Малыш

Глава десятая. В ДУБЛИНЕ

Дублин! Малыш в Дублине! Взгляните на него: не напоминает ли он вам актера, переходящего постоянно с мелких ролей на главные и попадающего после провинциальной сцены на столичную?

Дублин не просто крупный город, самый большой в графстве, подобно Лимерику с сорока пятью тысячами жителей или Корку, насчитывающему восемьдесят шесть тысяч. Дублин – столица всей Ирландии, город с населением в триста двадцать тысяч душ, управляемый лордом-мэром, правителем военным и гражданским в одно время, при помощи двадцати четырех ольдерменов, двух шерифов и ста сорока четырех советников. Но и в этом городе, промышленном, торговом и просвещенном, с его фабриками, доком, академиями и университетом, нет достаточного числа работных домов и приютов для призрения нищих.

Малышу, не желавшему иметь дело ни с приютами, ни с работными домами, оставалось лишь сделаться коммерсантом, промышленником или ученым, прежде чем нажить капитал.

Не пожалел ли наш герой, что покинул Корк? Нет, он ушел с твердой верой в успех в этом многолюдном городе.

Дублинское графство принадлежит к Лейнстерской провинции. Оно изобилует преимущественно льном и овсом, что, однако, не составляет его главного богатства. Им он обязан морю, обширной морской торговле, выражающейся в цифре трех с половиной миллиона тонн и двенадцати тысяч судов в течение года.

Дублинская бухта не уступит в красоте самым красивым бухтам Европы. Она тянется от южного Кингстонского порта до северного Хоутского. Дублинский порт образовался благодаря Лиффейскому лиману.

Чтобы увидеть эту столицу во всем ее великолепии, надо подъехать к ней с моря, в светлый солнечный день. Малышу и Бобу это не удалось. Ночь была темная и воздух душный, когда они достигли первых домов предместья, идя вдоль полотна железной дороги, соединяющей Кингстон с Дублином. Эта низкая часть города была мало привлекательна, окутанная густым туманом, с тусклыми пятнами фонарей. Улицы, по которым Бирк вез тележку, были узки и неровны. Мрачные, подозрительного вида дома, закрытые лавки, слабо освещенные кабаки. И всюду бродяги, не имеющие ночлега, пьяные от виски, самого пьяного из всех напитков, ищущие ссор и драки…

Мальчикам это было не внове и нисколько не пугало их. А какое было множество несчастных, оборванных детей, одних с ними лет, валявшихся кучками на ступенях, босоногих, полунагих! Малыш и Боб миновали несколько зданий, церквей, из которых один протестантский собор был реставрирован благодаря миллионам пивовара Ли Гинесса и винокура Рое.

Часы на высокой башне пробили девять.

Боба, сильно утомленного долгим переходом, усадили в тележку, и Малыш помогал Бирку тащить ее. Нужно было найти какой-нибудь трактир, где можно было остановиться на ночь. Они проходили в это время по части города, называемой «Свободой», где начинается главная улица Св. Патрика, идущая до собора Спасителя. Улица была широкой, окаймленной домами, некогда вполне приличными, но теперь совершенно запущенными и напоминавшими помещение Хард, которое и пришло невольно на память Малышу… А между тем он был не в донегальской деревне, а в Дублине, столице Изумрудного острова.

Наконец нашли довольно порядочную гостиницу, где, поужинав, и провели ночь. Сон их был так крепок, что ни звон колоколов, ни шум улицы не мог нарушить его.

На другой день встали с зарей. Надо было идти на поиски Грипа, что не представляло затруднений, если только «Вулкан» был в порту.

– Мы возьмем с собой Бирка? – спросил Боб.

– Конечно, – ответил Малыш, – ведь должен же он узнать город.

