Loe raamatut: «Труба Иерихона», lehekülg 4
– Нет, конечно, – отшатнулся Коломиец.
– И я тоже, – согласился Яузов самым зловещим голосом. Он повернулся к министру финансов всем корпусом и посмотрел на него в упор. – Я вот тоже человека в кресле министра финансов не рискну назвать дураком. Но если он не дурак, то он не иначе как шпиён…
Коган запротестовал:
– Я как раз никогда не употребляю этого слова! Это вы тут друг друга мужикуете… Виктор Александрович, эти русиш швайн прервали вас на самом интересном месте. Вы предлагаете… тьфу, сбили! Что вы имеете нам сказать за этих бычков?
Я помолчал, давая всем умолкнуть, повернуться ко мне. Когда начали смотреть уже с нетерпеливым ожиданием, сказал мирно:
– Сказать?.. Ответить адекватно – это не значит обязательно раскрыть рот и поколебать воздух. Если американцы начнут терять то, чем дорожат больше всего, это и будет адекватным ответом. А сделать это легко, ибо они сейчас расползлись по всей планете в виде туристов, миссионеров, журналистов, проповедников, Красного Креста, Полумесяца, Корпуса Мира и черт-те чего еще. Но все мы знаем, что главная их миссия – рушить устои тех стран, где они ползают, и навязывать американский образ жизни!
Все молчали. Коган помотал головой, несколько озадаченный:
– Что-то вы уж очень медленно подкрадываетесь к цели. На вас это не похоже. Вам всегда плевать на мнение общественности, а сейчас как будто начинаете к ней прислушиваться…
– К общественности? – спросил Яузов.
Он остро взглянул сперва на Когана, потом себе под ноги. Даже приподнял ногу и, двигая мохнатыми бровями, посмотрел на рифленую подошву.
– В нашем лице, – пояснил Коган. – Итак, что вы хотите сказать?
Я огрызнулся:
– Вам надо сказать прямо? В лоб? Сами постоянно напускаете тумана вокруг любого пустячка, а я вам вслух и прямо? Ладно, вот вам прямо. Я считаю, что пропагандистов надо уничтожать точно так же, как солдат в окопах. Может быть, даже в первую очередь. А они там все – пропагандисты. Правда, в самой Империи это сделать проблематично, зато по всей планете, где расползлись эти заразные тараканы, они уязвимы!
Коган раскрыл рот, но ответить не успел, по кабинету прошло незаметное изменение. Все разом подтянули животики, перестали сопеть и чесаться.
ГЛАВА 7
На столе Первого Лица музыкально звякнуло. С экрана Мэри улыбнулась именно президенту, игнорируя госсекретаря:
– Господин президент, в приемной военный министр. Он говорит, у него назначено…
– Пропусти, – разрешил президент. – Мы с ним сейчас отправимся к студентам.
Госсекретарь вскинул одну бровь, изогнув ее красиво, как научили тренеры из Института Имиджа государственных деятелей.
– А что военному министру делать у студентов?
– Студенты – это будущие солдаты, – усмехнулся президент. – Хотя об этом еще не знают. Пока мы будем поддерживать веру в непобедимость и несокрушимость нашей армии – в нее будут идти добровольно и тупые негры из Гарлема, и высоколобые из Санта-Рок. Армии нужны те и другие…
– Да и вообще, – согласился госсекретарь с двусмысленной улыбкой, – наш военный министр специалист… по студентам. И студенткам тоже.
Президент сдержанно улыбнулся. Госсекретарь пустил тройной намек: на гомосексуальные наклонности военного министра, на ту практикантку из Израиля, которую он подставил предыдущему президенту, и даже на то, что предыдущему президенту пришлось еще хуже, чем ему, нынешнему: всего-то потерпеть намеки о его склонности к однополому факанью.
