Лейла. Навстречу переменам

Разумеется, мне и попало, и проф запретил покидать комнату до самого отъезда. Ужин мне тоже принесли в комнату, а все остальные ели и общались в общем зале. Наверное, будь воля профессора, он бы запер меня в одиночной ка… то есть номере на одного человека – так сильно он испугался и был на меня зол. Но нас снова заселили втроем с Наримом и Зарухом, так сказать, принца и его миньонов.

Перед ужином ребята зашли в комнату. Нарим был страшно расстроен всей этой историей, но я видела, как его подмывает расспросить меня о такой веселой ни на что не похожей песне, но он сдержался, лишь крепко сжав мое плечо перед уходом в знак поддержки. Зарух же добил меня окончательно. Он подождал, пока Нарим покинет комнату, жестом величайшего одолжения и с чувством собственной значимости снял со своего пальца кольцо и, протянув его мне, сказал:

– Лей, ты сегодня меня порадовал, я еще никогда не слышал ничего подобного. Возьми, это знак моего высочайшего расположения.

Мои брови взметнулись вверх, поглазев некоторое время на колечко в руках принца, я все же его взяла. Как-никак он особа султанской крови, и если сейчас я не приму его дар, то оскорблю до глубины души, а я совсем не желала делать туранского принца своим врагом. Но и рисовать на лице бурную радость тоже не собиралась.

– Спасибо, Ваше Высочество, за столь ценный дар, – склонила голову.

Зарух некоторое время продолжал стоять и смотреть на меня, видимо, ожидая каких-то еще действий или слов, но все же вышел из комнаты. И слава Всевышнему, а то его колючий взгляд стал уже надоедать. Потом меня навестил Ромич. Прямо паломничество какое-то устроили, честное слово!

– Лей, Лейла, я не хотел, чтобы так получилось! – с порога начал он. – Честное слово! Я и сказал-то про твои таланты, только чтобы повысить тебя в глазах окружающих!

– Каким образом, Ромич?! – не выдержав, воскликнула я.

Что греха таить, я была в обиде на него за те несвоевременные слова о моем пении.

– Ну как? В Турании умение петь очень ценится, особенно среди мужчин. А уж если поющий из высшего сословия, то его всегда будут рады видеть при дворе султана!

– И откуда ты только об этом узнал? – недоумевала, потому что совершенно не знала о подобных культурных особенностях.

– Мне Рурх, тот охранник, с которым мы везли треклятую сбрую из Ворвеля, рассказал по дороге. И даже спел, говоря, что будь он из высшего сословия, то с таким голосом мог бы бывать на вечерах у самого султана.

Я на это лишь тяжело вздохнула. Повысить мой рейтинг в глазах туранцев он хотел… Эх, да что с него возьмешь? Ведь и правда ничего дурного не хотел, да и вышло все в конечном итоге не так плохо, как могло бы.

– Ладно, Ромич. Ты только больше так не делай, хорошо?

Парень на это лишь сконфуженно кивнул. Мы немного постояли друг напротив друга, а я внезапно поняла, как мало мы с ним общались в последнее время, и как я соскучилась по нашим простым и открытым отношениям. А потому подошла еще ближе и чуть качнувшись, уперлась макушкой в его грудь.

– А меня проф отругал… – внезапно с обидой пожаловалась я.

– Сильно?

Ромич начал поглаживать мою спину.

– Сильно, – закивала я, – и даже наказал.

– Как? – напрягся парень.

– Посадил под домашний арест до самого отбытия из города. Даже еду мне сюда приносить будут… – Я, наконец, не выдержала и подняла на него обиженные глаза.

Ромич на это лишь выдохнул и прижал меня к себе покрепче:

– Ты хоть представляешь, как мы перепугались, когда ты исчезла с площади?

Я поникла еще больше. Все же я повела себя совсем безответственно. Ромич уже двумя руками с силой погладил меня по спине и выдал:

– Профессор себе от переживаний шевелюру проредил. Даже у меня рвать пытался. Я еле отбился! Честное слово! Хотя вот здесь, ну или если поискать, то вот здесь пары волосков точно не хватает! – демонстративно начал он перебирать свои волосы.