Улица Св. Патрика оказалась наполнена лавками преимущественно мелких торговцев-евреев, скупающих старое платье. Там же можно заложить за несколько пенсов всякое старье. Эти лавки привлекли внимание Малыша. В ранний час улицы были довольно пусты. В Дублине жизнь начинается поздно, да и промышленность здесь довольно ничтожна. Фабрик немного – лишь несколько, выделывающих материи шелковые, льняные, шерстяные. Правда, винокуренные и пивоваренные заводы здесь процветают. Самый выдающийся из них – винокуренный завод Рое и пивоваренный Гинесса стоимостью в полтораста миллионов франков; он соединен подземным ходом с доком Виктории, откуда сотни кораблей развозят пиво по всему свету. Но если промышленность слаба, то торговля, наоборот, процветает. Дублин сделался первым рынком Соединенного королевства по части сбыта свиней и скота.

Идя к реке Лиффею, Боб и Малыш внимательно всматривались во все, что им встречалось. Боб громко выражал свое восхищение.

– Ах какая чудная церковь! Какое громадное здание! Какой дивный сад!

Здание, которым восхищался Боб, была биржа, Royal Exchange. В конце улицы возвышался City Hall, в котором собирались для совещаний коммерсанты со всего города. Далее виднелся замок с крупной башней, выстроенный из кирпича. Это была некогда крепость, реставрированная Елизаветой и служащая теперь резиденцией лорду-наместнику. Далее раскинут был Стефенский сквер со статуей Георга I посредине, засаженный красивыми деревьями и окруженный симметричными унылого вида домами, из которых выделялись дворец протестантского архиепископа и Борд-Рум. С правой стороны – Мерионский сквер, потом здание Королевского Общества и, наконец, дом, в котором родился О'Коннель.

Малыш, слушая болтовню Боба, в то же время размышлял. Он старался извлечь выгоду из всего виденного. Каким образом составить себе капитал? Какого рода торговля может удвоить, утроить имеющиеся у него деньги?..

Идя наугад, мальчики, конечно, заблудились не раз; вот почему они потратили более часа, чтобы дойти до набережной реки Лиффея!

– Разве здесь нет реки? – удивлялся Боб.

– Есть, как же, – отвечал Малыш, и они продолжали идти, постоянно сбиваясь с дороги. Они очутились перед большим замком, с длинным греческим фасадом в сто метров, с фронтоном на четырех коринфских колоннах. Это был университет, основанный во времена Елизаветы и называемый «Trinity College». Ирландские студенты – все спортсмены, соперничающие в отваге и ловкости с кембриджскими и оксфордскими.

Вот учреждение, которое не походило на галуейскую Ragged school и ректор которого не мог иметь ничего общего с О'Бодкинсом! Боб и Малыш взяли направо и не успели сделать несколько шагов, как мальчик закричал:

– Мачты!.. Я вижу мачты!..

– Значит, Боб, есть и река!

Но видны были только верхушки мачт, выступавшие над крышами домов. Надо было отыскать улицу, которая бы спускалась к Лиффеяо, и оба пустились бежать в этом направлении, предшествуемые Бирком, весело бежавшим, точно напавшим на чей-то след.

Они так спешили, что прошли без внимания храм Спасителя. А между тем собор – самый древний в Дублине, построенный в двенадцатом столетии и имеющий форму латннского креста, представляет немало интереса. Но ведь они успеют рассмотреть это в другой раз! Хотя в Дублине два протестантских собора и имеется даже англиканский архиепископ, не подумайте все же, что столица Ирландии принадлежит к реформатской религии. Нет, католики составляют здесь две трети населения, и католическая служба совершается во всем своем великолепии в многочисленных церквах.

Наконец Малыш и Боб достигли правого берега Лиффея.

– Как красиво! – вскричал один.

– Я никогда не видел ничего красивее, сказал другой.

И действительно, ни в Лимерике, ни в Корке нельзя было бы видеть такой чудной перспективы гранитных набережных, окаймленных великолепными строениями.

Но не в этой части Лиффея останавливаются суда. Целый лес мачт виднелся впереди у левого берега.

– Это, пожалуй, доки, – сказал Малыш.

– Идем скорей, – отвечал Боб, заинтересованный словом «док».

