Loe raamatut: «Жаркое свидание в Лондоне»

Font:

«Жаркое свидание в Лондоне»

Глава 1

– Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху…

Сара стояла у королевского мавзолея, пока священник совершал погребальную службу. Небольшая группа скорбящих и официальных свидетелей, как того требует конституция Лавритании, собралась здесь в этот слишком солнечный и чудесный день, чтобы созерцать три величественных гроба короля, королевы и наследного принца, ожидающих погребения.

Она почти не обращала внимания на окружающих ее людей, полностью сосредоточившись на гробе с останками наследного принца Фердинанда Бетанкура. Гроб был накрыт флагом их страны и украшен лилиями, приторный запах которых витал в неподвижном утреннем воздухе. Всего десять дней назад она была леди Сарой Конрад, его невестой. Женщиной, которой однажды суждено было взойти на трон вместе с ним…

Истерический звук вырвался у нее из груди прежде, чем она успела его подавить. Сара прижала носовой платок ко рту, пытаясь скрыть едва сдерживаемый смех от того, какой глупой она была. Она никогда не верила, что неведение может быть блаженством, но теперь усвоила этот важный урок.

«Ты будешь рядом с ним, родишь ему наследников, но тебе никогда не завладеть его сердцем…»

Эти ядовитые слова были произнесены шепотом в бальном зале всего несколько месяцев назад. Слова, сказанные какой-то женщиной – высокой, элегантной, светской и вообще полной противоположностью Сары, – точно указывали ей, где ее место в иерархии потребностей Фердинанда.

Она лихорадочно промокнула глаза платком, притворившись, что ее смех был горестным всхлипыванием. Заметил ли кто-нибудь звук этого почти истерического скепсиса? Потому что, по правде говоря, она оплакивала потерю Фердинанда за много месяцев до его безвременной кончины. Гибель своей инфантильной мечты о том, что, когда они поженятся, он сможет найти время, чтобы полюбить ее. Держа платок у лица, она украдкой бросила взгляд на собравшихся. И почувствовала, как по спине пробежало легкое покалывание. Она повернулась направо и поймала на себе взгляд незнакомого мужчины. Раньше она не видела его в толпе одетых в черное скорбящих и друзей, пришедших на похороны.

Теперь его нельзя было не заметить.

Он выделялся. Начиная с внушительного роста и идеального кроя темного костюма и заканчивая бесспорно властной внешностью. Все кричало о личном портном и старых деньгах. Неуместным было только выражение скучающего равнодушия на его лице, в то время как окружающие скорбели. Лицо с квадратной челюстью, раздвоенным подбородком, скульптурное совершенство формы. Его пристальное внимание заставило Сару почувствовать себя неуютно. Как будто она хотела отделиться от нее, сбросить мрачную черную одежду и превратиться во что-то более яркое и красивое. Преобразиться.

Как неуместно, учитывая, что сегодня она должна была оплакивать своего жениха. И все же она не могла контролировать то, как ее тело реагировало на этого соблазнительного незнакомца. Так же, как она не могла контролировать гнев, кипящий у нее в душе, – гнев по поводу фарса, который все вокруг нее разыгрывали. Культивируя порочную ложь о том, что у нее якобы были «серьезные» отношения с наследным принцем. Их связь была не развивающимся любовным союзом, как Сара обманывала себя, а характеризовалась полным равнодушием – по крайней мере, с его стороны.

Тут незнакомец склонил голову набок и приподнял бровь, изгиб его идеальных губ как будто говорил: «Я знаю, что ты сделала».

Она кожей почувствовала этот горячий и внушительный взгляд, которым он ее смерил. Словно бензин, выплеснутый на тлеющие угли ее давно подавленных желаний. Сара вспыхнула – обжигающий всепоглощающий жар охватил ее. Он знал, что она не скорбит, как остальные. Ее сердце забилось необъяснимым трепетом, как никогда раньше.

Сара отвела глаза, прежде чем ее губы успели изогнуться в ответ на его понимающий взгляд, что было бы крайне неприлично и полным неуважением к ее теперь уже бесполезным урокам королевского этикета.

Иногда человек знает, что ему под силу, а что нет, и Сара понимала, что из нее не выйдет хорошей королевы. Неудивительно, что Фердинанд не мог ее полюбить. Со всеми «неподобающими» эмоциями, грозившими вырваться из нее, – из-за чего ее родители и придворные, которым было поручено превратить ее в идеального будущего монарха, требовали от нее жестокой сдержанности.

«Тебе нужно больше стараться, Сара…» – звучало постоянным рефреном, стоило ей неуместно улыбнуться или, не дай бог, засмеяться. Все они, казалось, были полны решимости выдавить из нее радость.

И им это почти удалось.

Та же проблема, похоже, не беспокоила ее лучшую подругу и единственного выжившего члена обреченной королевской семьи Лавритании. Эннализ стояла напротив нее с бесстрастным лицом, тоненькая и одинокая. Ощутила ли она ту же безысходность, узнав, что ей предстоит стать королевой, которую испытывала Сара от одной лишь перспективы взять на себя эту роль? Неистовое желание вырваться из золотых оков дворца?

Сара не знала. Лавританская королева была обязана выйти замуж. Теперь Эннализ вряд ли ждал брак по любви, о котором она когда-то мечтала. И все равно она держалась стойко и бесстрастно, как и подобает королеве. Совершенно не замечая внутреннего смятения Сары.

