Loe raamatut: «Лучшие люди города»

Font:

* * *

Глава 1

«Николай Гоголь» провалился в яму. На задних рядах кто-то вскрикнул, по салону прокатился лязг металлических пряжек, грудной ребенок дотянулся до ноты си второй октавы. У Лены внутри все сдавило, тело перестало слушаться. Стаканчик с остатками сока поскользнулся на раскладном столике и упал ей в ноги. Лене казалось, что чья-то невидимая рука трясет аэробус, словно игральные кости, и вот-вот швырнет с высоты 10 тысяч метров. Мужик на соседнем сиденье начал креститься, с отчаяньем втыкая троеперстие в круглый тугой живот. Лена заметила, что он крестится не справа налево, а слева направо – по-католически. Это наблюдение отвлекло ее от собственного страха. Через пару минут все успокоилось. Католик встал, открыл багажную полку, достал из сумки мерзавчик «Столичной» и отхлебнул.

Лена опустила голову. На джинсах расцвели томатные пятна, но это уже не имело значения. После восьми часов полета она чувствовала, как будто ее руки и ноги состоят из миллиарда маленьких сжатых пружин. Вот бы сейчас раскинуться на кровати в позе морской звезды, укрыться одеялом с головой и спать целую вечность. Планы на вечность тут же разрушила стюардесса: «Уважаемые дамы и господа, просьба убрать откидные столики, открыть шторки иллюминаторов и пристегнуть ремни безопасности». Тоска по дому затянула Лену в узел.

Как конькобежец на вираже касается рукой льда, самолет тронул крылом облако, развернулся и пошел на посадку. Белая пелена рассеялась, и показался рваный берег острова. В аэропорту было жарко, хотя стоял октябрь. Резиновая лента навернула уже несколько кругов, а клетчатого чемодана все не было. Лена представила, что ее багаж вывалился во время турбулентности и приземлился где-то на площади в Улан-Удэ, а может, его по ошибке отправили в Таганрог или Астрахань. И все ее кашемировые свитера, австралийские джинсы и французские сорочки примеряют сотрудницы аэропорта. Хотя теперь им нужнее.

Чемодан выехал из тоннеля самым последним, с помятыми боками и расстегнутой молнией на кармане. Еле стащив его с ленты, Лена двинулась к выходу. У дверей она заметила тучного парня в камуфляжном костюме, с мясистым носом и короткой челкой. Он мял в руках листик, на котором печатными буквами было выведено – «Нефтепромрезерв». Лена подошла:

– Кажется, «нефтепромрезерв» – это я.

– А я – Коля. Едем?

Он выхватил багаж и покатил его в сторону стоянки. Колесики с трудом преодолевали трещины на асфальте – даже чемодан сопротивлялся глупому повороту судьбы. Коля остановился у машины, точнее, у настоящего вездехода: высота колес не меньше метра, из капота торчит труба, похожая на кобру в боевой стойке.

– А это что такое? – Лена тронула металлическую змею.

– Да это шноркель, чтобы по дну реки ездить. У вас таких нету, поди, в Москве, – Коля тщательно изучил Лену и задержал взгляд сначала на заляпанных джинсах, а потом на белых кроссовках New Balance. – Прошу садиться в карету, мадмуазель.

Из аэропорта Южно-Сахалинска до Крюкова – не меньше четырех часов. На улице моросило, за окном мелькали невзрачные коробки гаражей и рекламные билборды: «Бестраншейная прокладка трубопроводов», «Мир пайки», «Союз православных пчеловодов». Лена задремала. Где-то через час Коля тронул ее за плечо:

– Вы, наверное, кушать хотите? Я позвонил тут Валере, сказал, что встречаю гостя из Москвы, он обещал свежих чебуреков сделать. Наши все у него берут.

Когда в игру вступают «наши», пасовать неудобно. Коля выскочил у придорожной забегаловки и вернулся со стаканом чая и масляным полумесяцем, обернутым в серую бумагу. Лена отхлебнула глоток, и нёбо моментально онемело от кипятка. К тому же чай оказался с сахаром. В Москве она старалась не есть сладкое и мучное, вставала на весы утром и вечером, но если жизнь теперь неслась под откос, то почему бы не придать ей ускорение? Лена отщипнула кусочек чебурека и положила в рот. В середине мясо показалось сырым. Джип медленно двинулся с места. Разобравшись с обедом, будто пройдя инициацию, Лена прилипла к стеклу. У самой дороги под пляжными зонтами сидели женщины в фуфайках и бриджах поверх колготок, а рядом с ними на столах вместо яблок или банок с огурцами, беспомощно раскинув щупальца, пылились огромные крабы.

