Loe raamatut: «Моя доисторическая семья. Генетический детектив»

Min europeiska familj: de senaste 54 000 åren

by Karin Bojs

© Karin Bojs, 2015

© ООО «Индивидуум Принт», 2020

© Е. Тепляшина, перевод, 2020

* * *

Аните и Йорану с благодарностью за полученные от них гены

Вступление
Похороны

Когда я работала над этой книгой, умерла моя мать, Анита Бойс. На похоронах было много друзей и знакомых – гораздо больше, чем я смела надеяться. Но родственников оказалось мало. Все уместились на одной скамье: мы с братом (каждый со своей семьей) и трое принаряженных внуков.

Стояли первые летние дни, в парке возле церкви Васы в Гётеборге цвела лиловая сирень. Мы пели «Пришла пора цветения». А потом – «Земля чудесна». В этом псалме есть строки, которые мне особенно нравятся: «Времена приходят и уходят, поколения сменяют друг друга».

Потом я произнесла поминальную речь. Я обращалась в основном к нашим детям. Мне хотелось, чтобы они гордились своей бабушкой и своим происхождением, несмотря ни на что.

Они знали бабушку уже старой, много повидавшей женщиной. Ее успешный профессиональный путь прервался, когда ей было около пятидесяти. К тому времени в ее жизни накопилось много серьезных проблем: болезни, развод, конфликты, алкоголизм…

И потому в своей поминальной речи я рассказывала внукам Аниты и другим гостям о том, какой моя мать была в молодости. Говорила о студентке-первокурснице, которую приняли в Каролинский институт¹, хотя она была девушкой, да к тому же из очень простой семьи. В детстве Анита жила в фабричном поселке, на втором этаже здания школы, в которой учительствовала моя бабушка Берта. Денег в семье всегда не хватало, зато в излишке были дружба, музыка, живопись, литература и жажда знаний.

Я цитировала дневник, найденный мною в маминых вещах. На обложке детским почерком значилось: «Совершенно секретно!» В дневнике мама рассказывала о летних каникулах, проведенных в Вермланде² у бабушки – у моей прабабушки Каролины Тюрессон. Всего в четырех милях³ от их дома начиналась норвежская граница, а за ней бушевала Вторая мировая война. Но мамины описания того, как как она и ее двоюродная сестра играли на мостках у искрящейся воды озера Вермельн, были светлыми и прекрасными.

Сама я никогда не видела ни бабушку, ни прабабушку. В нашей семье было слишком много проблем. Из-за них мы почти не общались друг с другом.

Может быть, именно поэтому я всегда много думала, какие они – мои родственники, каково их происхождение. Уже лет с десяти мне хотелось знать о них больше.

С бабушкой и дедушкой с отцовской стороны, Хильдой и Эриком, я общалась немного чаще. Поездки к ним в город Кальмар относятся к моим самым светлым воспоминаниям. В их доме всегда так приятно пахло! Везде висели картины, дедушка сам разрисовал двери, стены и мебель. Бабушка с дедушкой охотно рассказывали о своем детстве, но редко упоминали родителей и старших родственников.

Опытные специалисты по генеалогии помогли мне отследить происхождение Берты, Хильды и Эрика, отмотав их историю на много поколений назад. В юности занятия генеалогией казались мне скучноватыми. Но, повзрослев, я стала уважать их куда больше и теперь понимаю, почему преклонение перед предками – важная часть многих культур. Представители многих бесписьменных народов могут, не задумываясь, перечислить как минимум десять поколений своих предков – шведский генеалог сможет добиться такого результата только при значительной доле везения. В Библии перечисляются длинные родословные, самые старые записаны более двух тысяч лет назад, но еще до записи их долго передавали из уст в уста.

С библейских времен методы построения родословной усовершенствовались. Никогда еще техника не развивалась с такой скоростью, как сейчас. Я бы назвала это «квантовым скачком». Пятьдесят лет назад группа ученых-первопроходцев начала сравнивать группы крови и отдельные генетические маркеры, чтобы выявить возможное сходство и проследить историю переселения народов. Молекулу ДНК открыли всего за несколько лет до этого, и о ней знала лишь небольшая группа ученых. Лишь в 1995 году появилась возможность полностью исследовать ДНК мельчайшей бактерии. После этого развитие пошло с головокружительной быстротой. В биоинженерии произошли перемены еще более значительные, чем в компьютерных технологиях, хотя прогресс в компьютерах, телефонах и интернете широкой публике заметнее. Компьютерщики говорят о так называемом «законе Мура», в соответствии с которым мощность выпускаемых компьютеров каждые два года увеличивается примерно вдвое. Способность ученых читать последовательности ДНК развивается гораздо стремительнее.

