Loe raamatut: «Классный учитель»

Часть I

Пролог

В небольшой горнице стоял полумрак – света одной свечи едва хватало, чтобы Василий Алексеевич видел бледное лицо своей беременной жены Елены, лежащей на кровати. Он устроился рядом на сундуке, держа ее за руку.

На душе у Василия Алексеевича было тревожно – Елена чувствовала себя плохо уже третий день. Слабые схватки не получали естественного развития, а его тёща так обозлена на них, что не пускает в дом ни лекаря, ни повитухи. Строго говоря, Антонида Ивановна сама могла бы осмотреть дочь и избавить ее от мучений, ведь была известной в городе и знахаркой, и ведуньей, и даже ведьмой. В то же время слыла женщиной крутого нрава, не терпящей возражений. Не угодила ей дочь с женихом, вот и мучается теперь, а он ничего не может поделать.

Мужчина на минуту задремал, но встрепенулся сразу, как услышал стон жены. Однако Елена спала, за стон он принял скрип двери – на пороге стояла тёща.

Высокая крепкая женщина лет пятидесяти в простом льняном платье, как у крестьянки, с накинутым на плечи платком, смотрела строго и даже с презрением.

– Мама, побойтесь Бога, – сам как будто простонал Василий Алексеевич.

– Бога? – она глянула в угол на божницу, где виднелся тусклый отблеск фольги иконы, и зло засмеялась.

Открыла глаза Елена, крепко сжала руку супруга.

– А где был твой страх, когда ты женился без родительского благословения? – в маленькой комнатушке слова раздавались как раскаты грома. – Выметайтесь из моего дома!

Хозяйка хлопнула дверью, заставив Елену вздрогнуть, а затем скривиться от боли.

– Васенька, кажется, началось…

– Я с тобой, я с тобой, – зашептал Василий Алексеевич.

Спустя час он держал на руках новорожденного, закутанного в белую простыню. Елена с блаженной улыбкой глядела на мужа и ребенка. Женщина была очень бледна, на лбу выступили капельки пота. В комнате прибирали две девушки – тёща все-таки послала прислугу поухаживать за роженицей. Они молча и деликатно вытаскивали замаранные простыни из-под Елены, протирали смоченными в теплой воде тряпками ее тело.

Василий Алексеевич чувствовал себя несколько ошалевшим. Мужчины не присутствовали при родах, а он не только присутствовал, но и почти самостоятельно их принял. Радость от того, что стал свидетелем таинства, была омрачена мучениями любимой женщины. Но орущий младенец оттягивал внимание на себя, и сейчас, когда дочка, закутанная в теплое, уснула, новоявленный отец любовался ею и размышлял о жизни и смерти. Разве не чудо – рождение человека? Как могло его семя, попавшее в чрево супруги в сладостную минуту обоюдного блаженства, через девять месяцев дать такой плод? Вот он, маленький живой комочек, сопит в его руках.

От умиления у Василия Алексеевича выступили слезы на глазах.

– Ирина, – едва слышно произнесла Елена.

– Что? – не понял сразу Василий Алексеевич. – А! Точно? Уверена?

Елена кивнула и закрыла глаза.

Хоронили роженицу на следующий же день и без отпевания. Тут уж наступила пора Василия Алексеевича злиться на тёщу. Мало того что спокойно наблюдала за муками дочери, так еще из-за собственных убеждений не пустила попа на похороны. А говорят, смерть всех примиряет. Мужчина понимал, что если останется, может потерять и дочь – гордыня не позволит упрямой женщине заботиться о малышке, пока он рядом.

Накрапывал мелкий дождик. Было сыро и пасмурно, как и на сердце у Василия Алексеевича. Вот она, смерть: любимая женщина больше никогда не согреет его своей лаской, не улыбнется ему, не научит ничему их дочь. Покойная лежит в гробу в красивом платье, с белым платочком в руке, но безразличная ко всему – к мужу, новорожденной доченьке, дождю, который холодно капает на лицо. И вот она жизнь: малышка в его руках, розовощекая, полная энергии, которой, в свою очередь, безразлична смерть матери и непонятна вся трагичность случившегося.

Иринка закряхтела и открыла глаза. Уставилась на Василия Алексеевича с любопытством. Тёща нашла где-то кормилицу, и за ближайшее будущее дочери можно было не волноваться.

– Ну, по́лно, – сказала теща. – Застудишь девку.