Тогда лишь узкий круг знал, что Моника Левински всего лишь выполнила рекомендованный специалистами по имиджу президента план. Грандиозный скандал отвлек общественное внимание от ударов крылатыми ракетами по Ираку, от глупостей в Югославии, все население страны со слюнями до пола обсасывало интимнейшие подробности, сравнивало фотороботы, которые нарисовала Моника, с тем самым, что президенту пришлось выкладывать на стол перед многочисленной комиссией из сената, конгресса, влиятельными журналистами, телеоператорами, обществом защиты работающих женщин…
Зато в процессе долгого затяжного скандала подсознательно каждый налогоплательщик убеждался, что в стране все хорошо, все замечательно, вон даже президент, как школьник, стоит навытяжку перед всесильным законом, других проблем нет, бюджет – о’кей, будущее – о’кей.
И в самом деле, благодаря умело созданному и срежиссированному скандалу, доллар на всех международных биржах принес стране свыше восьми миллиардов только на скачке курса!
Что ж, если его гомосекство принесет стране хоть пенни, то он хоть сейчас готов спустить брюки и встать в нужную позу. Избирателям это понравится.
Дверь открылась, на пороге возникла массивная фигура. Плечи военного министра перегородили проем, задница плечам под стать, а глаза цепко сфотографировали всех и все в кабинете. Президент и государственный секретарь чувствовали, с какой скоростью военный министр мгновенно оценил обстановку, уловил настроение президента и государственного секретаря. Умелый политик, он все еще не в состоянии отличить танк от самолета, но как никто умеет лавировать в коридорах власти, избегая малейших рифов.
– И те и другие, – подхватил он бодро. – Наш президент видит будущее как никто четко.
Лесть была настолько грубая и неприкрытая, что польщенный президент все же невольно заподозрил, нет ли издевки, но военный министр смотрит преданно, как верный служебный пес.
– Да все мы видим, – ответил он, лояльный к сотрудникам. – Это в России свои же обгаживают армию так, как не смогли бы навредить даже мы! А мы свою лелеем…
Военный министр приблизился с широкой доброжелательной улыбкой. Государственный секретарь повернулся к нему с кислой физиономией. Президент с самым доброжелательным лицом протянул руку, военный министр с обоими обменялся рассчитанно крепкими, но дружескими рукопожатиями. Он еще перед дверью в кабинет старательно напрягал пальцы, стараясь послать в ладонь добавочную порцию крови, чтобы сделать свою холодную ладонь теплее, а рукопожатие – горячим.
Президент взглянул на часы:
– Присядьте, Келвин. У нас есть еще десять минут до выхода. Да, и пусть агенты хорошо перешерстят толпу этой длинноволосой сволочи. Мне вовсе не хочется, чтобы кто-то запустил в меня огрызком яблока!.. Как у вас дела? Мы вот только что говорили с госсекретарем, что сейчас у нас, как никогда, уникальное положение. Мы сумели всему миру навязать те правила, по которым с нами могут воевать. Мы практически неуязвимы! Но, как я учил в университете, Господь Бог всегда у самого неуязвимого оставлял хоть одно-единственное уязвимое место… до которого трудно добраться, но одно все-таки существовало! У доблестного Ахилла – это пята, у Зигфрида – пятно на спине, куда прилип кленовый листок, у Сослана – колени… и так далее. Вы уверены, что мы защищены стопроцентно?
Военный министр громыхнул:
– Армия защищена идеально!
Госсекретарь сказал саркастически:
– Насколько я понимаю, назначение армии – не себя защищать, а свою страну. Население, так сказать. И территорию.
Келвин, военный министр, сказал холодновато:
– Как вы знаете, мы давно уже защищаем свою территорию… очень далеко от границ США. И даже от границ американского континента. И – вообще на другой половине планеты, если вы видели когда-нибудь глобус.
– Глобус? – спросил госсекретарь саркастически. – В наше время объемные объекты лучше рассматривать на экране компьютера… Вы слыхали о компьютерах?
– Слышал, – буркнул военный министр. – Но вам лучше бы даже не намекать на причастность к некой разрабатываемой операции.
– Какой? – спросил госсекретарь невинно. – Мы все время разрабатываем разные операции. Стратегическая инициатива в наших руках. А что имеете в виду вы?