Несколько лет назад исследователи научились за несколько часов анализировать геном человека. Можно даже исследовать ДНК людей, умерших десятки – а то и сотни – тысяч лет назад. Анализ, который какое-нибудь десятилетие назад стоил бешеных денег, теперь можно сделать всего за несколько сотен крон. Удешевление методики вывело ее за пределы профессиональных исследований. Теперь использовать ДНК как инструмент могут даже частные лица, которые интересуются своим происхождением. Благодаря незначительным вариациям в последовательностях ДНК можно отыскать неизвестных тебе прежде кузин и кузенов, сестер и братьев и даже родственников, которые жили давным-давно – во время последнего ледникового периода и раньше.

Все 18 лет, что я работала научным журналистом и редактором раздела «Наука» в газете «Дагенс Нюхетер», я следила за развитием самых разных ДНК-методик. Я видела, как произошла революция в криминалистике, фундаментальной медицине и биологии. Теперь методики с использованием ДНК применяют в археологических и исторических исследованиях.

Эта книга – попытка связать воедино несколько нитей: новейшие открытия специалистов – исследователей ранней истории Европы и историю моей собственной семьи. Чтобы провести собственное расследование, я побывала в десяти странах, прочитала сотни две научных трудов и взяла интервью у семидесяти ученых.

И вот теперь я понемногу начинаю выстраивать связи между моей прабабкой Каролиной, бабушкой Хильдой, дедушкой Эриком – и событиями, произошедшими в незапамятные времена. Причем эти события важны не только для меня, но и для большей части населения Европы.

Давайте для начала вспомним о том, что случилось с нашими предками на берегах Тивериадского озера⁴ примерно 54 000 лет назад.

Часть 1
Охотники

Анника родила Марту, которая родила Карин.

Карин родила Аннику, и дочь Анники тоже звали Карин.

У Карин родилась дочь Кайса, и Кайса родила Каролину.

Каролина родила Берту, которая родила Аниту.

Анита родила Карин.

Детеныш Тролля: 54 000 лет назад

Женщина, которой суждено было стать моей прародительницей, торопливо спускалась с горы. Она спешила к озеру в долине. Сейчас на этом месте находится Тивериадское озеро. А раньше был огромный водоем, который современные геологи назвали Лисан – «язык» – за его вытянутую форму. Как называли это озеро-море тогдашние люди, мы не знаем.

Женщина была молодой, худощавой, с черными волнистыми волосами и смуглой кожей. Из одежды на ней был лишь завязанный на бедрах витой шнур, с которого свисали и ритмично раскачивались в такт шагам ряды красных и зеленых ракушек. На обнаженной груди женщины висел на кожаном шнурке амулет: фигурка птицы, выточенная из рога газели.

На вершине горы женщина встретила мужчину. И теперь в ее матке было его семя.

Мужчина был с женщиной одного роста, но гораздо тяжелее и сильнее ее. Так что если там, на вершине горы, он решил применить силу, то защитить себя женщина вряд ли смогла бы. Лицо мужчины выглядело непривычно: массивный широкий нос, резко выступающий вперед профиль.

Глаза у него, правда, тоже были карими, как и у женщины, но кожа светлее, а волосы – прямые. И особый запах. Мужчина был к женщине так близко, что она почувствовала его запах. Чужой и резкий.

Но хотя мужчина и женщина были такими разными, плод в животе у женщины начал расти. Зимой ей пришла пора рожать. Члены небольшого племени остались жить на озере Лисан, однако спустились на несколько миль южнее, к местам, где они обитали прежде. Люди приладили к скале простой навес для защиты от ветра и стали надеяться, что их оставят в покое обитавшие в тех краях существа, которых они называли троллями или – иногда – Другими.

Шел холодный дождь. Красные тюльпаны увяли, из земли торчал лишь сухой чертополох.

Роды были тяжелыми, но и женщина, и младенец выжили. Родился мальчик – необычайно крупный и сильный. Моя прародительница завернула его в шкуру газели и осторожно положила на постель из сухой травы.