Он кивнул работникам. Те, оставив на время лопаты, закрыли крышку гроба, опустили его в землю. Василий Алексеевич, крепко держа ребенка, наклонился, взял свободной рукой горсть земли и бросил в яму. Кончено.

На следующее утро он с узелком на плечах стоял на крыльце, когда вышла растрепанная после сна Антонида Ивановна. Поежившись, кутаясь в платок, она спросила:

– Решил, значит?

На днях обходили дома в пригороде, набирали рекрутов на войну с французами.

– Сбереги Ирину, – попросил он.

– Об этом не тревожься, – ответила тёща, и впервые Василий Алексеевич уловил в ее голосе теплые нотки.

Он слабо улыбнулся ей, кивнул и пошел прочь, исчезнув в предрассветных сумерках. Антонида Ивановна, перестав слышать звук тяжелых шагов зятя, вернулась в дом.

Гроза телефонных воришек

Следователь Алексей Тимохин брился в ванной комнате. В зеркале над раковиной отражалось лицо зрелого мужчины, тронутое первыми морщинками. Тимохин считал, что выглядит нормально – на свои 37 лет, хоть местами и начинает заплывать жирком. Впрочем, белая майка и домашние треники скрывали огрехи фигуры, но не скрывали крепкую мускулатуру.

Из кухни донесся звук заставки утренних новостей, недовольно кричала жена: «Ты почему еще не расчесалась? Дай сюда!». Опять трехлетняя дочка медленно собирается, нервирует Марину.

Тимохин ополоснул бритву под струей воды и продолжил приводить свою внешность в порядок. Раздался детский плач. «Да чтоб тебя», – ругнулся Тимохин. Утро только началось, а вектор напряженности уже вовсю стремился вверх.

– Да что ты сразу орешь, я совсем не дергаю! – истерично вопила жена.

– Мам, это ты всегда орешь в этом доме! – послышался голос Игоря, 14-летнего сына Тимохина.

Немного погодя Марина ворвалась в ванную. В свои 35 она выглядела молодо и ухоженно, даже сейчас – в банном халате с растрепанными мокрыми волосами – смотрелась весьма соблазнительно. Только злость Марины отваживала Тимохина от комплиментов или иных жестов внимания.

– О, а кто у нас в домике, как всегда? – начала тут же жена.

Тимохин ополоснул щеки, сохраняя непроницаемое выражение лица. Самое лучшее в таких ситуациях – отсутствие реакции на раздражитель.

– Удобно, правда? – не унималась Марина. – Вот вам удобно, мужикам!

Она взяла с полки фен, воткнула штекер в розетку, включила, стоя за Тимохиным и выглядывая из-за его плеча, пытаясь рассмотреть себя в зеркало. Суша волосы, Марина нервно водила феном из стороны в сторону. Тимохин придирчиво осмотрел подбородок, оценивая качество бритья.

– Умылся, побрился, пожрал, надел непонятную одежонку, и готов! – перекрикивала Марина фен.

Вытерев лицо, он развернулся к Марине, всем своим видом демонстрируя желание покинуть ванную комнату. Но ей было необходимо во что бы то ни стало донести свою мысль до супруга.

– Пять минут и готов! А жене – детей собрать, накормить, самой накраситься, одежду подобрать, ребенка – в сад.

Марина выключила фен и прижалась к стиральной машинке, давая пройти Тимохину.

Тот вышел и прошел в коридор, где перед зеркалом хныкала Олька. Она неумело пыталась расчесать свои волосы, завивающиеся на концах в симпатичные кудряшки. Из ванной комнаты снова послышался шум фена, прерываемый нарочито громким ворчанием жены: «У меня сегодня гости на площадке, мне надо выглядеть», «В садик опоздаем, снова выслушивать от воспитателя».

Тимохин вытер слезы у дочери, взял из ее рук расческу.

– Давай сюда. Ща все будет. За дело берется папа.

Олька с доверием глянула ему в глаза и улыбнулась.

Расчесал дочери волосы, как мог собрал волосики в хвостик на макушке. Они с Ольгой рассматривали прическу в зеркале, и Тимохин спросил у идущего мимо Игоря:

– Ну что, норм?

Игорь не отреагировал, а Оля энергично закивала и принялась обувать сандалии. Тимохин потрепал дочь по голове и пошел за сыном на кухню.

