Loe raamatut: «Глупые люди»

Font:

ISBN 978-5-4496-5865-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Собака так преданна, что даже не веришь в то, что человек заслуживает такой любви

Илья Ильф

1
Лежа на одеяльце

На похоронах Ольги Сергеевны были только мы – Настя, волонтер из онкологического центра, и я, ее верный пес Масяня. Похороны и так вещь невеселая, но эти были уж совсем грустными. Совершенно никто не пришел проводить мою хозяйку в последний путь, и это очень странно. Люди вообще очень странные существа, видимо я никогда не смогу понять их. Все что я могу, это любить их, и до последнего дня быть преданным своему хозяину.

Преданность. Люди придумали это слово, но они понятия не имеют о том, что оно обозначает. Люди так же придумали слова «семейные узы», в мире животных это звучит как «верность стае», верность, преданность – одно и то же. О семейных узах люди тоже мало знают.

У Ольги Сергеевны трое детей, но никто из них не пришел на ее похороны. Только ее старшая дочь Лена несколько раз приходила к ней в больницу, приносила какие-то бумаги, хотела, чтобы мать их подписала, но все эти посещения всегда заканчивались ссорами и слезами моей хозяйки. Я знаю об этом, потому что Настя внесла меня в волонтерскую программу, только на таких условиях меня могли впустить в больницу.

Пока мы с Настей собирали кучу бумажек, справок, делали мне тысячу прививок, она рассказала мне о том, что ученые доказали, что собаки могут лечить больных людей, а неизлечимо больным облегчать течение болезни. Я долго ждал, когда смогу увидеть хозяйку, и терпеливо ходил с Настей по всем инстанциям. Прошло полтора месяца, и вот наступил этот момент, я лежал на больничной кровати в ее объятиях, ничего не может быть лучше, даже самая сладкая косточка. Она обнимала меня и плакала, как часто бывало дома, только в такие моменты она разрешала мне ложиться на кровать.

Однажды это было на полу, на моей кровати – одеяле возле батареи под окном в гостиной. Одеяло было маленьким, и я на него полностью не умещался, потому что вырос из него. Хозяйка сшила его для меня из лоскутов старых шерстяных одеял, когда-то давно она была проводницей на железной дороге. В верхнем левом углу она вышила мое имя. Это одеяльце было самой дорогой вещью, которая была в моем небогатом собачьем обиходе, потому что его своими руками сделала для меня хозяйка.

Когда одеяльце стало для меня маленьким, она решила его выбросить. Я не сразу понял, почему это на месте моей кровати лежит другое, самое обычное поездное одеяло, а мое родное одеяльце лежит свернутым в пороге возле пакета с мусором, приготовленным на выброс. Я отодвинул новое одеяло, принес старое одеяльце и положил его на место.

– Мася, ты чего притащил одеяло назад? – спросила меня хозяйка, – оно же маленькое. Я положила новое, мне для тебя не жалко, а это мы выбросим.

Я не понимал и не понимаю, как можно выбрасывать такие вещи? Ведь в них вплетена любовь. Пусть ее не видно, а видно лишь старое затертое лоскутное одеяло. Но любовь чувствуешь. Когда лежишь на нем, и твоя морда трется об одеяло, то кажется что это рука хозяйки гладит тебя. Никак иначе. Как можно выбрасывать любовь?

Я проспал одну ночь на новом одеяле, и это была ужасная ночь. Я чувствовал себя в приюте. Брошенным. Покинутым. Нелюбимым. Без хозяина. Для домашней собаки ничего не может быть хуже, чем быть без хозяина. Следующим утром, когда мы вышли на прогулку я прямиком направился на помойку за своим одеяльцем, слава богу его никто не забрал. Я вцепился в него мертвой хваткой и успокоился только тогда, когда Ольга Сергеевна сказала, что я могу его оставить. Но из зубов я одеяльце не выпустил, я положил его на его законное место, так оно и осталось у меня. В обед со мной гуляла соседская девочка, она любила это делать пока была маленькая, сейчас ей это уже не интересно. Вернувшись домой я снова не нашел своего одеяльца, я просто сидел и скулил возле батареи. Пришла Ольга Сергеевна и отвела меня в ванную.