Я легонько ударила его кулачком в грудь и улыбнулась сквозь откуда ни возьмись взявшиеся на глазах слезы:

– Выдумщик!

– Слушай, а откуда ты знаешь ту песню? Вся площадь просила ее повторить, слова там простые, и бард вполне сносно их воспроизвел и даже что-то наиграл на лютерне⁸. Конечно, у тебя получилось гораздо лучше и задорней, но народу и как спел бард понравилось. А когда прослышали, кто ты и как сбежала, то тут же нарекли «Песней беглого графа»…

Невольно я улыбнулась. Приятно, черт возьми!

– Да так, во сне увидела, – ответила я и снова нахмурилась, вспомнив подоплеку всей этой истории.

Ромич, уже привыкший к моим странностям, лишь с улыбкой покачал головой и тихонько щелкнул меня по носу:

– Не вешай нос, Лейла! Прорвемся!

– Угу, у нас просто нет другого выхода.

– Точно!

И, чмокнув в макушку, он вышел прочь, оставив меня уже в совершенно другом настроении.

Глава 6

На ужине ребята задержались, а я и не ждала их, легла на свою кровать, вполне удобную, и заснула, измученная долгим, полным на переживания днем. Но нормально выспаться мне никто не дал.

– Лей! Лей! – почти прокричал мне в ухо Нарим. – Проснись!

– Да не кричи ты! – разлепила я глаза, посмотрела на окно и поняла, что до рассвета еще далеко. – Что случилось?

– Мне кажется, Зарух умирает!

– Ч-чего?! – я даже заикаться начала. Поглядела на спящего Заруха, но ничего, что указывало бы на его скорую кончину, не заметила.

– Я знаю, что это звучит дико, но… Ммм… – Мальчишка скривился и замычал, будто борясь с собой. – Я обещал матери никому не говорить до самой ТУШки, понимаешь, но… – видя мой совершенно непонимающий ошарашенный взгляд, он еще несколько секунд поколебался и решился. – В общем, у меня Дар! При желании я вижу не человека, а как бы его второе тело поверх него самого, только разноцветное, пульсирующее и постоянно меняющееся, а еще потоки энергии внутри тела, но это сложнее.

– Ты видишь ауры людей? – Нне сдержала я восхищенного возгласа.

Мальчик явно растерялся:

– Ауры? Н-наверное, я называю их вторыми телами. И еще я могу на них влиять, иногда… Но изменения вижу всегда.

Я чуть не закричала «Круть! Класс! Офигеть! Очешуеть!», причем на родном русском языке, но вовремя опомнилась и выдала вполне местные восторги:

– Но это же здорово! С такими знаниями ты будешь самым лучшим лекарем!

– Не все так просто… – погрустнел Нарим, но тут же встрепенулся. – Но я не об этом! Лей, я вижу, что аура Заруха стремительно темнеет и затухает! Такими темпами до утра он не доживет!

– И как давно это с ним? Он на что-то жаловался перед тем, как заснуть?

– Не знаю, я не особенно обращал на него внимание после того, как он заставил тебя выступать на площади. Я знаю, что у нас считается честью выступить перед султаном или принцем, но то, что Зарух настоял на выступлении высокородного человека на площади на потеху толпе, несмотря ни на что, выглядит как намеренное унижение. На что он только на тебя взъелся? Ведь, кажется, еще утром был вполне к тебе расположен!

– Нарим, поверь, сейчас это уже совершенно неважно! Что с Зарухом?

– А? Н-ну да. После ужина он пришел какой-то притихший, а потом и вовсе бухнулся, не раздеваясь, и заснул. Особый взор я использую не всегда, вот и не обратил внимания – мало ли что принцу надумалось? Но… Понимаешь, я чувствую, когда рядом кто-то умирает. Я был совсем маленьким, когда уходил на встречу со Всевышним отец, но это чувство намертво въелось в память, и я его ни с чем не перепутаю. Сейчас именно это чувство меня разбудило и заставило осмотреть вас с Зарухом.

– Что это может быть? – уже на ходу спрашивала я, пытаясь растормошить Заруха. Тщетно, мальчишка и не думал просыпаться. А я заметила, что у него посинели губы. – Неси сюда свечу! – скомандовала еще не успевшему ответить Нариму. – Смотри, у него губы посинели!