Небольшой плоский экран, установленный на стене, показывал новости. Игорь сидел за столом напротив, на ощупь поедая яичницу, так как все внимание ушло в соцсети, которые он просматривал в телефоне. Тимохин взял со стола полупустую кружку с кофе, сделал глоток, слушая передачу.

– Сын экс-губернатора Михаила Линника решил пойти по стопам своего отца и зарегистрировался кандидатом в депутаты Законодательного собрания, – вещал диктор. – В дальнейшем Леонид Михайлович намерен добиваться губернаторского кресла.

На экране появилось изображение упомянутого Леонида Линника – брюнета лет сорока, дающего интервью корреспондентам.

– Вот козел, – Тимохин поставил кружку на стол.

– Пап, ты чего? – отреагировал на реплику Игорь.

Тимохин молча выключил телевизор и снова пошел в прихожую.

Оля стояла в одной сандалии, а в руках держала вторую, мучилась с металлической застежкой.

Тихонов взял из ее рук обувь и, расстегнув ремешок, отдал обратно.

– Спасибо, папа.

Из ванной вышла Марина – с макияжем, красивой укладкой, но все еще в халате и раздраженная.

– Ну, куда ты обуваешься уже? – набросилась она на Ольку. – Видишь: мать не одета еще?

Оля застыла на месте, держа сандалию в руках.

– Дурдом какой-то… – бросила Марина и ушла в комнату.

Тимохин назвал про себя жену стервой, а сам присел на корточки перед дочкой.

– Ты это, давай второй надевай, мама сейчас махом, – шепнул он ей. – А я пойду тоже одеваться, а то папе на работе дадут по жопе за опоздание.

Оля засмеялась.

Из комнаты вышла Марина. Женщина, которая свела Тимохина с ума пятнадцать лет назад. С годами она стала еще привлекательнее, но характер портился. Возможно, Тимохин сам был отчасти в этом виноват… На Марине был брючный костюм, из-под пиджака выглядывал топ с глубоким декольте.

– Там такая работа, что не страшно, даже если уволят сразу, – прокомментировала она, уже без злости и раздражения, а так, по привычке.

Тимохин придерживался выбранной стратегии – молчание. Марина, наклонившись, обувала туфли.

– Хотя нет, – добавила она, – без папы все пропадет, он ведь у нас гроза телефонных воришек.

Протянув руку к декольте жены, Тимохин одернул вниз топ, заглянув глубже. Марина шлепнула его по руке. Оля, уже уставшая ждать маму, начала что-то ковырять в стене. Из кухни вышел Игорь.

– Пап, арестуй маму, она неуважительно относится к стражу порядка, – внес он свой вклад в утренний семейный полилог.

Марина выпрямилась, готовая дать достойный ответ и сыну, но заметила занятие Оли.

– Дочка, не нужно портить квартиру, за которую, – выразительный взгляд на мужа, – мама еще не расплатилась.

Взяв Олю за руку, Марина вышла, захлопнув дверь перед носом Тимохина, намеревавшегося чмокнуть обеих на прощание.

Художники и соседи

Задержаться на лестничной площадке у почтовых ящиков Тимохина заставили нарисованные мелом на почтовых ящиках крестики. Соседка, пожилая женщина, также в раздумье созерцала необычные художества.

– Здравствуйте, Елена Андреевна, – поздоровался Тимохин.

– А, Алексей. Вот полюбуйся.

– Крестики? – спросил он.

– Они, родимые, – кивнула Елена Андреевна. – И на моем, вот, стоит. И на Марии Степановны с седьмого.

– А на моем не стоит.

– Ну вот и думай теперь, что хотели…

Она, кряхтя, спустилась по лестнице на первый этаж.

– Кто хотел? – спросил Тимохин, спускаясь следом.

– А шастали тут двое. Темненькие. Не русские, кажись. Спросила, чего хулиганят.

Елена Андреевна остановилась у двери в свою квартиру.

– И что? – уточнил он.

Соседка пожала плечами и скрылась за дверью, не ответив. Тимохин тоже пожал плечами, постоял секунду, затем вернулся к ящикам и переписал номера отмеченных крестиками в свой блокнот. Теперь пора было спешить в участок.

Проходя по двору, Тимохин увидел впереди, у следующей девятиэтажной панельки, двух подростков, рисующих что-то на стене дома.

