Маршал

Вот так Тота вновь стал директором театра. Уже в этом качестве зачастил в Москву. В первую очередь надо было восстановить само здание… Словом, замотался Тота. Засосало дело. А это бюрократия. Пока обсуждали, утверждали и кое-как восстанавливали театр, время летело. Наступил 1999 год. Финансирование из Москвы полностью прекратили. Сам Тота, мать и даже Дада работали, или, правильнее сказать, числились, в театре. Зарплата – копейки. Но и её давно не выдают. Болотаевы еле-еле сводили концы с концами. А ведь ещё и дети растут. А тут вновь открыто заговорили о войне.

На улицах Грозного появилось огромное число обросших, хорошо вооружённых иностранцев – арабы, турки, афганцы. Как ни странно, многие из них неплохо говорят по-русски. В целом картина удручающая. И нормальные люди, по мнению Тоты, вновь покинули эту республику, в которой царят анархия и беспредел, а вольготно живут «волки» – вооружённые банды. И что ещё очень странно – вся российская пресса всячески рекламирует главарей этих банд. Показывают по центральному телевидению, берут у них интервью, где эти бандиты нагло угрожают русским и России: мол, скоро нападут на неё.

В то же время между этими бандами возникают конфликты и борьба за сферы влияния. Перестрелки и взрывы в Чечне никого не удивляют, и люди даже лишний раз из дома выходить боятся.

А был июль, середина лета, жара. И Тота решил вместе с друзьями отдохнуть у реки, искупаться, расслабиться, позагорать и выпить по чуть-чуть. И тут нагрянул так называемый шариатский патруль. И толкались, и ругались, и кричали. И в итоге как бы нашли общий язык. Патруль ретировался, напоследок сказав, что артисты и есть артисты.

А вот в поздних сумерках уже ехали домой, и Тота спал на заднем сиденье, когда вдруг его разбудили автоматные очереди. Также всё неожиданно прекратилось. Вначале испуганный Болотаев припал к полу, потом окликнул друзей, гробовая тишина. Выскочил из машины. Никого не видно, только слышен шум удаляющейся машины. Друзья мертвы.

Милиция, да и остальные органы власти почти не функционируют. По одной версии, была засада на них. По другой – их машина случайно попала на линию обстрела при столкновении враждующих банд. Тота даже нашёл тех молодых членов шариатского патруля. Но они спокойно ответили, что ничего не знают и даже готовы поклясться на Коране, «что они ни при чём», и их шариатский суд сразу оправдал. Словом, виноватых нет, а два трупа есть.

Тота впал в глубокую депрессию. Ведь он организовал этот пикник, их машина как решето, друзья убиты, а его даже не задело.

– Может, ты уедешь в Москву? – просила мать. Тота молчал. Похудел. Весь оброс.

– Тебя просил позвонить Бердукидзе, – в следующий раз сообщила мать. – Эту весть из Москвы какой-то парень в театре оставил.

И на это Тота не среагировал. А через неделю мать сказала:

– Через Бердукидзе тебя какая-то дама ищет, имя странное, забыла… В общем, то ли она из Швеции, то ли из Швейцарии. Дело в Москве тебя ждёт. И какая-то работа.

– Амёла Ибмас?! – воскликнул Тота.

Три года он её не видел и не слышал, но постоянно вспоминал.

На единственном переговорном пункте Грозного – огромная очередь. Вначале Тота заказал Цюрих. Очень долго ждал. Не соединили. Тогда он заказал Москву.

– Тота, дорогой! Как ты? На тебя покушались? – кричит с искренним участием Бердукидзе. – Срочно вылетай. Всех оттуда забери. Что? Да, тебя здесь ждёт отличная работа. Просто мечта! Что? Да. Амёла, разумеется, в курсе. Это она всё организовала. Она эту работу нашла.

– Амёла? Я вылетаю.

– Да-да. Срочно вылетай. Я тебя встречаю.

Дома он только обмолвился о Москве и работе, как мать и Дада стали спешно его в дорогу собирать.