Через три дня шаманка провела особую церемонию. Она плясала и плясала, пока боги не ответили ей. Во время ее танца остальные члены племени сидели вокруг костра и пели. Вернувшись из мира богов снова в реальность, шаманка уже могла кое-что рассказать о будущем ребенка. Она объявила, что у мальчика будет много потомков. Они заселят всю землю, до самого края. «Его назовут сыном богов, и боги дадут тебе силу взрастить его», – сказала шаманка молодой матери.

Обычно шаманка не говорила таких значительных слов о новорожденных. Но она была мудрая женщина и понимала: моя прародительница обязательно должна выходить и вырастить этого ребенка. Племя не может позволить себе терять детей – иначе оно не выживет на новой территории.

К счастью, мальчик оказался здоровым и крепким. И ел с большим аппетитом. Сначала сосал грудь, потом стал есть мясо и растительную пищу, которую удавалось добыть его матери. Ребенок пил воду прямо из ручья, но живот у него никогда не болел.

Вот только выглядел мальчик иначе, чем его соплеменники. Светлая кожа, скошенный подбородок, более мощные надбровные дуги. Волосы на его голове не вились, а были прямыми. Когда матери не было поблизости, члены племени называли малыша Детенышем Тролля. Говорилось это по-доброму, любя, но ведь все догадывались, какого происхождения этот ребенок.

Со временем племя решилось, несмотря на Других, вернуться на север, в горы. Эти земли – сейчас мы называем их Галилеей – изобиловали дичью вроде газелей и туров и были благоприятны для жизни. Племя нашло отличную известняковую пещеру, в которой можно было жить и зимой.

Троллей члены племени видели редко, и всегда – на большом расстоянии. Несколько раз людям из племени удавалось услышать, как переговариваются Другие. Разговаривали они на странном, непонятном языке. На их одежде не было украшений.

Детеныш поздно заговорил; к сказкам он, в отличие от других детей, оставался равнодушен. Зато с кремнем, деревом, кожей и прочим он управлялся не хуже, а то и лучше остальных. Надо было только показать ему, что и как делать.

Зимы в то время бывали необычайно холодными, сырыми и тяжелыми. Многие дети заболевали. Многие умирали. Но Детеныш рос, он становился все сильнее и крепче.

Племя заботилось о нем. Ему, ребенку, непохожему на остальных детей, доставалось больше внимания. К тому же члены племени боялись (хоть и не говорили об этом вслух), что кто-нибудь придет и заберет у них этого мальчика.

Через несколько лет женщина, его мать, умерла, так ничего и не рассказав о мужчине, которого повстречала в тот весенний день, когда на склонах горы цвели красные тюльпаны.

Но слова шаманки сбылись. Многочисленное потомство Детеныша расселилось по всей земле, до самого ее края.

Неандертальцы из Лейпцига

У большинства из нас в роду были такие Детеныши. Значит, и у нас часть генома происходит от Других (сегодня мы называем их неандертальцами).

У людей вроде меня, имеющих европейское происхождение, это чуть меньше двух процентов ДНК. Как если бы неандерталец был дедушкой бабушкиной бабушки. Выходит, Детеныш – отец бабушкиной бабушки?

Но это совсем не так. Отец бабушкиной бабушки жил в XIX веке. А скрещивание людей современного типа с неандертальцами происходило гораздо раньше – примерно 54 000 лет назад.

Но их гены пережили тысячелетия. В древности население земли было очень малочисленным, поэтому редкие пересечения с неандертальцами имели столь далеко идущие последствия. К тому же некоторые полученные от неандертальцев наследственные черты оказались очень кстати. Они повышали шансы человека выжить и оставить собственное потомство.

Местом наших контактов с неандертальцами, вероятно, был Ближний Восток – коридор, по которому проходили все, кто переселялся из Африки в другие места земного шара. С большой вероятностью это могло происходить в Галилее – археологические находки показывают, что именно там люди современного типа сосуществовали с неандертальцами. Контакты могли происходить и чуть севернее, например там, где сейчас находится Ливан.

Неандертальцы пришли в этот регион первыми. Их далекие предки покинули Африку за несколько сотен тысячелетий до нас. Следы неандертальцев обнаруживаются от Испании на западе до Сибири на востоке. Одна из первых находок была сделана в середине XIX века в долине Неандерталь в Германии – отсюда и название «человек неандертальский».