Нет ничего легче, как перейти реку Лиффей, через которую перекинуто девять мостов, соединяющих обе части города. Последний, самый замечательный из всех, находится между Уестморленд-стрит и Секвиль-стрит. Но мальчики не пошли по последней улице, – это отдалило бы их от доков, к которым они стремились. Они переходили от одного корабля к другому, разыскивая «Вулкан»; но его между ними не оказалось; может быть, он еще не возвратился из плавания?

Малыш и Боб все продолжали идти по набережной, вдоль левого берега. Может быть, один из них, весь занятый мыслью о «Вулкане», и не заметил большого четырехугольного здания таможни, украшенного статуей Надежды. Зато другой не мог не остановиться перед ней, весь охваченный мыслью, что когда-нибудь его товары будут подвергнуты осмотру в этой таможне… Может ли быть что-либо более заманчивое, чем иметь право на груз, привезенный из дальних стран, и удастся ли ему когда-нибудь испытать это?..

Они подошли теперь к доку Виктория. В этом коммерческом центре города кипело оживление, бесчисленное количество кораблей было занято погрузкой и выгрузкой.

Вдруг Боб закричал:

– Вон, вон «Вулкан»!..

Через несколько минут Грип, которого никакие занятия не удерживали на корабле, уже обнимал своих друзей.

Все трое вернулись на набережную и, желая спокойно поговорить, отправились к Королевскому каналу, почти безлюдному.

– Давно ли вы в Дублине? – спросил Грип, идя с ними под руку.

– Мы пришли только вчера вечером, – ответил Малыш.

– Долго же вы собирались! Ведь прошло уже три месяца с тех пор, как мы виделись в последний раз, и я успел побывать два раза в Америке! Возвращаясь в Дублин, я всегда бегал по городу в надежде вас встретить. Наконец я решил написать тебе, Малыш… Ты получил мое письмо?

– Нет, Грип, вероятно, оно пришло, когда нас уже не было в Корке. Ведь мы уже два месяца, как вышли оттуда…

– Два месяца! – вскричал Грип. – Но с каким же поездом вы ехали?

– С каким поездом? – усмехнулся Боб. – Мы пришли на своих, на двоих.

– Как, вы пришли пешком, употребив на это два месяца?

– В которые заработали немало денег, ответил Малыш.

И они рассказали Грипу, каким образом совершалась торговля во время пути, как выгодно распродавались вещи, которые Бирк возил на тележке, выдумку Боба с птицами и, наконец, о неприятной встрече с молодым Пиборном.

– Да хорошо ли ты его побил по крайней мере? – спросил Грип.

– Не очень сильно, мне, главным образом, хотелось унизить его, так как я его повалил, и он был в моей власти.

– Все равно… я бы его здорово отколотил! – сказал Грип.

Продолжая идти по берегу канала, Грип не мог скрыть своего восхищения по поводу коммерческих способностей Малыша. И когда Малыш назвал сумму, которой он обладал, сумму, составлявшую полтораста фунтов, Грип воскликнул:

– Ты теперь так же богат, как и я, Малыш! Но я употребил шесть лет, чтобы добыть эти деньги, а ты достиг того же за шесть месяцев! Я тебе повторяю то, что уже раз сказал в Корке: ты разбогатеешь!..

– Где? – спросил Малыш.

– Везде, где бы ты ни был, – сказал с уверенностью Грип, – в Дублине или другом городе.

– А я? – спросил Боб.

– И ты, мальчуган, тоже, если только будешь слушаться своего патрона.

– Какого патрона?

– А Малыша!.. Разве он не походит на твоего патрона? А теперь пойдемте завтракать, – прибавил Грип. – Я весь день свободен и, зная город как свои пять пальцев, проведу вас, куда следует, а потом решим, за что приняться.

Позавтракали в морском трактире на набережной. Грип рассказывал, к великому удовольствию Боба, о своих путешествиях, а Малыш молча слушал, задумчивый и серьезный не по летам. Он точно родился уже двадцати лет и достиг теперь тридцатилетнего возраста!

