Книга III посвященна пребыванию Гегеля в Берлине с 1818 по 1831 год. В это время Гегель преподавал в Берлинском университете и принимал участие в развитии прусской политики, культуры и общества. К этому периоду относятся многие из его посмертно опубликованных лекций, а также его оригинальные работы: «Философия права» (1821), второе и третье издания «Энциклопедии философских наук» (1827, 1830) и несколько заметных материалов для журналов. Эта заключительная книга биографии Розенкранца довольно короткая (150 страниц), но она особенно интересна из-за свежего и удивительного тона и цвета, с которым он пишет о Пруссии, основываясь на своем личном опыте. Она также контрастирует с гегелевской литературой, которая проецирует назад предполагаемый патернализм Пруссии эпохи после Бисмарка.

Глава первая – Переезд в Пруссию

Годы жизни Гегеля в Берлине пришлись на период, известный как Реставрация, который последовал за поражением наполеоновской Франции в 1815 году и мирным урегулированием Венского конгресса.

В Гейдельберге стало ясно, что Гегель стал более понятным как лектор, и его самооценка повысилась. Город Гейдельберг окружен природой, и его дух – это радостный реализм, ориентированный на профессиональные знания. Способные люди, такие как Якоб Фрис, вскоре стремились уехать дальше.

В то время как Швабия была глубоко немецкой, Пруссия была населена германизированными славянами и граничила с Россией, а не с Францией. Пруссия стремилась к объединению, причем сначала в культурном плане. Она впитала в себя французское влияние, как реформированное (например, гугеноты), так и атеистическое во времена Регентства. Академия наук была основана Лейбницем в 1700 году. После поражения под Йеной в 1806 году в Пруссии расцвели искусство и наука. В 1810 году был основан Университет Фридриха Вильгельма. Университет выступал посредником между наукой (в основном аристократической) и общественным мнением.

У Пруссии нет естественных границ, кроме Балтийского моря, и поэтому она соприкасается со многими весьма разнообразными культурами. Ее территория наполовину состоит из завоеваний, наполовину – из династического наследования. Ее население сначала было протестантским, к которому после 1815 года добавились католики. Розенкранц пишет:

Отказавшись от науки, Пруссия отказалась бы от самой себя, ибо она во всем искусственное, сконструированное государство, которое может прийти к единству только с помощью культуры». (490)

То есть здесь нет ни конфессионального единства, ни естественных границ, ни общего природного ресурса, который бы скреплял людей. Розенкранц развил эту идею в своей «Истории кантовской философии» (стр. 99). Философия долга Канта говорила об этом, и Гегель как ее разработчик играл здесь естественную роль. С 1817 года прусским министром народного просвещения и религии был фон Альтенштейн (1770—1840, см. ниже):

Альтенштейн добивался назначения Гегеля. Это, считает Розенкранц, было просто проявлением прогрессивных тенденций в Пруссии. Карл Зольгер, коренной пруссак, привлек внимание Альтенштейна к Гегелю. Его письма к Гегелю носят уважительный характер, и 24 января 1818 года Гегель принимает новое предложение.

Альтенштейн внес 3 000 талеров в качестве аванса (включая расходы на переезд). Он согласился назначить Карове и Людвига фон Хеннинга корреспондентами гегелевских курсов и проявлял к Гегелю заботу. Его сестра помогла Гегелю переехать. Письма Гегеля (они теперь утеряны, но Розенкранц имел их в виду) свидетельствуют о большом энтузиазме Гегеля в Берлине летом 1818 года. Сначала он жил на Лейпцигерштрассе, а затем в Купферграбене. Последний находится на острове на реке Шпрее:

Из окон его дома открывался вид на сады Монбижу и реку Шпрее:

Письма Зольгера к Тику свидетельствуют о том, что Зольгер ценил Гегеля в сочетании с любопытством. К сожалению, вскоре после этого Зольгер умер.

Глава вторая – Берлин и философия

В Берлине царит критический дух, который Розенкранц описывает следующим образом:

Берлин – город абсолютной рефлексии, и эта неугомонность мысли сосуществует с еще не завершенным развитием прусского государства, как и самой столицы. В Берлине нет ничего наивного, ничего непосредственного, но все в нем – работа рефлексии. (494)

Во всех классах общества присутствует острая рассудительность, которая придает им практическую направленность. Размышления могут привести к иронии, даже к скуке и бездействию. Чтобы преодолеть ее, необходимо неустанно стремиться к ней.