Не без труда раскрыв рот, я убедилась, что посинел и язык. Зарух лишь что-то промычал, но так и не проявил никакой активности.

– Яд… – прошептал Нарим.

И мы, быстро глянув друг другу в глаза, без труда вспомнили наш разговор о том, что тот, кто хотел убить принца, находится среди нас. И вот он активизировался и, возможно, уже достиг своей цели.

– Что за яд? Ты знаешь?

– Похоже, что это Болотная черница, в народе именуемая Вечный сон. Славится тем, что убивает в течение двенадцати часов, жертва просто засыпает и уже не в силах проснуться. При этом у нее чернеют губы, язык и ногти.

Мы дружно посмотрели на руки мальчика и убедились, что Нарим правильно поставил диагноз. Откуда у него такие обширные знания в области ядов? Вопрос-вопрос. Только сейчас не до этого.

– Его можно излечить?

– Противоядие существует, но оно настолько редкое, что я только слышал о нем.

– Беги к лекарю! Вдруг у него оно есть! И позови Фахрима с Профессором. Может, они будут чем полезны.

Нарима как ветром сдуло. Я осталась с мальчиком, почему-то боясь оставить его одного даже на минуту, сидела рядом, смотрела на Заруха, на то, как он таял прямо на глазах, и понимала, как мелки все наши обиды и недопонимания перед ликом смерти… А еще почему-то в голове всплыла цитата из «Мастера и Маргариты» Булгакова: «Да, человек смертен, но это было бы еще пол беды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!» Так и здесь. Ничего ведь не предвещало… Кто же так хочет тебя убить, Зарух? Кто сегодня за ужином тебя отравил? Ведь, судя по времени действия яда, это случилось вечером. А я даже не видела, кто сидел рядом за твоим столом и что ты ел. Но прямо сейчас все это неважно. Как же тебя спасти, горе ты луковое, высокомерие ходячее?!

Слезы сами собой навернулись на глаза, и я со злостью их стерла. «Думай, Лиза-Лейла-Лей, чем ты можешь помочь мальчику! Вспоминай свой жизненный опыт под тремя личинами!» – беззвучно шептала я себе под нос. На Земле при отравлениях первым делом промывают желудок. Но поможет ли это сейчас, когда прошло уже несколько часов? Неважно! Если у лекаря не найдется антидота, попробуем и это! Потом дают сорбент, что-то типа активированного угля. Только где здесь взять активированный уголь? И как его вообще активируют?! Этого я даже приблизительно не знала. А подойдет ли для этого дела обычный, не представляла совершенно, но подозревала, что нет.

Наконец, прерывая мои суматошные мысли, в комнату ворвались бледный Дон-Кихот с чемоданчиком и всклокоченный Фахрим в сопровождении Нарима и профессора.

– Что случилось? – Быстрыми нервными движениями начал осматривать Заруха лекарь.

– Он отравлен, господин лекарь! – раздался взволнованный голос Нарима.

– Да… – задумчиво протянул тот в ответ, рассматривая посиневший язык принца, – видимо, так и есть.

– Вот! – я взяла неподвижную руку мальчика и показала на посиневшие ногти.

Лекарь тут же ее перехватил, поднося ближе к глазам, и в этот момент наши пальца соприкоснулись. Закрыться или хоть как-то отгородиться от чужих эмоций не было никакой возможности, мои собственные были слишком уж неустойчивы. Да и не хотелось, потому что на интуитивном уровне я хотела проверить этого человека, и сейчас был самый лучший момент, потому что не думать о произошедшем и своей роли в этом Дон Кихот сейчас просто не смог бы. А просто так копаться в чужих воспоминаниях я не умею.

Шепот, тихий шепот в самое ухо:

– Султан уже знает о даре твоей племянницы, а ведь ей всего семь. Еще столько лет впереди, чтобы решить, что ее дар нужен кому-то другому.

– К-как? – спросил совершенно сбитый с толку мужчина, который только что вышел в коридор после того, как лечил ссадину младшего принца. Он позволил завести себя в небольшую уединенную нишу.

