Tasuta

Под знаменем черной птицы. Книга 1

Tekst
6
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Глава 14

– Чувствуешь запах воды? Перейдем реку, после остановимся на ночлег.

Айвен принюхалась, но так нечего и не почувствовала.

– Далеко еще? – с каждым метром жажда мучила все сильнее.

Кот прикусил губу и перебирал пальцами, словно бы пытался решить в уме непосильную задачу.

– Как хороший секс.

– О, весьма точное определение.

– Какое есть, – пожал плечами кот. – Слишком устал, чтобы еще выдумывать.

Айвен мысленно выдала ему подзатыльник, но дальше допытываться не стала. До сих пор вспоминались первые из котов, которых ей предоставили в качестве боевого усиления. Сражались они неплохо, временами. Зато есть, мыться и даже ходить в туалет могли только по приказу. После котов усовершенствовали, добавили им сообразительности, но не слишком много. Все же обладая такой физической силой и развитым интеллектом, имусы могли бы и свергнуть примов.

Айвен автоматически считала секунды, чтобы отвлечься от усталости и монотонного передвижения. Темнело достаточно быстро, и приходилось все больше сил тратить на наблюдение за окружающим пространством. Имус тоже молчал, постоянно принюхиваясь и дергая ушами. Он видел хуже Айвен, зато другие чувства полностью компенсировали этот недостаток.

– Уже близко. Но в воде полно хищников, придется остаться на этом берегу.

– Убьем парочку и перейдем. Заодно поедим.

Сейчас она здорово жалела, что не отрезала кусок от того крота. Пускай мясо и было жестким и откровенно смердящим, зато хорошо восстанавливало энергию.

Кот без предупреждения сменил форму и прыгнул вперед. Айвен по-прежнему ничего не видела, кроме той же однообразной травы, но все же вытащила нож и выставила его перед собой. Кот тоже исчез, только звуки борьбы и невнятное рычание намекали, что он где-то рядом. Внезапно кто-то тонко заскулил, словно бы вымаливая себе последние мгновения жизни, и мир вокруг резко изменился. Степь исчезла, сменившись широкой рекой, а в паре десятков метров кот догрызал горло здоровенной рогатой твари, наполовину скрывшейся в воде. На запах крови к месту битвы уже начали собираться ящеры и мелкие рыбы, и имус ловко выпрыгнул на берег, отряхиваясь от воды.

– Ты бросил наше мясо! – Айвен с сожалением смотрела на медленно исчезающего зверя, тушу которого уже рвали местные хищники.

– Так иди и отбей, – он устало махнул рукой и поплелся выше по течению.

Айвен вздохнула и последовала за ним. Зря она это сказала, кот молодец, что смог распознать иллюзию. Откуда она здесь? Точнее, откуда здесь животные, способные на такой фокус? Седес изменился, стал совершенно чужим. Впрочем, как и весь остальной мир.

– Там моллюски на ветках, насобираем на ужин?

Кот, не останавливаясь, вздохнул и сломал пару веток. Айвен взялась за дело активнее, и через пять минут у нее в руках была целая охапка. Все равно питательная ценность у них невысокая, оставалось надеяться, что на вкус они будут получше крота.

– Я начинаю тебя бояться, – имус сломал еще несколько веток, после чего все же начал переходить реку.

– Мудро, – Айвен оглядывалась по сторонам, но, кажется, все хищники сейчас пировали тушей убитого котом зверя.

Имус же внезапно прыгнул с места, взметнув кучу брызг, выхватил меч и вытащил из воды здоровенную рыбу. После чего так же с мечом отдал Айвен.

– Держи. Большой, вонючий и питательный. Все как ты любишь.

– Благодарю. Мне можно одной его съесть?

Айвен взвесила рыбину на руках, килограмм шесть с небольшим. Вполне можно наесться.

– А после тебе хватит сил раздробить еще один снаряд у меня в почке?

– Возможно.

– Хочешь, еще пару таких поймаю?

– Ты меня переоцениваешь, столько не съем.