– А сколько здесь стоит краб?

– Тараканы-то? Ну, этим рублей 300 красная цена. Но лучше брать по 500. Я знаю надежных людей, обращайтесь.

После крабов начались грибные ряды. На капотах, на леопардовых покрывалах и просто на земле стояли ведра с лисичками, белыми, груздями и неизвестными шариками, похожими на большие шампиньоны.

– Надо же, какие боровики красивые! Вот бы их с картошкой пожарить.

– Э, нет. Грибы я у трассы не советую брать. Вы что же, не знаете, как людей дурят?

– Не-а.

Коля снисходительно посмотрел на Лену и покачал головой:

– Самые лучшие грибы кладут сверху и на дно ведра. В середине – всякий лом и даже червивые. Вот ты купишь ведро, перевернешь его в пакет и не заметишь, что тебя развели. – Коля решил, что настало время перейти на «ты». – Сама-то в Москве родилась?

– В Москве, да. – От этого признания Лене стало неуютно.

– Ну, ты вроде ничего, хорошая девчонка. Но вот ваши к нам когда приехали завод строить, столько гонора у них. Нет, подзаработать, конечно, дали. Я сразу возить народ на стройку подрядился. Но мужики у нас недовольны. Говорят, москвичи посуду не моют, а выбрасывают.

– Что?

– Грязную работу вы не любите и деньгами напоказ сорите. Но это я не про тебя конкретно, ты не думай, – сжалился Коля.

Машина ехала между голых сопок, напоминающих куски халвы. Вдоль дороги вытянулись трехметровые растения с толстым стеблем и широкими листьями.

– Коля, а это у обочины бамбук растет?

– Это? Да борщевик обычный. Он у нас и по 5, и по 6 метров вырастает. А бамбук я покажу тебе потом, когда подъезжать будем. Ты лучше про себя расскажи. Замужем? Дети есть?

– Нету. – Коля полез на приграничную зону острых тем.

– А чего так?

– Не хочу, – Лена не сдержала раздражения в голосе.

– Да ты не нервничай так. Ну нет и нет. Успеешь еще. Я вот недавно открыл для себя одного духовного деятеля, Ошо, – знаешь такого? Так теперь вообще не волнуюсь. Он говорил: «То, что есть, – есть. Остановитесь и увидьте». Никуда теперь не бегаю, спокоен как удав, с женой хорошо стало. Вот смотри, что она подарила, – Коля щелкнул подвеску на зеркале заднего вида. Рядом с георгиевской лентой, крестиком и елочкой болталась разноцветная нитяная мандала.

Через несколько минут сзади пристроился черный BMW, резко подрезал Колин вездеход и умчался за горизонт.

– Ах ты, сука! Куда ж ты так торопишься, унитаз на лыжах! Чтоб тебе там шину пробило, урод! – Коля воспринял обгон как личное оскорбление.

Наконец они добрались до перетяжки над дорогой: «Крюков – город будущего». Лена подумала, что в России есть города светлого будущего и славного прошлого, но хорошо бы нашелся хоть один город настоящего.

Двухэтажные бараки из дерева, черного от влаги, торчали у дороги. Деревьев почти никаких, только низкие кустарники. Кое-где встречались кирпичные дома, огороженные двухметровым металлическим забором. На калитках – таблички-предупреждения про сторожевых собак: «Я добегу до забора за две секунды, а ты?» или «Собака злая, а кот вообще ниндзя».

Лене нужно было забрать ключи в офисе «Нефтепромрезерва» – компания снимала для сотрудников квартиры в центре Крюкова. Хотя различить, где именно у Крюкова центр, непросто: за полчаса город можно пройти насквозь. Офис открыли в районе пятиэтажек. Вскоре Лена поняла, что это и есть местный даунтаун. Маленький пятачок стал эпицентром общественной жизни – больница, две школы, «Сбербанк», ДК, улица Ленина, площадь Ленина, памятник Ленину, церковь-новодел, администрация города и два кафе-конкурента – «Ветерок» и «Тополёк». Она быстро забежала в контору, расписалась в журнале и взяла ключи у секретаря. Сюда Лена вернется завтра и будет приходить еще сто восемьдесят дней, которые тогда представлялись ей худшим временем в жизни.

