Loe raamatut: «Историкум. Мозаика времен»
Мозаика возможного
Алексей Рюриков
«…а паче тех воровских моряков встретишь…»
18 января 1727. Санкт-Петербург
Меншиков вспоминал. Тогда, ровно три года назад, ничто, казалось, не предвещало беды. Он, во всяком случае, ничего такого не чувствовал – день как день. Ближе к вечеру явился к государю, как обычно влетел в кабинет…
«И чего он взбеленился? – в который уж раз за эти годы подивился про себя Александр Данилович. – Ведь ничего ж не было! Ничего же этакого вот, особенного! К бабке не ходи, снаушничал кто-то. Знать бы кто…»
Князь тяжело поднялся с удобного, оставшегося в доме с тех ещё, с доопальных времён, кресла, зябко передёрнул отвыкшими от питербурхских холодов плечами, подошёл к камину и протянул к решётке руки.
«Ведь как я зашёл – немедля начал тростью охаживать, мин херц вражий. Только от тумаков оклемался – за воротник, да казнокрадом, да мерзавцем честить, да матерно потом облаял».
В душе Светлейший с «казнокрадом», в общем-то, не спорил. Но вот остальное его удручало и посейчас. Нет, прости его тогда Пётр, как нередко за многие проведённые рядом годы прощал, избив и облаяв сгоряча, Александр Данилович забыл бы услышанные оскорбления через минуту. Или будь государь жив, чтобы можно было как раньше, в молодости, доложить о лихой авантюре и услышать заветное: «Ах ты ж, архиплут, но ведь молодец, Алексашка!»
Но Пётр I, прозванный ещё при жизни Великим, умер два года назад, и простить бывшего при нём с юных лет Алексашку уже не мог. И это князя злило больше всего, поскольку выходило так, что подвиги последних трёх лет, а стукнуло нынче Меншикову пятьдесят три года, не оголец босоногий, напрасны. Не перед кем ими теперь похвалиться, да и преподнести достигнутое некому.
«Некому… – снова подумал князь, согревая ладони. – Да и… да и незачем теперь, уж минувшего-то не воротишь. Был бы жив мин херц, за таковское удальство – всё бы вернул. А нынче…»
Мысли снова сбились на воспоминания.
«Всех же чинов, имений, всех наград лишил, а? И ведь сразу я беду почуял, сразу. Как увидел, что Алексеич после лая, вместо буйства своего обычного, вторую трость, с каменьями зелёными, эдак вот вертит, смотрит – аж лёд по костям, и говорит негромко, задумчиво:
– Станок, слышь, у меня токарный сломался.
Стано-ок… Никогда он так до того не разговаривал. Если бы второй тростью колотить начал – то понятно, привычно. Кричал бы, собачился. А то – мирный такой, рассудительный. Думал, смерть уж моя пришла, ан нет…»
Он поднял руки от огня, поднёс к лицу, зачем-то посмотрел на узкие, всё ещё сильные пальцы и вернулся за стол. Вспоминать дальше. Время ещё было, встреча назначена на поздний вечер.
«Остров этот придумал. Ну, при чём я к Магада… Магда… тьфу! До сих дней выговорить не могу это слово проклятое! Ладно, хоть возглавить поход поручил. Мог и на плаху, у него оно споро выходило».
* * *
Светлейший князь, в прошлом фельдмаршал и президент Военной коллегии, кавалер орденов, владелец поместий и десятков тысяч крестьян, ближайший сановник и друг императора так никогда и не узнал причину своей жесточайшей за всю проведённую рядом с Петром I жизнь опалы. Наушники тут были почти ни при чём – так сложилось. Или звёзды сошлись, или карты упали, или просто – судьба. Как говорили встречавшиеся Александру Даниловичу в странствиях индусы, карма.