Чеченская республика в жёсткой блокаде. По периметру российские войска. На дорогах усиленные блокпосты. Война, очередная война неизбежна. А Тота, вновь оставив в Грозном женщин и детей, убегает в Москву. Впрочем, на сей раз иного варианта и не было. Они уже не первый месяц жили без зарплаты и в долг. Еле-еле Тоте наскребли на дорогу и, как шанс выживания, уже подумывали московскую квартиру продать. Да тут вроде судьба улыбнулась, и раз сам Бердукидзе будет его в аэропорту встречать, то работа действительно на зависть.

Летел Тота рейсом Минводы – Москва и всё перебирал в уме, что за работу ему хотят предложить. Наконец понял, другого и быть не может. Его как известного чеченца… Ну пусть хотя бы как чеченца от культуры приглашают в администрацию Президента России для ликвидации кризисной ситуации вокруг Чечни, да и на всём Северном Кавказе и даже Закавказье!

Вот с таким гуманно-политическим мышлением Тота Болотаев на борту заснул, а проснулся – у трапа «мерседес», Бердукидзе с дружескими объятиями. Тота бородатый, оброс. Сразу же повезли его в салон красоты – побрили, постригли. А потом – в самый дорогой магазин – «Петровский Пассаж», а в нём самый роскошный отдел «Kiton». Полностью переодели. Кроме паспорта, всё чеченское тут же вышвырнули. Оказывается, в этом же комплексе, на втором этаже, маленькое кафе. К крайнему удивлению Болотаева, там их ожидал сам босс. Даже поцеловал в щёчку.

– Мы так за тебя волновались. Больше туда ни шагу… Ты ему всё объяснил? – спрашивает Голубев у Бердукидзе.

– Нет, – отвечает тот. – Я и сам не всё знаю.

– Ладно, – махнул рукой босс. – Уже некогда. Сам министр всё объяснит.

– Какой министр? – удивлён Тота.

– Ты его узнаешь, – говорит Голубев. – Мы сядем вон там. А ты здесь садись… Вот место министра. Поздоровайся. Ну, поговори. Ты ведь профессор, спец по нефти. А вон он идёт! Быстрее… А ты садись.

Болотаев, конечно же, узнал этого очень популярного человека, которого частенько показывают по телевизору как политика, а теперь он министр по налогам и сборам России.

– Добрый день! Очень приятно. Очень приятно познакомиться. – Министр оказывается прост и коммуникабелен. – Вас рекомендовали как специалиста по нефтекомплексу России. Вы даже докторскую по этой теме защитили?

В это время подошла молоденькая официантка.

– Надюша, пожалуйста, как обычно. Я очень тороплюсь.

– Вы всегда торопитесь, Александр Васильевич.

– Наденька! Во-первых, не всегда. А во-вторых, сама понимаешь – служба. Государева служба! Поторопись.

– Конечно, Александр Васильевич. Вам фрэш со сливками или без?

– На сей раз – без. – Министр глянул на Болотаева. – Так, значит, вы чеченец? В данном случае это плюс… А, спасибо, Наденька, спасибо, ты так мила. – Он отпил пару глотков. – Так. Вы занимались нефтью? Впрочем, это не так важно. Важнее, чтобы я вам полностью верил и доверял. Понятно?

– Понятно, – ответил Тота, хотя ничего не понимал.

– Главное, – продолжает министр, – чтобы вас никто не подкупил, не переманил, не испугал. Вы будете мне верны?

– Я постараюсь.

– Надо. Надо постараться, – говорит министр. – Итак. Каждые три месяца – конверт. А можно прямо на счёт. Ну, это нюансы. А главное – только я вам плачу. И более никто. Договорились?

– Да, – машинально отвечает Тота.

– Как и что – объясню по ходу пьесы. А сейчас я очень тороплюсь… Наденька, спасибо. Пока.

– А ваш заказ?! Александр Васильевич?

– Наденька, тороплюсь. Пока.

Как пришёл, так же торопливо министр удалился. А Болотаев удивился не тому, что ему даже не предложили что-либо заказать или спросить о заказе, а то, что министр даже не посмотрел в сторону босса и Бердукидзе.

– Гнида, – уже на Неглинной улице вслед уходящему министру бросил босс. – Я за него впрягся, столько бабок за эту мразь отвалил. – Он выругался и добавил: – Ну ничего. Скоро поставим на место это говно. Так, а о чём он тебя спрашивал? – это уже к Болотаеву.

– Да так. Ни о чём. Что да как.

