Maht 320 lehekülgi
2017 aasta
Дикая история дикого барина (сборник)
Raamatust
«Вот читаешь, к примеру, какие-то тексты. И видишь, что у одного автора мысли в тексте бредут, как колонны военнопленных по сгоревшей столице империи.
У другого же текст как заседание трибунала где-то под Падуей, в году, скажем, 1567. Все очень дисциплинированно, но с огоньком таким.
У третьего – ежата бегут за зайчатами.
У четвертого мысль одна, но он ее так гоняет шваброй по подвалу, что за облезлой и не уследишь.
Пятый химичит, смешивает то одно, то другое, и зеленый ассистент волочит по кафелю за ноги предыдущего дегустатора.
Шестой дрессирует визжащие соображения в клетке.
Седьмой ведет в ночи протокол допроса целого табора цыган, подпевая у пестрых кибиток наиболее удачным формулировкам.
У кого как, короче говоря.
А у меня шапито на пустынном берегу, я дубасю в барабан, не очень тактично прижимая к поясу свободной рукой чумазую мальвину, холодный песчаный ветер с холмов рвет ленты и шарики».
Это третья книга одного из самых остроумных авторов современности.
Этот автор известная Facebook личность. Этот автор неутомимый рассказчик. Этот автор безусловно Мастер. И оценить его может читатель, который способен оценить творчество Ильфа и Петрова, Зощенко, Бабеляи похожих по остроумию и знанию человеческой души авторов.
Джон Александровичу огромное человеческое спасибо за счастье читать прекрасную прозу.
Джон Шемякин – яркий рассказчик, со своим неповторимым и непередаваемым стилем. Книга ожидаема в широких интернет-кругах, и она оправдывает ожидания: как и Чхартишвили, Шемякин, замахнувшись на жанр исторического обзора, просто купает читателя в милых и смешных исторических деталях выбранного периода, проводя остроумные аналогии с современностью, но только там, где это уместно. Благодаря таким книгам, история из учебников оживает, обрастая некими подробностями, в школьных учебниках полностью упущенными. Я очень рада выходу этой книги, которая продолжает ряд остроумных исторических изысканий, направленных на нашего базово исторически образованного российского читателя, лишенного школьными учителями всех этих интереснейших подробностей. Обязательно прочтите – вы получите ни с чем несравнимое интеллектуальное удовольствие, как от стиля, так и от деталей!
Хорошее настроение при прочтении обеспечено, постарайтесь не напугать диким ржачем притаившихся по углам родственников. Читая в ФБ отрывки – все ждали выхода книги. Автору- риспект, читателям – кайф.
Вне всякого сомнения, Джон Александрович Шемякин - невероятно талантливый и интересный эссеист-историк. Художественные произведения его, как по мне, достаточно примитивны (хотя видел кучу его поклонников - ну, значит, это я что-то не понимаю), но исторические зарисовки бывают чрезвычайно интересными. Именно поэтому взял в руки не художественный сборник, а исторический (который, правда, оказался скорее литературным, ну или литературно-историческим), и прочитал. Что я могу вам сказать? Автор, судя по всему, старательно и долго работал над узнаваемостью своего стиля. В рамках фейсбука это вообще безумно важно - отточить свой стиль на столь малой форме так, чтоб он был легко опознаваем даже по абзацу. У автора этого удалось - его стиль узнаваем. Оборотной стороной является специфический "синтаксис с подвывертом", которые не дает его читать запоем. Да, формат "фейсбука" наложил на его прозу (речь сейчас идет о прозаической составляющей) столь четкий отпечаток, что мешает воспринимать его работы как нечто цельное - в итоге, в полноценную книгу труды автора ну никак не складываются - прочитал одну-две зарисовки (в зависимости от размера), улыбнулся, да и отложил. Как вода мертвого моря, проза Шемякина не дает погрузиться в неё - старательно выталкивая читателя на поверхность, и не давая шансов нырнуть в глубину. Что касается глубины - глубины хочется, т.к. и сам автор, вне всякого сомнения, очень глубокий и интересный человек, но вот он кошмар - конфликт между глубиной автора и "силой выталкивания" его прозы не дает погрузиться в "Мир Шемякина" - увы, весь мир остается там, в глубине, а нам остается бить руками по поверхности. В этом я вижу главную трагедию автора (не меньше чем трагедию Кассандры, после плевка в рот которой от Аполлона, её абсолютно верные пророчества ни у кого не вызывали доверия) - малая форма фейсбука, сделавшая его узнаваемым и знаменитым, оказалась бассейном, погружение в который ограничено полом. И пусть бассейн и не детский, а вполне взрослый - на глубоководное плавание можно не рассчитывать. Многие писатели, кстати, сломались, работая в малой форме. И да, писатель, работающий в малой форме, обречен остаться "вторым эшелоном" в литературе - как им остался, например, Амброз Бирс. Марк Твен бы тоже им остался, но он понимал конъюнктуру, и прекрасно работал в крупной форме - хотя мы то понимаем, что жемчужина Марка Твена это его эссе и фельетоны. Только одному русскому гению удалось зарекомендовать себя гением в малой форме - А.П.Чехову, но здесь мы имеем дело с гениальностью раз на тысячелетие (кстати, вовсе не факт, что Чехов остался бы гениален в крупной форме - его рассказы "чуть покрупнее" проигрывают тем, что совсем малая форма). Что касается исторической составляющей - здесь для автора абсолютно его стихия. Читать его исторические зарисовки как-минимум - забавно, как-максимум - интересно. Единственное, что раздражает - практические полное отсутствие верификации данных. Дал бы ссылочку на то, откуда почерпнуты, подчас достаточно специфические, данные - цены бы не было. Но, увы, исторические, интересные данные, бывает, перемежевываются с побасенками, и отличить одно от другого, за стилям автора, бывает очень тяжело. Я бы с удовольствием хотел бы почитать крупную форму Джона Александровича - интуитивно это понимая, он, вроде, пытается её написать - но что-то мне подсказывает, что болезнь "малой формы" автор не преодолеет, и останется невероятно талантливым и самобытным фельетонистом, но "не более". Именно это закавыченное "не более" почему-то стучит в голове при чтении его книги. "Не более"...