Военный министр бросил взгляд на президента, хмыкнул презрительно.
– Ладно, – буркнул он, – если вам в самом деле хочется услышать про наши уязвимые места… что за мазохисты – не понимаю… то могу напомнить, что сейчас белые составляют абсолютное большинство населения США… с перевесом в полтора процента. Соотношение изменится уже через три месяца. Но белые будут составлять большинство еще два года, хотя уже не абсолютное. На втором месте – негры… простите, американские граждане афро-азиатского происхождения…
Президент раздраженно прервал:
– Этот кабинет защищен от прослушивания! И записи здесь не ведутся!
И хотя военный министр знал, что записи ведутся, уже самим аппаратом президента, но повторил послушно:
– Да-да, негры. На третьем – латиносы, на четвертом – азиаты. Через пять лет белые будут оттеснены на четвертое место. Вперед вырвутся азиаты. В основном выходцы из Гонконга, островов, материкового Китая. Даже негры и латиносы пропустят их вперед. А через десять лет… это так мало!.. наша страна превратится в территорию, населенную азиатами, с небольшими вкраплениями негритянского населения и совсем уж крохотными пятнышками белого меньшинства… Интересно, что половина страны все еще будет говорить на английском… хоть и очень скверном. Другие регионы, понятно, перейдут на более привычные им языки. С точки зрения военного… это крах нашей армии! Сейчас она держится на тупых неграх-сержантах, которыми управляют белые генералы. На сверхсовременных самолетах, которыми управляют только белые! Негров мы с трудом научили стрелять из винтовок, но ни одна из этих черных обезьян не в состоянии поднять самолет в воздух! Но черные – военные гении в сравнении с этими азиатами, папуасами, готтентотами и прочими желтомордыми, латиносы те или китаезы. Исходя из этого, нам крайне важно суметь разрушить Россию… а она все еще могучая держава!.. до того времени, когда… Америка уже не будет… гм… той Америкой, которую мы знаем.
Президент отмахнулся:
– Когда это случится, говорите?.. Мой срок президентства к тому времени уже кончится. Да и вы успеете выйти на пенсии. Так что вернемся к сегодняшним проблемам. К счастью, сейчас за штурвалами новейших самолетов, в рубках управления авианосцев, подлодок, ракетных станций – только белые. Наши интересы мы защищаем крылатыми ракетами и бомбардировщиками… ха-ха!.. с большой высоты. Так что благодаря белым высококлассным специалистам у нас без потерь, а у противника… то есть в умиротворяемых районах, земля горит под ногами!
Военный министр сказал примирительно:
– Вообще-то я привел самые жесткие цифры. Но часть аналитиков считает, что белое меньшинство на высших должностях… как в армии, так и в правительстве, сумеет продержаться на три-пять лет дольше тех сроков, о которых я говорил.
Госсекретарь смолчал, а президент сказал благодушно:
– Ну тогда вообще все прекрасно. Особенно сейчас, когда страна на вершине могущества. Ливан, Босния, Косово… Пожалуй, наше единственное уязвимое звено – это те, кто все эти крылатые ракеты строит, делает бомбы, оплачивает… Они имеют дурную привычку ездить за рубеж, на курорты. Впрочем, это тоже часть нашей программы – распространять наше влияние. Дескать, смотрите, как весело и беспечно живут американцы! Слушайтесь, и вы будете жить так же… А насчет их безопасности…
Он взглянул на госсекретаря, тот понял, сказал с подъемом:
– Должен уточнить, господин президент, что их безопасность не была бы столь… абсолютной, если бы не ваша деятельность еще студенческим лидером, а потом сенатором и конгрессменом! Это вам удалось добиться выде–ления трех миллиардов долларов на систему внедрения противнику новых взглядов на ведение военных действий… Нет, эти правила ведения войны объявлялись обязательными для всех, но, как мы знаем, что для одних благо, для других – гибель. Как только удалось внушить миру, что воевать можно только против тех, кто носит погоны, – мы обеспечили себе победу в любой будущей войне! К тому же так воевать можно не против всех в погонах, а только против тех, кто непосредственно воюет против вас. То есть против того, кто стреляет именно в вас! Не знаю, надо ли говорить, насколько это большая победа нашей идеологии, если учесть, что в современной стремительной войне побеждает именно тот, кто выстрелит первым!