Перехвативший его старший принц лишь коротко рассмеялся в самое ухо:

– Не знаешь? Ну, конечно, не знаешь. Даже пущенный слух о наличии такой тайны может стоить слишком дорого. – Рука принца с силой сдавила предплечье лекаря. – Но я знаю, что ты слишком благоразумен, чтобы лишний раз даже думать о том, что я сейчас расскажу, не то чтобы кому-то поведать эту тайну.

Совершенно дезориентированный и уже изрядно напуганный мужчина лишь судорожно кивнул. Принц в красках поведал ему о том, что при желании и султанском повелении дар его горячо любимой единственной племянницы можно передать любому другому человеку, и что сама девочка после этого станет существом без проблеска разума. Разумеется, и жить такому человеку незачем, так что подобная операция – это смертный приговор. Принц шептал долго, то сжимая предплечье мужчины, но отпуская, что лишь усиливало эффект от его слов. Фатима, племянница мужчины, была единственным оставшимся в живых ребенком его сестры. Всех остальных, как и ее мужа, выкосила внезапно вспыхнувшая пять лет назад в городе эпидемия. Да и женщина с ребенком спаслись лишь потому, что ездили к нему в гости во дворец на несколько дней, так как малышка простудилась, а сестра не доверяла ее лечение никому, кроме брата. Вот они и остались жить у него с разрешения султана. Так случилось, что никого ближе этих двоих у него на свете не осталось. С женитьбой не сложилось – все по молодости некогда было. Для утех хватало и наложниц, а потом выяснилось, что сам детей он иметь не может. Так для чего вообще жениться? – рассуждал он.

Что будет с его сестрой, когда подобное случится с Фатимой – страшно даже представить! Она и так чуть умом не тронулась после той страшной трагедии. Если все случится, как говорил принц, то он лишится последних близких. Он очень любил малышку Фатиму, в глазах потемнело от одной только мысли, что с ней что-то может случиться.

– Вы как-то можете помочь? – осипшим, и от того чуть слышным голосом спросил он.

– Только для этого я и поведал тебе эту страшную тайну, – довольный собой, улыбнулся старший принц Хабиб.

– Как? – сглотнул появившийся ком в горле лекарь.

– Я возьму ее в свой гарем, когда она подрастет. Отец поощряет такие связи и детей от них, ты сам знаешь. Твоя племянница никогда не будет знать нужды, как и ее дети.

– Но если султан все же решит найти ее дару другое применение…

– Я старший принц крови! – жестко оборвал его юнец. – И отец считается с моими желаниями!

Лекарь был далеко не глуп, а потому прекрасно понимал, что принц решил ему помочь отнюдь не по доброте душевной, и встретился с ним так странно, чтобы никто, даже слуги, не знали об этом, ведь вызови он его к себе в покои, те, кому нужно, обязательно задались бы вопросом – зачем?

– Конечно, глубокоуважаемый принц! – склонил голову несчастный лекарь. – Я ни в коем случае не умаляю вашего статуса и влияния при дворе и всего лишь хотел уточнить…

Ткать словесные кружева при дворе султана мог каждый, и сейчас за ними мужчина прятал деятельную работу мысли. Для чего он нужен старшему принцу? В свете скорой поездки Заруха в университетскую школу Тализии напрашиваются не самые оптимистичные выводы, и то, что сказал ему Хабиб, чуть не выбило почву из-под ног мужчины:

– Что ж, тогда ты должен знать, что за подобную услугу я тоже потребую немало. Все-таки твоя племянница откровенно некрасива, и ее спасение не принесет мне удовольствия. – Задумавшись, немного ушел от темы принц, но, встрепенувшись, продолжил. – Так вот, Зарух не должен доехать до школы. Это понятно?

– Т-то есть? – до последнего не желая понимать вполне прозрачный намек Хабиба, спросил мужчина.

– Он должен умереть в Тализии по дороге в школу! – Яростно зашипел принц. – Только тогда я стану помогать твоей племяннице! На этот раз ты все понял?

Лекарь до последнего ожидал услышать другое. Убить? Как? Как он сможет убить мальчишку, которого знает практически с самого его рождения? Которому только что обрабатывал разодранную коленку!

На удивление, принц не стал его дожимать прямо сейчас, но с вполне читаемой угрозой снова прошипел в самое ухо:

– Ответ дашь позже, перед отъездом. И не вздумай обмануть или играть со мной, как и распространяться о тайне, которую я тебе поведал! Ты знаешь, при желании моего влияния хватит, чтобы превратить твою жизнь в кошмар.