В тот печальный для Светлейшего день, 18 января 1724 года, у российского императора и впрямь сломался станок. Пётр Алексеевич под старость забавы токарной не бросал, и поломка препаршивейшее настроение на весь день ему обеспечила. Когда же час спустя царь прочитал доклад Тайной канцелярии о том, что императрицу Екатерину Алексеевну и Меншикова связывают отношения более чем дружеские, он вконец рассвирепел. Повелев Алексашку, паче явится, звать немедленно, самодержец принялся за следующую депешу. Ею оказалось донесение шаутбенахта Якоба Вильстера, посланного осенью с двумя фрегатами в Мадагаскарскую экспедицию, приводить остров под российский скипетр и искать «пиратское царство», кое, по слухам, на острове том имелось и даже несколько лет тому отряжало послов в соседнюю Швецию, просясь к тамошнему королю Карлу XII под покровительство. Вильстер, появившийся в Санкт-Питербурхе три года назад, до того воевал и на стороне шведов, и против них, бывал на русской службе, ходила молва – не преминул погулять и флибустьером под вольным флагом, – в общем, был моряком опытным и человеком многознающим. Он и поведал о неудавшихся шведских путешествиях к Мадагаскару. И описал Петру обстановку в тех краях, насколько сам знал. Знал, впрочем, немало, знакомцев среди джентльменов удачи у голландца хватало. Написанный шаутбенахтом доклад, посвящённый пиратам Индийского океана и их связям со шведским двором, император прочитал внимательно.
– В Индию нам путь нужен! – объяснял он осенью президенту Коллегии иностранных дел Головкину. – Через Хиву Бекович пробовал, не вышло, в Джунгарию ты посылал, в Персию – везде афронт. А как англичане с голландцами делают?
– Как?
– А морем, Гаврила! – заревел Пётр. – Морем! Вокруг Европы с Африкой! Вот тут нам Мадагаскар и потребен! Там фортецию заложить да губернию заморскую основать. А уж с острова сего, где у нас порт и магазины для войска будут, можно и к Индии дорожку торить…
Теперь же, поставленный во главе похода к далёкому острову, Вильстер сообщал о том, что отплытие срывается. Пётр ещё раз яростно пробежал глазами послание. На словах: «а выделенные для сего авантажа фрегаты отправлены из Ревеля в великой конфузии, трудно и поверить, что морской человек оные отправлял…» – он прервался, отшвырнул документ и… и тут в кабинете появился Меншиков. Одно из прогневавших государя обстоятельств вполне могло сойти ближайшему, самому давнему другу с рук. И даже два. Но все три вместе, да ещё так не вовремя…
* * *
Экспедиция была собрана и отправлена Меншиковым уже через две недели. Прощальный рык Петра: «…а паче Мадагаскара на шпаге не привезёшь – под топор ляжешь!» стоял у бывшего фаворита в ушах и годы спустя, а уж ускорение подготовке придал и вообще ни с чем не сравнимое. Насчет плахи обещания императора расходились с делом редко.
У бывшего теперь Светлейшего князя, впрочем, тоже – эту науку он перенял от сюзерена прекрасно. Адмирал Вильстер диву давался – до приезда князя сборы шли неторопливо, а тут… С тех пор к заставившему забегать как пришпоренных всех, от юнги до капитана порта князю Александеру голландец относился с большим почтением.
* * *
«Думали – сгину? – продолжал вспоминать вернувшийся недавно в Россию сановник, разъяряясь мысленно на неведомого наветчика, вызвавшего три года назад гнев царя (а в том, что без наушничества не обошлось, он не сомневался). – Ан не вышло! Не такой человек Александр Данилович Меншиков!»
Он отлично знал Петра и тогда, в императорском кабинете, явственно уразумел: плавание к Африке – единственная надежда на спасение. А удачное – и на возвращение близости к государю. Он, как когда-то в залихватской молодости, твёрдо поставил себе пройти любые океаны, но заслужить прощение Петра Великого. Выход князь знал один: поклониться царю этим бесовским островом Мадагаскаром.