– Понятно. В общем, завтра без пяти девять ты должен быть на работе в Министерстве по дани и карающей длани. Он обозначил твою должность?

– Нет.

– Вот мразь. Ещё торгуется… Поехали. Мы тебя домой отвезём.

– Нет. Спасибо. Я на метро, – отказался Тота. – Так быстрее будет.

– Как знаешь. – Босс не стал особо настаивать. Прощаясь, он тем же тоном добавил: – Завтра утром проснёшься – и генерал.

– Да, генерал, – не без зависти подтвердил Бердукидзе. – И даже государственный советник первого ранга.

А Тота об этом не думал, он очень хотел от них избавиться. В метро, по старой привычке, купил газету «Спорт-экспресс» и тут обнаружил, что он названия статей видит, а мелкий текст просто расплывается.

Поначалу он испугался, расстроился, а потом, наоборот, обрадовался. Отчего-то ему захотелось сразу же отказаться от звания генерала.

– Я потерял зрение, – притворно жалостливо сообщил Тота по телефону Бердукидзе. – Какой из меня генерал?

– Хм… Как ты мог потерять зрение? Я сейчас перезвоню.

Бердукидзе не только перезвонил, он вскоре за Болотаевым сам заехал и повёз его в президентский госпиталь. Уже было поздно, но врачи их ждали. Болотаева бегло осмотрели.

– Ничего страшного. Видимо, был нервный срыв… А зрение – уже по возрасту пора очки носить.

– Он утром должен быть на работе, – говорит Бердукидзе.

– Он здоров, – поставлен диагноз.

Ровно в девять Бердукидзе отвёз Болотаева в министерство.

– Вот парадная дверь. Охрана в курсе. Покажешь паспорт. Первым делом идешь в отдел кадров, тебя там ждут.

– Вот настырные люди, – говорит ему начальник отдела кадров, женщина лет пятидесяти. – Всё-таки откопали вас.

– Что значит «откопали» меня? – удивился Тота.

– Да так. – Она махнула рукой и, видя, что новый сотрудник крайне удивлён, произнесла: – Вы пятый… Просто только вас ФСБ пропустило. А остальные – с двойным, с тройным гражданством и прочими делами все… А вы вроде специалист, доктор наук… Хотя и не наш.

– Что значит «не наш»?

– Вы ведь не работали в налоговой службе?

– Не работал.

– Да… Ну и времена… Заполняйте, пожалуйста, анкету. После обеда будет готово ваше удостоверение. А сейчас вас ожидает первый заместитель министра Егоров, четвертый этаж.

Егоров – человек крепкий, высокий, серьёзный, вроде ровесник Болотаева.

– Садитесь. – Он изучает документы. Потом внимательно посмотрел на Тоту. – Вообще-то положено изначально составить на вас приказ исполняющего обязанности. Но министру виднее… Садитесь. – Он закурил. Нажал кнопку селектора: – Лена, принеси мне кофе. А вы будете кофе?

– Нет, нет. Спасибо.

– Тогда вот так. – Первый замминистра вальяжно развалился в кресле. – Ваш департамент самый крупный в министерстве. Департамент по работе с крупными налогоплательщиками. Это госмонополии – Газпром, РЖД, РАО «ЕЭС» и нефтянка. Вы, как заместитель руководителя департамента, будете курировать всю нефтяную промышленность России, то есть управление нефти и нефтепродуктов.

Тут зашла Лена.

– А вам принести кофе?

– Нет, нет, спасибо, – ответил Тота, а хозяин кабинета отпил глоток и продолжил:

– До вас на этой должности был ваш коллега Головин.

Никакого Головина Тота не знал и спросить не посмел, а ознакомление продолжалось:

– Этот Головин провинился. Впрочем, следствие разберется. Надо быть честным перед государством. И раз Отчизна доверила вам такой пост, надо соответствовать поставленным задачам. Разве не так? – испытующе уставился он на Тоту.

– Так, конечно, так, – выдал Болотаев.

– В нашем министерстве всё зиждется на честности и порядочности. Ведь именно от нас зависит наполняемость бюджета страны. А это всё – зарплаты учителей, врачей, милиции и солдат. Вы ведь понимаете, какая ответственность и какое доверие и честь оказаны вам, господин… э-э-э… да, Тота Болотаев?