И он ушел, оставив мужчину наедине со своими демонами.

А вечером Фатима сидела у него на коленях, обнимала тонкими ручками за шею и заглядывала в глаза, пытаясь выведать, отчего ее любимый дядя сегодня в таком плохом настроении. Мужчина смотрел на нее и понимал, что не может допустить, чтобы этот маленький лучик света погас! Он знал, что если совершит злодеяние, то его в любом случае убьют как преступника или не оправдавшего доверие лекаря. Но если никто не узнает, что это сделал он, то ни его сестру, ни Фатиму не тронут, даже, наоборот, присмотрят и назначат пенсию. И сейчас, глядя в ее бездонные карие глазищи, он с обреченностью понимал, что пойдет и на убийство, и на собственную смерть. На все пойдет, лишь бы она жила.

Потом были сборы, плавание по морю, сговор с разбойниками и яд, который он им передал, чтобы они смазали им стрелы. О! Сколько нервов ему это стоило! Однако, за главной целью, убить принца, он как-то совершенно неожиданно для себя не подумал, что, помимо мальчика, может пострадать кто-то еще. Он сам себе позже удивлялся, как он мог об этом не подумать, когда нанимал ту шайку, с предводителем которой его свел староста очередной деревеньки, в которой они отдыхали. Как будто его разум попал в какой-то туннель, он видел цель и маниакально к ней шел. Отрезвление пришло в тот самый момент, когда у него на руках умер парнишка из охраны. Какого труда ему стоило сдержаться и не признаться во всех грехах прямо там. Но воспоминания о племяннице и ее полном обожания взгляде помогли сдержаться, и следующее покушение он спланировал так, чтобы никто, кроме принца, не пострадал. Да и яд в обоих случаях он выбирал так, чтобы мальчик не мучился и не чувствовал боли.

Вечером он специально не появился за ужином, чтобы не навлечь на себя подозрений. Но все же улучил момент, когда служанка выходила из кухни с заказом и, зажав ту у стеночки под видом приставаний, насыпал яд в компот. Он знал, что больше никто за столом не будет его пить. Взрослые предпочитали вино, Нарим компот терпеть не мог, а Лей, тот единственный, кто мог присоединиться к принцу, сидел под домашним арестом. Ему даже удалось некоторое время понаблюдать в щелку, как принц отпивает напиток и, вернувшись в комнату, принялся ждать, вертя в руках пузырек с редчайшим противоядием. Он знал, что заснуть все равно не сможет, так и просидит до утра, пока яд не убьет мальца.

Сердце с силой бухало в груди, в пальцах был зажат пузырек, который все еще мог спасти жизнь ребенку, а в голове стоял туман. В какой-то момент мужчина понял, что еще немного – и он рванет в комнату к Заруху, чтобы влить в него противоядие. Но вместе с тем понимал, что в тот же миг потеряет не только свою голову, но и жизни своих близких. В очередной раз посмотрев на бутылочку в руках, он решил, что должен ее уничтожить. Тогда точно не будет дороги назад, и он не упустит шанс спасти свою малышку. Душа несчастного так издергалась и изболелась, что это решение даже принесло ему некоторое облегчение. Руки лекаря дрожали, когда он подносил руку к пробке, однако решимость никуда не делась, поэтому помедлив еще секунду он…

Резкий стук в дверь заставил мужчину вздрогнуть всем телом, бутылочка подпрыгнула в руке и с глухим стуком упал на пол и закатился под кровать. Несколько секунд растерянный мужчина не знал, что делать: то ли заглядывать под кровать за злосчастным пузырьком с антидотом, то ли бежать открывать дверь. Однако настойчивый стук в неурочный час и взволнованный голос Нарима не оставили ему выбора. Поэтому, кое-как успокоившись и сделав сонный вид, он открыл дверь…

Я вынырнула из пронесшихся перед глазами видений и застыла, глядя на человека, что так напоминал мне Дон-Кихота. В голове был полный сумбур из обрывков воспоминаний, его метаний и чаяний и моих собственных мыслей. Лекарь же все это время делал вид, что внимательно осматривает Заруха. Лицо его было бледным, а глаза лихорадочно блестели. Наконец, он повернулся к набившимся в комнату людям и рассказал о диагнозе:

– Принц отравлен ядом Болотной черницы. Это очень редкое растение, которое произрастает на самом юге Фархата, и я даже не могу представить, откуда он здесь взялся!