Оба корабля, выделенные эскадре, еле дошли до Голландии. В Амстердаме от начальных команд осталась хорошо, если половина, но князь сделал всё, что требовалось. Меншиков купил на собственные деньги (крутилось у него на голландской бирже весьма весомое, в переводе на золото, кое-что) два новых фрегата, названные им «Надежда» и «Индия», добрал команду из голландцев, немцев и нескольких датчан, добрался до Мадагаскара, где заложил русский форт, названный пышно «град Петрополь». Губернатором колонии он назначил капитан-лейтенанта Мясного. Но спокойнее от всего этого не стало.
Меншиков был умным и опытным человеком, и ещё в самом начале понял – сам по себе заложенный форт на далёком острове долго не протянет. Людей, которых можно было бы там поселить, у него практически не было, рассчитывать на помощь из России не приходилось. Вернуться, преподнести Петру заморские земли, а после плавания следующей экспедиции узнать о разорении крепости, он не хотел.
Светлейший был уверен: вернись с победой, распиши свои успехи как следует (а это он умел, да и царя понимал лучше других) – и прощение обеспечено. Даже если следующее плавание покажет, что удача была призрачной, неважно. К тому времени всё успокоится. Но… Меншиков, при всём своём своекорыстии, расхищениях казны, мошенничествах и мздоимствах, был человеком государственным, преданным Петру I и России беспрекословно.
Такое уж было время, верность родине и государю, беззаветная отвага и доблесть в сражениях, отлично сочетались в «птенцах гнезда Петрова» с корыстолюбием и казнокрадством. Впрочем, когда и где они не сочетались?
Задумался над решением этой головоломки Александр Данилович ещё в Ревеле, лишь поднявшись на борт и переговорив с Вильстером. В Амстердаме он нашёл и сманил в команду двух немцев-рудознатцев (один, правда, оказался шарлатаном из студентов-недоучек, что не помешало ему сначала стать судовым врачом на одном из новых судов, а ещё позже – получить смертельный удар ятаганом в абордажной свалке на арабском доу), мастера-оружейника, поклявшегося, что сумеет наладить починку, а если найдётся железо – так и изготовление ружей, троих подмастерьев-строителей.
Но это было только началом. Меншиков не очень верил в «пиратское королевство», а расспросы Вильстера и других знающих офицеров-иностранцев его в том сомнении лишь укрепили. Но в Голландии князь узнал и другое – время было выбрано Петром удачно.
* * *
Он снова прошёлся по комнате, пододвинул к камину кресло, раскурил набитую слугой-негром трубку и опять погрузился в прошлое.
Голландия… Он помнил, как в припортовом «чистом» трактире с простым названием «Под якорем», где собирались солидные купцы и капитаны кораблей, старый компаньон, служивший доверенным лицом в его денежных делах за границей, Ван Койперс, свёл князя с капитаном одного из только что вернувшихся из Индии кораблей. Ван Койперс затею с плаванием русских к берегам Африки не одобрял, но привычен был к тому, что все затеянные Меншиковым предприятия оборачивались недурственными комиссионными. И в надежде на свои проценты помогал со всем усердием.
– Я слышал, есть неплохие стоянки на острове Мадагаскар? – поинтересовался тогда у приведённого компаньоном капитана Светлейший. – Но, кажется, там грозит опасность от лихих людей?
– Вы правы, герр Александер, – отозвался пятидесятилетний Ван Винк, последние семь лет проплававший в тех краях. – На Мадагаскаре полно удобных бухт, есть даже несколько поселений. Но и пираты там встречаются. Англичане и испанцы вытеснили их с Карибов, и многие ушли в Индийский океан.
Капитан пригубил очередную кружку с глинтвейном, хмыкнул и добавил:
– Однако с вашими фрегатами опасаться нечего. У флибустьеров в южных морях редко бывает больше одного корабля, это не Береговое братство Тортуги. На вас они нападать не станут, – тут Ван Винк, ухмыльнувшись, подмигнул Александру Даниловичу, которого почтенный амстердамский делец Ван Койперс представил ему как русского командора, и доверительно добавил: – Ну, разве что захотите отнять добычу.
Капитану казалось, что он делает правильный вывод: два хорошо вооружённых русских фрегата, команда, в которую прекрасно известный ему Вильстер вербует отборных головорезов, расспросы об Индии.