Военный министр поморщился:
– Вы говорите слишком длинно. Я скажу проще: у араба или югослава, у которого в руках только автомат, нет шансов против наших крылатых ракет и умных бомб с лазерным прицелом. Вернее, против тех, кто эти ракеты запускает!
В кабинет заглянула Мэри, ее лучистые глаза, хирургически удлиненные по последней моде, лучились любовью и преданностью президенту.
– Господин президент, машина подана к главному подъезду.
Она неслышно исчезла, госсекретарь взглянул на часы:
– Ну а я прервусь на ленч. Кстати, вы видели вчерашнее побоище на стадионе в Эль-Рияде?.. На Панарабских играх? Впервые нашим агентам влияния удалось спровоцировать крупную потасовку болельщиков.
Все трое поднялись, направляясь к дверям. Президент даже остановился, с чувством обнял госсекретаря:
– Виль, вы такой подарок мне поднесли к концу разговора! Спасибо. Это же одна из наших побед… крупнейших побед! Нужно все сделать, чтобы они и дальше били друг друга за любимые команды, за поп-звезд, за рок-группы! Чтоб разбились на команды «коки» и «пепси», длинноволосых и бритых, но только бы забыли про их гребаные честь, достоинство, веру, обычаи!
Госсекретарь сдержанно и с достоинством улыбнулся:
– Господин президент, это уже делается по всему миру. Мы как раз и докладываем о самых крупных победах.
– Усилить!.. Бросить туда лучших специалистов!.. Любые финансовые вливания!
– Уже сделано, господин президент. На эту невидимую обывателю войну идет ассигнований больше, чем на всю традиционную армию, военно-морской флот и военно-воздушные силы.
Президент опомнился, с силой потер лоб. Секретарь поклонился, пряча понимающую усмешку. Даже посвященный в эту сверхважную тайну президент забывает, а мир вообще еще не понял, что вступил в стадию новых войн – информационных! А их страна – единственная, которая оценила обстановку правильно и первой начала широкомасштабное наступление, – с каждым днем получает беспрецедентные победы! Президент страшится, что в других странах опомнятся, поймут, и тогда это счастье быстро кончится. Не страшитесь, господин президент! Отвоевывать гораздо труднее… А в такой войне – особенно.
– Отвоевывать труднее, – повторил он вслух. – Потому что там уже наши люди. Даже если они сами об этом и не подозревают.
Втроем покинули кабинет, Мэри почтительно вскочила за своим столом, роняя из рук бумаги, умело зарделась. Ее никто не принуждал к вставанию в присутствии Первых Лиц, но ее личный психолог подсказал, что это будет лестно как президенту, так и его высокопоставленным гостям. И даже если они будут протестовать, то все равно им приятно, она-де не в силах совладать со своим инстинктом почтительности, вскакивает всякий раз, трепеща от счастья, что видит их, Властелинов Мира…
Военный министр сказал президенту напоминающе:
– Потасовка болельщиков… гм… хорошо, но нам все же пора бы поддержать крымских татар! Пришло время начинать расчленение Украины. Россия нас либо поддержит… либо останется в стороне. Украина слишком много плевала в ее сторону с нашей подачи… ха-ха!.. так что теперь русские предоставят нам свободу действий.
Агенты безопасности неслышно отступали в тень, незаметно шевелили губами, предупреждая по цепочке остальных, передавали их из рук в руки. Весь огромный комплекс послушно и предупредительно раскрывался перед сильнейшими людьми планеты, вел их к выходу, бдил и охранял, все агенты в нем следили друг за другом, а за ними следили еще другие, незримые, и все об этом знали и помнили.
Президент согласился:
– Я добьюсь выделения добавочных сумм на рост национального сознания различных этнических групп в России. Уже заметны антирусские настроения в Татарстане. Хорошо бы их поддержать. Ну, способов у нас… ха-ха!.. много.