– Смотри, вот твое одеяло, – говорила она, указывая пальцем в окошко стиральной машинки, – не выбросила я его, я уже поняла, что оно для тебя почему-то дорого. Но оно валялось на помойке, так что его надо постирать. – Она присела на корточки и потрепала меня за уши обеими руками, – чудная ты псина, вещи бережешь.

Одним зимним днем Ольга Сергеевна вошла в квартиру, сняла с себя заснеженное пальто и легла ко мне на пол, на одеяльце. Она прижалась ко мне и рыдала так, что мне казалось я не выдержу и умру, так мне было жалко ее. Люди ничего не умеют делать так хорошо, как страдать, этот экзамен они все до единого сдают на отлично. Я облизывал хозяйке лицо и мне на язык попадали ее слезы, мне казалось, что я даже чувствую вкус ее боли. Мне хотелось бы выпить все ее слезы, чтобы она была счастлива.

– Масенька, мой родной, только ты меня никогда не бросишь, – говорила она сквозь слезы, когда ее рыдания ослабли, и она смогла разговаривать, – только ты всегда со мной будешь. Ты же меня не бросишь? – вдруг испуганно спросила она, уставившись на меня, и даже на несколько секунд перестав плакать.

Я лизнул ее прямо в нос, мол, что за глупые вопросы ты вообще задаешь?! Куда я без тебя? Ты же весь мой мир. Моя семья. Моя стая. Мой вожак. Мы с тобой навсегда вместе, и даже после смерти мы тоже будем вместе. Глупая женщина…

Собаки видят все, слышат все, а то, что недосмотрели и недослышали, мы чувствуем. Сын Ольги Сергеевны – Сашенька (ни в коем случае не Саша, только Сашенька, и очень редко, когда надо поругать Александр) всю жизнь работал, строил карьеру и зарабатывал деньги. Купил квартиру, машину, помогал матери и младшей сестре, пока та не пристала к одной религиозной секте, и не укатила с проповедниками.

В сорок два года его вдруг застал кризис среднего возраста. Он говорил, что у него есть все, кроме того, что человеку действительно нужно. Нет любви, семьи, детей, продолжения себя. И пустился он в поиски той самой любви. Спустя год поисков он пришел к выводу, что женщины сейчас не хотят замуж, они хотят независимости, строить карьеру, секса без обязательств, и вообще всего без обязательств. А Ольга Сергеевна воспитала Сашеньку так, что семья это святое, и женщина в ней это святое, хранительница очага, мать, мудрость и тихая гавань. В ночных клубах он не нашел хранительницы очага и тихой гавани. Не находил он ее и на сайтах знакомств. После двух лет непрестанных поисков Саша уже отчаялся, и в тот самый момент, по воле случая встретил Катюшу.

День у него выдался самый что ни на есть поганый, он попал в аварию, с ним все было хорошо, но вот машину срочно пришлось сдать в ремонт. Он опоздал на важное совещание, и его друг решил подменить его, урвал случай, залез без мыла в задницу спонсорам и заключил большой контракт. Сашин начальник не обратил внимания на то, что это Саша, а не его уже не друг четыре месяца обрабатывал клиента, он сделал всю работу в одиночку, а сливки снял другой.

Саша возвращался вечером домой на метро, потому что так было быстрее, давненько он не бывал в такой толпе злых и обиженных жизнью людей. Все куда-то спешат, усталые, замотанные. Женщина, стоявшая рядом с ним, составляла список продуктов, потом достала кошелек, пересчитала деньги и вычеркнула курицу и творог из списка. С другой стороны стоял мужик-работяга, от него крепко пахло алкоголем, Саша отвернулся, но это не особо помогло.

На очередной станции вагон набился битком, но бабуля с тачкой упорно продвигалась к уступленному ей таджиком месту. Попутно она порвала одной женщине колготки, зацепив их тачкой, и они сцепились не на жизнь, а на смерть. Саше было не по себе, ему хотелось сбежать из этой толпы прокаженных. И как вообще люди живут каждый день вот такой жизнью? Завтра поеду на такси, решил он, подходя к дверям, так как следующая станция была его.