Грип повел своих друзей в самый центр города, представлявший резкий контраст с бедными кварталами. Средний класс почти отсутствует в Дублине. Роскошь и бедность соприкасаются непосредственно. Аристократический квартал продолжается до Стефенс-сквера. Там живет высшая буржуазия, отличающаяся воспитанием и образованием, но, к сожалению, разделяемая религией и политическими воззрениями. Секвиль-стрит окаймлена великолепными домами, богатыми магазинами. Хотя улица называется Секвиль-стрит, но по патриотическим воспоминаниям она, скорее, улица О'Коннеля, так как там был основан национальной лигой центральный комитет, о чем и свидетельствует большая надпись с золотыми буквами.

Но и на этой красивой улице видна масса нищих, лежащих на тротуарах у подъездов, у пьедесталов статуй; эта бедность действовала удручающе на Малыша.

Что бросается здесь в глаза, это количество детей, продававших католические и протестантские газеты.

– Вот торговля, которую здесь предпринимать не следует, – задумчиво заметил Малыш. – Она была удачна в Корке, но в Дублине, мне думается, не принесет дохода.

Он был, конечно, прав, так как конкуренция была слишком велика, и тележка Бирка едва ли бы опустела к вечеру.

Прошли мимо других великолепных зданий, мимо почты с четырьмя ионическими колоннами у главного входа, и Малыш невольно подумал о той массе писем, которые разлетаются оттуда, подобно стае птиц, по всему свету.

– Это нарочно для тебя она построена, сказал Грип, – так как тебе будут посылать письма отовсюду с таким адресом: мистеру Малышу, негоцианту в Дублине.

И мальчик не мог не улыбнуться, слушая похвалы своего товарища по Ragged school.

Наконец подошли к зданию суда, с его длинным фасадом, освещенным в этот день несколькими лучами солнца.

– Надеюсь, – сказал Грип, – что тебе никогда не придется иметь дело с этим зданием.

– Занимаясь торговлей, всегда рискуешь иметь тяжбу, Грип.

– Постарайся по крайней мере, чтобы они случались как можно реже, так как это не обходится без потери денег.

И Грип довольно печально покачал головой. Но зато как лицо его изменилось, когда они остановились перед большим круглым зданием.

– Ирландский банк! – вскричал он, раскланиваясь. – Вот, друг мой, куда бы я желал, чтобы ты входил по три раза в день… В этом здании целые сундуки, величиной с дома!.. Хотел бы ты жить в одном из таких домов, Боб?

– А они золотые?

– Нет, сами они не золотые, но наполнены золотом, и я надеюсь, что Малыш положит туда когда-нибудь свои деньги!

Малыш слушал рассеянно, глядя на обширное здание, заключавшее в себе миллионы, по словам Грипа.

Прогулка продолжалась, и бедные улицы сменялись богатыми. Везде богатство и бедность, и везде полисмены с револьверами за поясом. Этого требуют политические раздоры! Все эти Педди братья лишь до тех пор, пока не возникнет спор из-за вопроса религии в home rule! Тогда они уже не могут сдерживаться, как будто в них течет не одна и та же кровь древних галлов, вполне оправдывая местную поговорку: «Посадите ирландца на вертел, и всегда найдется другой ирландец, чтобы вертеть его».

Сколько памятников показал Грип своим друзьям! Через полстолетия их будет здесь не менее, чем самих жителей. Вообразите себе целое бронзовое и мраморное население: Веллингтона, О'Коннеля, О'Бриена, Борка, Гольдсмита, Гравена, Томаса Мура, Кремптона, Нельсона, Вильгельма Оранского, Георга! Никогда Малыш и Боб не видали столько изображений знаменитостей.

Затем они сели в трамвай, и Грип не переставал называть им здания, мимо которых они проезжали. То это была тюрьма, то работный дом и, наконец, здание, оказавшееся Ragged school.