Секретарь сказал осторожно:
– Если Кречет не пошлет туда войска раньше. Или выбросит десант, что тут же явится в местный парламент и скажет что-то вроде «Караул устал!».
Президент вскинул брови:
– Что за фраза? Что-то вроде «Над всей Испанией безоблачное небо»?
– Да, если не смысл, то последствия те же. Власть этого сильного человека распространится и на Татарстан, что нам ни к чему. Я имею в виду его абсолютную власть…
– Да, надо действовать осторожнее. Надо добиться права вмешиваться… ха-ха!.. под лозунгом защиты прав человека, распространять на территории России бомбардировки с воздуха, удары крылатыми ракетами, а потом и высадку сухопутных войск… Уже по-настоящему!
Он стиснул кулаки. Глаза впервые загорелись яростью. Россия – единственный камень преткновения на пути к мировому господству!
Госсекретарь напомнил предостерегающе:
– Давайте сперва закончим с операцией «Двести шесть».
Военный министр смолчал. Операция была засекречена до такой степени, что шла под номером. О ней знал лишь ограниченный круг из первого эшелона власти, и даже президент «не знал» и не должен узнать…
…ибо президент – это улыбающееся лицо страны!
Я ничего не знаю, напомнил себе президент. Я озабочен только своими сексуальными проблемами. Помимо голосов сексменьшинств, огласка его сексуальных пристрастий еще и успокоит страну, отвлечет от серьезных проблем, что уже грозно вырисовываются на горизонте.
Он покосился на военного министра, взгляд невольно скользнул на его широкую массивную задницу. Как-то прожил большую часть жизни, а с этой частью сексуального мира не ознакомился… Вообще-то в гомосексуализме есть нечто оч-ч-чень эротичное…
ГЛАВА 8
Дверь распахнулась. Кречет вошел все такой же стремительный, словно генерал-десантник перед женщинами, широкомордый, почти не погрузневший за время трехлетнего президентства. Не вошел, а словно ворвался, ногой выбив дверь, в квартиру террориста.
– Прошу извинить, – сказал он с порога сильным неприятным голосом, – задержался с ооновцами… Скоро восхотят приставить наблюдателей даже к нашим постелям! Но надеюсь, вы в мое отсутствие не в покер играли…
Он оглядел нас, как тот же десантник, который еще не решил, кто из нас заложники, кто террористы. Сказбуш и Яузов, наши бессменные силовики, сделали попытку вскочить, рефлекс военных, но, не дожидаясь нетерпеливого знака президента, сели. Кречету плевать на церемонии, он и так всех держит в железном кулаке.
– Что у нас на сегодня?
Мирошниченко, глава его администрации, подскочил, заходил то справа, то слева, словно забыл, на какое ухо президент хуже слышит, сказал торопливым голосом:
– Вы хотели начать с военной доктрины…
Мы почтительно следили, как отец народа сел, откинувшись на спинку кресла, по-державному положил руки на подлокотники. Маленькие глаза подозрительно оглядели всех нас из-под массивной брони надбровных дуг. Квадратный подбородок, похожий на передок десантного ботинка, воинственно выдвинулся вперед.
– Верно, – прорычал он, – давно пора.
Яузов грузно повернулся, кресло беззвучно застонало. Мохнатые брови поползли вверх.
– Я что-то не слышал, чтобы мое министерство что-то делало в этом направлении…
Кречет небрежно отмел широкой ладонью:
– Военному министерству еще рано. Все это время мы по большей части метались по тонущему кораблю. Где-то откачивали воду, где-то выбрасывали за борт балласт… От исламского танкера приняли пожарный шланг!.. Теперь, когда наш корабль на плаву, ремонт идет, теперь можно наконец начать формулировать эту чертову военную доктрину. Та, старая, ни к черту!.. То есть пока что сформулируем для себя и других, куда же собираемся плыть по завершении ремонта.