«Кажется, русские решили погулять на юге, – подумал голландец. – Не сомневаюсь, что в сундуке у этого „командора Александера“ – явно вымышленное имя – лежит и каперский патент. А заодно разведать новые земли, лавры Дампира покоя не дают, поди. Но коль уж его привёл Койперс, знать, и наши тут в доле, наши своего не упустят. И то верно – пусть московиты там пощиплют. От того нам хуже не станет».
Меншиков на подмигивание внимания не обратил. Он был уверен – Ван Койперс своё дело знает, болтуна не приведёт и сведения, услышанные сейчас, наиболее свежие и точные во всём Амстердаме. Про то, что на юг подалось немало вольных охотников из Карибского моря, он уже знал, сейчас его интересовал именно Мадагаскар.
– И всё же, герр Винк, – вернул он собеседника к предмету разговора, – мне хотелось бы узнать…
– Да чего там знать! – перебил его морской волк. – Ваш Вильстер знает всё не хуже меня, тоже мне… Извольте: как Лондон назначил губернатором Багамских островов Вудса Роджерса, тот начал давить флибустьеров. Человек пять сдались под амнистию, с командами, а остальные отправились кто куда. Это лет шесть тому было. Тогда многие в Индийский океан ушли. Ле Буше, Инглэнд, ещё другие. Вот с тех пор все и идут. В основном все стремятся к Красному морю, там ходит много индусов и арабов, нетрудная добыча для тех, кто брал на абордаж испанские галеоны. Но в тех краях на островах либо нет воды… либо есть французы, – капитан раскатисто захохотал своей шутке и продолжил: – Ну, иногда не французы, а воинственные дикари с копьями… впрочем, по сути, это одно и то же, – и он снова залился смехом.
Отсмеявшись, заговорил серьёзно:
– Иногда пираты останавливаются на Сокотре, Коморах, Сейшелах, но это неудобно. Выгодней спуститься к югу и отстояться на интересующем вас острове. Там, конечно, не Порт-Роял, но есть посёлки с белыми, да и прибрежные племена спокойно относятся к торгу с моряками. Можно и отремонтироваться, и набрать воды, купить провиант. Да и немного погулять на берегу, мальгашки, конечно, несравнимы с француженками, но после долгих месяцев в море – сами понимаете.
– А туземцы как на это смотрят? – заинтересовался Меншиков.
– Как заплатишь – так и посмотрят, – снова заржал моряк. – Хороший нож – и муж туземки будет охранять, чтоб вас с ней никто не потревожил в хижине, всё время стоянки.
– А откуда там белые? – спросил до того молчавший Ван Койперс. – Там ведь нет ничьих колоний?
– Так и белые те ничьи, – пожал плечами капитан. – Люди с Карибов пришли на Мадагаскар ещё лет десять назад, и там, по слухам, уже были вольные стоянки. В тех водах ещё Эвери с Киддом да Миссоном ходили, сколько уж лет прошло? Кроме того, там плавает достаточно англичан и наших – голландцев, которые поменяли карьеру служащих Ост-Индских компаний на свободную охоту. Вы же знаете, Компания платит немного, а жизнь в колониях не сахар. Ну а промысленный прибыток надо ведь где-то обменять на монету. Да и припас прикупить – порох, ядра и прочий товар. То есть нужно место, которое известно и охотникам за удачей, и не очень деликатным купцам. Хотя где вы деликатного купца видели?
– И это место – Мадагаскар? – спросил русский. – Но ведь тогда, получается, о том, что там собираются разбойники, должны знать многие? Иначе как купцу и пирату встретиться?
– Конечно, – охотно согласился Ван Винк. – Все знают. А чтобы встречаться, на острове как раз несколько факторий есть. Таких, знаете, своеобычных. Без флага. Через них можно весточку передать, о рандеву сговориться. Иной раз и товар какой хранят, но это редко – опасно без присмотра оставить. Года три уж как поселения ожили, дома строят, крепостцы. Торговлишка идёт – и не только христиане, и с Занзибара приходят, и из Персидского залива, и с Маскарен.