Он неслышно подошел к ним сзади – на стене крупными черными буквами красовался номер телефона. Мальчишки были в легких кофтах с накинутыми на головы капюшонами, рюкзаками за спинами. Наверное, немного старше Игоря, прикинул про себя Тимохин. Один держал в руке баллончик с краской.

– Восьмерка кривовато получилась, – отметил вслух Тимохин.

Парни резко обернулись.

Изображая ценителя живописи, зажав рабочую папку локтем, прищуривая глаза и массируя подбородок, Тимохин делал вид, что внимательно рассматривает надпись, как будто картиной любуется. На самом деле, он уже запомнил особые приметы парней. Сережка в ухе белобрысого и шрам над левой бровью, у лысого на шее виднеется часть татуировки – крыло, на пальце крупный перстень.

– Краски скудноваты…

Он сделал шаг ближе к парням. Тот, что с татуировкой, державший баллончик, тут же бросил его в Тимохина и крикнул напарнику «Валим!», после чего оба смотались.

Тимохин успел среагировать, закрыв лицо. Баллончик попал в руку и упал на землю. «Засранцы», – проворчал он, потирая ушибленное место. После сфотографировал нарисованный на фасаде дома номер телефона, поднял баллончик и закрасил несколько цифр. И далекому от полиции человеку было понятно, что молодые люди рекламируют какую-нибудь наркоту.

Именно в этот момент мимо дома шел, опираясь на палочку, Иван Петрович, сосед, остающийся к своим 70 годам на удивление бодрым и энергичным. Он не преминул остановиться:

– Здравствуйте, товарищ Тимохин.

– Доброе утро.

– Да где же оно доброе, когда родная милиция фасады домов портит?

Иван Петрович с укором глядел на баллончик в руке Тимохина.

Тот сначала смутился, но потом открыто посмотрел в глаза Ивану Петровичу и поправил соседа:

– Не милиция, а полиция. Не мешайте работать.

– Ну-ну, – буркнул Иван Петрович и побрел прочь, говоря как бы себе под нос, но нарочито громко:

– Иди на своем доме и работай, полицейский… Сталина на вас нет!

Да, утро понедельника начиналось интересно. Тимохин побрел на работу, предвкушая череду мелких дел – краж документов, кошельков и мобильников, бытовые скандалы, пьяные драки и прочая, и прочая… Но в следующем дворе его ждала очередная причина для остановки.

Недалеко от мусорных баков он заметил полицейский УАЗик, накрытое черным полиэтиленом тело и некоторое количество зевак, с которыми беседовал Петров, его коллега. «Моложе меня лет на десять, а делами занимается раз в десять более интересными и важными», – вздохнул про себя Тимохин. Заметив его, Петров махнул.

Сослуживцы пожали друг другу руки.

– Что тут у тебя? – поинтересовался он.

– Мужик вышел вынести мусор, упал посреди улицы, – охотно поделился Петров. Наверное, сердце.

Тимохин подошел ближе к телу, руки зачесались узнать подробности, опросить свидетелей, поразмышлять о происшествии.

– Ага, посмотри, вдруг он телефон у кого спер и в розыске, – съязвил Петров, заметив, как у коллеги загорелись глаза, и громко заржал. Но все-таки присел на корточки рядом с телом, откинул край полиэтилена.

Тимохин глянул в лицо умершему, потом на Петрова.

– Это Сидоренко Паша, – умерший оказался знакомым.

– Уже выяснили, – сказал Петров и поспешно прикрыл труп.

Затем он отечески похлопал сослуживца по плечу, как бы разворачивая его восвояси. Тимохин спокойным коротким движением убрал с плеча руку коллеги.

– Это мой одноклассник, – счел нужным пояснить он.

Тимохин и Петров некоторое время смотрели друг другу в глаза, потом Петров почесал подбородок и согласился:

– Ну ладно, это может пригодиться. Мало ли что вскрытие покажет.

– Я забегу тогда сегодня, – воодушевился Тимохин.

– Давай, – снова согласился Петров.

Тимохин пошел, наконец, на работу. Его теперешнее настроение мог бы удачно проиллюстрировать какой-нибудь первоклассник, вприпрыжку с портфелем торопящийся в школу после известия о замене нелюбимой математики на любимую физкультуру.

Мертвые одноклассники

Когда Тимохин, наконец, добрался до участка, возле кабинета его ожидали уже около десяти человек, преимущественно женщин разного возраста. Он громко всех поприветствовал и попросил проходить в порядке очереди. Сам вошел в кабинет и прошел к своему столу в углу у окна.