– А мы уже плывем, – подсказал Коган услужливо. – Под вашим мудрым руководством! Мы ведь такие… с дырами в корпусе и днище, но – прем в прекрасное завтра!
– Дыры заделываем, – прошипел Яузов. – Эх, когда же кончится это ваше засилье…
Экраны ноутбуков один за другим гасли. Взамен вспыхивали либо звездочки, либо фейерверки скринсэйверов, а мы все внимательно и почтительно слушали президента.
Кречет приподнял руки и звучно хлопнул ладонями по подлокотникам, словно вбил гвозди с широкими шляп–ками.
– Наша задача, – прорычал он, – покончить с ложью!.. С той самой, чисто русской. Все лгут себе на пользу, только в России лгут себе во вред. Почти каждый с трибуны распинается о гуманности, доказывает, что преступников надо перевоспитывать, а чикатил – лечить, но когда возвращается к себе домой, то на кухне орет, что всех гадов надо расстреливать, пусть даже за кражу кошелька. А чикатилам так и вовсе рубить головы на площади! Вон наш Виктор Александрович доказывает, что дух ваххабитов и талибов потому так и силен, что у них ни слово с делом не расходится, ни слово со словом. То есть днем говорят то же самое, что говорили утром, и вечером в другой компании повторяют то же самое…
Я такое не говорил, по крайней мере – такими словами, но в целом это было в нужном русле, не стал возражать, наклонил голову. Президент всегда должен ссылаться на свой штаб советников, даже если брякнул нечто только что пришедшее в солдатскую голову.
Коган сказал ехидно:
– Ну, если уж сам Виктор Александрович говорил, то держись Империя! Карфаген должен быть разрушен.
– Совершенно верно, – подтвердил Кречет. – Карфаген надо вдрызг! Правда, каждый под Карфагеном имеет свое… ага… Со всеми этими бандитами, мафией в правительстве, коррупцией и прочей дрянью, в самом деле, никак не доберемся до нашей военной доктрины. Ее поручено было сформулировать, понятно, не военному министру… Павлу Викторовичу только дай двинуть вперед танковую армию!.. а самому мирному человеку на земле… нашему футурологу, Никольскому Виктору Александровичу. Все верно?
Я поднялся, на меня устремились все взгляды. Я уже далеко не мальчик, в шестьдесят лет забыл, как краснеют, но все же эти глаза со всех сторон мешают плавной речи. Да и сразу забываешь придуманное ранее.
– Не саму доктрину, – напомнил я сварливо, – а только обозначить скелетик. Да и то разборный, чтобы косточки можно было туды-сюды. И не столько военную доктрину, это вовсе не по мне, а просто внешнюю доктрину. Словом, вы все правильно сказали, господин президент, но только рак не рыба, он не красный и не ходит задом наперед… Я в самом деле хочу предложить вариант доктрины, которую в принципе могут принять все страны, что для нас очень хорошо и… не вызывающе.
Коломиец прошептал, но тишина стояла такая, что услышали все:
– Вот-вот. Хоть что-то такое, что не вызывающее! Впервые. Наконец-то.
Кречет смотрел неотрывно. Серое некрасивое лицо было неподвижно, крылья расплющенного и трижды сломанного носа не шелохнулись.
– Доктрина, – сказал я, – надо признаться, вынужденная. Империя наступает мощно, нагло, по всем фронтам. По всем средствам информации, во всех фильмах и книгах бравые штатовские герои изничтожают низколобых русских ублюдков. А время от времени они пробуют такие акции уже и «вживую». Мы помним их помощь «хорошим парням», я имею в виду попытку переворота, против «плохих парней» Кречета… их высадку на Байкале… их будущую высадку… не знаю, где она случится, но я уверен, что она будет еще масштабнее!
Коган буркнул сварливо:
– Для такого предвидения не обязательно быть футурологом.
– Согласен, – откликнулся я. Счастлив, что это понимает даже наш Сруль Израилевич. – Потому надо хоть в чем-то сделать… или попытаться сделать некоторое упреждение. Или – встречный удар.