Философия преодолевает дуализм рефлексии. Религия преодолевает противоречия на уровне чувств: так, например, происходит в Вене. Но в Берлине сама религия пронизана рефлексией. Ее вера – это не спонтанная преданность, а попытка постичь собственное содержание.

Таким образом, университет дал Берлину возможность самовыражения. Там преподавал Фихте (1810—1814), покинувший Йену в 1799 году и недолго преподававший в Эрлангене в 1805 году. Фридрих Шлейермахер (1768—1834) был более важной фигурой для берлинцев. Карл Зольгер (см. ниже) учился у Фихте, преподавал и с 1811 года до своей смерти в 1819 году работал в Берлине в качестве профессора:

Карл Зольгер

Гегель писал о Зольгере через 10 лет после его смерти. Зольгер был промежуточной фигурой между Шеллингом и Гегелем и отвечал тем, кто стремился подвергнуть спекуляцию испытанию. Как и Шеллинг, он писал о диалектике, этике как политике, эстетике и философии религии, но не в систематизированном виде. Ему почти нечего было сказать о натурфилософии. В политическом плане он был согласен с Гегелем. Диалектику он представлял как диалог. Философская деятельность, таким образом, приобрела социальную форму: вопрос-ответ. Он остановился перед гегелевской идеей «самодвижения понятия», которая абстрагирует от таких субъективных форм. Зольгер придерживается диалогической точки зрения и не одобряет гегелевскую привилегию спекулятивной научной мысли. Зольгер пишет:

Несомненно, эти философы [как и Гегель] фактически признают высшую спекулятивную мысль как совершенно отличную от обычной мысли, но они считают ее в ее законности и универсальности единственно действенной, а все, что не является ею, включая эмпирическое сознание в той мере, в какой оно не связано с этими законами, – фрагментом их, ошибочным и пустым во всех своих отношениях.

Розенкранц пишет по этому поводу:

Гегель никогда не оспаривал необходимость опыта как такового, но он тщательно показал, как в силу своих собственных противоречий он толкает от себя к всеобщности и к необходимости детерминаций.

Зольгер изучал идеи творения, любви и жертвоприношения через античную мифологию. Он использовал иронию, чтобы ввести отрицание в свои рассуждения. Зольгер и Гегель были друзьями и обменивались терминами о преподавательских обязанностях.

Фридрих Шлейермахер

Теперь мы вернемся к отношениям Гегеля с Фридрихом Шлейермахером (см. ниже), которые также являются темой другой главы.

Ранняя литературная слава Шлейермахера возникла благодаря его «Речи о религии перед ее культурными презрителями» (1799). Он был проповедником в Берлине, и вокруг него собралась община. Он читал лекции в Берлине:

диалектике

психология

этика

эстетика

истории философии.

Он внес вклад в теорию веры и развитие протестантизма. Типично северогерманский характер, он был замкнутым, самоконтролируемым, но открытым к деятельности, «мастер рефлексии стать природой». Однако у него не было взаимопонимания с Гегелем. В это время теолог де Витте (1789—1849) написал письмо матери Санда, студента-теолога, который зарезал Коцебу как подозреваемый в шпионаже в России. Де Витте был уволен из университета, а Санд казнена. Это привело к ссоре между Гегелем и Шлейермахером в 1819 году [см. корр. письма 359, 390]. После нее они написали друг другу уважительные письма, как только остыли чувства. Эдуард Ганс [1836] полагает, что источником антипатии стало противодействие Шлейермахера приему Гегеля в Академию. Фихте тоже не был в Академии, и это считалось неподобающим для философа, создавшего школу. На публике эти два человека хорошо ладили друг с другом и даже вместе катались на санях в саду Тиволи. Однако их ученики образовали враждебные лагеря. Гегель, в свою очередь, не хотел, чтобы Шлейермахер участвовал в работе «Берлинского журнала».

Гегель преподавал свою систему дисциплинированно. Этот методичный подход дополнял разносторонность Шлейермахера. Это также способствовало тому, что Гегель, подражая ему, стремился превзойти своего коллегу. Розенкранц [в отрывке, цитируемом Кауфманом] говорит, что необходимо было привести в соответствие северо-восточные и юго-западные элементы немецкого духа. Многие люди со всей Германии и Швейцарии посещали курсы обоих мужчин.