Коля завел мотор и повез московскую пассажирку в ее временный дом. На перекрестке они остановились. По улице двигалась похоронная процессия, каких Лена никогда не видела. Впереди мужчина нес красный стяг с золотыми иероглифами, за ним на плечах тащили открытый гроб и крышку. На женщинах – белые платки, пара старушек одета в бежевые халаты поверх темных курток и пальто. Вот-вот замашут крыльями и взлетят, как сороки. Коля перехватил Ленин удивленный взгляд:

– Да это корейцы хоронят. Они вообще странный народ. Меня как-то позвали на поминки, так у них надо садиться и есть прямо перед гробом, пока его еще не закопали. Кусок в горло не лезет.

– Ужас!

– А ночью родственники играют с покойником в карты, развлекают его.

– А почему они в белом?

– Вроде как белый у них цвет смерти, как у нас черный. Типа, волосы к концу жизни седеют. И полюса у Земли белые. У меня есть друг-кореец, так прикинь, он когда родителям хотел новые окна ставить, они увидели, что белые, и ни в какую. Дурной знак, говорят. Помереть боятся.

– А у корейцев тут свое кладбище есть?

– Да прямо. С нашими рядом закапывают. А иногда и жгут трупаков своих. У них положено. Уезжают на берег и разводят костры, крематория-то нет.

– А это законно вообще?

– А что им за это будет? Они же не убивают. У нас тут, Лена, свои законы.

Коля тормознул у одной из пятиэтажек. Желтая штукатурка начала сыпаться и обнажила рыжие кирпичные веснушки. Квартира на верхнем этаже. Коля обещал занести чемодан, но сначала хотел покурить. Лена вошла в подъезд, преодолела пару пролетов и обнаружила, что на третьем этаже не горит свет. Сунула руку в карман, достала айфон – что за черт, батарея села. Придется идти на ощупь. В подъезде воняло уксусом. Вдруг она почувствовала, что правая нога уткнулась во что-то мягкое и бугристое. Лена вскрикнула, рванула вниз через ступеньку и чуть не упала, вылетая из дверей.

– Коля, там человек лежит! Мертвец!

– Сейчас посмотрим, не ори.

Он взял телефон с фонариком и двинул в подъезд. Лена осторожно пристроилась следом. На третьем этаже Коля хохотнул:

– Ну что ты так вопила? Лежит парень, отдыхает. Ну, принял немного, не сухопутным же ходить.

Лена подошла ближе и увидела в луче фонаря оплывшее лицо. Человек в таком же камуфляже, как у Коли, лежал на площадке, положив руку под щетинистую щеку, и размеренно сопел. Он даже не почувствовал, что его потревожили.

Коля сделал еще одну ходку вниз за чемоданом и вернулся:

– Ну, бывай, подруга. Телефон мой сохрани. Я тебе, если хочешь, дам Ошо почитать. Тебе надо.

Лена попрощалась и вошла в светлую однушку. За окном гнули шею жирафы подъемных кранов и виднелся кусочек моря. В комнате было чисто, из мебели – стенка, стол и грязно-розовый разлохмаченный диван, весь в затяжках и нитках. Над диваном висел плюшевый ковер с золотистыми оленями. Лена села, с силой выдохнула и погладила оленя: «Ну что, будем дружить?» Олень ударил копытом и подмигнул.

Глава 2

Все началось с того, что Андрей Андреевич Корольков, владелец компании «Нефтепромрезерв», дочки большого нефтяного холдинга, посмотрел фильм «Матильда» про балерину Кшесинскую. Его настолько вдохновил антураж картины, что он вызывал к себе Лену и сказал:

– Скоро наш юбилей, Лена, серьезная дата, пятнадцать лет в отрасли – это все-таки не шубу в трусы заправлять. Денег не жалей. Закатим царский бал. Все должно пройти на высшем уровне, позовем партнеров, важных гостей.

– А может, позовем еще лучших работников из региональных филиалов, с заводов? Чтобы они тоже почувствовали себя частью команды. – Лена рвалась в бой.

