Глава 17
Утро было отвратительным. Три солнца скрылись под тяжелыми грозовыми тучами, будто дети темной ночью, которые с головой залезли под одеяло. Намечался дождь. Воздух потрескивал и отдавал грозой. Кай сказал, что в море наверняка разыгралась буря – благо деревня стоит далеко от берега и быть погребенной под водой ей не грозит.
Этна чувствовала себя подавленной и разбитой. Ей абсолютно не хотелось возвращаться на Север. Она впервые почувствовала себя проигравшей и это чувство ей определенно не понравилось. Казалось, близость колыбели деревьев и их родные звуки должны были придать ей сил и приободрить, но теперь лес не казался ей домом, хотя она выросла там. Поражение угнетало так сильно, что в горло не лез завтрак, обычно радующий целительницу.
С Андерсом, Алексис и Ундиной все попрощались еще вчера, когда они забирали свои вещи, чтобы поселиться в своих новых покоях. Ундина не могла перестать выражать радость из-за своей победы и Этне стоило больших усилий не обращать на нее внимания – она прекрасно понимала, что ее просто пытаются разозлить. Шаманка также предложила близнецам свою помощь – как камеристка она могла порекомендовать одного из целителей на службу при Дворе. Но близнецы отказались. Валериан сослался на то, что хотел быть камергером, а не придворным целителем и Виола поддержала его. Но на самом деле, глядя на сиблингов, не трудно было догадаться, что они просто не хотели расставаться друг с другом, они попросту не были готовы к этому.
Андерс на прощание обнял Этну. Он говорил, что ему жаль, что у нее ничего не вышло. И на долю секунды целительница даже увидела грусть в его глазах. Но лишь на долю секунды. Она крепко прижалась к его суровому телу, отточенному тренировками и холодным климатом, говоря, что все в порядке. Она была искренне рада за воителя, пусть сама и проиграла. Если будет необходимо, Жизнь всегда сведет их дороги для новой встречи. А пока им нужно расстаться.
Главная площадь была пуста и мрачна. Серое небо не давало надежды на теплые лучи этим днем. Хорошо, если в дороге их не застанет дождь. Совсем скоро пути Этны и Кая разойдутся, поэтому сейчас она шла рядом с ним, сжимая его бледную ладонь своей. Русал больше не поднимал тему ее родословной, да ей и самой не очень хотелось говорить об этом. Боль от этого удара все еще отзывалась в сердце. И что-то подсказывало молодой целительнице, что эта боль вряд ли сможет когда-то утихнуть.
– Что думаешь делать, вернувшись на Север? – они немного отстали от остальных и это давало чувство небольшой уединенности на улице. К слову, улицы были почти что пусты, а если прохожие и встречались, то они очень спешили – хотели доделать дела до того, как зарядит дождь. Казалось, никому не хотелось покидать своих уютных домов этим неуютным пасмурным днем.
– Спрошу у бывшей наставницы, почему она лгала, – пожала плечами Этна, наблюдая за спинами идущих впереди целителей. Горные люди отделились от их поредевшей группы еще в самом начале пути, поэтому теперь их осталось не очень много.
– А она лгала?
– Да. Она знала про пророчество. Я… тоже случайно о нем узнала. После испытания, в тот день, когда мы впервые встретились, мне было немного одиноко, и я пошла в Дом, чтобы занести книгу в читальню. Там был русал… я была под его влиянием и тогда впервые прочла пророчество, которое он мне дал, – она кратко и спокойно рассказала о том, что еще совсем недавно будоражило ее и пугало. Сейчас, казалось, все ее эмоции попросту испарились. – Она нашла меня с этим пророчеством в руках и сказала, что оно про какую-то соню. А ночью я увидела сон и только сейчас понимаю, что это было воспоминание. Младенец, объятый пламенем. Голоса. Молитвы. Боль от огня. Жар. Все то, что я ощущала тогда.
Какое-то время они шли в молчании. Этна вновь подумала про пророчество и про то, что должна будет исполнить его предназначение. Но как она сможет его исполнить, если она даже не справилась со своей сестрой и не смогла пройти Отбор? Возвращение Смерти – дело более серьезное, нежели испытания при Дворе. Для того, чтобы вернуть сестру Жизни, необходимо уметь намного больше, чем просто исцелять, а никаких других навыков Этна не имела. Иронично. Хотелось плюнуть на это все. Сделать вид, что она понятия не имеет ни о каком пророчестве. В конце концов, весь Форланд живет хорошо и без Смерти. Драмэйды прекрасно справляются с переселением душ. Нет смысла возвращать давно утерянный баланс.