Глава третья Инаугурационная речь в Берлине

Если бы «Философия права» была издана в неизменном виде, ее бы скорее изучали, чем обсуждали, комментирует Розенкранц, но Гегель добавил множество замечаний, касающихся актуальных вопросов, таких как

– вспомогательный характер римского права по отношению к современному праву

– слабость совести, независимой от этического сообщества

– отношение государства и церкви и подчинение последней

– наследственная монархия.

Эти вопросы вызывали дискуссии сами по себе. С начала века Гегель предпочитал более определенное представление о государстве, сословиях и роли правительства неопределенным понятиям народа, свободы и равенства. Он считал государство этически самосознательным по отношению к церкви. Еще в Йене он одобрял идею наследственной монархии. Розенкранц заключает:> «Помня об этом, мы можем только отвергнуть образ Гегеля, разрабатывающего> свою концепцию государства на службе только у прусского> правительства, в сознательном отказе от своей философии». (510) Это важно, учитывая широкое распространение этого образа Гегеля у таких разных авторов, как Рудольф Хайм и Бертран Рассел.

Пруссия и Реставрация

В это время Карл Август фон Харденберг (1750—1822, см. выше) был канцлером Пруссии и реформатором. Это был политический контекст, в котором Гегель на принципиальном уровне доказал свою правоту:

– народ сам устанавливает свои законы

– публичный характер правосудия

– самоуправляемые округа или корпорации

– народное представительство

– двухпалатные палаты

– публичные дебаты по законодательству

– свобода прессы.

В письме к канцлеру Харденбергу от октября 1820 года (Corr II, L376) Гегель приложил экземпляр «Философии права». Это было накануне Веронского конгресса в декабре 1822 года, на котором австрийский государственный деятель Меттерних должен был выступить против Харденберга. Веронский конгресс был созван для того, чтобы застолбить либеральные идеи. Не было сомнений, что народное представительство будет создано по всей Германии в короткие сроки. В целом Гегель был впечатлен тем, как масштабно в Пруссии рассматривались политические события после столь долгого пребывания в небольших немецких государствах.

В «Философии права» Гегель противостоял на уровне политической теории Карлу Людвигу Галлеру (1768—1854, выше), дипломату консервативного толка и автору книги «Восстановление политической науки» (тома 1—4, 1816—21, том 5, 1834). Галлер был категорически против французской революции. Он свел государство к частному праву, то есть к правам князя, и отверг идею законов как произведения народа, чье согласие придает им необходимость и универсальность. Галлер перевел свою работу на французский язык. Ответ Гегеля Галлеру содержится в «Философии права» (параграф 258 Ремарка).

Историческая школа права

Гегель также выступал против чисто исторической концепции права (Введение, параграф 3). В то время она ассоциировалась с Риттером фон Гуго (1764—1844), а вскоре после него – с Фридрихом Карлом фон Савиньи (1779—1861, см. выше). Так, например, он критикует несправедливость римского семейного права.

Наивность в отношении Пруссии

В «Философии права» Гегель одобряет двухпалатную систему, включая наследственную Вторую палату, хотя в 1831 году он ее критиковал. Это была англиканская модель, хотя демократическая и монархическая гармония Пруссии была более продвинутой, или так утверждает Розенкранц. Гегель рассматривал военных как отдельную касту, и это тоже, по словам Розенкранца, не соответствовало прусской действительности. Гегель также не понимал специфики прусского местного самоуправления, которое отличалось как от французских департаментов, так и от ситуации в России.

Глава четвертая – Якоб Фриз и демагогия

Предисловие также важно своим современным значением. На Вартбургском празднике 18 октября 1817 года, посвященном 300-летию Реформации в Тюрингии, где Лютер перевел Новый Завет, были зажжены октябрьские костры. Книга Халлера была сожжена. Возникло недоверие к учителям и Тайная лига. Убийство Коцебу в 1819 году выявило фанатичные качества в немецкой молодежи. Гегель был потрясен иррациональностью и пустыми лозунгами братства и единства. Поэтому он подчеркивал разум, уже присутствующий в мире. Как в «Галлере» он критиковал опору на прошлое, так здесь он отвергает беспочвенное видение будущего. Отсюда знаменитое:

«Что реально, то рационально; а что рационально, то реально».