– Слушай, я тебе доверяю. Сделай так, чтобы мне перед товарищами не стыдно было. И сразу по месту – это должен быть центр, недалеко от Кремля.

Корольков нанимал молодых заместителей, выпускников программ MBA, платил им большие зарплаты и даже делал вид, что слушает их советы. Он отчаянно пытался угнаться за временем, но чувствовал, что его золотой век остался где-то в девяностых. Бывший комсомолец, он рано занялся кооперацией, торговал машинами, попал в банковскую сферу, нарастил мышцы, и вот уже там, наверху, дали добро на допуск к телу № 1, а затем – и к кровеносной системе Родины. Правда, нефтянка нулевых оказалась делом скучным. Из предпринимателя Корольков превратился в чиновника средней руки, добровольно позволил приручить себя и поселить в контактный зоопарк. Каждый год он обновлял айфоны, менял любовницу на улучшенную модель и даже встал на сноуборд, но это не помогало. Вместе с волосами, которые покидали голову шеренга за шеренгой, уходило и чувство атаки. Он больше не ощущал себя полководцем, которому нужно вести затяжные войны за рынок, власть и собственную жизнь. Теперь он боролся с запахом изо рта и дряхлеющим телом. Недавно Корольков закрутил роман с Ириной Шу, победительницей конкурса «Газовая краса 2015». Теперь Ирина называла себя бизнесвумен, выпускала духи Russian sterkh и числилась сопредседателем в одном из фондов развития то ли инноваций, то ли моногородов.

Лена состояла у шефа на особом счету. Среди коллег-эйчаров она была самой активной, сыпала идеями и часто подменяла директора по персоналу Виолетту Иголкину. Корольков чувствовал в Лене родственный дух антрепренера. Она отвечала за мероприятия, программу студенческих стажировок, иногда вела собеседования. Лена стоически приняла идею проводить юбилей компании в стиле благородного дворянства, наняла приличное агентство и занялась организацией праздника. Вскоре для царского бала было решено снять галерею Мылова, расположенную в нескольких минутах от Кремля. Вместе с агентом Лена отправилась смотреть помещение. На входе ее заставили надеть бахилы, просторные залы пустовали. Со стен на Лену уставились известные актеры и политики кисти народного художника с неестественно застывшими лицами, будто намазанными толстым слоем парафина.

В головном офисе «Нефтепромрезерва» работали четыреста человек, еще сто, прошедших отбор на лучших сотрудников компании, приехали из регионов. Руководители северных офисов и заводов, аппаратчики, газорезчики и вышкомонтажники прибыли в Москву и поселились в гостинице «Пекин». В программе венский оркестр, парочка оперных певцов второго ранга и настоящий медведь с ненастоящими цыганами. Всех желающих пригласили в костюмерную «Мосфильма», чтобы подобрать платье в пол, сюртук, кадетскую гимнастерку, расшитый кафтан или поповскую рясу.

После концерта и торжественных речей Корольков, Ирина Шу, высший менеджмент и VIP-гости удалились в отдельный камерный зал. Лена раздавала поручения помощникам из агентства, пытаясь уследить одновременно за капризными артистами, медленными официантами и буйными гостями. Тяжелое морское платье в темно-синюю полоску гадко шуршало при ходьбе. Оно досталось ей от костюмерши по остаточному принципу – о своем внешнем виде Лена подумала в последнюю очередь. Теперь ей казалось, что это не курортный наряд, а роба заключенного. В какой-то момент Корольков пропал и вернулся в образе Николая II: наклеил бороду, усы и надел мундир с эполетами. За столиками велись беседы о триатлоне, детоксе, кеш кау, адженде, аджайле и дью-дилиженсе.

Бывший депутат Госдумы делился впечатлениями от поездки в Колумбию:

– Недавно я съездил на ретрит. Там один шаман учил меня правильно пить айваску, чтобы постигнуть, кто я на самом деле.

– А что такое айваска?

– Ну, это такой индейский напиток на травах, помогает контакт с духами находить. Неделю только эту айваску пьешь и ничего не ешь. Нас в группе было человек десять, кого он вел к познанию себя. Бизнесмены, топы, один мэр. В хижине под потолком для каждого подвешен гамак, а вокруг гамака – москитная сетка. Ложишься в гамак и видишь, что где-то на уровне лица есть специальная дыра. Это чтобы блевать. Первые три дня вся айваска выходила из меня наружу. А потом перестала. И в какой-то момент я почувствовал, что возношусь на небо. А там ко мне подходит мужик в парике.