Возле дверей стояла красивая девушка, она читала бумажную книгу, Сашу удивило это. Из кармана ее сумочки торчал телефон, и когда двери вагона открылись, стоявший рядом с Сашей парень выдернул этот телефон из кармана и рванул что было духу из вагона. Саша не думал ни секунды, он рванул за ним. Он очень быстро бегал, и догнал вора уже через минуту, повалил его на пол и отобрал телефон. Когда он поднял глаза, то увидел бегущую к ним хозяйку телефона. Так они и познакомились.

Катюша была из Украины, в тот момент она жила у подруги. Утром того дня подруга ясно дала понять, что Кате нужно срочно подыскать себе другое жилье, так как она будет жить со своим новым парнем, а третий, как известно лишний.

– Она меня уже практически выставляет на улицу, – рассказывала она Саше на их втором свидании.

– Хочешь, поживи у меня, пока не найдешь жилье, – предложил Саша.

Он был без ума от Катюши, влюбился в нее с первого взгляда, и думал, что такого не бывает, да еще и в его возрасте. Кате же было девятнадцать лет. Она была умна и хитра, за свою недолгую жизнь, наученная войной и нищетой, она поняла, что практически все можно купить за деньги. Она была не прочь их заработать, но без документов и образования ей не светила большая карьера.

Не так давно она в разговоре все с той же подругой поняла, что нужно найти богатого мужика, родить ребенка и сесть ему на шею. Это лучший вариант. Но богатые мужики в метро не ездят, где их взять? Оказалось, что иной раз ездят, Кате несказанно повезло, и она вцепилась в этот шанс.

Через неделю она переехала жить к Саше. Сначала она говорила, что ищет жилье, попутно пекла пироги, стирала рубашки, вылизывала квартиру, была необузданной и раскрепощенной любовницей, и через месяц Саша сказал ей, что это ее дом, и никуда он ее от себя не отпустит.

Все были счастливы, до знакомства с мамой. Ольга Сергеевна хоть и не подала виду, но сразу смекнула, в чем тут дело. Сначала она ничего не говорила Саше, ведь можно совместить приятное с полезным. Ну хочет девка хорошо утроиться в жизни, здесь ее не в чем винить, все хотят, главное чтобы она Сашеньку не использовала, а тоже любила, тогда и горевать нет повода.

Когда Саша покупал квартиру, главным критерием была близость к дому матери, жить в одном районе было обязательно. Несмотря на это с течением лет он все реже заглядывал в гости, работы много. Последние несколько лет мы с Ольгой Сергеевной, гуляя по вечерам, ходили к Сашиному дому. Хозяйка садилась на лавочку и смотрела в его окна, даже когда в них было темно. Я чувствовал такую же темноту, зияющую у нее внутри, ей было очень одиноко. Тогда я подходил и клал голову ей на колени. Она не слышала, но я разговаривал с ней. Я говорил, что она самый добрый человек на свете, и это не только потому, что она моя хозяйка. Говорил, как сильно я люблю ее. Когда-то даже принес ей найденную мною свежую кость, она правда не оценила, и заставила выплюнуть.

И вот, спустя три месяца после их знакомства Саша с дрожью в голосе сообщил нам, что Катюша беременна, и они в ближайшее время поженятся. Свадьбы не будет, только роспись. Саша был на седьмом небе от счастья, и все больше работал, ведь ребенок требует больших затрат, соответственно и меньше бывал дома.

В тот день Ольга Сергеевна наварила холодца.

– Сейчас гулять пойдем, и зайдем к Сашеньке, – говорила она, надевая на меня ошейник, – холодца им отнесем. Катюша себя плохо чувствует, вот мы ее и подлечим, да? Сделаем сюрприз!

Подойдя к Сашиному дому, мы не увидели в окнах свет.

– Может она спит, а, Масянь, как думаешь? А тут я приперлась со своим холодцом… давай посидим на лавочке, подумаем что делать.

Пока мы сидели и думали, за домом остановилась машина. Она была довольно близко к нам, но нас видно не было. Ольга Сергеевна всегда садилась на эту лавочку, потому что фонарь над ней не горел уже давно, а она не хотела, чтобы Сашенька невзначай увидел ее в окно, ни к чему ему лишний раз переживать о том, что мать страдает от одиночества.