Или в оригинале по-немецки:

«Что верно, то верно; и что верно, то верно».

Во втором издании «Энциклопедии» (1827) Гегель уточнил, что под wirklich здесь понимается не эмпирическое существование как таковое, а существование в согласии с понятием разума. С другой стороны, непосредственная реальность, смешанная со случайностью, может быть в высшей степени иррациональной. Тем не менее люди были обеспокоены тем, что это квиетистская максима, не подходящая для такого развивающегося государства, как Пруссия.

Гегель также вызвал отторжение у людей, осудив демагогию не только в целом, но и Якоба Фриза в частности и по имени, как «мастера банальностей». Фриз был отстранен от должности в 1818—1824 годах. Гегель был с ним приват-доцентом в Йене и сменил его в Гейдельберге. Гегель отверг его заботу об Отечестве, любви и т. д. Розенкранц говорит, что этот материал следовало бы опустить:

«Растущая антипатия к нему, доходящая до непримиримых отношений, утвердилась среди всех тех, кто принимал взгляды Канта, Якоби, де Ветте и Шлейермахера вместе взятых, а также национализм». (515)

Гегель стал влиятельным среди образованных государственных служащих, что привело к бурной реакции против него.

В феврале 1822 года «Литературная газета Галле» опубликовала рецензию на «Философию права». В рецензии приводились слова Фриса из отрывка, который критиковал Гегель, и говорилось, что Гегель был несправедлив и фактически сам занимал аналогичную позицию в другом месте. Неблагородно бить человека, когда он падает духом, говорилось в рецензии. Гегель не мечтал о личном унижении, сказал он и призвал защитить министра внутренних дел от «доноса». Ему было неприятно, что его критикуют в журнале, получающем финансовую поддержку от прусского государства. Министр внутренних дел фон Альтенштейн уже писал ему в августе 1821 года (Corr II, L397) о том, что нельзя осуждать действительность, не разобравшись в ней. В данном случае фон Альтенштейн пригрозил журналу отзывом разрешения, если он не ужесточит свою редакционную политику в отношении рецензий (письмо от 26/7/1822, отсутствует в гофмейстерском издании Correspondance).

Гегель предлагал нечто большее, чем беспочвенные системы идей или ностальгический энтузиазм буршеншафтенов. Поэтому он привлек студентов, жаждущих услышать о практическом разуме и свободе, которые уже существовали. Так возникло ядро сторонников, которое постепенно разрасталось.

В одном из последних анекдотов Гегель посещает арестованного студента в тюрьме на лодке по реке Шпрее. Осмо отсылает к книге Жака Д'Хондта «Биография» (глава 15), где дается его интерпретация.

Это краткая заметка о биографических фактах, касающихся отношения Гегеля к теории цветов Гете (Farbenlehre) и модификации этой теории Шопенгауэром, взятая из книги Карла Розенкранца «Жизнь Гегеля» (1844).

Глава пятая – Защита теории цветов Гёте

В общих чертах, в своей теории цветов (Farbenlehre) Иоганн Вольфганг фон Гете (1749—1832, выше в 1828 г.) оспаривает физико-математическую теорию цвета в «Оптике» Ньютона. Гете стремился вместо нее учесть психофизиологические аспекты цвета. Помимо наблюдений за свойствами света, он анализировал явления зрения, например, дополнительные цвета (как в цветовом круге выше). Его «Теория цветов» была опубликована в 1810 году. Помимо литературной деятельности он также изучал растения и минералы.

Прусский советник Шульц и лектор фон Хеннинг проводили эксперименты и выступали с докладами о теории цвета Гете. Гегель покровительствовал этой теории, включив ее в свою философию, что придало ей дополнительную актуальность.

Он и Гете обменивались письмами на эту тему (SW17; Corr II, L381—93). Гете прислал вазу, иллюстрирующую его теорию, а Гегель прислал легкомысленный ответ, сказав, что вино показывает дух, присутствующий в природе, а бокал и вино вместе подобны Ахриману и Ормузду. Гете назвал Гегеля Абсолютом, а себя – Урфеноменом (центральный термин его физических теорий) в схожем духе.