– Понимаю. Попытаюсь понять.

– Да. Вы ведь прошли собеседование с министром?

– Да, да, конечно.

– Тогда я повторяться не буду. Пойдёмте, я представлю вас в управлении.

Они уже были в коридоре, когда Егоров вдруг остановился:

– Кстати. Пока что и руководителя вашего департамента нет. Так что вы будете исполнять и его обязанности. Справитесь? – Он быстро пошёл вперёд.

– Постараюсь, – поспешил за ним Тота. Он уже вспотел.

Представление было коротким, формальным. И первый замминистра даже двух слов не сказал о самом Болотаеве как о новом руководителе. А с другой стороны, что он мог о нём сказать? Ситуация была крайне напряженной. Для Тоты Болотаева – просто ужасной. Ибо он понимал всю нелепость и абсурдность ситуации, и ему казалось: а не сон ли это? Кошмарный сон. Однако это была реальность.

Как начальника его посадили в огороженный стеклянный кабинет, который возвышался на несколько ступенек от общего большого зала, в котором в три ряда сидели три его отдела – по десять человек – во главе с начальниками этих отделов. Сам этот большой кабинет, как помещение, имел странный вид. Вроде и второй этаж, а окна маленькие, под потолком, словно это полуподвальное помещение, как казарма в армейской гауптвахте.

С первой минуты Болотаев почувствовал себя как в аквариуме, в небольшом аквариуме, где один стол, пара стульев и кругом, даже на полу и даже под столом, куча каких-то папок, книг, бумаг. Тота ощущал, что тридцать пар глаз его подчиненных с нескрываемым любопытством смотрят на него. А ему стыдно и неловко, он прячет взгляд, как бы рассматривая бумаги, в содержании которых он ничего не понимает. И тогда в поисках помощи он поднимает взгляд – все его подчиненные опускают головы. Никакого контакта изначально нет. Болотаев просто не знает, что ему делать.

И тогда он бросился к книгам. Это оказались свод каких-то временных инструкций, приказов и распоряжений по департаменту за прошедшие годы, по содержанию которых ничего не понять. Тогда Тота решил пообщаться с начальниками отделов.

– Августина Леонидовна, – по внутреннему аппарату, в чём он смог разобраться, говорит Тота, – зайдите, пожалуйста, ко мне.

Это дама очень крупных размеров.

– Вы просили меня подняться? – с места кричит начальник отдела.

Она встала из-за стола, и Болотаев просто поразился, до того эта женщина крупная, что он даже подумал: как она пролезет через металлоискатель на входе здания? Габариты впечатляют, и таким же голосом она отвечает:

– Я уже пятьдесят три года в системе, а на этом месте – вечность. И вы понимаете, сколько поменялось здесь руководителей – не счесть. И все они, если были вопросы, ко мне сами спускались, так что не будем ломать старые традиции департамента… э-э… я вот мучаюсь с вашим именем – Тута Бургунович?!

– Я Тота, Тота Алаевич Болотаев, – процедил новый руководитель.

– Ой, простите, ради Бога, простите. У вас, у чеченцев, такие трудные имена… впрочем, как и нравы.

Болотаев покраснел, тяжело задышал, а начальник отдела тем же тоном:

– А скажите, пожалуйста, вы прежде ведь никогда не работали в налоговой службе?

– Не работал.

– Вроде говорят, что вы в театре работали. Это так? И только вчера из Чечни приехали?

– Всё это так, – повысил голос Болотаев, но Августина Леонидовна перебила его:

– Вы, пожалуйста, простите меня. Просто у нас служба полувоенная, государственная, и про коллегу, тем более начальника, надо поболее для порядка знать.

– Я вижу, вы всё знаете.

– Да, да. Служба такая. Секретная.

– Да, да, – в тон ей сказал Болотаев. – Вижу, что от вас ничего не скроешь.

– Стаж-то какой. – Она подошла к ступеням. – Простите, как, вы сказали, вас правильно величать?

– Тота Алаевич.

– Тута Алаевич.

– Не Тута, а Тота!

– Ой-ой! Простите, пожалуйста… Только вы на меня, старую дуру, особо не обижайтесь. Лучше дайте мне вашу визитку.