В машине загорелся свет, и мы увидели в ней Катюшу, разодетую и разукрашенную. С какой любовью она смотрела на мужчину сидящего рядом с ней, с какой страстью целовала его! Я даже залюбовался, а потом опомнился. Я глянул на хозяйку, она остолбенела, сидела, не шевелясь, как изваяние, только слезы ручьем льющиеся из ее глаз были живыми и одухотворенными.

Минут пять она сидела и смотрела на то, как Катюша не может расстаться со своим любовником, а потом вытерла слезы и резко встала с лавки. Лежащий у нее на коленях пакет с холодцом с лязгом упал на землю. Крышка металлического судка открылась, и холодец устремился наружу, а я устремился к холодцу. Было вкусно, но мало.

– Мася пойдем, – с каким-то надрывом в голосе сказала Ольга Сергеевна.

Я не мог прекратить слизывать с земли куски вкуснейшего холодца, но понимал, что идти надо. Еще кусочек, еще секундочку, две секундочки, ну пожалуйста! И тут она как крикнет, у меня аж кусок в горле застрял.

– Мася! Я умоляю тебя, пойдем!!!

Мне кажется, что никогда в жизни она не кричала так громко и так пронзительно, наверное так ревет медведица, защищая своего детеныша. Когда она замолчала, то тишина повисла в воздухе и стала осязаемой. Я кинул взгляд на машину, Катя смотрела на нас с гримасой ужаса на лице. Потом глянул на хозяйку, в ее глазах была мольба, и я понял, что сейчас я должен делать все, о чем она меня попросит, даже прыгнуть с крыши. Я бросил холодец и подошел к Ольге Сергеевне, прижался к ее ноге. Она взяла меня за ошейник, и мы медленно, но твердо пошли домой.

Хозяйка так крепко вцепилась в мой ошейник, что он душил меня все сильнее и сильнее, но я не издавал ни звука. Я понимал, что сейчас вся ее злость и разочарование, несбывшиеся надежды и боль за сына вложены в кулак, который обвился вокруг моего ошейника. Пусть лучше она придушит им меня, чем разобьет об Катину морду. В какой-то момент я все же не выдержал и невольно захрипел, тогда она отпустила ошейник и присела ко мне.

– Прости меня, хороший мой, – говорила она сквозь слезы, – ты ни в чем не виноват, прости меня.

Через неделю неожиданно и без приглашения к нам в гости пришел Саша. Сказал что переживает, потому как звонил несколько раз, но мать не брала трубку. Я слышал все эти звонки, и говорил ей, что нужно хотя бы ответить и сказать сыну, что ты жива-здорова, но она меня конечно не слышала. Она ушла в себя, и все время молчала, обычно она много говорит вслух, иногда мне кажется, что она разговаривает со мной, а иногда кажется, что она разговаривает сама с собой.

Тогда она молчала, всю неделю молчала, были только обрывистые фразы: «Мася, гулять пойдем?», «кушать будем?» и так далее. Она садилась на кухне возле окна и часами смотрела на улицу. Я садился рядом с ней. Потом она вставала, включала телевизор и садилась на диван. Она смотрела в телевизор, но мне кажется, что не видела и не слышала ничего. Я ложился у ее ног. За день до прихода Саши она сорвалась на меня, но я не обиделся. Она встала с дивана и споткнулась об меня, чуть не упала.

– Ну чего ты тут разлегся?! Что ты вообще за мной везде таскаешься? Тебе что заняться нечем? Ходишь за мной хвостиком!

Я опустил морду вниз и прижался лбом к ее ноге. Я всегда так делал, когда она злилась не на меня. Хозяйка села рядом со мной на пол и заплакала. Она не говорила ни слова, но та боль, которая исходила из нее заполняла комнату в геометрической прогрессии. В тот момент я начал недолюбливать Катю, из-за нее моя хозяйка плачет.

– Мама, почему ты не берешь трубку? Я уже волноваться начал, думал, случилось что-то, – начал возмущаться Саша с порога.

– И неделю ждал, чтобы зайти и посмотреть?

– Катюша сказала, чтобы я тебя не трогал, что ты наверное отдохнуть хочешь от нас, и не надо навязываться.

– Хм, Катюша сказала… понятно.