– Но если все знают, – не понял Александр Данилович, – почему ж им до сих пор укорот не сделали? Хоть английский флот, хоть другие короли? Ежели там гнездо разбойное, изведанное? Ведь купцам, небось, убыток?
Голландцы несколько удивлённо переглянулись, Ван Койперс, слегка улыбнувшись, пожал плечами, но ответил капитан:
– Вы, герр командор, не понимаете. Купец, он тоже иной раз, если, скажем, в море одинокого индийца встретит, или там… – он прервался, пожевал губами и выговорил обтекаемо: – или там ещё кого. Вот если, скажем, такая встреча выпадет, то может так закончиться, что встречник ко дну перейдёт, а груз его, напротив, к купцу. Но такой груз ведь тоже надо продать не в своём порту, разумеете?
– Понимаю, – согласился Меншиков. – Дело обыденное. Но…
– Да и деньги там большие ходят, – не дал себя прервать голландец. – Очень большие. Недавно Ле Буше и Тейлор взяли семидесятипушечный линейный корабль португальцев, а на нём плыл бывший вице-король Гоа, Эришейра, вёз казну и камни. Последнему палубному матросу при дележе досталось не меньше тысячи фунтов стерлингов, вообразите!
– Славный куш, – задумчиво кивнул князь.
– Ну а где такие деньги – там купцу никак убытка не может приключиться. Только наоборот.
– Ну, это ладно, – логику моряка Меншиков понял. Как золотые кружочки избавляют от необходимости соблюдать законы, он знал куда лучше рассказчика, мог бы и поучить при случае. Но сомнения оставались, и он спросил снова:
– То купцы. А короли-то?
– А чего короли? Про эскадру Мэтьюза слыхали?
– Нет.
– Два года назад англичане послали Мэтьюза, он был в вашем чине, тоже командор, с четырьмя кораблями на помощь Ост-Индской компании. Уничтожить пиратство на Мадагаскаре, Бурбоне и в Красном море. Я тогда как раз ходил из Капштадта в Сурат и знаю всё не понаслышке. Думаете, Мэтьюз объявился на Мадагаскаре? Он что, дурак, по-вашему? Не-ет, он немедленно пошёл в Бомбей! Там поучаствовал в экспедиции против Англии, попытался перехватить торговлю Сурата с Кантоном, да не вышло, хе-хе.
Капитан, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям, раскурил принесённую трубку, но углубляться в интригу не стал, а повёл повествование дальше:
– На Мадагаскаре он всё же потом появился. В бухте Сент-Мари как раз пираты посадили на мель несколько призов, тащили с кораблей кому что нужно и спешили обратно в море – сезон в разгаре. Англичане, увидев на берегу фарфор, пряности, шёлк, поставили рядом белый флаг в знак того, что воевать с пиратами не будут, и включились в грабёж.
– А пираты на это что сказали? – не понял Светлейший.
– А что тут скажешь? Да там и оставались-то немногие, остальные уже ушли. Это земли Плантена, он вроде как присматривать за складом должен был. Только что он сделает, на самом берегу-то? Плантен пригласил британцев в гости, пир устроил. Мэтьюз ему даже запасы одежды продал, ром, вино.
– Кто такой Плантен?
– Бывший пират. Ходил с Инглэндом, болтают даже, чуть ли не с Эвери. Потом у мальгашей участок купил и в бухте поселился. Для пиратов и купцов он как раз служит почтовым ящиком, посредником и советчиком. Его там называют «король бухты».
– Король? – не утерпел Меншиков. – А там есть какое-то пиратское королевство? Или община какая сплочённая?
– Нет, – пожал плечами капитан. – Откуда? Вольные корсары меж собой сходятся редко.
– Я слышал, какие-то тамошние моряки посылали к шведам, просились под руку их короля?