Когда они вышли на берег, кот с удовольствием повалился на землю и свернулся в клубок. Айвен же выпотрошила рыбу, после чего запихнула в рот здоровенный кусок. Он вонял тиной и не очень отличался от нее на вкус, зато по питательной ценности был весьма хорош. Только мелкие кости так и норовили впиться в небо и язык. Что ж. Будет жевать тщательнее. Ополовинив рыбину, Айвен наконец-то почувствовала приток энергии. Мир сразу же стал ярче, ночь наполнилась запахами и звуками. Прекрасное чувство, словно бы обретаешь зрение после долгой слепоты.

Теперь можно подумать и о коте. Айвен вымыла руки в воде, поморщилась от рыбного запаха и села рядом с имусом, погладив того по спине. Когда-то ее учили, что перед тем, как причинять боль, нужно сделать что-то приятное.

– Хороший котенок, хороший. А теперь быстро раздевайся и ложись на живот.

Кот сел и склонил голову набок, словно бы прислушиваясь к чему-то. Айвен же сложила руки на груди, намекая, что не собирается повторять второй раз. Имус хмыкнул, но все же выполнил ее распоряжение без лишних вопросов.

Он раздевался неспешно, без лишней суеты. Не пытался с ней заигрывать или красоваться. Хотя, как и все коты, был хорошо сложен, на такое тело приятно посмотреть. Еще по его коже расползались темные татуировки. Орнаментные узоры и две птицы: на спине и груди, как символы двуединого божества.

Кот сложил одежду на землю и теперь нависал над ней и разглядывал.

– Сейчас я измельчу дробь, затем усыплю тебя на пару часов, – проговорила Айвен. – Потом твоя очередь дежурить. А одежда пока посушится.

– Тогда и постирай ее.

– Это наглость.

– Это рациональность. Но можешь сама лечь спать, а я займусь стиркой, кто-то должен это сделать: наши вещи пропахли кровью, – также спокойно проговорил он, затем сел с ней рядом и повернулся спиной.

– Уговорил.

Айвен положила руки коту на поясницу, чем ближе к месту воздействия, тем меньше энергии потратится. Но дотронуться до изображения символа Уводящего так и не смогла. Наверное, так и не научится спокойно относиться к этой птице, погубившей весь ее мир.

Она помнила, как погибли сестры. Они продержалась долго, но синий туман уничтожил и их, вместе с остатками ее войска.

«Дойди…дойди…дойди…».

Айвен не знала, слышала ли она на самом деле послание сестер, или же оно было плодом воображения. Но шла. Упрямо шла вперед, когда туман жрал ее тело. Знала бы, чем в итоге все обернется… Айвен тряхнула головой и передвинула руки, совсем немного, чтобы пальцы коснулись нарисованных когтей. Ничего не произошло. Она по-прежнему жива и все в том же кошмаром состоянии, что и раньше.

– Полечи, потом щупай, сколько хочешь, – недовольно отозвался кот, уже мелко дрожавший от холода.

– Не отвлекай.

Она надавила на кожу, вычисляя положение дробинок. Четыре из них двигались вниз и наверняка вызывали сильную боль. Но кот ни разу не пожаловался. И не остановился.

– Как ты вообще дошел?

Она постаралась измельчить все снаряды, хоть и потратила на это почти весь скопленный запас энергии. Сейчас она беспомощней альтера, коту ничего не стоит взять и… Стало трудно дышать, по спине побежали мурашки, а мысли спутались.

Айвен одернула руки и отстранилась от имуса, забыв усыпить того. Но он только улегся на бок и подтянул колени к груди.

– Представлял себе этот момент: я могу лежать и боли почти нет. Спасибо.

После чего он подмигнул, закрыл глаза и почти сразу заснул.

Айвен же подтянула к себе рыбу и продолжила есть. Похоже, у нее начало развиваться какое-то психическое расстройство. И обратиться с ним не к кому: до психотерапии на Авроре дойдут нескоро. Да и стыдно. Долгое время считалось, что примы ничем таким не страдают.

Нужно просто хорошенько обо всем подумать. Куда идти, что делать, кому доверять. Расставить все по местам, возможно, написать еще один отчет на имя главнокомандующего. Самой на него ответить и успокоиться. Но лучше вначале поесть.