И потянулась «серая будня», как любил Тимохин исковеркать это слово, унылое, как его жизнь в последние годы.

Первый заявитель, женщина лет шестидесяти, жаловалась на зятя и просила арестовать его.

– Что послужило причиной конфликта?

– Да этот найдет причину, прости господи. Буйный он. Не знаю, что дочка в нем нашла. Зачем вообще было рожать от такого детей, чтобы по ночам раздетой к матери убегать?

– Почему сама не пришла?

– Синячина у нее в пол-лица, – показала на себе женщина. – Куда идти?

– Надо снять побои, пусть приходит сама.

Женщина тяжело вздохнула. Тимохин протянул ей распечатанный протокол:

– Внимательно прочитайте, пожалуйста, поставьте подпись, если все верно.

– Да-да.

Женщина черкнула закорючку, лишь бегло пробежав глазами текст. Она немного подержала заявление в дрожащих руках, затем отдала Тимохину и со словами «прости господи» покинула кабинет.

Тимохин отложил документ в стопку на краю стола. Вошел следующий заявитель – мужчина лет 40, в очках, с лысиной, с портфелем в руках.

– Добрый день, – вкрадчиво поздоровался он и присел на краешек стула.

– Здравствуйте, что у вас?

Мужчина замялся, не зная, с чего начать. Тимохин терпеливо ждал.

– Украли паспорт. Вчера. Сразу не пришел. А сегодня подумал, вдруг кредит оформят на меня, а где я возьму… Я учителем работаю, сами знаете, какие зарплаты…

– Ваше имя? – начал стучать по клавишам клавиатуры Тимохин.

– Евгений. Евгений Петрович. Евгений Петрович Кликушин.

– При каких обстоятельствах потерян документ?

– Я ехал в троллейбусе… А что, если уже кредит оформили на меня? Это можно как-то проверить?

Тимохину иногда казалось, что он ненавидит людей. Вот этот, например, сидит, учитель. Какой мужик выберет себе профессию учителя? Ну, допустим. Но каким учителем может быть такой мужик? Ведь мямля, ей-богу. Разве такого будут уважать дети? Еще поди ночь не спал – собирался с духом пойти в полицию сообщить о краже. А, может, и сам взял кредит, а паспорт выкинул. И сидит теперь, изображает из себя.

Приняв двенадцать человек за два с половиной часа, Тимохин отправился на перекур.

За углом здания, в котором располагался участок, было оборудовано специальное местечко с лавочками и урнами для курильщиков. Над лавочкой болтался прикрепленный к стене постер о негативных последствиях этой привычки.

Сюда подошел и Березин, начальник Тимохина, его ровесник. Невысокий худенький мужичок, часто лично участвующий в служебных операциях по поимке преступников, так как его внешний вид никак не ассоциировался в сознании обывателей и преступников с полицией. Березин поздоровался с курящими, Тимохиным, уселся рядом с ним и закурил.

– Всегда, это самое, удивляюсь тебе, зачем тут дышать дымом, если сам не куришь, – кажется, в сотый раз озвучил Березин мысль, которая, видимо, не давала ему покоя.

– Дым, товарищ капитан, по сравнению с запашком моих дел – как глоток свежего воздуха, – нашелся Тимохин.

– Ну-ну, – Березин с наслаждением затянулся.

– Ну, в самом деле, – решил развить свою мысль Тимохин, – эту бытовую мелочевку может распутать любой первокурсник, сам понимаешь. Почему нельзя дать мне нормальное дело?

Березин встал и выбросил, предварительно затушив, почти целую сигарету в урну.

– Это самое… Ты прекрасно знаешь, почему.

Начальник похлопал Тимохина по плечу и ушел.

Тут же к Тимохину подошел Петров.

– Что? Все поминает тебе случай с губернаторским сынком? – кивнул Петров в сторону ушедшего Березина.

– Сынок-то теперь сам без пяти минут губернатор, – вяло ответил Тимохин.

– Ууу, видимо, искать тебе пропавшие телефоны до пенсии.

Тимохин отмахнулся

– Что там с Сидоренко? – спросил он.

– Да обычная внезапная смерть, сердечный приступ, – пришла очередь Петрова отмахиваться.