С середины XIX века и до последних десятилетий ученые полагали, что современные европейцы – нечто вроде внуков неандертальцев. Предполагалось, что мы долго развивались здесь, изолированные от других народов, отчего у нас развилась типично европейская внешность со светлой кожей и прямыми волосами. Считалось, что у людей, живущих в Азии и Африке, другая история развития; так, азиаты якобы происходят от «пекинского человека», или питекантропа.

Такие предположения называются гипотезой мультирегионального происхождения человека. По большей части эти идеи ошибочны. Но крупицы истины они все-таки содержат. И новые ДНК-методики позволяют обнаружить эти крупицы.

Самый большой вклад в изучение ранней истории человечества посредством исследования древних ДНК внес ученый шведского происхождения Сванте Паабо.

Сегодня Паабо – светило мировой науки, руководитель отдела генетических исследований в Институте эволюционной антропологии общества Макса Планка, который сам же когда-то основал в Лейпциге.

Работая над этой книгой, я дважды побывала в Институте эволюционной антропологии. Здание Института построено по специальному проекту: стены из стекла пропускают солнечный свет, очень зеленый внутренний дворик, в центре его – небольшой пруд. В холле, по указанию Паабо, устроена стена для лазанья высотой в четыре этажа. Молодые ученые упражняются здесь перед поездкой в Африку, где они изучают обезьян, живущих высоко в ветвях деревьев. Возле скалодрома – рояль, тут репетирует хор. Сразу видно – в институте царит особая атмосфера. Работы ведутся сразу в нескольких областях – психологии, палеонтологии, лингвистике. Но главными, конечно, являются молекулярная биология и ДНК-исследования.

Специальная лаборатория, где извлекают и исследуют древние ДНК, расположена в подвале, где образцам не грозят нежелательные загрязнения. Здесь, внизу, работают не покладая рук Паабо и его молодые сотрудники. Сейчас у них много конкурентов в других странах, но лейпцигская группа остается лидером. Во время моего второго посещения группа опубликовала исследование о ДНК испанского гоминида, жившего около 400 000 лет назад – во времена, когда неандертальцы еще не появились.

Результаты исследований Сванте Паабо служат развитию передовых научных технологий. Но широкой публике Паабо стал известен благодаря высокоточному анализу ДНК неандертальца.

Первое, что я вижу, зайдя в кабинет Сванте Паабо, – это скелет неандертальца, зажатый между письменным столом и диваном. Скелет состоит из копий разных костей, найденных при раскопках. Неандерталец низкорослый, крепкого телосложения. А сам Сванте Паабо – наоборот – высокий и худощавый.

Газеты всего мира посвятили не одну колонку ему и его исследованиям. Внебрачный сын нобелевского лауреата, ректора Каролинского института Суне Бергстрёма, Сванте Паабо написал интереснейшую автобиографию «Неандерталец», где, в частности, рассказал о своей матери, беженке из Эстонии Карин Паабо – специалисте по пищевой химии. Когда Сванте было тринадцать лет, мать взяла его с собой в поездку по Египту; там мальчик заинтересовался мумиями. Так и началась его карьера исследователя.

Паабо вырос в пригороде Стокгольма Багармоссене, учил русский язык в Школе военных переводчиков (одном из самых строгих учебных заведений под эгидой Министерства обороны), начал изучать египтологию и коптский язык в Упсальском университете, но спустя два года оставил египтологию ради медицинского образования. Через четыре года медицинских штудий Паабо приступил к исследованиям в области клеточной биологии.

В качестве штатного сотрудника он изучал вирусные белки. А в свободное время втайне от всех пытался выделить ДНК тысячелетних мумий. Начальство Паабо ничего об этом не знало вплоть до публикации его первой научной статьи, которую напечатали в одном восточногерманском журнале: первыми мумиями Сванте Паабо стали мумии из музея в Восточном Берлине.

Впоследствии выяснилось: то, что Паабо принимал за сенсационную ДНК мумии, по большей части было загрязнениями, привнесенными современными людьми. Но идея уже родилась. Паабо показал, что ДНК может сохраниться в тканях, которым не одна тысяча лет.

На Западе никто не обратил внимания на вышедшую в ГДР статью. Но через год Паабо опубликовал материал в британском журнале Nature, и эта статья вызвала большой интерес. Паабо написал Аллан Уилсон из Калифорнийского университета в Беркли, который на тот момент был крупнейшим специалистом по эволюции и ДНК. Уилсон просил разрешения приехать, чтобы проводить изыскания в лаборатории «профессора Паабо». Сванте Паабо тогда едва исполнилось тридцать лет. Он еще не защитил докторскую диссертацию – какая уж там лаборатория.