После рыбы настала очередь моллюсков. Айвен поглядела на них почти с ненавистью, отложила на время и сгребла всю одежду для стирки. Хорошо, что у нее завалялся кусок мыла. Айвен вытащила его из тени и отругала себя за непредусмотрительность: что стоило насовать туда же пару ножей, по примеру кота?

Она опустила вещи в воду, чтобы немного размочить грязь и кровь, после чего вытащила их на камни и принялась натирать мылом. За пять тысяч лет кусок ничуть не потерял своей способности разъедать грязь, выталкивая ее наружу вместе с пеной, так что через пару минут она уже развешивала вещи по кустам.

Стиркой Айвен было не испугать. За время учебы в военной академии она, казалось, перестирала центнеры вещей, сказала бы точнее, но в то время она еще не умела производить подобные подсчеты. Позже, когда она сама вошла в число командного состава и появились люди, на которых можно было бы спихнуть хозяйственные заботы, именно воспоминания об этих постирушках заставляли Айвен саму следить за своей формой.

А теперь дожилась до того, что стирает тряпки имуса. Айвен вздохнула и села рядом с котом. Коты вечно мерзли, на привалах они жались друг к другу, сколько дополнительных слоев одежды не выдай.

Но этот бы точно не стал ни к кому жаться. Интересный экземпляр. Внешне – почти идеальный представитель своей разновидности, разве что по росту не добирает около трёх сантиметров, а по характеру и умственному потенциалу – практически прим. Впрочем, у Айвен была теория на этот счет.

Стоило ей прислониться к его спине, как кот вначале дернулся, затем все же придвинулся поближе. Кожа у него оказалась настолько ледяной, что Айвен пришлось отодвинуть в сторону моллюсков, лечь и обнять кота за плечи.

– Обещай, что если соберешься меня убивать, сделаешь это быстро, – пробормотал он.

– Обещаю, котенок. Ты даже не проснешься, – она погладила имуса по волосам.

– И не закапывай кости. Мясо-то ты наверняка съешь. Ненавижу откапываться из-под земли.

Айвен не стала отвечать на эту глупость, тем более что на полный желудок и возле нагревающейся спины имуса ее клонило в сон. А нужно продержаться еще час сорок семь минут до кошачьего дежурства.

 

– И давай я тебя обниму, так привычнее.

Он перевернулся лицом к Айвен и обнял ее за плечи. Так и правда было удобнее, зато поза вышла донельзя двусмысленной.

– Если все равно не спишь, последишь, чтобы нас никто не съел?

Кот кивнул и прижал Айвен к себе, явно наслаждаясь теплом.

– И обещай, что если решишь меня изнасиловать, сделаешь это быстро.

– Ты даже не проснешься.

Айвен не видела лицо кота, но чувствовала, как тот ухмыляется. Ничем не прошибить.

И хорошо. С другим бы они не смогли пройти такое расстояние по незнакомому миру. Она тоже обняла имуса и мгновенно уснула.

***

С первого взгляда ее нельзя было принять за корону. Обычный серебристый ободок с единственным камнем в центре, на подобное редкий вор позарится, тем более тот, что сможет проникнуть в здание Совета. Но Крей вором не был и точно знал цену этому ободку.

Корона императора всех родившихся под светом лучезарного и их потомков. Надевший ее не становился сверхсильным, не умножал доступный ему магический потенциал, он всего-навсего обретал власть над волей всех людей и мог отдавать приказы, которые нельзя нарушить.

Отличная возможность изменить мир, уменьшить царящее в нем зло. Потому каждый вечер четвертого дня месяца, ровно за час до заката, Крей приходил в зал с короной и пытался ее поднять. Спускался по ступенькам, приветствовал охранявших артефакт стражей, показывал им документы и разрешение от Совета, ловил тщательно скрываемые злорадные усмешки, после терпеливо ждал, пока один из хранителей нарочито медленно отопрет дверь, и входил внутрь.

Осколок сознания менталиста, живущий у него в голове, слишком хорошо умел считывать эмоции, потому Крей был в курсе всего того, что о нем думали окружающие. Помешанный на власти извращенец, еще более безумный, чем великий князь Трокса. Но когда перед тобой стоит великая цель, есть ли дело до сплетен?