– У меня нет визитки. – Видно, как Болотаев раздражён. – Я вам на листке напишу своё имя.

– Я вам так благодарна. – Она берёт листок. – Ой, как просто и красиво – Тота Алаевич! Правильно я сделала ударение?

Болотаев лишь махнул рукой, а она продолжает:

– Учитывая мою революционную древность, вы не могли бы спуститься со своих высот.

Болотаев понял, что эта дамочка преклонных лет беспардонно заигрывает с ним, точнее, провоцирует, и он, как примерный выпускник института культуры, с профессионализмом актёра принял этот вызов. С игривостью и манерностью он довольно ловко соскочил со ступенек и с балетной грациозностью, феерически продемонстрировал некое полукомическое па, сопровождаемое следующей речью:

– Ваша юная древность, я с готовностью к вашим услугам.

– Боже! Боже! Какие манеры! – хлопнула в ладоши Августина Леонидовна. – Наконец-то в нашем заведении появился галантный кавалер!

По характеру жанра Тота ожидал, что от этой сценки в зале должен быть дружный хохот или хотя бы кто-то прыснет смехом. Нет! Тишина. Тота понял: тут не до смеха, не та аудитория и атмосфера, а Августина Леонидовна в главных ролях, и над ней смеяться не смеют, и она уже иным тоном, тоном обвинения говорит:

– Понимаете, я полвека на государственной службе, а чинов не заимела. А вот вы? И дня не пробыли, а сразу же в дамки – генерал!

Она повела указательным пальцем у носа Болотаева, и последний уже готов был чуть ли его (то есть палец) откусить, как Августина Леонидовна, уловив настроение, проявила высший пилотаж актёрского перевоплощения, говоря уже слащавым голоском:

– Вы, господин Болотаев, как никто другой, достойны быть генералом! Даже ваш внешний вид, ваша грация…

– М-да, – чеканя по-актёрски голос перебил её Болотаев. – Пропал талант даром. В этой дыре… – Болотаев провёл взглядом по грязным окнам под потолком.

– Это вы о чём? – подбоченилась Августина Леонидовна.

– А о том, что вам следовало бы, на мой взгляд, не здесь кресло просиживать, а украшать сцену Малого или даже Большого театра.

– Вы просто прелесть, молодой человек. А ведь я тоже училась в театральном училище. Но война! Я ушла на фронт. Ранение. Контузия… Впрочем, я не об этом. У вас, как у генерала, теперь есть вход в генеральское кафе. И до вас все ваши предшественники мне в этом помогали, и вы, я надеюсь, не нарушите эту традицию.

– Какую традицию?

– В неделю раз, а можно и два, приобретать для меня пару баночек чёрной и красной икорки – она там копейки стоит. Сыр швейцарский, ну и бутылочку виски или коньяка.

– Э-э, – задумался Болотаев.

– Для вас сущие пустяки. Копейки всё стоит. А я вам с зарплаты всё возмещу.

– А где это кафе?

– В подвале. Я бы вам показала, но видите, как я тяжело хожу.

– Да я найду, – с готовностью выдал Тота, с такой же поспешностью он покинул этот огромный кабинет и в широком светлом коридоре глубоко и свободно вздохнул, как его сзади окликнули:

– Товарищ Болотаев! Тота Алаевич! Я Иванов Илья Петрович. Ваш подчинённый. Начальник отдела.

– Да-да. – Тота подал руку. – Очень приятно.

– Взаимно… Э-э, я просто посчитал своим долгом предупредить вас. Эта дамочка, точнее старуха, не совсем здорова на голову.

– А как же её здесь держат? – удивился Тота.

– Ну вот так. Никто не знает… Точнее, все знают. Она здесь как надсмотрщик. Очень опасный кадр. Всё и вся доносит.

– Кому доносит?

– Всем и на всех доносит… Есть легенда, а может это и правда, что она внебрачная дочь Брежнева.

– Вот это да! – изумился Болотаев.

– Ну, это в порядке вещей, – сказал начальник отдела. – Однако я хотел вас, как новенького, предупредить о другом. Во-первых, если вы купите один раз то, что она просит, то она от вас более никогда не отстанет, будет постоянно просить. При этом деньги от неё вы никогда не получите.

– Как так?