– Это неправильно. Ты получаешь не то, что заслуживаешь, а то, что берешь, Этна. И, если однажды ты решишь начать эту войну, я буду на твоей стороне. Я буду рядом, если ты захочешь занять законный трон. Я готов сражаться за твое будущее, – он сжал ее руку чуть крепче, повернув к ней голову, встретившись глазами. В его древних глазах она увидела решительность и искренность.
Удивительно, как быстро два человека могут прийти к доверию и взаимопониманию.
– Почему ты так добр ко мне, Кай?
– В свое время мне нужен был кто-то, кто мог бы сражаться со мной за мое будущее. Я не хочу, чтобы ты ощущала себя также, как я.
– Спасибо. Правда, спасибо… Если вдруг… Если вдруг я решусь на это, я приду к тебе?
– Разумеется.
Может, идея Кая заявить о своих правах на трон не была такой уж и плохой, но пока Этна плохо представляла себе, как заявится ко Двору и сообщит о том, что она родная сестра Меланты и что ее нахождение на троне не очень законно. Для начала ей нужно поговорить с Калисто. Выслушать ее версию своего рождения. А после уже думать, что делать дальше.
Кай покинул северян еще до того, как те ступили на территорию, где начинались золотые поля пшеницы. Перед этим он сказал Этне, что если она не найдет его в деревне, то пусть подойдет к морю и просто позовет его. Звучало странно, но Кай сказал, что услышит ее зов и ей пришлось просто поверить ему на слово.
Расставаться с русалом было странно. За эти пару дней они очень сдружились друг с другом, и целительница привыкла, что у нее есть друг, который и поддержит, и пошутит. С которым просто было хорошо. Но теперь их пути разошлись и от этого было также грустно и неприятно, как от осознания того, что она не нужна родной сестре.
К тому моменту, как шестеро северян прошли пшеничные поля и ступили на жуткий мост, погода усугубилась. Мелкие капли, падающие с неба, превратились в крупные и нещадно стучали по земле. Солнц совсем не было видно из-за темных туч. Где-то вдалеке ворчал гром.
Этна, как и другие, накинула капюшон на голову, пытаясь хоть как-то защититься от безжалостного ливня. Все старались идти быстро, но мокрые доски были скользкими от воды – их щедро поливал дождь и волны разбушевавшегося моря. Дорога была отвратительной и ужасно длинной.
– Этна.
Целительница шла с опущенной головой, но приподняла ее, услышав голос шаманки и увидела ее длинное платье, облепившее чужие ноги, из-под своего капюшона.
– Да?
– Ты сожалеешь, что не вышло пройти Отбор?
– Нет. Может оно и к лучшему.
– Но ты ведь так хотела пройти Отбор. Это была твоя мечта.
– Иногда мечтам попросту не суждено сбыться.
"Может, я и правда не должна быть камеристкой. Может, я должна быть королевой. Почему Меланта, которую тоже должны были убить, сидит на троне? Это ведь нечестно", – подумалось Этне, когда она чуть отстала от Ауреи. Не хотелось идти с ней. Шаманка старалась проявлять к ней доброту, но после той дружбы, которую ей показал Кай, жалкие попытки Ауреи дружить вызывали лишь отвращение. Ей больше не нужна ее показная дружба, жалость и пустые разговоры. Познав лучшее, ты никогда не захочешь вернуться к худшему.
Север встретил своих детей мрачно и неприветливо. Стоило им ступить на землю с мокрого моста, который, к слову, был крепким и ни разу не пошатнулся, несмотря на бушующий ветер и грозные волны, как перед ними распростерся мокрый и мрачный лес. Капли дождя отбивали дроби по листьям и траве, деревья качались, шелестя могучими кронами и, казалось, что сам воздух гудел от негодования на непогоду. Этна безумно устала. Ее вымотал длинный путь и ливень. Она продрогла, промокла и была ужасно голодна. И, судя по ссутулившимся спинам остальных северян, они тоже не были в восторге от обратной дороги. Земля в лесу была такой же скользкой, как и на мосту, только еще и грязной. В ней иногда увязали ноги и приходилось придерживаться деревьев, чтобы не распластаться на данном участке дороги.