Потому Крей игнорировал усмешки, косые взгляды и медлительность хранителя и все равно шел к короне. Даже сегодня, когда он невыносимо устал и потратил столько энергии на создание заключенного в шар портала до Седеса и его активацию. Нельзя отступать от намеченной цели.

Крей дождался, пока посторонние покинут хранилище, прошептал молитву водным богам, – не потому, что так уж в них верил, скорее не мог побороть привычку, – затем притронулся к короне. Холодная и будто бы наэлектризованная, пощипывающая пальцы легкими укусами разрядов, она не сдвинулась и на долю миллиметра. Как всегда.

В минуты отчаяния Крей считал корону шуткой древних и переставал верить в то, что ее вообще можно сдвинуть. Но если и существовал в обитаемых мирах способный на это человек, то звали его Карлайл Шен. Он родился весной, еще мальчишкой лишился имени, став Креем, после восьми переливаний чужой энергии окончательно потерял свое лицо и любил самую красивую из женщин. Любил настолько сильно, что ради нее был готов выйти на битву с самой смертью. Но сейчас ему снова придется причинить ей страдание.

Крей выбрался из хранилища, не став дергать корону во второй раз, дошел до зоны в представительстве, где не было ограничений на магию и телепортировался в свое жилище, расположенное на одной из тихих, дрейфующих вслед за Прималюсом платформ.

Во дворце лорда-протектора слишком шумно и многолюдно для нормального отдыха, да и ей там было бы некомфортно. Хотя последнее время ей нигде не было комфортно, несмотря на все усилия Крея.

Он вышел посреди зала для прибытия гостей, затем направился в северную часть дома, самую защищенную и напичканную охранной магией и артефактами. Крей торопился и одновременно боялся заходить к ней. Торопился потому, что самое короткое свидание дарило ему радость и настоящее счастье, а замешанный на стыде страх вызывало то, что он снова будет просить ее потерпеть и обойтись без столь необходимой пищи.

– Здравствуй, – Крей зашел в комнату, но ее обитательница даже не пошевелилась. Кажется, со вчерашнего дня она так и не покинула любимое кресло. Густые темные волосы полностью скрывали лицо, пальцы все так же сжимали подлокотники, а соскользнувший с плеч платок небрежно валялся на полу. Начатая при нем вышивка не продвинулась ни на стежок. Наверняка и готовый участок был сделан с целью порадовать Крея, а не ради удовольствия.

– Я принес твою еду, – он поставил на столик одинокий флакон с зеленоватой жидкостью.

– Почему так мало? – она с жадностью набросилась на питье. Последние месяцы только эта зеленая жидкость пробуждала ее от вечной полудремы. – Прости милый, я не должна ничего требовать, но с каждым днем мне все сложнее терпеть жажду.

На какое-то время она стала прежней Лейлой Шен, веселой, любящей, с неизменным румянцем на щеках.

– Прошу, если есть, дай мне еще.

– Я не могу, – Крей отвел взгляд и сжал кулаки. Он чувствовал себя последним подонком из-за того, что не мог помочь ей в такой мелочи, но другого выхода не было.

– Родная, прости, – он сел рядом и обнял ее колени. – Мертвяки дали всего тридцать флаконов, но их придется растянуть на какое-то время. Понимаешь, они просили привести к ним примовскую девку, но этого нельзя делать. Ты помнишь, как читала мне о примах?

Лейла не ответила, только медленно закрыла и открыла глаза в знак согласия, но затем снова застыла в прежней позе. Крей и сам видел, что ей не хватает зелья, видел землистую кожу с расползавшимися по ней язвами, помутневшие глаза и тусклые волосы, которые Лейла давно не собирала в прическу. Он обязательно все исправит, вернет ей здоровье и прежнюю красоту, но перед этим придется потерпеть.

– Помнишь, все эти истории об их необыкновенной силе и красоте? О золотом веке, в котором жили люди при их правлении? О том, что примам сама смерть была не указ? Я нашел одну из них, теперь все наладится, обещаю.