– Вот так… Но и это не всё. Самое неприятное – если вы это ей принесёте, то она прямо в кабинете начнёт это потреблять. Видите, какие у неё габариты.

– И даже спиртное? – всё более изумляется Тота.

– И спиртное. По чуть-чуть.

– На работе?

– А что? Здесь все начальники прямо с утра потребляют.

– Да вы что?!

– А что?! У нас работа такая. Очень вредная и опасная… И Августина Леонидовна сказала, что наша служба полувоенная, а я добавлю – и полукриминальная.

– Да что вы говорите? – всё более и более удивляется Болотаев. Ему ещё более противна стала эта работа. Он уже не хочет возвращаться в свой «аквариум» и поэтому спрашивает: – А где это генеральское кафе?

– А давайте я вас провожу.

Они пошли по лестнице вниз. Оказывается, в подвальном помещении находится огромная столовая министерства, а сбоку с отдельным входом приспособлено это генеральское кафе, у дверей которого начальник отдела спросил Болотаева:

– Вам удостоверение выдали?

– Ещё нет.

– Так. Тогда могут пока не пустить… в любом случае попытайтесь.

– А давайте вместе зайдём, – предложил Тота.

– Нет-нет. Что вы! Это недопустимо. Тут очень строгая иерархия. А вы заходите, не пожалеете.

Удостоверения у Болотаева нет, но он уже в списке допуска в генеральское кафе. С виду ничего особенного, вроде обыкновенное кафе. Правда, цены действительно смешные. Здесь, как в Греции, всё есть, обслуживание превосходное. Так что в этот первый день Тота аж четыре раза побывал в этом кафе, а как иначе, если он не знает, что делать, как делать и, вообще, в чём его деятельность заключается?

После обеда Тота пошёл в отдел кадров. Сказали, что его удостоверение будет готово к вечеру. К вечеру, ровно в шесть, Болотаев поспешил на выход, но его не выпустили, без удостоверения не выпустили.

Из дома он первым делом набрал Бердукидзе.

– Пойми. Я не могу там работать. Я не знаю, что такое налоги. Я налоги не платил и не взымал.

– Научишься.

– Чего? А ты знаешь, какая там зарплата – десять долларов.

– Какая зарплата?.. Занесли миллиард. Вынести надо пять.

– Что? Какой миллиард? О чём речь?

– А о том, что везёт таким дуракам, как ты.

– Что?!

Связь оборвалась. Тота вновь набрал номер коллеги.

– Слушай, какой миллиард?

– Запомни, – злобно шипит трубка, – ты теперь не просто Тота, а большой государственный чин. И твой телефон… Впрочем, как и мой… Радуйся и гордись. Амёла так хотела.

Последние слова словно приказ! И соответствующая мысль: неужели он, доктор экономических наук, один из ведущих специалистов по нефтекомплексу России, не справится с теми задачами, с которыми справляется этот «бегемот» – Августина Леонидовна? Конечно, справится. Просто ему надо немного разобраться с налогами. А для этого он в тот же вечер побежал в книжный магазин и купил несколько книг по налоговому законодательству.

Всю последующую ночь изучал Налоговый кодекс Российской Федерации. Это небольшая брошюра, которую Болотаев до конца прочитал раз. Потом повторно перечитал, уже подчёркивая всё необходимое разноцветными карандашами, – ничего не понял. Подумал, что уже на работе, на примере конкретных документов, он разберётся, что к чему. Тщетно. Оказывается, у каждого пункта в законе есть свои подпункты, а ещё и примечания, и особые отметки, что в целом почти все противоречат друг другу или даже взаимоисключают.

Как понял Тота, согласно этому утверждённому, как закон, Налоговому кодексу, возможны любые варианты действий. В этом плане кодекс просто шедевр, универсальный и очень гибкий. Конечно, Тота не юрист, но он-то тоже читать и считать умеет. Однако, какой закон, какую конкретно статью, пункт или примечание применять, он не знает.