Ох и зря же он помянул Катюшу всуе! Я понял, что сейчас тут будет жарко и смылся под кухонный стол. Но как ни странно Ольга Сергеевна взяла себя в руки и промолчала. Сказала, что действительно не очень хорошо себя чувствует, потому и не хочет никого видеть и слышать. Даже извинилась за свое поведение.

Но я-то знал свою хозяйку как облупленную, меч все равно падет на чью-то шею, дай только время. Но времени много не понадобилось. Как только за Сашей закрылась дверь, Ольга Сергеевна позвонила Кате.

– Слушай меня гадина внимательно, ты сама уйдешь от Сашеньки. Мне плевать, как ты это сделаешь, но ему ты больше голову морочить не будешь! Если сама не уйдешь, то я ему расскажу, что видела тебя с другим мужиком, поняла меня?

Что ответила Катя, я не слышал, но на этом разговор был закончен. Остаток дня был тяжелым, хозяйка несколько раз измеряла давление и пила таблетки. А ночью совсем плохо стало. Я спал возле ее кровати, хотя в комнате у Ольги Сергеевны всегда прохладно, она даже зимой приоткрывает окошко, а я люблю тепло, потому и сплю на одеяльце и возле батареи.

– Мася, ты тут? – спросила она негромко, и я тут же запрыгнул к ней на кровать. – Масечка, я наверное сейчас умру, полежи со мной пока я буду умирать, а то одной это оказывается очень страшно.

Я лизнул ее в нос и спрыгнул с кровати, вышел из комнаты и направился к входной двери, Ольга Сергеевна не запирала ее на замок уже много лет именно на такой случай. Я встал на задние лапы, передними уперся в дверную ручку и опустил ее вниз, дверь открылась. Но дверь у соседей оказалась заперта.

Я стучал лапой в дверь, но мне никто не открывал. Тогда я начал выть, когда-то хозяйка сказала мне, что так воют только волки на Луну, жалобно и протяжно, как будто хотят рассказать ей о своей печали. Я же сейчас хотел, чтобы мне просто открыли дверь, и выл все громче и громче. Меня услышали, дверь открыл заспанный сосед в семейных трусах.

– Людк! Тут этот волкодав под дверью воет, поди-ка, глянь, может с Ольгой Сергеевной случилось чего, – крикнул он жене.

– Сам ты волкодав, – прыснула та на мужа, завязывая халат, – Масяня у нас лабрадор, волкодав бы тебе уже давно яйца откусил.

Люда вызвала скорую помощь, и мою хозяйку забрали в больницу. На это время меня забрал к себе Саша. За ту неделю, что я пробыл у них с Катей, я узнал много интересного.

– Говорю тебе, я ей не нравлюсь, – постоянно говорила Катюша Саше.

– Не говори ерунды, моя мать любит всех на свете, ей бы наоборот, стервозности поучиться.

– Я не хотела тебе говорить, но все-таки скажу, – запела Катя ту же песню спустя два дня, – она вообще ведьма, я в коврике возле порога иголку нашла, у меня такой не было.

– Ну а при чем тут мама?

– При том, что кроме нее никто за последнее время не приходил к нам домой.

– Да просто с улицы обувью занеслась. Мне кажется, ты уже перегибаешь.

– Нет, я тебе докажу.

– Докажи, тогда и поговорим.

И она доказала. За свою жизнь я видел много человеческих качеств, но с затаенной злобой познакомился лишь тогда. Гуляя со мной Катя начала очень активно общаться с местными бабульками. Оказалось, что одна из них давно недолюбливает Ольгу Сергеевну. Эта бабка раньше жила в нашем подъезде, их было много в одной квартире, и они стояли в очереди на расселение. Когда построили новый дом, то бабку отправили жить сюда, а в старой квартире осталась ее дочка с двумя детьми.

Дочка эта всю жизнь была тайно влюблена в Сашу, и как только она не пыталась привлечь его внимание, ничего у нее не получалось. В отместку она даже вышла замуж за Сашиного друга, а тот спустя несколько лет связался с бандитами, и теперь сидел в тюрьме, ему пришили дела за всю банду, и сидеть ему было еще очень много лет. Винила дочь в своей несложившейся жизни естественно Сашу.