– Плевать откуда взялась эта зараза! – взвизгнул враз посеревший Фахрим. – Вы можете его вылечить?

– Этот яд может нейтрализовать лишь противоядие, которое добывают из не менее редких лягушек, что живут в тех же болотах. Не поможет ни промывание желудка, ни что-либо еще…

– Уважаемый лекарь, – сложив руки в молитвенном жесте, вдруг совершенно другим, просящим и каким-то обреченным тоном заговорил Фахрим, – скажите, что оно у вас есть!

Да-а, а ведь и ему не сносить головы, если Зарух умрет, ведь именно купцу поручили заботу о принце, пока тот не прибудет в школу. Конечно, можно осуждать лекаря, можно сколько угодно говорить о морали и заповедях Всевышнего, только побывав в его шкуре буквально и прожив вместе с ним небольшой промежуток времени, я поняла, что все не так просто и однозначно. Да что там! Родись я в Турании, то и сама была бы точно в таком же положении, как маленькая Фатима! А еще я осознала, что невозможно делить все на белое и черное, и у каждого своя правда. Можно быть ярым моралистом или добрейшим из людей, но у каждого есть своя Ахиллесова пята. Кто-то может продаться за деньги, очень большие или малые, кто-то сделает все ради власти или каких-то жизненных благ, а кто-то готов убить ради близкого человека. Найдутся и те, кто пустит все на самотек, а потом будут всю жизнь упиваться жалостью к себе в какой-нибудь канаве. А может, кто-то и устоит и будет жить с этим и с половиной оставшейся в живых души. Кото-то не поддастся и лишь укрепится в своей стойкости и непоколебимости идеалам. Вариантов бесчисленное множество. И не дай Всевышний нам с этим столкнуться! Но этот мужчина выбрал такой путь, и не мне его судить.

И ведь подспудно он знал, что принц может не просто не выполнить взятых на себя обязательств, но и сделать все наоборот. Однако надежда не оставляла его, питая решимостью и отчаянием. Знал он и то, почему Хабиб так хотел смерти Заруха. Все просто: врожденный дар младшего брата. А он всегда сильнее того, который забрали насильно. Сопоставив некоторые факты, лекарь пришел к выводу, что Хабиб уже забрал чей-то дар и он, видимо, оказался совсем не той силы, на которую они с султаном рассчитывали. Вот сейчас и трясется, выкормышь гиены, чтобы отец не надумал передать власть своему более талантливому сыну.

Я сидела, смотрела на Заруха, на лекаря, снова на Заруха и совершенно не представляла, как поступить. Но одно знала точно: я не допущу смерти мальчика. По крайней мере, сейчас это в моих силах.

А в это время лекарь отвечал Фахриму:

– Боюсь, что…

– Мне почему-то кажется, – перебила я его, – что наш лекарь боится, что пузырек с противоядием затерялся где-то в его вещах, а то и вообще закатился под кровать, – сделала вид, будто неуклюже пошутила, пытаясь разрядить обстановку.

Разумеется, никто не оценил этой потуги, все лишь угрюмо посмотрели на меня, но я добивалась совсем не этого. Пристально глядела на Дон-Кихота. Он ответил мне точно таким же взглядом, и побледнел еще больше, почти до синевы. Я даже успела испугаться за его здоровье, но он взял себя в руки, сглотнул и, уткнувшись в пол, почти прошептал:

– Лей прав в одном, противоядие осталось в моей комнате. Сейчас я его принесу.

– А я помогу найти его, – я пошла следом. Мало ли что может прийти в голову мужчине, пока он будет доставать пузырек из-под кровати.