Как большой начальник, как генерал, он понимает, как выглядит в глазах подчиненных, которые, кстати, исподлобья на него смотрят и уже смеются. А как иначе? У него на столе накопилась стопка, точнее, уже две стопки документов, на которые он должен среагировать, то есть написать резолюцию, в какой отдел этот документ направить и что конкретно начальник отдела и его подчиненные должны сделать. Но он не знает, что писать? Ищет ответ в Налоговом кодексе. Открыто эту шпаргалку читать некрасиво. Вот он под столом эту брошюру прячет. Ничего понять не может. Единственное спасение – это генеральское кафе. И на второй день он его посетил много раз. Благо что и остальные генералы из него не вылезают, все о чём-то болтают. И как ни странно – пьют. Изрядно пьют. Но пьяных или шумных нет. Всё чинно и по-деловому.

В этой ситуации Болотаеву бы следовало основательно напиться, чтобы очнуться и понять, что всё это было во сне. Но он пьёт лишь кофе и чай. Он мучается и не знает, что делать и как быть. И так и второй день прошел. И вновь он всю ночь изучал Налоговый кодекс, много поработал, много сделал закладок и вроде кое-что понял. Думал, утром работа наконец-то пойдёт. Не пошла. Он ничего не знает. И кафе уже не помогает и не спасает. Работа департамента стоит. И вдруг его вызывает его куратор – первый замминистра:

– Болотаев, вы чем там занимаетесь? – суров голос Егорова.

– Э-э. Сижу… Работаю.

– Что-то не видно вашей работы. Всё стало и стоит, а вы под столом какие-то анекдоты читаете.

– Это не анекдоты. Это Налоговый кодекс России.

– Что?! – удивился замминистра. – Какой кодекс?

– Налоговый кодекс.

– Налоговый кодекс?! – Замминистра даже привстал. – А ну бегом неси сюда. Бегом, я сказал!

Уже будучи в коридоре, Болотаев в гневе подумал: «Да как этот упырь посмел ему… Ему, гордому чеченцу, так сказать, даже приказать?! Нет, я сейчас же вернусь и дам ему положенную пощечину, точнее, увесистую оплеуху, да с обеих сторон! Чтоб своё собачье место знал!»

Разумеется, Тота вернулся, даже изрядно вспотел, второпях и Налоговый кодекс принёс, вручил замминистру. А последний будто действительно оплеуху получил: в шоке, в изумлении он стал рассматривать эту исписанную разными чернилами и карандашами брошюру с многочисленными закладками.

– Ты её прочитал?

– Несколько раз.

– И это твои записи, твоя работа?

– Да, – честно признался Болотаев.

– Да как ты посмел?! – возмутился замминистра. – Не смей более никогда в это заведение эту гадость заносить.

С этими словами замминистра стал запихивать кодекс в какую-то щель. Как позже Тота понял, это был бумагодробящий аппарат, чтобы уничтожать документы в целях секретности и безопасности. Правда, щель этого аппарата не вмещала по толщине даже эту брошюру. И тогда замминистра со злобой разорвал на кусочки Налоговый кодекс и по частям стал совать в щель аппарата, говоря:

– Вот так! Вот так с этой вражеской пропагандой… Понятно?

– Понятно, – прошептал Болотаев.

– Тогда иди работай!

– А как работать? Я не знаю, – взмолился новоиспечённый «генерал».

– Не знаешь? – Замминистра задумался. – А что тут знать? Тебе что, министр ничего не объяснил?

– Что-то говорил.

– А о чернилах? О разных цветах?

– Нет, – пожал плечами Тота.

– Так, – стал стучать пальчиком по столу первый замминистра. – Шефа ещё нет. К вечеру будет. Я с ним поговорю. А сейчас – на службу. И более в это священное заведение пагубную литературу не заносить! Понятно?

– Есть! – по-военному отрапортовал Болотаев.

И этот день он кое-как просидел, ожидая, что вот-вот вызовут и наступит какое-то прояснение. Не вызвали. А ночью ему снились кошмарные сны – деньги, много денег и так много денег, что они ему были уже противны и даже в тягость и поэтому он всю ночь пытался от них избавиться, прогоняя их через бумагодробилку, пока этот аппарат не сломался.

В холодном поту Тота среди ночи проснулся. Он-то и до этого знал, что его должность – должность казнокрада, а не наоборот, что подразумевалось. Знал и понял – это харам.

Утром он твердо решил, что, придя на работу, сразу же напишет заявление об увольнении, положит важное удостоверение и станет свободным. Видимо, поэтому он в этот день немного опоздал – все его подчиненные уже на месте, а прямо перед его кабинетом-«аквариумом», перекрывая своими габаритами проход, подбоченясь стоит Августина Леонидовна.