– Иосиф Давыдыч?

– Да не. Маленький такой. Я его спрашиваю: «Ты кто?» А он мне: «Кант». Говорю: «Прости, друг, не узнал». И так стремно стало. Я ж сам с Калининграда. И бухал на его могиле, и девчонок водил. А он: «Хочу, чтобы моим именем аэропорт назвали». Я ему: «Может, фонтан там или пляж хотя бы?» А он: «Нет уж. Хочу аэропорт, и всё тут». Ну что делать, я нашим позвонил. Но они уже всё порешали. У главного дочка Лиза. В честь нее и назовут.

В соседнем зале, где выпивали рядовые сотрудники, праздник еще стремительнее набирал обороты. Распутин присел на пол, опершись на диван с золотыми вензелями. Его борода, инкрустированная кусочками рубиновой колбасы и перламутром майонеза, уже наполовину отклеилась и свисала жалкой мочалкой. Плотно сбитая балерина в сиреневой пачке лила слезы, глядя на себя в ростовое зеркало. За столиками дамы из бухгалтерии продолжали вести светские беседы, допивая по восьмому бокалу Moёt:

– Ну и на хрена ты дала этому прыщавому сисадмину? Маша, ты что, не знаешь себе цену?

– Конечно, знаю. Но мне давно не восемнадцать, скоро стукнет сезон распродаж.

Музыка Малера, Шопена и Чайковского отражалась эхом от арочных потолков, официанты в атласных кушаках разносили закуски, придерживая над головой круглые подносы. Пьяный начальник хозотдела снял с себя пиджак и накинул на плечи мраморной Афродиты: «Прикройся, стерва, распустила груди, стыдоба какая». Тут Лену потянула за руку секретарь:

– Там это, Эмилии Петровне плохо, надо скорую вызвать.

Лена бросилась в туалет. Эмилия Петровна, матрона лет шестидесяти, возглавляла финансовый отдел одного из региональных офисов, частенько наведывалась в Москву и была приглашена на праздник лично владельцем бизнеса. Видимо, знала что-то такое, отчего состояла на особом счету. Работать к себе брала не только после успешного собеседования или по рекомендации, но и делала для каждого кандидата расклад на Таро. А вот Тельцов не нанимала ни в коем случае – у них плохая энергетика. Эмилия Петровна сидела в углу женской уборной, широко расставив полные ноги, и верещала:

– Ой, девки, сердце защемило. Щас помру, дышать нечем.

Грудь пятого размера почти вывалилась из декольте с пышным жабо. Рядом на коленках ползала ее заместитель, она же племянница, и обмахивала тетку кокошником. Пока ждали врачей, решили высвободить ценное руководство из тесной одежды. Лена попыталась расстегнуть платье, но «собачка» почему-то не двигалась. Наконец молния сдалась. Оказалось, что под платьем Эмилия Петровна обмотана для стройности какой-то силиконовой пленкой. Пришлось разрезать смертоносный кокон столовым ножом.

В самый разгар вечера, уже после того, как Эмилию Петровну увезли на скорой, Корольков решил переместиться из своего уютного зала с депутатами и менеджерами к остальным подчиненным. Он поправил ордена, встряхнул эполеты, взял шампанское, Ирину Шу и двинул в соседний холл. Госпожа Шу выглядела сногсшибательно. На ней было обтягивающее боди, расшитое стразами, сапоги-ботфорты, а сверху накинут полупрозрачный халат из органзы. Высокую прическу довершала миниатюрная шапка Мономаха.

Один из лучших работников Ханты-Мансийского завода даже присвистнул:

– Жень, ты посмотри, какая Чио-Чио-сан идет!

А вот Корольков, который сновал между столиками и чокался со всеми по очереди, делегатам не понравился. Они не признали в ряженом Николае собственного начальника.

– Это что за пидорок с усами к нашим бабам клеится?!

– Так это ж, сука, царь! Николай, н-на!

– Ну-ка, отошел отсюда, фраер. Сейчас мы устроим тебе взятие Зимнего.

И трое крепких мужиков подошли вплотную к царю, отгородив его от столика с бухгалтерами. Один из рабочих попытался приобнять Ирину Шу.