Сколько грустных воспоминаний вызвало это название у Малыша. Но если ему приходилось страдать в подобном учреждении, зато он был обязан ему знакомством с Грипом… Сколько несчастных детей заключали в себе эти стены! Правда, в своей чистой и теплой одежде они мало напоминали оборвышей, о которых О'Бодкинс так заботился! Это происходило оттого, что «Миссионерское общество Ирландской церкви», в ведении которого находилась школа, брало пансионеров не столько для того, чтобы воспитывать и кормить их, сколько чтобы привить им основы англиканской религии. Прибавим, что католические Ragged school, которые содержались монахинями, конкурировали с ними весьма успешно.

Грип, Малыш и Боб сошли с трамвая у входа в сад, находящийся на западной стороне города.

Это был целый парк площадью в тысячу семьсот пятьдесят акров, называемый Феникс, которым Дублин может смело гордиться. Громадные великолепные деревья, зеленые луга с пасущимися коровами и овцами, рощи, цветники, военное поле для смотров, большие пространства, приспособленные для поло и футбола, – чего только не найдешь в этом парке, сохранившем природный вид среди большого города. Недалеко от главной аллеи возвышается здание летнего пребывания лорданаместника, окруженное школой, военным госпиталем и помещениями для артиллерии и полиции. В Феникс-парке происходят, однако, убийства, и Грип показал детям крест, поставленный на краю рва. Здесь три месяца тому назад, 6 мая, были убиты кинжалом главный секретарь по ирландским делам, его помощник Борк и лорд Фредерик Кавендиш.

Прогулка по Феникс-парку и смежному с ним Зоологическому саду закончила день. Было пять часов, когда друзья расстались с Грипом и вернулись к себе. Решено было видеться каждый день.

Однако, расставаясь с Малышом, Грип вдруг спросил его:

– Ну что же, надумал ты, что будешь делать?

– Мне кажется, Грип, что возобновление торговли, которую мы вели в Корке, здесь не приведет ни к чему. Лучше было бы оставаться, нанять небольшую лавку в такой части города, где проходит много народу, но не очень богатого… На улице Свободы, например…

– Великолепно придумано, Малыш!

– А что же мы будем продавать, – живо спросил Боб, – пирожки?

– Ах ты лакомка! – вскричал Грип.

– Просто полезные вещи, – сказал Малыш, – но я еще не решил какие… Я думаю устроить нечто вроде базара…

– Это будет отлично, – обрадовался Грип, в воображении которого уже рисовалась красивая вывеска. – Не забудь, – прибавил он, что все мои деньги к твоим услугам, тем более что мне изрядно надоело носить их всегда с собой.

– Почему же ты никуда их не поместишь?

– К тебе, охотно!

– Это мы еще увидим. Денег у меня пока достаточно, и надо пустить их в дело, не слишком рискуя…

– Не бойся, Малыш, я тебе говорю, что ты разбогатеешь… У тебя будут сотни, тысячи фунтов.

– Когда уходит «Вулкан», Грип?

– Через неделю.

– А когда ты вернешься?

– Через два месяца.

Наконец они расстались. Грип отправился к докам, а мальчики с Бирком перешли реку, чтобы попасть в квартал св. Патрика.

Сколько нищих они встретили по дороге, сколько пьяных!.. Архиепископ Иоанн на съезде, собранном в 1186 году, громил пьянство. Но семь веков спустя Педди продолжал пить без меры, и никакой архиепископ, никакой съезд не могли повлиять на этот врожденный порок!..

Глава одиннадцатая. «ДЛЯ ТОЩИХ КОШЕЛЬКОВ»

Нашему герою было тогда одиннадцать с половиной лет, а Бобу восемь, то есть оба вместе еще не достигли совершеннолетия, когда Малыш открыл магазин… Следовало быть Грипом, так слепо верившим ему, чтобы питать уверенность в успехе его предприятия!

Через два месяца после прихода детей в столицу Ирландии в квартале Св. Патрика открылся базар, сразу привлекший внимание местных жителей. Малыш открыл магазин не на одной из самых бедных улиц, он предпочел устроиться на Бедфорд-стрит, жители которой если не покупают лишнего, то и не лишают себя необходимого. Малыш очень скоро понял это благодаря своим коммерческим способностям.