– Здравствуйте. – У Болотаева в то утро бодрое настроение.

– Добрый день, – за всех отвечает Августина Леонидовна и следом: – Позвольте у вас спросить: вы знаете, какая у вас зарплата?

– Э-э-э, – задумался Тота. – Точно не знаю.

– А я знаю. Семь тысяч.

– И что?

– А то, что вы думаете на эту зарплату жить? Или вы пришли сюда воровать?

– Э-э-э. – Болотаев был шокирован, а тут следом ещё вопрос:

– Скажите, пожалуйста, ваша Чечня, или как вы себя называете – Ичкерия, – воюет против России, а вы занимаете такой чин. Вам можно доверять?

Болотаев замер, словно его парализовало, а начальник отдела продолжает:

– Это очень важный вопрос – ведь у нас государственнообразующее закрытое учреждение, формирующее бюджет великой державы. Почему вы молчите? – снизу вверх смотрит она. – Вам можно доверять?

– Идите прочь, Октябрина Леопольдовна, – вдруг не своим, а хорошо поставленным сценическим голосом выдал Болотаев, так что теперь кошмар отразился в глазах начальника отдела.

– Что? Что? Как вы сказали? – изменился её голос.

– Прочь с дороги, – тем же отработанным ещё в институте культуры голосом сказал Тота и, лишь оказавшись в своем кресле, он сообразил, что назвал её так, как планировал обозвать, если бы она ещё раз посмела исковеркать его имя.

По мнению Болотаева, эта обнаглевшая старуха поступила с ним ещё оскорбительнее, и он даже был рад, что хотя бы увольняется с неким достоинством. С высоты своего кресла, глянув сей раз на своих подчиненных, он вдруг увидел их восторженные и одобрительные взгляды. А следом звонок:

– Тота Алаевич, приёмная Егорова. Пётр Семёнович просит вас срочно зайти.

Болотаев побежал наверх, представляя, что это последний поход к начальству, а затем – свобода, свобода и «Маршал»! И более он не увидит этих стен, где собирают дань с несчастных и угнетенных людей. И что, по крайней мере, он в этом насилии не участвует. Однако даже не в приемной, а на лестничной клетке, ожидая его, стоит первый замминистра:

– Тота Алаевич, добрый день. Запомните, в мой кабинет впредь пулей заходите и выходите. Даже если у меня совещание или очень важные гости. Проходите, пожалуйста. Садитесь.

Тота вновь с утра ошарашен.

– Оказывается, шеф не успел вас проинформировать. И я извиняюсь, был с вами чересчур фамильярен. А у вас, оказывается, великолепные, я бы сказал, даже завидные связи и рекомендации. Правда, что Амёла Ибмас – ваша близкая подруга?

Вновь Болотаев ошарашен. Вновь протяжное «э-э-э», и он не знает, что конкретно на это надо сказать, а замминистра любезно продолжает:

– Я понимаю, понимаю. Деньги любят тишину. Хотя здесь. – Он смотрит в потолок. – Вроде всё чисто, прослушки нет. Всегда надо быть начеку. Ведь каждое воскресенье и праздники вход в здание, даже для министра, запрещен… Да-да. Во дела! Поэтому я каждый понедельник вызываю специалиста по прослушке. Хотя в этой стране веры никому нет и не может быть. Кругом холуи. Быдло и говно.

Тут он замолчал. Уставился на Болотаева, словно видит впервые.

– Впрочем, – продолжал он, – давайте о деле. Вы ведь не дальтоник?

– Нет. Вроде нет.

– Это мы знаем. Тогда конкретно. По налоговым послаблениям нефтяным компаниям Дальнего Севера и так далее. Никаких послаблений. Налоги платят все и как можно больше. И тут иного решения нет и не будет. Понятно?

– Понятно.

– А вот главная наша тема – возврат НДС… Этот вопрос вам знаком?

– Ну, по закону…

– Какой закон?! – перебил Болотаева первый замминистра. – Закон – это мы! Поэтому слушайте и запоминайте. Если на документе о возмещении НДС резолюция министра и она написана красными чернилами, то это в первую очередь с космической скоростью решается в полном объеме. Запомнили?