Где-то на полпути до Дома Белой Волчицы шаманы попрощались с целителями. Они знали более короткие тропинки, чтобы дойти до своих жилищ. Никому не хотелось мокнуть под дождем лишнюю минуту. В такие моменты Этна была рада, что избрала путь целительства – ее ждали крепкие деревянные стены, удерживающие тепло внутри, в отличие от шаманов, которых ждали палатки, где было недостаточно тепла и неприятный холод земли.
Аурея даже не попыталась обнять Этну на прощание. Но та и не хотела этого. Просто бросила на нее прощальный взгляд и скрылась вслед за близнецами среди гудящих деревьев.
Поляна перед Домом пустовала, зато в его окнах приветливо мелькали огни. Этна с близнецами буквально ввалились внутрь, закрывая за собой дверь и оставляя позади завывания дождя с плачущим небом. Дома было тепло, а из комнат раздавались голоса. Запах теплой пищи слабо витал в воздухе – судя по всему, целители совсем недавно покончили с обедом, и они совсем не ждали трех продрогших и голодных северян. Первая из читальни выбежала Грета, привлеченная шумом в сенях, а следом за ней – Трик.
– Вернулись! Валериан, Виола и Этна вернулись! – прокричала девочка, едва не заглушив шум разыгравшегося дождя на улице. Следом за Гретой и Триком в коридор вышли другие дети, а цепочку замыкала Августа, держа в руке книгу и пережимая страницы пальцами, чтобы не закрыть момент, на котором она остановилась. Этна чуть улыбнулась детям, молча приветствуя их и целительницу. Ее промокшие сапоги стояли в небольшом шкафчике, а с плаща ручьями струилась вода.
– А мы вас не ждали, – проговорила Августа, обводя глазами продрогшую и промокшую троицу. Зеленые глаза скользнули по целителям, а губы едва заметно изогнулись в усмешке, которая предназначалась отнюдь не для близнецов. Каждый знал, как важно было пройти Отбор для Этны. А теперь, видя ее в родном доме, сложно было скрыть злорадство от чужого проигрыша.
– Да, мы видим, – проворчал Валериан. Его губы изогнулись в лукавой улыбке, и он быстро сократил расстояние между собой и Августой, заключая ее в холодные и мокрые объятия. Та взвизгнула, но было поздно – одежда вмиг впитала в себя чужую влагу.
– Пусти, ты, холодная лягушка! – под смех детей и Виолы, Августа пыталась выбраться из крепких объятий целителя. Тот спустя минуту все же отстранился, довольно хохотнув. Напряжение и усталость после длинного пути начали постепенно отступать. Но только не для Этны. Та медленно направилась в свою комнату, желая просто переодеться и согреться. Хотелось хоть на пару минут скрыться ото всех, пока другие целители не вышли встречать их. Нужно было подготовиться к тому, что ядовитая парочка не раз подденет ее в проигрыше, а остальные будут сочувствовать. Но Этне не нужно было их сочувствие. Ее тошнило от этого.
Комната встретила юную целительницу пустотой и слабой прохладой. Дождь за окном медленно затихал, но кое-где все равно слышался гром, а пару раз даже сверкнула молния. Закрыв за собой дверь, Этна прямо на пороге стала стаскивать с себя мокрую рубаху и штаны, чувствуя, как тело пробирает озноб. Нужно было поесть и отогреться. И подумать, что она спросит у Калисто. Наверняка она постарается опять перевести все в шутку. Но она заставит сказать ее правду. Хватит с нее лжи в своей жизни.
Заправив влажные волосы за уши, Этна убрала лишнюю влагу с тела полотенцем и быстро переоделась в свободные штаны бурого цвета и короткую светлую рубаху, которую не нужно было заправлять, надев также запасные легкие перчатки. Только она хотела убрать кучу мокрой одежды и пойти поздороваться с другими целителями да пообедать, как в дверь раздался стук, прежде чем она спустя секунду приоткрылась и в проеме показалась Калисто.
– Этна, – она вошла в комнату, не здороваясь. В ее руках была чашка, от которой исходил медовый аромат. Два водоема глаз смотрели внимательно и немного растерянно, будто не ожидая больше увидеть здесь бывшую ученицу.