Это был настоящий магазин, который Бирк уже не перетаскивал с места на место, но стерег, как настоящий сторожевой пес. На вывеске значилось: «Для тощих кошельков», скромное, но заманчивое приглашение, а внизу: «Малыш и К°», «и К°» – это, конечно, был Боб…, а также, вероятно, и Бирк.

Дом, в котором находился магазин, был трехэтажный. Первый этаж занимал сам хозяин О'Бриен, богатый негоциант, отказавшийся от дел, шестидесятилетний холостяк, пользовавшийся вполне справедливо хорошей репутацией. О'Бриен немало удивился, когда одиннадцатилетний мальчик пожелал нанять у него одно из свободных помещений для магазина. Выслушав, однако, разумные и дельные ответы ребенка, он остался вполне доволен и не мог отказать ему, тем более что Малыш предложил заплатить за год вперед.

Не надо забывать, что Малыш выглядел старше своих лет благодаря крепкому сложению и хорошему росту. Ему можно было дать от четырнадцати до пятнадцати лет. Но и это был возраст все же недостаточный, чтобы вести самостоятельною торговлю и открыть магазин, хотя и под скромной вывеской: «Для тощих кошельков».

Во всяком случае, О'Бриен не поступил так, как сделали бы многие другие. Он дал высказаться мальчику, чисто одетому, объяснявшемуся вполне прилично и державшемуся с известной уверенностью. Его заинтересовал рассказ Малыша обо всем им пережитом, и бывший негоциант решил даже помогать ему в будущем своими советами.

Помещение, нанятое «Малышом и К°», состояло из двух комнат, из которых одна выходила на улицу, а другая на двор. Первая предназначалась для магазина, а вторая для спальни. Сзади находилась кухня с небольшой комнатой для кухарки, если таковая будет когда-нибудь у Малыша. Но до этого дело еще не дошло.

Почему бы ему не торговать хорошо, этому магазину, так красиво обставленному? В нем можно было найти всевозможные предметы, так как все столы и полки были заняты вещами, купленными Малышом на оставшиеся у него свободные деньги. Правда, прежде всего было куплено для магазина шесть стульев и конторка, настоящая конторка, запиравшаяся на ключ, с книгами для записи, перьями, чернильницей. Понятно, что для ведения счетов потребовалась большая книга. Подумать только, что у Малыша завелся журнал для записи и касса! Во второй же комнате находилась лишь самая необходимая мебель: кровать, стол, несколько стульев и шкаф.

Так как от денег, бывших у Малыша, оставалась лишь треть, то приходилось быть осторожным.

А что же продавалось в магазине Малыша? Всего понемножку. Были и хозяйственные принадлежности, книги, доступные всем. Рядом с полезными вещами можно было найти и детские игрушки. Этот товар приходился более всего по вкусу Бобу! С каким старанием он стирал пыль с игрушек, которыми ему так хотелось поиграть, особенно с небольших корабликов ценой в несколько пенсов! Но он никогда не позволял себе распоряжаться товаром своего патрона, который не любил шутить и часто повторял ему:

– Будь же серьезен, Боб, можно подумать, что ты никогда не будешь купцом.

Не будем следить день за днем за делами фирмы «Малыш и К°», достаточно сказать, что успех сказался в очень скором времени. О'Бриен был в восторге от торговых способностей своего юного жильца. Купить и продать – это хорошо; но уметь купить и продать – это еще лучше. Так по крайней мере действовал старый негоциант в продолжение многих лет, наживая постепенно состояние. Правда, он начал торговлю в двадцать пять лет, а не в двенадцать. Но, разделяя вполне мнение Грипа о Малыше, он предвидел в нем будущего капиталиста.

– Главное, не очень спеши, дитя мое, повторял он ему при каждой встрече.

– Нет, – отвечал Малыш, – я буду идти медленно и осторожно, так как мне предстоит длинный путь, и надо поберечь ноги.