– А-а, знаю, – кивнул пожилой моряк. – Каспар Морган измыслил. Это капитаны флибустьеров лет десять назад собрались и хотели новую Тортугу устроить. Отдаться под флаг шведам – они далеко, но король у них был воинственный, мог при случае в Европе за них слово молвить, грамоты каперские выдать… да мало ли пользы? Ну а проверять их не мог, из Стокгольма-то. Только подношения посылай иной раз. Неплохая задумка, но сорвалось почему-то.
– А почему?
– Не ведаю. Карл-то, король, он же вроде с вашими воевал тогда? Может, не до того было, может, ещё почему.
«Не до того», – подумал, в душе усмехаясь Меншиков. Он-то знал, что после разгрома под Полтавой, в 1709 году, Карл бежал к туркам и в Швецию вернулся лишь через пять лет. В Стокгольме посланник пиратов, тот самый Морган, появился в 1718 году, Карл успел подписать ему грамоту на чин шведского наместника, но дальше дело не двинулось – в ноябре того же года Карл XII погиб.
– А что, задумка-то эта, она и впрямь могла солидным делом обернуться? – полюбопытствовал он.
– Пожалуй, и могла, – рассудил Ван Винк. – Почему нет? А что?
– Да так, интересно. Я же сам со шведами воевал и под Полтавой был, когда их разбили, – ушёл от разговора князь. – А что там с Мэтьюзом дальше было?
– Дальше просто, – не стал настаивать капитан. – После пира Мэтьюз с Плантеном повздорил, даже стычка была. А потом эскадра ушла в Калькутту. Что было дальше, не знаю, я отплыл в Амстердам. Вот примерно так с пиратами борьба у всех и идёт, – подытожил рассказчик. – Кто за ними гоняться будет, когда вместо этого разбогатеть можно?
Меншиков задумался. Сведения были интересными и сулили его экспедиции главное – людей, корабли, деньги. И рассказ о том, что сражений с военными кораблями других стран можно практически не опасаться, его порадовал.
* * *
Светлейший князь не знал и не мог знать, что обстановка складывалась ещё лучше. Как раз в то время, когда он собирал сведения в Амстердаме, Мэтьюз, разбогатевший к тому времени больше самого удачливого пирата, отплывал в Англию. После его возвращения на британское адмиралтейство обрушится поток жалоб, коммодор будет отдан под суд, отведёт почти все обвинения, но всё же будет приговорён к штрафу в огромную сумму – двадцать пять тысяч фунтов стерлингов. Мэтьюз выплатит её, по слухам – выплатит столько же судьям и лордам адмиралтейства, чтобы уйти от более серьёзных обвинений, на всё это его добычи хватит, после чего продолжит службу во флоте. Но директора Ост-Индской компании рейд его эскадры запомнят надолго, и двадцать лет после этого будут наотрез отказываться от посылки королевских кораблей в Индийский океан. Лишь в 1744 году, после начала войны с Францией, компания согласится с прибытием королевского военного флота. И то с огромным неудовольствием. Торговцы Ост-Индской компании предпочтут опасность пиратских нападений, для них это окажется куда менее разорительным.
Тогда, в Амстердаме, Александр Данилович этого знать не мог. Но и полученных известий ему хватило. Заручившись несколькими рекомендациями, он отплыл к Мадагаскару.
* * *
Уже выходя из голландского порта, князь примерно представлял, как ему надлежит действовать. Меншиков задумал не просто плавание. Нет, он мыслил шире, в стиле начинающегося авантюрного века. Князь собирался преподнести выгнавшему его из России царю сильную и богатую колонию.
Сейчас, три года спустя, в Петербурге, он вспоминал свои тогдашние думы и был уверен – он всё сделал правильно. Пётр бы одобрил.
«И ведь получилось всё. Прав был Пётр Алексеевич, ан и я прав вышел. Воровские моряки истинно те края насмотрели. Грабить там есть кого – и Африка рядом, и басурмане плавают, и португальцы, голландцы, англичане, французы… А вот королевства у них не имелось. Это я угадал. Но под русский скипетр их справить было не трудным делом. Как Ван Винк и говорил: русский флаг и каперские патенты, да ещё и крепость заложили, порт для стоянки и ремонта появился. Да купцам для встреч и амбаров место, почитай, нашлось. В остроге, иной раз и постоянный склад ставить можно. Комендантом Мясной дельным оказался, враз понял – тут строгости законов и быть не может, тут вольница. Запорожская Сечь, только морская».
