду.

Пелл слегка вздрогнул и снова открыл глаз, мутный от боли и усталости.

– Это был он, – прошептал старик. – Не знаю как. Этого не может быть. Но… как-то я это почувствовал.

– Я вам верю, – ответил я.

Секунду он смотрел на меня, потом кивнул и закрыл глаз:

– Именно так. Единственный гребаный фильм, который меня мог напугать. И фильм-то так себе… – Он слабо покачал головой. – Проваливайте.

– Спасибо, – тихо сказал я ему. И, повернувшись, направился к двери.

Мёрфи следовала за мной по пятам. Так, вдвоем, мы и спустились.

– Гарри? – спросила она. – Что это было?

– Пелл, – сказал я. – Он раскрыл нам то, что нужно.

– Правда?

– Угу. Кажется, так. Эта тварь, должно быть, какая-то разновидность фобофага.

– Чего-чего?

– Такое потустороннее создание, которое питается страхом. Оно нападает с целью напугать людей и поглощает их эмоции.