В конце концов решение было найдено: Сванте Паабо отправился проводить исследования в калифорнийскую лабораторию Аллана Уилсона. Там Аллан Уилсон и его сотрудники какое-то время уже работали с ДНК, пытаясь с помощью новой методики разобраться в ранней истории человечества.

В 1987 году они опубликовали результаты своего первого исследования с применением ДНК-анализа, которое показало, что все ныне живущие люди ведут свое происхождение из Африки. Нашей общей праматерью была женщина, жившая в Африке около 200 000 лет назад. Обычно ее называют «митохондриальной Евой». Имя «Ева», конечно, смотрится реверансом в адрес библейского мифа о сотворении человека. Митохондрии – это особые клеточные структуры, содержащие небольшое число ДНК. Поначалу все ДНК-исследования, посвященные происхождению человека, строились на данных, полученных при изучении митохондриальных ДНК. Митохондриальные ДНК анализировать гораздо легче, чем ядерные ДНК, ведь ядро у клетки одно, а митохондрий – тысячи. Ограничение тут одно: митохондриальные ДНК пригодны только для отслеживания материнской линии, ведь мы наследуем митохондрии лишь от матерей.

Таким образом, уже в 1987 году техника позволила отследить митохондриальную Еву, хотя используемые методы по сравнению с современными выглядели невероятно неуклюжими. Молодые ученые из лаборатории Аллана Уилсона объезжали калифорнийские родильные дома и собирали плаценту женщин, приехавших из разных мест земного шара. Выделив с большими сложностями из этой плаценты ДНК, они обрабатывали результаты на примитивных компьютерах.

Линда Вигилант, жена Сванте Паабо, была тогда аспиранткой у Аллана Уилсона. За пару лет до приезда Паабо она как раз занималась митохондриальной Евой. Компьютеры были маломощными и медлительными, расчеты занимали неделю. Но в изучении ДНК произошел настоящий прорыв. Один калифорнийский ученый изобрел метод копирования ДНК (полимеразной цепной реакции), – за который спустя несколько лет получил Нобелевскую премию⁵. Этот метод дал возможность использовать в качестве рабочего материала один-единственный волос, а не целую плаценту. Антропологи, работавшие в разных частях мира, включились в исследование, начав изучать волосы самых разных народов. Результатом этого, самого первого, исследования стал вывод о том, что около 200 000 лет назад в Африке жила женщина, от которой происходят все ныне живущие люди. Она – наша общая праматерь.

Спустя еще несколько лет, в 1995 году, американские ученые опубликовали результаты нового открытия: они обнаружили мужской аналог митохондриальной Евы. Его назвали Y-хромосомным Адамом. Усовершенствованные ДНК-технологии и более мощные компьютеры теперь позволяли сравнивать Y-хромосомы различных мужчин, живущих в разных частях света. Y-хромосомы содержат гораздо больше ДНК, чем митохондрии, и передаются от отца к сыну. Таким образом, их можно использовать только для воссоздания прямой отцовской линии. Исследование показало, что мужчина, являющийся прародителем всех современных мужчин, жил около 200 000 лет назад. Y-хромосомный Адам тоже обитал в Африке.

Такие веские доказательства поставили крест на мультирегиональной гипотезе. Современный человек ведет свое происхождение из Африки.

Рис. 1. Праматери из Африки

Ева жила в Африке 200 000 лет назад. Она является праматерью всех живущих ныне людей. Примерно 60 000 лет назад одна из ее дочерей покинула Африку, и ее потомки расселились по всему миру.

ДНК-анализ продолжал развиваться. Сванте Паабо тоже постепенно совершенствовал методы, позволявшие проводить анализ проб тысячелетней давности. Работая с останками ископаемых животных, он научился не допускать загрязнения проб и отделять ископаемые образцы от пыли, древних бактерий, следов существования современных людей.

После Калифорнии Паабо получил должность профессора на кафедре зоологии в Мюнхене. Чтобы избежать загрязнений материала, он требовал, чтобы два его аспиранта каждую ночь облучали лабораторию ультрафиолетом, а каждое утро шли прямиком к себе на рабочее место, не заходя в другие помещения с ДНК-пробами, и соблюдали множество других мер предосторожности.