– Калисто, – вторила ей Этна, соединяя пальцы в приветственном жесте и прижимая их к груди. Бывшая наставница, как обычно, спешила о ней позаботиться и принесла горячего чая. Она протянула ей чашку, и юная целительница приняла ее, обхватывая двумя ладонями горячее тепло. Пока Калисто молча изучала ее глазами, ожидая каких-то слов и рассказа, Этна молча прошла к своей кровати, садясь на нее и делая небольшой глоток цветочного чая с медом. Рассказывать о своем поражении, за которым тянулась бесславная история найденной семьи, не было никакого желания.
– Как прошел Отбор? – поняв, что молодая целительница ничем делиться не собирается, Калисто сама задала вопрос. Она взяла стул без спинки, что стоял около туалетного столика и поставила его поближе к кровати, садясь напротив Этны.
– Прекрасно, – она чуть качнула головой, делая еще один горячий глоток. Тепло медленно струилось по ее телу и холод, ровно, как и непогода за окном, отступал.
– Этна, что случилось? Прошу, расскажи, как прошел Отбор, что ты видела на Юге? Почему ты не смогла стать камеристкой? – в голосе наставницы зазвучала тревога, которая заставила Этну слегка улыбнуться. Ее искреннее недоумение заставляло юную целительницу веселиться. Или это просто так в ней отзывалась усталость и злость на то, что случилось.
– Лучше ты об этом расскажи, Калисто, – она растягивает губы в улыбке. Горячий чай обжигает горло, но она быстро делает один глоток за другим, не сводя темных глаз с бывшей наставницы. Руки сжимают деревянную чашку до побеления костяшек, хотя сквозь ткань перчаток это и не особо заметно.
Воздух в комнате стал тяжелее. Калисто отвела свои глаза, похожие на два глубоких водоема. И пусть за окном погода успокоилась и стихла, но здесь, в Доме Белой Волчицы назревала настоящая буря. Молчание, царившее здесь, было тяжелым и удушающим. Этна не простила Калисто еще с того раза, как та намеренно солгала о пророчестве. И теперь ее подавленная злость вместе с сожалением бурлили в груди. Как могла та, кому она доверяла всю свою сознательную жизнь, так обойтись с ней? Как могли люди, близкие ей по крови, поступить столь жестоко и непростительно? Этна не понимала их. Откровенно не понимала.
– Ты все знаешь?
– Я все знаю.
Она продолжала улыбаться, ощущая запах чужой вины в воздухе. Он витал в комнате, смешиваясь с ароматом ее цветочного чая, наполняя легкие и пробирая изнутри. Час правды настал.
– Королева Валенсия принесла тебя нам девятнадцать лет назад. В корзинке. Ты была укутана в мягкое одеялко. С виду – хорошая малышка, – Калисто покачала головой, так и не подняв глаз на бывшую ученицу. Голос полон сожаления, но это не умоляло улыбки Этны. – Она прискакала ночью, одна. Нашла нас, одна Мать знает, как. Уставшая, бледная и слабая после родов. Отдала тебя, сказав, что… что надо убить. Что никто не должен узнать о том, что она приходила. Мы толком не поняли, зачем она принесла младенца и попросила убить его, ведь можно было отдать кому-то на воспитание. И только после того, как мы раскрыли тебя…
Женщина замолчала, качая головой. Этна склонила голову на бок. Улыбка медленно покидала ее лицо. Она вспоминала. Вспоминала ужасный жар. Обжигающий. Удушающий. Невыносимый. Боль, что опоясывала и не давала раскрыть глаз. Крики. Молитвы. Просьбы о помощи. Но это все было бесполезно. Все было тщетным перед маленьким чудовищем, чей огонь пугал сильнее того, кто жил на болотах на окраине Севера.
– Ты была полностью объята им. Ты и одеяльце, что не загоралось… Никакие молитвы и травы не помогали. Шаманы разводили руками, а их песнопения были такими же бесполезными, как мед на открытый перелом. И даже вода не гасила то пламя, – продолжала Калисто, рассматривая подол своего платья, предавшись пугающим воспоминаниям минувших лет. – Ты спала два года, Этна. Мы не могли тебя убить. Пламя не позволяло. За это время мы узнали, что в тот день, когда королева принесла нам тебя, она родила еще одну девочку. Твою сестру, которая должна была стать королевой… И что морской народец уже давно знал о пророчестве, в котором говорилось о Спящей, что вернет Смерть домой. Мы сразу поняли, что речь о тебе… Вряд ли королева Валенсия знала… скорее, ты просто сильно напугала ее.