– Это что за цирк? Вы кто вообще такие? – Корольков пришел в бешенство.

– Красные комиссары, н-на! – С этими словами самый высокий из троицы зарядил Королькову в челюсть.

Ирина Шу завизжала, зазевавшийся охранник рванул от дверей и скрутил пролетариат. Злой Корольков, вытирая кровь салфеткой, удалился с поля битвы. В зале продолжала играть музыка, но все внезапно замолчали. Веселье дало трещину.

Лена присела за бухгалтерский столик, налила себе Hennessy и хлопнула рюмку до дна.

Глава 3

Корпоратив завершился в ночь с пятницы на субботу. Выходные Лена провела скверно. Ощущение нависшей гильотины мешало нормально спать, есть, читать. Она отменила все встречи и просто слонялась по квартире в пижаме, с грязной головой. Лена ненавидела, когда что-то двигалось не по плану. Она не боялась наказания. Тяготило то, что ее образ безупречного организатора трещал по швам, как брюки на начальнике хозотдела, когда он остервенело крутил фуэте. И теперь презирала свое отражение в зеркале.

В понедельник она с трудом вытащила себя из дома и всю дорогу мечтала стать невидимой. Кажется, даже дворники и сонные смотрители эскалаторных будок сверлили в ней дыры: «Ты облажалась, Лена». Это был не первый кризисный момент в ее карьере.

Пару лет назад Лена предложила Королькову выступить на крупном молодежном фестивале, чтобы влить в компанию новую кровь. Он воодушевился, купил модные кроссовки и надел цветные носки. Лекция началась прекрасно. Сначала Королькову пели дифирамбы и спрашивали, как устроиться работать в «Нефтепромрезерв». Потом спросили про капитализацию и разницу в зарплатах между бурильщиком и топ-менеджером. Он легко парировал: «Джентльмены не говорят о деньгах». Корольков сам указывал на того человека, которому следовало поднести микрофон.

– Вон тот рыжий парень, я вижу, тянет руку, с задних рядов.

– Здравствуйте, меня зовут Андрей. – Микрофон начал фонить и плеваться. – Так слышно?

– Yes, of course. – Лена давно собиралась намекнуть Королькову, что использование английских слов не делает его Илоном Маском.

– Вот у вас в совете директоров семь человек. И все они мужчины. Почему же там нет женщин?

Корольков перестал улыбаться. На щеках дернулись желваки, но он тут же взял себя в руки и решил отшутиться:

– Вы знаете такую поговорку? У семи нянек, – он на секунду замялся, – четырнадцать титек. А дитя без глазу. Так же и с компанией.

Лена с шумом втянула воздух сквозь стиснутые зубы. В первых рядах кто-то прыснул, по залу покатился шепоток. Корольков принял это за одобрение и попросил, чтобы задали новый вопрос. На следующий день в YouTube появилось видео, как шеф выступает на форуме. Феминистки выпустили несколько разгромных статей, по интернету разлетелись мемы и шутки. К Королькову накрепко прилипло прозвище «Четырнадцать титек». Лена боялась, что всю свою ярость шеф обрушит на нее: «Чья была идея с фестивалем? Почему этот недоумок вообще оказался на лекции? Нельзя было нормальных людей привести?» Но Корольков был доволен. Ему позвонила пара друзей и похвалила, как же здорово он пошутил, так и надо с этим либеральным дурачьем. Скоро вообще начнут требовать, чтобы страной управляла чернокожая лесбиянка без ноги.

В тот раз Лене повезло, но сейчас другое дело. Раскачиваясь в такт движению поезда, она представляла, с каким позором ей придется собирать личные вещи в картонную коробку и сдавать пропуск начальнику охраны. На «Лубянке» вошла женщина в хиджабе, в длинной юбке и черной куртке. Пассажиры стали напряженно оглядываться и расползаться ближе к дверям вагона. Лена поймала себя на мысли, что ей тоже тревожно. Она понимала, что все это предрассудки, платок – всего лишь религиозный атрибут, как крестик. Она ведь не шарахается от каждого православного, хотя, может, и стоило бы. Но тревога только нарастала. Когда Лена три года назад купила машину, мать обрадовалась: «Ну, слава богу, будешь реже ездить на метро, там же теракты». Хотя вероятность погибнуть возросла в десятки раз. Вскоре неприятные мысли все-таки накатили: «А если рядом и правда террористка? Что я успела за свои двадцать девять? Не поставила ни одного великого спектакля. Впрочем, и невеликого тоже. Ипотеку не закрыла. Кто придет на мои похороны? Корольков теперь точно не явится. А гроб будет открытый или закрытый?»