Летом 1997 года Паабо опубликовал результаты ДНК-анализа самого знаменитого неандертальца в мире – того самого скелета, найденного в долине Неандерталь в XIX веке, давшего название всем прочим неандертальцам. На этот раз результат был гораздо более надежным, чем в случае со старой мумией двенадцатью годами раньше.

Анализ, основанный на митохондриальной ДНК, отчетливо показал: неандертальцы не могут быть предшественниками современных европейцев. Мы не являемся их праправнуками. Во всяком случае, по прямой нисходящей материнской линии. Наше с ними родство скорее напоминает очень, очень древних двоюродных братьев и сестер.

Исследование произвело фурор. Сванте Паабо стал звездой науки, особенно в Германии, где у неандертальцев совершенно особый статус – со времен той самой первой находки, сделанной в XIX веке.

С сожалением должна признаться, что я пропустила новость об этом революционном открытии. Всего за несколько месяцев до этого события я вступила в должность редактора научного отдела газеты «Дагенс Нюхетер». Я еще не успела понять, за какими журналами обязательно должен следить научный журналист, меня еще не внесли в нужные списки, чтобы я получала предварительную информацию и приглашения на пресс-конференции.

Но через несколько месяцев я встретилась со Сванте Паабо в Осло, на семинаре по новым технологиям в генной инженерии. Мы вместе пообедали, и мой интерес к ДНК-исследованиям проснулся по-настоящему. После этого я много раз брала у Паабо интервью, слушала его доклады и писала в «Дагенс Нюхетер» о его новых публикациях в ведущих научных журналах мира.

Паабо не остановился на анализе митохондриальных ДНК, а продолжил исследования в области ядерных ДНК. Я уже говорила, что это значительно сложнее. Но зато такой анализ дает гораздо более полную картину, поскольку длина митохондриальной ДНК (наследуемой по материнской линии) составляет около одной трехсоттысячной доли длины ДНК, которая находится в ядре клетки и называется ядерной ДНК. Ее мы наследуем от обоих родителей.

Предварительные результаты анализа ядерной ДНК, опубликованные Сванте Паабо и его группой в 2009 году, подтвердили выводы, полученные в процессе исследования митохондрий: неандертальцы не являются предками современных людей; их скорее стоит рассматривать как наших генетических кузенов.

Но это еще не все. Продолжение исследования дало неожиданный результат, поразивший и самого Сванте Паабо. В мае 2010 года он и его сотрудники опубликовали результаты масштабного анализа, показавшего, что у неандертальцев и людей современного типа могло быть совместное потомство. Неандертальцы не вымерли окончательно. В нас живут их гены.

После этого методы анализа древних ДНК продолжали совершенствоваться; точность их теперь была так же высока, как если бы исследование касалось любого человека, живущего в наши дни. Выводы, к которым пришли ученые, выглядят следующим образом.

Да, неандертальцы – наши предки, но только на два процента. Когда человек современной анатомии вышел из Африки и стал расселяться по другим местам земного шара, он проходил через Ближний Восток, в том числе Галилею, область современного Израиля. Там уже жили неандертальцы, с которыми современный человек, вероятно, какое-то время сосуществовал и иногда вступал в половые контакты, в результате чего рождалось потомство, которое в свою очередь давало здоровых детей.

У живущих ныне выходцев из Азии, Австралии и Америки немного больше неандертальских ДНК, чем у европейцев, – чуть больше двух процентов, тогда как европейцы до двух процентов не дотягивают самую малость. Вероятно, причина этого кроется в дальнейших контактах между неандертальцами и современным человеком на востоке, в Азии.

К тому же люди, которые двинулись на восток, в Азию, Новую Гвинею и Австралию, судя по всему, смешивались с другим видом – денисовцами. У современных жителей Новой Гвинеи в геноме содержится до шести процентов ДНК денисовского человека, меньший процент выявлен у жителей Китая.

Неандертальское наследство есть и у африканцев. Это касается даже традиционных народностей вроде йоруба в Западной Африке и мбути в Конго (Киншаса). Но в их случае речь идет о гораздо меньшем проценте, это может объясняться тем, что европейцы и азиаты в ходе истории возвращались в Африку.