Коломиец спросил неверяще:
– Как это «упреждение», «встречный удар» и – не вызывающее?
– Встречным ударом не обязательно убивать, – любезно объяснил тяжеловес Краснохарев. – Можно остановить, притормозить… Простите, Виктор Александрович, продолжайте. Мы все очень внимательно слушаем. А если культура или финансы вмешаются, я сам им сверну хилые шеи.
– Доктрина, – повторил я, – пригодна… приемлема для любой страны. Как для цивилизованной, так и нецивилизованной. Ну, всяк свою страну относит к цивилизованным… за исключением русской интеллигенции, правда. Для нее цивилизованны все, кроме России. Однако доктрина не понравится, ессно, одной державе… Правда, ей в этом признаться будет трудновато. На словах она вынуждена будет даже поддержать эту… доктрину.
Краем глаза я видел, как Мирошниченко, глава администрации и пресс-секретарь одновременно, исчезал и появлялся как бесплотный дух, даже проходил как будто сквозь стены и сейчас вот поднялся по правую руку Кре–чета, словно прямо из пола вырос. Из папки выхватил и положил листок бумаги перед Кречетом. Но не прямо перед всемогущим президентом, а чуть сбоку. Захочет президент – взглянет, не захочет – не взглянет. Дело, так сказать, государственной полуважности.
Кречет невольно быстро пробежал глазами, нахму–рился:
– Простите, Виктор Александрович… Уже третий раз на этой неделе… Насколько это серьезно?
Я умолк, ждал. Кречет щелчком отправил листок через стол к Сказбушу. Тот взглянул, сказал осторожно:
– Мне тоже поступают сообщения о скоплении массы китайцев на той стороне границы. Но про войска пока ни слова.
Кречет сказал раздраженно:
– Но какова ситуация в реальности? Могут ли они перейти границу?
Все молчали. Сказбуш, по обыкновению, тщательно подбирает слова, Яузов набычился: армия в развале, но пока есть атомные бомбы – враг не страшен. Министры уткнулись в бумажки и экраны ноутбуков.
– Что скажете, Виктор Александрович? – поинтересовался Кречет. – Простите, что оборвал на самом интересном месте.
– На самом важном, – поправил я. – Насчет китайской угрозы – полнейший бред. Даже обращать внимание не стоит. Нас слишком долго пугали китайской угрозой. Но эта угроза – на песке. Во-первых, китайская армия всегда в десятки раз меньше нашей по численности. У них никогда не было всеобщей воинской, там одного солдата берут с десяти деревень. Это для крестьян праздник…
Кречет прервал:
– Дело не в армии. США нас предупреждают настойчиво, что китайская армия собирается перейти границу и отхватить Дальний Восток, но меня страшит другое… А что, если перейдет не армия, а хлынут массы китайцев? Просто-напросто перейдут границу так это миллионов сорок-пятьдесят мирного гражданского населения! Женщины, дети… Стрелять в них не станешь, а выдворить – никаких сил не хватит.
В кабинете наступила нехорошая тишина. Я сказал как можно беспечнее:
– Пять тысяч лет Китай придерживался единой воинской доктрины: ни одного китайского солдата за Китайской стеной! Сменялись веры, режимы, к власти приходили императоры, коммунисты, чингизиды, но Китай оставался в своих границах. Я не думаю, что без всякой видимой причины все так поменяется…
Краснохарев грузно повернулся в кресле, оно жалобно заскрипело, даже взвыло под непомерным весом.
– Причина есть, – сказал он размеренно. – Когда я учил в школе географию… или не географию… но что-то, помню, учил, было такое… то там было двести миллионов китайцев. В Китае, я имею в виду. Нас – сто, индийцев – сто пятьдесят, у них была еще не Индия, а доминион… если кто знает, что это такое… а китайцев – двести… Сейчас их уже миллиард двести!