Дальнейшее обсуждение Гегеля и Гете можно найти в книге Карла Гёшеля «Гегель и его время» (Hegel und seine Zeit, 1832). Противник Гегеля с 1827 года, Шубарт, также был знаком с Гете. Розенкранц отмечает, что:

«Единство гегелевской спекуляции и гётевской поэзии стало вполне догмой гегелевской школы». (521)

Гёшель и другие потворствовали этому.

Шопенгауэр познакомился с Гете в 1813—14 годах и написал «О зрении и красках» (1816). После этого в 1820 году он подал заявление в Берлин. Гегель скопировал замечания Шопенгауэра о Гете и цвете из своей биографии.

Краткое изложение некоторых взглядов Гете на цвет в виде видеоролика (на немецком языке) можно посмотреть здесь:

[Обратите внимание: таких презентаций несколько. Одна из них, на которую я давал ссылку, оказалась объектом авторских претензий, поэтому ссылка оборвалась. Если вышеуказанная ссылка не работает, вы, вероятно, легко найдете аналогичную информацию на youtube].

См. также: в немецком подразделении сайта hegel.net есть несколько статей о Farbenlehre Гёте.

В этом посте обсуждаются отношения Гегеля с берлинским теологом Фридрихом Шлейермахером (1768—1834, см. выше), автором книги «Речи о религии перед ее культурными презрителями» (1799). Это основано на информации из книги Карла Розенкранца «Hegels Leben» (1844), первой полной биографии Гегеля.

Глава шестая – Полемика против теологии чувств

Гегель распространил атаку против принципа субъективности в политике (см. предыдущую запись в блоге), содержащуюся в «Философии права» (1821), на религию, когда написал предисловие к книге Германа Фридриха Вильгельма Хинриха «Религия в ее внутреннем отношении к науке» (Гейдельберг, 1822). Как мы уже видели, Хинрихс (1794—1861) был студентом Гегеля в Гейдельберге. Предисловие Гегеля воспроизведено в SW18. Английский перевод есть в книге «Гегель: Miscellaneous Writings (Ed. Stewart. Evanston: Northwestern UP, 2002) и более пространное издание, выпущенное издательством Gegensatz Press.

Здесь Гегель пишет со сдерживаемым гневом, почерпнутым из предыдущего политического спора против тех, кто сделал чувство критерием в религии. Тем более наука (то есть теология) не могла быть основана на чувстве. Рефлексия растворила знание в конечных способностях, и чувство целостности и единства нашло убежище в сфере чувств. Эта непосредственная форма принимается за содержание предмета.

Если непосредственность чувства является исходной точкой, то это хорошо; но если она становится критерием принципов, то в ней заложены семена ошибки, ибо чувство может быть испорчено, искажено. Произволу, субъективности и капризам позволено принимать облик необходимого.

Шлейермахер черпал философские идеи у Якоби, а также в немецком идеализме и романтизме. Его «Христианская вера» вышла в 1821—22 годах. Гегель процитировал строки Шиллера, чтобы выразить свое неодобрение приоритета чувства над доктринальным содержанием в ней:

Долго можно платить обещаниями,

Но в конце концов приходится засунуть руку в карман.

Для Шлейермахера теология была отражением благочестивых чувств.

Таким образом:

Откровение, как факт

доктрина Церкви

библейская традиция

Он просто использует их для интерпретации или подтверждения первоначального чувства, которое является предметом его исследования. Он склонен приводить их в сносках таким образом.

Его последователи и защитники упустили этот центральный момент не его проповеди, а его теологии. И все же, отмечает Розенкранц, отказ от внешнего исторического был тем, что он разделял с Гегелем.

Никогда не было протестантской догмой, чтобы выражение благочестивых чувств принималось за принцип. По чистой случайности в случае Шлейермахера его набожность исправила большую часть ущерба, присущего этому принципу. Он использует идею связности, которая относится к психологическому анализу; Христос для него становится идеалом. Он описывает дуализм греха и благодати, добра и зла, который преодолевается во Христе. Его выводы о бессмертии, воскресении и Страшном суде были нестрогими и чем-то обязаны Просвещению. Троица была для него не более чем единством формулировок, совокупностью. В результате его защитникам было трудно проецировать ортодоксальность в интерпретации его взглядов.