Быстрый успех магазина «Для тощих кошельков» объясняется интересом, возбужденным детьми, занимающимися самостоятельной торговлей в такие годы, когда одному подобало еще быть в школе, а другому возиться с игрушками. Малыш, впрочем, сделал даже несколько публикаций в газетах об открытии нового магазина, заплатив сколько полагалось за строчку. Зато вскоре появились уже ничего не стоившие ему сенсационные статьи на первых страницах «Дублинской газеты» и в других столичных изданиях. Не обошлось и без нашествия репортеров. Вскоре в городе заговорили об удивительном мальчике, и Малыш стал героем дня, что прекрасно отзывалось на делах его магазина.

Покупатели встречали всегда самую вежливую предупредительность со стороны Малыша, который, с пером за ухом, старался угодить изо всех сил, в чем ему усердно помогал Боб, которого дамы гладили по курчавой головке, напоминавшей голову болонки. Да, сюда приезжали настоящие дамы, и их экипажи быстро наполнялись игрушками. Бобу не приходилось сидеть сложа руки, так как маленькие покупатели, привозимые богатыми леди, желали всегда иметь сами дело с продавцом.

Это называется удачей, и, пока она продолжается, успех обеспечен. Что будет далее, предвидеть было нельзя, но Малыш, конечно, сделает все, от него зависящее, чтобы поддержать торговлю в таком же блестящем виде.

Когда Грип по возвращении «Вулкана» посетил друзей, он был поражен великолепием их магазина. По его мнению, вея улица преобразилась и стала походить на Секвильскую улицу в Дублине, на Стренд в Лондоне и на Бродвей в Нью-Йорке. Каждый раз Грип считал нужным что-нибудь купить. Однажды это был портфель, долженствовавший ему заменить старый, которого у него, впрочем, никогда не было. В другой раз приобрел хорошенький кораблик, предназначенный, по его словам, для детей его товарища, который еще не был отцом. Наконец, купил довольно дорогую трубку из поддельной пенки с желто-зеленым наконечником.

И при этом он всегда говорил Малышу, которого заставлял брать деньги за выбранные им вещи:

– А ведь дела хорошо идут, Малыш, не правда ли? Как далеко то время, когда мы, оборванные и голодные, бегали по улицам Галуея! Кстати, ты не читал в газетах, Каркер еще не повешен?

– Нет, не читал, Грип.

– Ну, это непременно сбудется, и ты отложи для меня ту газету, в которой прочтешь о его казни.

Затем Грип возвращался на корабль «Вулкан», уходил снова в море, а через несколько недель кочегар появлялся уже в магазине и снова покупал ненужные ему вещи.

Однажды Малыш спросил его:

– Ты все еще уверен, Грип, что я разбогатею?

– Я в этом так же уверен, как в том, что Каркер не минует виселицы.

По мнению Грипа, это было высшее выражение уверенности, далее которого идти было нельзя.

– А ты, Грип, разве не думаешь о будущем?

– Зачем мне о нем думать?.. Разве у меня нет ремесла, которое я не променяю ни на какое другое?

– Ремесло, однако, тяжелое и плохо оплачиваемое!

– Вовсе нет, я получаю четыре фунта в месяц, имею помещение, пищу…

– Все равно, – заметил Малыш. – Будучи кочегаром, нельзя нажить себе состояние, а Бог хочет, чтобы люди добивались богатства…

– Ты в этом уверен? – спросил Грип. – Разве это сказано в заповедях?

– Да, надо быть богатым не только для собственного счастья, но чтобы сделать счастливыми тех, кто лишен этого, хотя и вполне заслуживает!

И Малыш, задумавшись, унесся в воспоминания о Сисси, его бедной подруге в хижине Хард, о семье Мак-Карти, о которых ничего не знал, о своей крестнице Дженни, бедных и несчастных, тогда как он…

– Слушай, Грин, – продолжал он, – почему бы тебе не бросить плавание?

– Уйти с «Вулкана»?..