Крей поочередно поцеловал руки Лейлы, затем спрятал лицо в ее холодных ладонях.

– Отпусти меня, позволь умереть. Так будет лучше.

Она говорила равнодушно, будто устала в тысячный раз повторять одно и то же. Устала и не ждала ответа, потому, договорив, сразу же впала в полудрему. До следующего флакона и следующей просьбы о смерти. Лейла всегда была упрямой, но и Крей не уступал ей в этом.

***

Праздник середины зимы длился неделю. Обычные троксцы отмечали лишь первый и последний из этих дней, в остальные ограничивались тем, что пекли или покупали специальные печенья с символами всех двуединых божеств. Птица жизни-смерти, собака – судьбе-року, лиса – честности-обману, корова – встречам-разлукам… За годы жизни на Троксе Кэсси так и не смогла выучить весь пантеон, предтечи будто бы нарочно старались выдумать побольше божеств, чтобы было кому присматривать за каждым их поступком, а то и на кого свалить вину за неудачу.

Зато такое многообразие давало бесконечный повод для тостов. Кэсси уже устала считать, в который раз она наполняет кубок Бьерну, и запоминать, пили ли они за конкретное божество или еще нет. Шестой день непрекращающегося пира дался ей тяжело, лучше бы, как все остальные Троксцы, она пекла печенье и угощала им гостей и случайных путников.

Бьерн громко выкрикнул тост, стукнулся кубком со своими ближайшими советниками, в число которых входил и Бен, и махом выпил медовзвар. Кэсси пригубила для виду и мило улыбнулась двум княжеским дочкам, сейчас бледным и совсем не веселым. Пару ложек рвотного порошка, не совсем свежие сливки, много пахучих пряностей и едва заметная толика магии, сотворить которую помог не иначе как Потворствующий Злу, и девчонки более чем на два дня забыли о том, как строить глазки Бьерну. Поймав улыбку Кэсси, одна из княжеских дочек позеленела и опрометью выбежала из-за стола, зажимая рот руками. Так ей и надо, стерве малолетней, не было такого, чтобы мужчина ушел к другой, без гласного или негласного разрешения Кэсси.

– Ходят слухи, что Безумный снова пропал, – Йорг со стуком поставил кубок на стол и поднялся с места. Бьерн нахмурил брови, не обрадовавшись тому, что старший над его дружиной поднял серьезную тему раньше князя. – Прыгнул в портал вслед за золотой шлюхой.

От его слов ладонь Кэсси обожгло холодом, да так, что пришлось сжать руку и спрятать ее за спину. Анрир снова пропал? Проклятый кот! Бросил ее в самый неподходящий момент.

– Вернется, – махнул рукой Бьерн и подал знак Кэсси снова наполнить ему кубок.

– Но пока его нет, мы можем собрать княжеский совет и проголосовать за начало войны с Авророй! – Лив вскочила с места и потрясла кубком. Ее сразу же поддержали остальные дружинники, словно бы поджидавшие подобного. И никто не подумал закрывать рот или шикать на зарвавшуюся девку, влезшую в мужской разговор. Бен кричал в числе прочих. Небритый, с заплетенными в косы волосами, в нелепой одежде Бенджамин больше походил на одного из дикарей, чем на ее малыша, ради которого Кэсси и пыталась лучше пристроиться в жизни.

– И кто рискнет своей головой? – возразил ей князь соседнего Патта. Он нервно подкручивал ус, то и дело поглядывая на дверь, за которой скрылась его дочь. – Не пройдет и недели, как его величество вернется. И, будьте уверены, свое слово он сдержит: первый, кто решится поднять вопрос о войне, лишится головы. Я хоть и старый, но не настолько дурак, чтобы гневить бессмертного кота, еще ни разу не отступившего от своего слова. И без его поддержки, хитрости и стратегических талантов, на Авроре мы застрянем в первом же полисе.

– Это не слова воина! – прикрикнула на него Лив. – Зовущий На Битву не благоволит трусам! Если хотим получить Аврору – нужно действовать решительно.