Нехорошая тишина сгустилась. Озноб пробрался и под мою толстую кожу. Я невольно повел плечами, похолодало, масса народа на границе всегда пугает, ответил как можно убедительнее:
– У них другой менталитет. Это мы, имея огромные незаселенные земли в Поволжье, опустевшую после войн Украину, шли Ермаком на завоевание Сибири. А потом, даже не посмотрев, что же за исполинский кус отхватили, двигались на завоевание… пусть открытие, если кому так больше нравится, Дальнего Востока!.. Китайцы, ни для кого не секрет, издавна бывали на Дальнем Востоке, это же всего лишь на том берегу реки! Но они так и не назвали его своим. Мое мнение, что китайцы никуда не двинутся. Ни армия, ни народные массы. А что голодные… Так они всегда жили умеренно.
– А прокормиться? – сказал Краснохарев сварливо. – Им же там тесно?
– Не настолько, – возразил я, – чтобы менять доктрину, которой пять тысяч лет. Для этого надо быть серьезно прижатыми к стенке! А у них пока что нормально. Прирост населения у них уже под контролем. Так что скопление народа на том берегу может быть вызвано каким-то праздником, религиозным событием… Проверьте на этот счет.
Кречет, нахмурившись, жестом велел вернуть ему распечатку. Долго всматривался, рот сжался в узкую неприятную линию.
– Все равно это не нравится, – заявил он. – Эти сведения очень настойчиво идут из госдепартамента США, из ЦРУ, из их министерства иностранных дел… Либо они знают что-то такое, чего не знаем мы, либо затевается какая-то грандиозная операция…
Коломиец сказал несчастным голосом:
– Мне не нравится, что эти сведения тут же становятся достоянием прессы. Народ уже волнуется! Китайской угрозы начали бояться еще при царе…
Яузов рыкнул:
– Помню-помню! Это же вы как-то ни к селу ни к городу рассказывали про золотую рыбку! Не помните? Поймал хохол золотую рыбку, та ему насчет трех желаний, а он ей первое: хочу, чтобы Китай напал на Финляндию! Будет сделано, говорит золотая рыбка. Второе? Хочу, говорит хохол, чтобы Китай напал на Финляндию. Будет сделано, отвечает золотая рыбка. Ну а третье, последнее? Хохол подумал, почесал лоб и отвечает: хочу, чтобы Китай напал на Финляндию! Рыбка удивилась: да что тебе сделала эта маленькая Финляндия? Да Финляндия мне на фиг, отвечает хохол мечтательно, но как здорово, когда китайцы трижды по москалям туды-сюды, туды-сюды…
Мы поржали малость, хоть и как-то грустно, но Сказбуш сказал очень серьезно:
– Насчет китайской угрозы вы зря так легкомысленно. Конечно, китайцы не попрут, но я о другом… О чем это я? Ах да, «пятая колонна» США давно пытается перевести стрелку…
Коломиец аристократично поморщился:
– Что у вас за воровской жаргон…
– Жаргон? – удивился Сказбуш. – Так говорят? А я думал, это я такой умный. Так вот, как вор бежит с украденным и кричит: «Держи вора!» – так и США давно стараются перевести стрелку на Китай. Мол, это не мы собираемся захватить Россию, а Китай. В ход идут все эти приемчики насчет роста населения, голода и всего прочего, что должно подействовать на придурков. А они в самом деле срабатывают! Придурков у нас никто вроде бы и не сеет, но каждый год такой урожай… Если бы продавать на экспорт, стали бы самой богатой страной в мире. Сколько статей в нашей прессе о китайской угрозе, уже детективы выходят, скоро фильмы пойдут косяком… Что самое гадкое: не все из этих ребят – шпионы! Больше половины – свои доморощенные придурки.
Марина принесла кофе, застала правительство с неуверенными усмешками на лицах, но атмосфера была подпорчена.
Я все собирался начать о военной доктрине, но все не мог расцепить смерзшихся зубов. Все-таки страшноватая она, мы же все дети своего века и тоже любим побаловаться в сауне чужими бабами. Потому, призывая убивать американцев, как бы убиваем и частицу себя. И хоть та частица гаденькая, подленькая, животненькая, но с ней так приятно! А жить по чести и совести – это как голым на холодном ветру…