– Да, и войти со мной в компанию… Понимаешь, «Малыш и Ко»., ведь не может же Боб олицетворять собою компанию. Тогда как если ты присоединишься…

– О, Грип, – вскричал Боб, – как мы были бы тогда счастливы!

– Я согласился бы с удовольствием. Но мне кажется, что я для этого слишком велик.

– Почему?

– Потому что, если такой верзила, как я, будет торчать в магазине, то фирма перестанет быть «Малыш и К°»! Надо, чтобы все были маленькие, и я только испорчу все дело.

– Ты, пожалуй, прав, Грип, но ведь и мы вырастем.

– Понятно, но постарайтесь не расти очень шибко и богатеть, пока вы еще не высокого роста. Впрочем, если я не могу быть твоим компаньоном, Малыш, то помни все же, что мои деньги принадлежат тебе.

– Мне пока их не нужно.

– Но если ты вздумаешь расширить торговлю…

– Нам вдвоем тогда не справиться…

– Почему бы тебе не взять прислугу, которая бы вела хозяйство?

– Я уже думал об этом, и господин О'Бриен советовал мне то же самое.

– И он прав. Подумай, не знаешь ли ты какой-нибудь подходящей женщины?

– Подожди… да, да, конечно!.. Кет!., старый друг…

При имени Кет Бирк радостно залаял, выразив таким образом и свое мнение. Тотчас же было написано письмо в Трелингер-Кэстл, и через день пришел ответ, написанный крупным почерком. А еще через двое суток Кет была уже в Дублине.

И как она была принята Малышом после полуторагодовой разлуки! Мальчик горячо обнял ее, а Бирк бросился ей на шею. Она не знала, которому из двух отвечать, и наконец расплакалась… Когда же она устроилась на кухне и познакомилась с Бобом, слезы у нее потекли еще обильнее.

В этот день Грип имел удовольствие отведать вместе со своими друзьями первый обед, приготовленный Кет! И, уезжая на другой день в море, кочегар был вполне доволен своей участью.

Вас, может быть, интересует, получала ли Кет жалованье, хотя она вполне удовольствовалась бы столом и помещением, предоставляемыми ей ее милым мальчиком? Конечно, она получала жалованье, и даже очень хорошее, с обещанием прибавки, если она хорошо будет служить. Она теперь уже не говорила «ты» Малышу, так как он был более не грум графа Эштона, а хозяин магазина. Даже Боба, который считался компаньоном Малыша, она называла не иначе как «господин Боб». Зато Бирку она продолжала говорить «ты». И как они любили друг друга – Бирк и Кет!

Сколько пользы приносила эта славная женщина в доме! Хозяйство было всегда в порядке, комнаты и магазин чисто прибраны. Обедать в соседнем ресторане не подобает хозяину магазина, он должен обедать у себя дома – это гораздо приличнее и здоровее, особенно когда имеешь такую искусную кухарку, как Кет. Впрочем, она не только готовила кушанье, она стирала, гладила, чинила белье, держала в порядке одежду, была, одним словом, примерной прислугой, удивительно экономной и такой нравственной… что служила всегда предметом насмешек всей дворни в Трелингер-Кэстле.

Конец 1883 года принес отличные барыши фирме «Малыш и К°». Магазин едва успевал удовлетворять заказы к Рождеству и Новому году. Трудно представить, сколько Боб продал за то время всяких лодочек, корабликов и катеров. Даже в высшем обществе вошло в моду покупать все игрушки в магазине «Для тощих кошельков». Игрушка не считалась модной, если на ней не было клейма фирмы «Малыш и К°».

Малышу не приходилось раскаиваться, что он покинул Корк. Приехав в столицу Ирландии искать более широкого поля действия, он не ошибся в выборе. Старый негоциант О'Бриен поддерживал мальчика своими советами, которые всегда охотно принимались Малышом, отказывавшимся, однако, от его денег, как отказался он и от сбережений Грипа.

Подведя итог доходам, полученным со дня открытия магазина, Малыш мог быть вполне доволен, так как капитал его за это время утроился!