Малая форма, зарисовки. Автор - трепач (в хорошем смысле этого слова). Читать его интересно. Много абзацев прямо хоть выписывай. Например: "Позитивность – это благожелательное и смышлёное равнодушие к другим. И благоразумная, трезвая, взаимная любовь к себе. Делаешь пробежку, улыбаешься. Люди думают, что ты добрый такой, раз шлёшь всем улыбки. А тебе просто по хрен происходящее вокруг".
Я лично очень люблю приметы русского народа и очень уважаю приметы народа немецкого. Вот откроешь книгу Викенштедта и просто замираешь от немецкой логики, чистоты выводов и безукоризненности связей. В приметах немцы очень последовательны были.
Вот кто-то задумал покачать пустую люльку – ребёнок умрёт.
Люльку с ребёнком качают двое – ребёнок умрёт обязательно.
Девушка приснилась себе в свадебном платье – девушка умрёт, а если она ещё качала при этом пустую люльку – помрёт обязательно ещё и ребёнок.
Молодой человек упал, поднимаясь по лестнице, – умрёт его ребёнок, а сам молодой человек женится на чьей-то вдове.
Женщина потеряла свой фартук – помрёт, без сомнений.
Не пошла на работу, нося под сердцем ребёнка, и осталась лежать? В этой же кровати и найдут мёртвой через неделю.
Помешал ребёнок бондарю делать бочки – ребёнок утонет, родители заболеют.
Украл у соседей капусту – слезет кожа целиком.
Украл у соседей дрова – ребёнок отрубит себе ноги.
И так по ста сорока семи пунктам. Выжить ребёнку в немецком сказочном мире было непросто. Уцелеть телесно – задача практически невыполнимая (сломал орешник – лопнет глаз). А душевно сберечься и того сложнее (воровал поросят – станешь на три года свиньей и тебя зарежут перед Рождеством, в день, когда прощают все грехи в церкви).
«И Боромир, превозмогая смерть, улыбнулся» – перевод В. Муравьева, А. Кистяковского.
«Тень улыбки промелькнула на бледном, без кровинки, лице Боромира» – перевод Н. Григорьевой, В. Грушецкого.
«Уста Боромира тронула слабая улыбка» – перевод М. Каменкович, В. Каррика.
«Boromir smiled» – оригинал.
Я видел людей, которые читали описания природы у Тургенева.
Они их читали и перечитывали.
Не все они были толстыми и умными девочками. Но все внутренне стремились к этому идеалу. И все они вызывали у меня ужас.
Прелесть идеи монархизма заключается в том, что самая добрая сказка, такая, что просто слипается всё от нежности внезапной, называется «Маленький принц». Смекаете?! «Маленький принц», а не «Маленький всенародно избранный глава исполнительной власти»! Не «Маленький президент»! Не «Крошка-премьер-министр»! Маленький принц! Отчего ж принц-то сразу? Отчего монархией так веет от сказочки про добро и про что там ещё сказка, не помню уже?! А оттого, что красиво!
Меня просто поражает стремление всех на свете воспитателей запрячь в назидательные санки вот этого самого Змея Горыныча. Такое ощущение, что воспитатели эти сами не осознают, что, собственно говоря, творят. Вот зачем тут Толстой изображает из себя Порфирия Петровича, психолога-следователя с хитрыми подходцами? Что Толстой сказать мне хочет, пятилетнему? Что воровать сливы нехорошо? Или он мне говорит, что папа – слабый врун, пытающийся при помощи зловещей лжи навести в семье хоть какой-то порядок? Что мама, сосчитав сливы (sic!), не находит для детей своих никаких слов, то есть вообще никаких, а сообщает, сталбыть, папе кошмарное известие, бессловесная учётчица? Которая, впрочем, чувств не лишена – смеётся над слезами своего сына. Что у Вани страх смерти сильнее стыда, хочет мне сказать Лев Николаевич? Или что главное в этом рассказе – косточка, даже не слива как символ грехопадения, а именно косточка – символ неминуемого смертельного возмездия?
Ветхий Завет веселее.
Книга Мёртвых забавней.
Arvustused, 5 arvustust5