Именно Мясной, первым вникнув в мысль командующего экспедицией, предложил брать под покровительство не только европейских флибустьеров, но и местных – арабских, индийских. Светлейший помнил, как тот горячился на совете:
– Да ведь на Руси-то – и татар, и башкир, и ногаев с якутами зачисляем! Те же ведь басурмане некрещёные, даже и куда как дикие. А к нам сейчас и с Малабара самого под руку просились, и с Маската два гораба разбитых дошли. Почто не принять?
– Да ты не горячись, – усмехнулся тогда Александр Данилович. – Не горячись, можно и принять. Только как они с англичанами теми ж в одном порту будут?
– А что в порту? Пусть даже и подерутся матросы – обычное дело.
Меншиков согласие дал, наказав лишь «язычников и исламов, в подданство российское перейти желающих, к принятию веры Христовой склонять неустанно, но не неволить, а токмо ласкою да уговорами сей дискурс вести».
Князь, разобравшись в том, что представляют собой Ост-Индские компании в Англии, Голландии, Дании, оценил выгоды, открывающиеся от учинения такой же русской. Разумеется, в числе главных пайщиков он видел себя и, откровенно говоря, тогда ещё не решил – будет ли то действительно работающее предприятие, или лучше, собрав под сулимые барыши капитал, прикарманить деньги без долгих затей. Но он чётко понимал – в любом случае, требуется привезти на родину не просто описания мадагаскарских земель, но золото. Да, Светлейший верил в прощение Петра. Но видел и другое – за время отсутствия все его имения раздадут, и пожаловать их назад не сможет даже царь. А вернуться следовало в блеске не только славы, но и состояния, по-иному он, один из тщеславнейших людей своего времени, не желал. Мадагаскар в этом помочь не мог. А вот два новых фрегата…
* * *
Первый раз он запомнил навсегда, в подробностях. Через два дня после выхода из голландского Капштадта, где взяли провиант и воду, в каюту ворвался ставший за время плавания задушевным другом и верным собутыльником Вильстер.
– Парус на горизонте!
Александр выскочил на палубу, схватил подзорную трубу, углядел в волнах сначала две мачты с прямыми парусами, а потом и флаг.
– Португал, – бросил он столпившимся вокруг офицерам.
– Как есть португал, – хриплым басом согласился штурман, взятый в Амстердаме голландец, приятель Вильстера.
Меншиков обвёл своих людей взглядом и вдруг почувствовал, что окружающие его моряки, включая, что странно, даже отправившихся в экспедицию русских, до того дальше Готланда не выходивших, чего-то ждут. Что-что, а распоряжаться людьми князь за свою нескучную жизнь научился отменно, и потому, не вполне ещё понимая, в чём дело, вновь, выигрывая секунды на размышление, приложил трубу к глазу, а потом изрёк в пространство:
– Нашим курсом идёт, португал-то.
Подождал, не дождался ничего кроме согласного сопения, и продолжил:
– Куда ж его, болезного, ветром влечёт, любопытно?
– Так известное дело, – мгновенно ответил штурман. – Коли бриг, так не иначе к Берегу Индиго идёт, на форт Мозамбик. За чёрным деревом.
Рассказы голландцев в памяти всплыли мгновенно. Князь помнил, что «чёрным деревом» называли негров, обращённых в рабство. Но помнил он и другое:
– А почему он на восток идёт? Рабов ведь на западном берегу берут?
– Это в Америку на западном, – охотно разъяснил другу Вильстер. – А с восточного берега в Ост-Индию. А может, в Бразилию – там, чай, португальцы те же.
– Ромом, верно, загружен, – мечтательно произнёс штурман.
– Ромом? – Светлейший вспомнил, что в Африке за рабов расплачиваются чаще всего оружием и спиртным.
– Ружья и ром нам не помешали бы, – протянул Вильстер.