В наши дни существуют коммерческие фирмы, проводящие платные анализы ДНК, которые, по их утверждениям, позволяют увидеть, какой процент генов у того или иного человека получен от неандертальца или от денисовца. Но, по словам Сванте Паабо, доверять этим тестам нельзя. Допустимая погрешность настолько велика, что результат на самом деле ни о чем не говорит. Задним числом Паабо сожалеет, что его группа не попыталась запатентовать методику, ведь они могли бы гарантировать качество совсем другого уровня.

Малышу, жившему на Ближнем Востоке 54 000 лет назад, повезло, что он унаследовал гены от неандертальца. Такие дети оказывались гораздо здоровее остальных, а их организмы лучше сопротивлялись инфекциям. Наши прародители, пришедшие из Африки на Ближний Восток, составляли небольшую группу – может, всего несколько десятков или сотен человек. Они рожали детей только друг от друга, и через несколько поколений их иммунитет истощился. Родственное спаривание вредило иммунной системе, поэтому приток свежей крови со стороны пошел людям на пользу.

Американский иммунолог Питер Перхэм обнаружил в иммунной системе группу генов, похожих на неандертальское наследство. Наверняка именно эти гены помогли Детенышу и ему подобным выжить 54 000 лет назад. В наши дни эти гены могут запускать механизмы, приводящие к перегрузке иммунной системы и последующему развитию аутоиммунных заболеваний вроде рассеянного склероза или диабета первого типа.

Ученый обнаружил два «неандертальских» гена, влияющих на способность усваивать жир из пищи. Наличие одного из этих генов сейчас повышает риск возникновения диабета второго типа. Эта болезнь тесно связана с лишним весом – большой проблемой в наши дни. Но едва ли дело обстояло так 54 000 лет назад. Для первых европейцев способность усваивать как можно больше жира была скорее благом. Она уменьшала риск голодной смерти.

Исследовательская группа Сванте Паабо обнаружила и другие гены, которые могли передаться современным людям от неандертальцев. Эти гены связаны с веществом под названием кератин и содержатся в коже и волосах. Похоже, что и жители Азии, и европейцы унаследовали «кератиновые» гены от неандертальцев, только набор их у жителей Европы и Азии разный. До сих пор не вполне ясно, как эти гены сказываются на наших волосах и коже. Но я готова биться об заклад, что прямые волосы мы получили в наследство именно от неандертальцев.

Сам Сванте Паабо предпочитает не пускаться в пустые рассуждения о том, как выглядели волосы и кожа неандертальцев. Однако есть исследователи, которые проводят генетические тесты и на их основе строят предположения о цвете кожи, глаз и волос неандертальцев. Так, испанские ученые утверждают, что у неандертальца обнаружены гены, отвечающие за рыжий цвет волос. Но Паабо считает подобные исследования недостаточно точными и выступает против публикации их данных. Я пыталась его переубедить, говорила, что широкой публике интересно знать, какие глаза, кожа и волосы были у неандертальцев. Такие сведения сделали бы рассказ о древних контактах более живым и доступным.

Убедить Паабо мне не удалось, но он все же раскрыл мне кое-какую новую информацию: по его наблюдениям, ни у одного из неандертальцев, чьи останки он исследовал лично, не было гена рыжих волос. Неандерталец из сибирской пещеры, исследованный наиболее тщательно, по всей вероятности, был темноволосым.

Зато Паабо с удовольствием говорит о приблизительно 87 вариантах генов, которые есть почти у всех современных людей, но до сих пор не были обнаружены ни у одного неандертальца. Одним из наиболее изученных является ген FOXP2.

В Англии есть семья, в которой представители разных поколений страдают от тяжелых нарушений речи. У всех у них поврежден именно этот ген, отвечающий за способность говорить. У мышей и шимпанзе этот ген различается одной маленькой особенностью. Между шимпанзе и неандертальцем таких различий два. У неандертальца и современного человека гены FOXP2 практически идентичны – существует лишь небольшое различие, которое открыли Сванте Паабо и его группа. Обнаружить его было трудно, потому что оно находится за пределами самого гена. И все же для работы гена оно представляется важным.

Исследовательская группа в Лейпциге вывела химерных мышей с человеческим вариантом гена FOXP2. Эти мыши пищат не так, как обычные. К тому же у них лучше память. Речь идет о памяти, которую психологи называют процедурной. Именно благодаря ей человек может научиться ездить на велосипеде или танцевать. Поначалу мы думаем над каждым своим движением. Но через некоторое время начинаем двигаться автоматически, не задумываясь. Точно так же мы учимся говорить.