– В первую очередь, нужно слушать своего князя, только в его силах принять такое решение, – Кэсси первый раз решила вмешаться в их разговор, но если будет молчать и дальше, то они точно решат идти войной на соседний мир и там же найдут свой вечный покой.

– Не лезь, подстилка! – рявкнула на нее Лив. И Бенджамин даже не подумал одернуть свою девушку, чтобы не оскорбляла его мать.

– И ты не лезь, иначе отправлю к остальным бабам хлопотать по кухне! – Бьерн все же встал с места и подтянул медвежью шкуру ближе к шее, как делал всегда перед тем, как обернуться зверем. – А то и вовсе перекину через лавку и отхожу ремнем при всех. Мала ещё, князю указывать.

Лив покраснела и сжала кулаки, но возразить не посмела. Знала, что Бьерн столь же тверд в своих словах, как и Анрир, потому без колебаний выпорет ее, как обычную девку. А это серьезный позор для воина.

– А баба дело говорит, – он обнял Кэсси, затем с чувством шлепнул ее по заду, – такие решения не вам принимать. Боги выбрали меня князем Силва, корона держится на моей голове крепко, значит, мое слово будет решающим. Ну и слово Весса, – он кивнул на князя Патта. – Так что веселитесь пока, а я думать буду. Ты, – Кэсси достался еще один шлепок, – приготовься мне воду, хочу вымыться, как следует, а рыжая тебе поможет.

Кэсси и Лив распрощались со всеми и покинули зал для пиршеств, одинаково избегая смотреть друг на друга. Затем дошли до колодца и по очереди набрали ведра с водой, которые и потащили к княжескому дому. В том и была суровая правда этого дикого места: будь ты хоть чьей-то любовницей, хоть независимой девой-воином, но если мужчина приказал, ослушаться его ты не можешь. И их с Лив это злило.

Кассандра смотрела на спину рыжей, пока они шли обратно к княжескому дому, и изнывала от тянущего холода в левой ладони. Одна смерть избавит от стольких проблем. И никто никогда не узнает, кто виноват в преждевременной кончине мерзкой Лив. Останавливало только то, что сама Кэсси раньше никого не убивала. Обманывала, соблазняла, подставляла, травила разными способами, чтобы временно убрать с дороги, но никогда это не заканчивалось чьей-либо смертью. И когда Кэсси писала донос на Анрира, ей обещали, что его всего-навсего посадят в тюрьму на Авроре на пару месяцев, затем лишат всех титулов и отпустят. Нескладный парень из имусов, который сутками напролет торчал на тренировках или в библиотеке, начал напрягать Кэсси, а уж после того раза, как он застал ее в постели с Ксандром и вовсе стал опасен.

«Необходимое зло» – так сказал лорд-протектор южного сектора перед тем, как связанному Анриру отрубили голову. Кот проявил милосердие и в самые последние минуты жизни не смотрел на Кэсси и не пытался ей ничего сказать. Хотя ему и зачитали список обвинений и то, по чьему именно доносу его казнят. Кота обвинили в подстрекательстве к восстанию против метрополии и диссидентстве, а также в подготовке покушения на лорда-протектора. Забавно, что годы спустя Анрир в самом деле добился независимости для Трокса, а чуть раньше лорда нашли обезглавленным с вырезанной на коже птицей.

Но до самого дня их встречи Кэсси не верила, что Анрир выжил. И уж тем более не могла предположить, что бывший нескладный паренек выбьется в великие князья. Такого мужчину она бы хотела видеть рядом с собой, а не диковатого и недалекого Бьерна. Владыку лесов, зверья и неблагоустроенных поселков.

 

И этот человек хочет пойти войной на Аврору? Да их войско сметут еще на выходе из портала, все разумные люди понимают это. Но наглую рыжую девчонку не назовешь разумной. Кэсси смотрела на то, как Лив легко тащит два ведра с водой и думала, что одно прикосновение легко избавит от части проблем. Дико, страшно, против ее принципов, но это будет тем самым необходимым злом.

– Давай помогу, – Бен догнал их и отобрал ведро у Лив, затем, чуть помедлив, решил помочь и Кэсси.