По коридору мы прошли быстро и молча, а в номере мужчина застыл. Я не знала, чего от него можно ожидать в таком состоянии, поэтому тихо заговорила:

– Послушайте, просто послушайте, – обратилась я к его спине, – я пока не знаю как, но мы поможем Фатиме…

Мужчина дернулся всем телом, круто развернулся на месте и схватил меня за плечи, впиваясь взглядом:

– Откуда ты…

– Дар! У меня есть Дар. Я многое вижу при желании. Но тот путь, которым вы пошли, заранее обречен на провал. Человек, который решил убить своего брата, никогда не выполнит обещание и не спасет совершенно чужого человека. И вы это знаете!

Несколько долгих мгновений он с ненавистью смотрел мне в глаза, зная, что я права, и от этого ненавидя еще больше. А потом как-то разом обмяк и даже пошатнулся, полностью и безоговорочно принимая свое поражение. Он отпустил мои плечи и, как слепой, на ощупь найдя кровать, тяжело на нее опустился и закрыл лицо руками.

– Все еще можно изменить! – постаралась я его хоть как-то поддержать.

Каркающий обреченный смех стал мне ответом.

– Почему ты сразу не выдал меня? – внезапно спросил он.

Я даже растерялась сначала.

– Не знаю, мне показалось это несправедливым.

– Жизнь вообще штука несправедливая, особенно к некоторым… – он поднял голову и посмотрел на меня.

– Но в наших силах если не изменить это, то хотя бы повлиять на ход событий. Я хочу помочь Фатиме. – У меня в голове уже складывался совершенно безумный план. – Скажите, у вас есть доверенные лица при дворе султана?

Он на это лишь невесело хмыкнул:

– Есть, мальчик. Только никто из них не пойдет на то, чтобы даже просто вывести мою племянницу из дворца, не то что помочь в чем-то большем. Султан все равно узнает, и тогда их ждет смерть. Я уже пробовал просить… Да и что дальше? – почти беззвучно проговорил он. – Как только станет известно о побеге, порт и все дороги из города перекроют.

От подобной откровенности я даже опешила. Думала, будет до последнего замыкаться.

– Но хотя бы записку передать смогут?

– На это, думаю, их благодарности мне хватит, – горько хмыкнул он. – Только что это изменит?

– Видите ли, у меня при дворе султана есть некоторые связи… – Увидев скептический взгляд лекаря, я стушевалась. – Ну, не у меня, конечно, но может сработать. Правда, понадобится время, но, будем надеяться, оно у нас есть.

– Какие связи, мальчик?! – с жалостью посмотрел он на меня.

А я поняла: чтобы мне поверили, придется открыть и свои тайны.

– Видите ли… На самом деле я не… Это, наверное, тайна… Да и не уверен что… – Начала мямлить я, но быстро поняла, что с таким подходом не только не вселю надежду в Дон-Кихота, но и сама откажусь даже от столь эфемерного плана. Поэтому, приняв за константу, что мне все-таки помогут, я выдала свой самый сильный козырь: – Мой дедушка – визирь султана.

Я и сама узнала об этом совсем недавно и случайно, но ведь помог же он профессору в свое время сбежать! Да и отец, по всей видимости, поддерживает с ним связь, ведь вывез же он профессора в Эльмирантию!

Лицо лекаря приобрело престранное выражение. Я впервые увидела, как у человека в прямом смысле отпадает челюсть. Правда, ненадолго. В глазах мужчины довольно быстро появилось осознанное выражение, он со стуком зубов закрыл рот, схватил со стола кружку с водой и одним махом осушил. И я прямо ощутила, как внутри него расправила крылья надежда.

– Но сейчас нужно спасти принца! – спохватилась я и рыбкой нырнула под кровать.

По закону подлости пузырек закатился в самый угол, а я вытерла собой, наверное, многовековую пыль, которую здесь и не думали вымывать нерадивые служанки.

– Вот, пчхи! Пошли, пчхи!

Я отдала противоядие лекарю и стала спешно отряхиваться.

– Лей. – Он впервые позвал меня по имени. – Если Зарух узнает, то никогда не простит ни тебя, ни меня.

Я так и застыла с занесенной для отряхивания рукой.

– Я подумаю об этом завтра, – ответила словами легендарной Скарлетт ОХарра. – А сейчас нужно исправлять ошибки.

Лекарь на это лишь покачал головой:

– Ты прав, ошибки нужно исправлять. По крайней мере, пока у нас есть на это время.

И быстрым шагом направился к Заруху.