– Внезапное, как правило, не бывает обычным… Сидоренко всегда выступал от школы на легкоатлетических соревнованиях.

– Ну вот и довыступался.

– А нет еще похожих случаев? – не хотел «отпускать» тему Тимохин.

– Случаев недонесения мусора до урны по причине внезапной смерти? – Петров сделал паузу в ожидании реакции собеседника на такую прекрасную шутку, но реакции не последовало. – Не ищи заговора там, где его нет.

Немного погодя Тимохин заглянул к сисадминам. В тесной комнате на два рабочих места во всю стену тянулся шкаф-купе, внутри которого были установлены серверы. В комнате всегда стоял негромкий, по-своему уютный гул компьютерных кулеров. Стол у стены, как обычно, завален «железками» – мониторами, клавиатурами – целыми и разобранными, тут же лежали мыши, разнообразные платы, дисководы и т. д. Под столом валялись корпуса от системных блоков и другое «железо».

Одно рабочее место пустовало, за другим сидел Джойстик, худощавый парень лет 25, в футболке с принтом на тему компьютерной игры «Сталкер». Возле него стояла кружка с коричневым налетом внутри, в которой плескался, надо полагать, кофе. Чуть дальше – коробка с двумя кусками пиццы в ней.

Тимохин даже не помнил, как зовут Джойстика. Он частенько в обеденный перерыв заскакивал к нему, дружески общались несмотря на приличную разницу в возрасте. Джойстик резался в компьютерную игру. Заметив Тимохина, улыбнулся, протянул правую руку для приветствия, но игру не прекратил.

– Обедаешь, – констатировал Тимохин.

– Да так. Будешь? – Джойстик, все так же не отрываясь от игры, протянул Тимохину коробку с кусками.

– А что бы нет?

Он взял кусок пиццы, откусил, прожевал.

– Мммм… Сам испек?

Джойстик улыбнулся шутке.

– Чем занят? – спросил Тимохин.

– Сеть проверяем, – Джойстик кивнул на пустое кресло, подразумевая, что где-то с другого компьютера с ним на связи коллега. – Саня у криминалистов настраивает, за стабильностью следим. Парная работа.

– В смысле сложная? Паритесь? – жуя, уточнил Тимохин.

– В смысле, в паре.

– В паре…

Тимохин перестал жевать, задумался, затем спешно проглотил остаток куска пиццы.

– Слушай, – обратился он к Джойстику.

Джойстик перевел взгляд с монитора на Тимохина.

– Давай найди мне Васюковича Андрея, 78 года рождения, – попросил тот.

– Блин, Леха, может, сам из своего кабинета, мне нельзя в базу, ты же знаешь.

– Давай, хакер, подо мной зайди. У меня там очередь из мелких краж, а дело важное, – не терпелось Тимохину.

Джойстик свернул игру, нажал несколько клавиш, и на экране появилась информация о Васюковиче Андрее 78 года рождения и…

– Ну вот он, – сказал Джойстик.

– Не понял…

Тимохин видел не только дату рождения, но и дату смерти – 14 мая 2017 года. Неделю назад. Он молчал.

– Что? Знаешь его? Друг твой?

– Одноклассник…

– Сочувствую.

– Да мы не общались…

Спешно попрощавшись с Джойстиком, Тимохин отправился в свой кабинет, набрав по пути номер Петрова.

– Васюкович и Сидоренко были друзьями, – рассказывал он в трубку, – они в матчах всегда парой играли. Не так давно занялись организацией матчей. Это я слышал от Светки, тоже с нами училась, она в СМИ работает, делала спортивный материал.

Петров в этот момент как раз сидел в кабинете у Березина, и они вместе слушали информацию по громкой связи.

– Может, какие-то внутренние разборки, – говорил Тимохин. – Не поделили нишу со «старичками», как считаешь?

Петров глянул на Березина, тот кивнул.

– Все может быть, – ответил он Тимохину. – Спасибо, Леш. Созвонимся.

Тимохин отключился и спрятал телефон в карман. У кабинета снова ожидали несколько человек. При его приближении они начали галдеть. Раздавались обрывки фраз «Срочно нужно найти», «Это не пойми что, средь бела дня подошел к ребенку», «Порезали сумку, там было все – ключи, деньги…».

Тимохин поднял обе руки вверх, ладонями вперед, бодрым голосом с дружелюбной улыбкой произнес:

– Заходим по одному в порядке очереди.