Но после сразу же догнал свою рыжуху и пошел уже рядом с ней. Кэсси мысленно улыбнулась: все же ее мальчик не окончательно одичал, он еще может заботиться о женщинах и уважать их. Но вот для матери в жизни Бена точно нет места.

Одна жизнь или одна смерть, которыми нужно распорядиться правильно.

Следующий час они втроем таскали и грели воду, наполняли ей здоровенную лохань, стоявшую в углу спальни. После чего Кэсси выпроводила сына с рыжухой и несколько раз обошла комнату по кругу. Разделась, собрала волосы в пучок на затылке и залезла в лохань.

– Касса, ты где?

– Жду тебя, мой князь.

Бьерн вошел в комнату, жадно припал к губам Кэсси, попробовал воду и только потом разделся, но шкуру так и оставил рядом с лоханью. От мужчины привычно пахло медведем, алкоголем и потом, но если Кэсси проявит настойчивость, то сможет уговорить Бьерна как следует вымыться перед сном. И тогда можно целую ночь вдыхать аромат здешнего мыла, а не вот это все.

– Славная ты баба, – он влез в лохань, усадил Кэсси себе на бедра и с удовольствием поцеловал, наминая в процессе ее ягодицы и грудь. Неприятно, временами – до боли, но нужно делать вид, что безумно нравится.

Одна смерть, и решится сразу столько проблем. Намного больше, чем при кончине Лив. Но они с Беном останутся без покровителя, и боги знают, кто сможет поднять корону Силва. Не Кэсси, это точно. Она уже не раз пыталась стащить с головы спящего Бьерна символ власти, но ничего не выходило.

– Женился бы на тебе, если бы пообещала родить мне сына, – князь неожиданно остановил свои неуклюжие ласки и бережно заправил выпавшую прядь Кэсси за ухо. Затем снова поцеловал, нежно и неторопливо, заметно было, что такие действия ему не привычны, но диковатый мужчина старается ублажить Кэсси, а не только себя. Впервые за шесть лет.

– Не встречал еще такой женщины: умна, красива, приветлива с гостями и умела в любви. Чего ж коту не хватало?

Кэсси пожала плечами, зарылась пальцами в густые волосы Бьерна и медленно, с чувством его поцеловала, не забывая ненавязчиво двигать бедрами.

– Наши отношения давно в прошлом. К тому же люби меня великий князь, разве позволил бы нам быть вместе?

– Говорят, женщины его давно не интересуют, – Бьерн попытался вытащить ее из воды, но Кэсси не позволила. Она взяла брусок мыла и неспешно намыливала волосы и грудь князя, а заодно и давала себе время настроиться на нужный лад. Всего-то и нужно, что думать о литых мускулах и мужском достоинстве, пользоваться которым Бьерн умел не так плохо, как хотелось бы Кэсси в минуты разъедающей жалости к самой себе.

– Но и мальчики – тоже, я давно знаю Анрира. Скорее уж поверю, что он полностью отказался от плотских утех, чем в то, что завел себе любовника.

– Кот специально изводит всех своими выходками, вокруг него столько лжи, что уже и не разглядишь правду.

Кэсси набрала воды в ковш и аккуратно полила на голову Бьерна, смывая мыльную пену. После чего он встал, и сам наскоро натерся мылом, чтобы затем его смыть. Кэсси довольно улыбнулась и продолжила любоваться мускулами князя, заодно вспоминая лучшие моменты из тех, что ей дарили другие любовники. И кот в том числе. Или кто-то из его двойников? Да есть ли до этого дело, когда ей было хорошо?

– Не хочу говорить об этом ненормальном, когда ты рядом, – Кэсси выбралась из лохани и завернулась в полотенце, затем помогла вытереться Бьерну, избегая касаться его левой, отмеченной невидимым знаком, рукой. – Последние дни мы так редко бываем вместе.

– Дела, сама знаешь. Но сегодня ночью мне приснился сон, что если возьму тебя, то мы сможем зачать сына.

Он поднял Кэсси на руки и отнес на кровать, уложил и почти сразу навис над ней.

– На все воля Приводящего В Свет, – сипло проговорила Кэсси, после чего застонала от удовольствия уже без всякого притворства.