Этна едва не рассмеялась. Горячий чай больше не обжигал. Они все знали о том, кто она. Все, Мать их побери. Они все всё знали и молчали. Пальцы сильнее вцепились в чашку. Злость, клокочущая внутри, набирала силу, разливаясь по венам, как реки разливаются по весне. Они все лгали ей. Все, кому она доверяла. Все, кого она любила и уважала. В с е . Лгали, сочувствовали, пытаясь проявить милосердие к ней. Но за всем этим был скрыт самый настоящий ужас. Страх, заставляющий молчать и лгать. Страх, что однажды чудовище, что скрыто в ней, проснется и перегрызет им всем глотки.
– Ты проснулась и впервые закричала. Огонь, оберегающий тебя, потух, оставив лишь темный след на твоем одеяльце. А еще эти шрамы… Мы решили, что должны сами тебя воспитать и всему обучить, сохранив в тайне то, кем ты являешься и…
– Вы молчали! Все это время! Я думала, что сирота и что никто не знает, где мои родители! Ты хоть знаешь, что каждую ночь я просто плакала в подушку из-за насмешек и оскорблений? – Этна вскочила с кровати, заставив Калисто вздрогнуть и поднять на нее глаза. Злость, бурлящая внутри, достигла своего пика. Ей было неприятно слышать правду, которую от нее скрывали всю жизнь. Из-за этого каждый ее день был полон горечи и ненависти к самой себе. Из-за того, что они все молчали и лгали. Как же это было о т в р а т и т е л ь н о .
– Зна…
– Ничего ты не знаешь, Калисто! Я искренне тебе верила и доверяла! Ты была мне как мать. Но все это время ты лгала мне и даже не думала раскрывать эту тайну!
– Я не могла. Мы все…
– Сколько раз меня называли ужасной, уродливой, некрасивой, странной и никому не нужной. Смотрите, от нее отказались родители тогда, когда в каждой семье ребенок – это искренне счастье! Смотрите, у нее шрамы, ее что, подрали дикие звери? Ты хоть знаешь, каково это – быть мной? Ты знаешь, каково это – смотреться в зеркало и испытывать отвращение каждый день к тому, что видишь в отражении? Ты не знаешь! Потому что ты нормальная, твои родители искренне любили тебя и хотели твоего появления. Моя же мать просто хотела убить меня! А сестра считает чудовищем. Она тоже хотела моей смерти и пыталась прикончить прямо во время Отбора. Так что не говори мне, что понимаешь меня! Тебе никогда не понять моей боли и моего сожаления! Как бы сильно я не старалась быть хорошей все всё равно смеялись надо мной! И это добавляло еще больше проклятых издевок! И все из-за вашей проклятой лжи!
Она кричала, глядя на свою бывшую наставницу, позволяя боли, злости и ненависти вырваться наружу. Она столько лет заглушала в себе эти чувства, что сейчас попросту взорвалась. Деревянная чашка в ее руке загорелась, быстро пожирая материал, добираясь до бурлящего чая внутри, который с шипением испарялся в беспощадном огне, исходившем прямо из ее ладони. Буря, что поднималась в ее груди, наконец нашла выход из ее тела.
– Этна, ты…
Она видела в глазах Калисто искренний ужас. Страх, застывший в водоемах глаз. Она оцепенела и сжимала пальцами свое платье. Этна одновременно видела и не видела, ослепленная своим искренним гневом. Ее глаза буравили бывшую наставницу, а та боялась пошевелиться – пол возле ее ног загорелся. Пламя трещало и с жадностью пожирало половицы, рискуя добраться до стула, на котором сидела Калисто.
– Этна!
Голос Велеса вывел молодую целительницу из ее состояния. Только сейчас она заметила, что стакан с чаем полностью объят пламенем, исходящим из ее ладони, а пол возле голых ступней Калисто трещит и горит, исчезая в жарких языках огня.
Она почти обернулась к старейшине, но ее взгляд оторопело замер в отражении зеркала. В этой глади она видела испуганную женщину, которую искренне любила и которую не могла простить. А еще она видела… Нет, не себя. Это не была она. Девушка в зеркале была чудовищем. Радужка ее темных глаз светилась пламенным светом. Шрамы, виднеющиеся на открытых участках тела, будто светились изнутри горящим блеском внутреннего огня. Ее руки были объяты этим жарким пламенем, но при этом она не ощущала боли от него. Она горела, но не обжигалась. Чудовище, что сидело в ней все эти годы, наконец вырвалось на свободу. И это пугало. Милостивая Мать, защити, помоги.