Тем временем девушка в хиджабе достала из сумки зеркальце, гильзу помады и накрасила губы сливовым. У Лены отлегло. Вряд ли смертница стала бы прихорашиваться перед тем, как ее тело разлетится на миллион кровавых кусков.

В офисе Лене передали, что Корольков будет ждать ее к двенадцати. Она дошла до приемной и села на малиновый диван. Секундная стрелка двигалась по циферблату резко и шумно, как будто кто-то все время передергивал затвор пистолета. Руки горели и стали влажными, но хуже всего – под мышками разрослись пятна пота.

Секретарь жестом показала, что можно войти. Лена с трудом открыла массивные двустворчатые двери и поздоровалась. Корольков ничего не ответил и даже не кивнул. Она несколько секунд простояла у входа, потом доковыляла до длинного T-образного стола и отодвинула дальнее от шефа кресло. Когда Лена садилась, блестящая кожа, перехваченная круглыми таблетками, пронзительно скрипнула. Корольков раскладывал какие-то бумаги, что-то подписывал, сверял, будто рядом никого не было. На дубовом столе уместились два серебристых макбука, золоченая лампа с синим атласным абажуром, черный кнопочный телефон и еще один дисковый, с наклейкой в виде двуглавого орла. В углу стоял книжный шкаф с коллекционными изданиями Ключевского, Бисмарка, Макиавелли и Сунь-цзы. За спиной шефа, почти у самого потолка, растопырив пожелтевшие ладони, висели старые лосиные рога. Не меньше минуты она просто молча сидела, уставившись на календарь «Служба экономической безопасности. Отечество. Честь. Доблесть». С каждой секундой ей становилось все хуже, подступила тошнота.

– Что ты хочешь мне сказать? – Корольков заговорил спокойно, не отрываясь от своих бумаг и не глядя на Лену.

– Я? Я думала, что вы меня вызвали, чтобы… – она запнулась.

– Ты думала? А чем ты вообще думала, когда звала этих уродов? – Корольков отшвырнул ручку Montblanc. – Ты меня идиотом хотела выставить?

Лена полагала, что идиотом он выставил себя сам, когда нацепил царские усы. Но, естественно, промолчала. Шеф быстро загасил ярость и продолжил деловым безапелляционным тоном:

– С твоей северной лимитой разговор короткий. Они уже уволены. А вот по тебе вопрос не решен. – Корольков поднял на Лену полый, бесчувственный взгляд. Ей захотелось спрятаться под стол. Самым страшным наказанием была неизвестность.

Через полминуты он все-таки сжалился:

– Поедешь в командировку. Мы включились в большой партнерский проект.

Корольков намеренно цедил информацию.

– Куда?

– С глаз моих подальше. – Он снова назидательно замолчал. – На Сахалин.

– И что за проект?

– Новый завод сжиженного газа.

Лена представила безжизненную махину с тысячами баллонов, труб и датчиков.

– Что я там буду делать?

– Как что? Людей искать. Архитекторы, инженеры, конечно, есть. А вот ты будешь нанимать на стройку местных, чернорабочих, раз ты их так любишь. Должен ведь кто-то копать и дерьмо носить.

Лена мысленно примерила на Королькова лосиные рога.

– Ты чего улыбаешься? – Шеф покраснел и боднул перед собой воздух. – Ну, давай вместе посмеемся. Времени – полгода. Должна трудоустроить минимум пятьсот человек.

Казалось, что проще самой устроиться землекопом.

– Мне нужно подумать.

Корольков откинулся в кресле. «Сразу не прогнулась. Это хорошо».

– Ну, думай. Два дня у тебя. Но имей в виду, я ведь могу просто пальцами щелкнуть, и тебя ни одна собака на работу не возьмет. Если не начальство, так безопасники зарубят.

Лена резко поднялась, попыталась одернуть платье, но оно приклеилось к ногам. Когда она была уже в дверях, Корольков добавил:

– И вот еще что. Как говорят мои друзья-виноделы, чтобы ягода вышла хорошей, лоза должна страдать. Может, и выйдет из тебя толк.