Меншиков понял. Голландцы были с Лиссабоном на ножах издавна, и команда, часть которой уже погуляла по морям, а другая – наслушалась их повествований, не видела ничего странного в том, чтобы прибрать португальца к рукам. Тем более, за южной оконечностью Африки.
«А что? – загорелся мыслью Александр. – Проверим, на что мои молодцы способны? Коль решил на воровских моряков опираться, надо, чай, и самому ремесло попробовать… да и скучно в этом море чёртовом!»
– Передайте на «Индию» – атакуем, – приказал он Вильстеру и, убирая трубу, рявкнул повеселевшим голосом: – Орудийную палубу к бою! Мушкетёров – на ванты, как сойдёмся – огонь по палубе!
Бриг догнали быстро – куда ему от новых фрегатов уйти? Дав пару пушечных залпов по рангоуту, приблизились с двух сторон на мушкетный выстрел, потом абордаж…
Когда всё было закончено и квартирмейстер, обследовав захваченный корабль, доложил, что гружён он и впрямь ромом, фузеями, табаком, а також железом и порохом – по-видимому, для Мозамбика, и гружён неплохо – тысяч на сорок ефимков, Меншиков, распорядившись оставить призовую партию на судне и вести бриг в составе эскадры, впервые почуял: будет дело. Первый успех не то чтобы вскружил ему голову – опальный вельможа отлично понимал все сложности своей задачи. Но, имея отменный нюх, который оттачивался долгие годы рядом с совершенно непредсказуемым Петром, он, без участия рассудка, почувствовал: успех близок.
* * *
С тех пор это чувство его не покидало. Именно этим чувством, наделявшим его неудержимой, яростной уверенностью, он объяснял свою удачу в переговорах с упоминавшимися в Амстердаме Плантеном и Ле Буше, в прошлом именитым вожаком пиратов, после ограбления вице-короля Гоа решившим отойти от дел и поселившимся на французском острове Бурбон.
Впрочем, объяснить согласие влиятельного и знаменитого экс-пирата перебраться на Мадагаскар в чине вице-губернатора российской колонии и привлекать к чаемому порту своих былых знакомцев, проще, пожалуй, тем, что французские власти, опасаться Ле Буше к тому времени переставшие, посматривали на поместье и круглое состояние бывшего предводителя джентльменов удачи с вполне понятным чувством зависти и вожделения. И не зайди на Бурбон русская эскадра, предводитель которой имел к бравому французскому искателю приключений рекомендательные письма, – быть отставному корсару арестованным и повешенным, а имуществу его – оказаться в руках островных чиновников.
Потом был переход к цели плавания, Мадагаскару, переговоры с «пиратским посредником» Плантеном, основание в бухте Сент-Мари крепости Петрополь. Были рейды в Красное и Аравийское моря, к берегам Африки и Индии, штурмы прибрежных городов и абордажи, переговоры с вождями мальгашских племён, туземными купцами и европейскими колониальными чиновниками, выдача каперских и офицерских патентов «воровским морякам» разных национальностей и цветов кожи… Пожилой сановник, улыбнувшись, вспомнил первый разговор с тем самым Плантеном:
– …титул? – удивился тогда старый головорез. – Вы говорите о дворянском титуле?
– Сие возможно, – пожал плечами Меншиков. – Я сам из семьи торговца, а поглядите – светлейший князь Ижорский и князь Римской империи. Российское дворянство и чин майора я вам могу обещать непреложно, а вот кавалерство и титул повыше следует, как вы понимаете, заслужить.
– Чёрт, это звучит привлекательно! Вы слышали о Моргане? Не Каспаре, он погиб у Маската, другом – Генри?
– На Карибах? Да, слышал.
– Он получил рыцарский титул и назначение вице-губернатором Ямайки… ну что ж, пожалуй, я приму предложение императора Петра.
Плантен же растолковал ему всё и по интересовавшему бывшего владельца тысяч крепостных вопросу о работорговле.
– Рабы? Да, это хорошее занятие.
– Но негров надо ловить? Уходить от корабля в глубь континента?