Пока дочь пыталась завлечь Сашу, ее мать, нынешняя бабка (не знаю, как ее зовут) пыталась завести знакомство поближе с моей хозяйкой, чтобы через нее повлиять на Сашин выбор. Но моя Ольга Сергеевна не захотела водить с ней близкое знакомство, так как была приличной, интеллигентной женщиной, а эта была бабой базарной (так она ее и называла). И Базарная Баба затаила на хозяйку злобу.

Катя выяснила всю эту злачную историю и вывернула ее в свою пользу. Она случайно обронила пару слов о якобы найденной иголке, и Базарная Баба подхватила ее и разнесла по всему району.

Через два дня Саша вернулся с работы озадаченным.

– Милый мой, что случилось? – спросила Катя, снимая с него пальто.

– Я тут в подъезде бабок встретил, и они мне таких гадостей про маму наговорили. Сказали что она и правда ведьма, Марья Семеновна (так вот как ее зовут!) раньше в одном подъезде с мамой жила, так она столько всего рассказала… я и не думал, что такое вообще бывает. Говорит, что она кому-то дверь петушиной кровью облила, и там человек умер. Мне кажется, что все это бред сивой кобылы, это же моя мама, я ее знаю, этого всего быть просто не может!

– Дорогой, – щебетала Катя, снимая с Саши ботинки, – я тебе сразу об этом сказала, но ты ведь мне не хочешь верить. Вот, теперь тебе даже чужие люди об этом говорят.

– Я завтра съезжу к ней и поговорю об этом.

– Ты с ума сошел! Она же и так в больнице, ей волноваться нельзя!

– Ты ж моя хорошая, она тебя вроде как обидела, а ты все равно ее защищаешь, моя добрая девочка.

Ух, как же мне тогда было жаль, что я не умею говорить! Я пытался, но получил ремня за то, что разлаялся на весь дом.

На следующий день Саша все же поехал в больницу к матери, и рассказал ей об этих абсурдных историях. Хозяйка выгнала его взашей и сказала, чтобы он больше в больницу к ней не приходил, видеть она его не хочет. А перед этим спросила, уверен ли он в том, что ребенок, которого ждет Катя от него. Обо всем этом он рассказывал Кате по телефону, по громкой связи, так что я все слышал. Та, недолго думая, вызвала скорую помощь, сказала, что у нее якобы сильно разболелся живот, и она боится, как бы с ребенком чего не случилось.

Вечером, рассказывая обо всем этом Саше, она заявила, что мать его, точно ведьма, и это она хотела, чтобы Катя потеряла ребенка, сглазила ее в отместку за Сашины слова в больнице.

– Милый мой, ничего ей больше не говори, а то мы так без ребенка останемся, а может вообще она меня в могилу сведет.

Вероятно какими-то особыми чарами обладала Катя, потому что я заметил, что Саша начал верить во все это.

Я был счастлив вернуться домой, когда Ольгу Сергеевну выписали. Но она ходила тихая и мрачная. Два месяца они с Сашей практически не общались, а потом случилось страшное. Катю сбила машина, и она умерла на месте. Сашин мир рухнул. Все вокруг перестало существовать. Был только Сашенька и его горе, хозяйка даже иногда забывала обо мне. Но я не обижался, я понимал, что это сейчас последнее, о чем она должна думать.

Хозяйка проводила дни напролет у сына, так как он начал пить. Это продолжалось полтора года, она ничего не могла сделать. Сашу уволили с работы. Он спился до такой степени, что однажды мы с Ольгой Сергеевной увидели как он, стоя возле магазина, просит у прохожих мелочь. Еще никогда я не чувствовал от своей хозяйки такой невыносимой боли. Она стояла как вкопанная минуту, потом мы развернулись и ушли прочь от того магазина.

А потом одним зимним днем ее терпение кончилось, и она хотела сдать Сашу в лечебницу. Когда она пришла к нему домой, он сказал ей, что это она виновата. Что она и правда ведьма, и что это она убила Катюшу, его любовь и их ребенка. Сказал, что она ему больше не мать, и если он ее случайно встретит на улице, то пройдет мимо. Хозяйка рассказала мне об этом, когда мы лежали с ней на полу, на моем маленьком старом одеяльце.