Сара снова уставилась в пол, скручивая в руках уже истерзанный носовой платок и стараясь, чтобы ее подруга не увидела уродливую правду. Что ее переполняли эмоции, но не те, которые от нее ожидались. Сара должна была оплакивать потерю своего будущего, но все теперь казалось легче, потому что она была… свободна. От ожиданий, которые связывали ее, сколько она себя помнила.

Она была обручена с наследным принцем при рождении. Сара с детства знала, что предназначена для одного конкретного человека, что ей суждено стать его королевой. Теперь, впервые за двадцать три года, ее жизнь принадлежала ей самой. Она больше не была связана с человеком, который был многим, но только не тем, кем казался. Именно в ночь того злополучного бала она наконец поняла, что он никогда не полюбит ее. Все наивные надежды были развеяны его словами, когда они встретились лицом к лицу. Он рассматривал их предстоящую свадьбу как долг перед своей страной, и не более того. Никаких обещаний верности, только перспектива долгих лет одиночества в браке без каких-либо чувств. Тогда не было никакой возможности избежать королевской свадьбы, неминуемо надвигающейся на нее.

А сейчас? Непозволительное чувство облегчения окутало ее, как одеяло. Какой же она ужасный человек. Думает о себе, в то время как монархия в ее стране почти уничтожена. Но когда еще у нее была такая роскошь? Быть королевой звучит мило, пока ты маленькая девочка, мечтающая о диадемах и бальных платьях, и пока реальность не обрушилась на тебя, как лавина. Беспощадная пресса, зависть окружающих, отсутствие настоящих друзей. И все, что ты предвидишь, – это одинокое будущее, погребенное под холодным грузом ожиданий…

Тем не менее острое ощущение пристального взгляда не исчезло. Сара еще раз подняла глаза. Взгляд мужчины был по-прежнему прикован к ней, а его губы изогнуты в усмешке. Приятное тепло разлилось по телу Сары, и она купалась в этом новом и незаконном чувстве. Интересно, как он целуется?

Будь у нее другое будущее, она могла бы проявить смелость и что-нибудь предпринять. Но как бы ей ни хотелось поддаться соблазну, эти чувства кричали об опасности. Потому что влиятельные мужчины, такие как Фердинанд и этот очаровательный незнакомец, на самом деле не рассматривали женщин как личностей. А она была больше чем просто аксессуар, несмотря на то, как с ней обращались после официального объявления о помолвке. Жертвенная дева для королевского дракона. Монархическое чудище грозило проглотить ее заживо тем больше, чем дольше она оставалась в его лапах. И она пришла к выводу, что именно таким люди видели ее будущее. Быть хорошенькой безделушкой на руке наследного принца. Улыбаться по команде, рожать таких же хорошеньких детей и тихо отходить на второй план, когда в ней не было необходимости.

И ничего больше.

Она оборвала свои хаотичные размышления. Отвернулась от еще одного красивого мужчины, заставившего ее мечтать о вещах, которые в фантазиях были лучше, чем в реальности. Вместо этого она сосредоточилась на своей подруге. Эннализ направилась к гробам членов своей семьи, но, подойдя к ним, посмотрела на Сару. Напряженный, измученный взгляд. Сжатые губы дрожат от сдерживаемых рыданий. Слезы запрещены. Сара хотела, чтобы мир отвернулся и она могла бы утешить подругу, а не стоять на расстоянии от своей Королевы. В какое-то мгновение ей грозила опасность просто быть раздавленной этим гнетом.

Потому что они обе потеряли мир, в котором привыкли просыпаться каждый день. Их жизнь изменилась навсегда.

Сара склонила голову, молча прощаясь с монархией, которую, как ей казалось, она знала, и которую, как теперь убедилась, она никогда толком не понимала. Здесь не было ни сказки, ни счастливого конца. Тем не менее жизнь принадлежала ей. Все, что она могла сделать, – это ждать своего шанса. И теперь у нее была уйма времени.

Лэнс ненавидел похороны. Но не из-за траура. Жизнь была нескончаемой вереницей огорчений и упущенных возможностей. Нет. Дело было в лицемерии. Восхваляемые мертвецы мало походили на людей, какими они были в реальности. Это касалось и тех троих, кого они сегодня поминали. Народ любил их, но народная фантазия создала слишком идиллическую картинку. Которую ему не хотелось ни хранить в памяти, ни укреплять.

Его пригласили официальным свидетелем на церемонию погребения, как того требовала устаревшая конституция Лавритании. Тем самым заставив вернуться в место, омраченное воспоминаниями о школе, в которую он ходил несколько лет, пока его отец служил здесь британским послом. Лэнс предполагал, что должен был чувствовать себя польщенным оказанной честью. Его покойный отец поддерживал тесную дружбу с королевской семьей Лавритании, думая, что это поможет его сыну как будущему герцогу Бедморскому. Но, по правде говоря, Лэнс никогда бы не вернулся в эту консервативную маленькую страну, даже по личному приглашению королевы, если бы его лучший друг и деловой партнер Рэйф де Вильерс не попросил об этом.

Они с Рэйфом познакомились здесь, в престижной Королевской академии, и оба по-своему противостояли лавританской аристократии. В те безрадостные годы сложилось их нерушимое товарищество и правило, согласно которому, если один просил о помощи, другой всегда отвечал на просьбу без вопросов. Обещание, данное друг другу еще в школе, где над ними издевались, потому что они были «другими». Рэйфа третировали за низкое происхождение. Лэнса – потому что он не отсюда.

И вот он стоял, потягивая шампанское на поминках, окруженный мрачной толпой людей. Рэйф попросил его разузнать о политических махинациях аристократии, потому что ему самому, как простолюдину, никогда бы не позволили участвовать в этом священном событии. У Лэнса не было никакого желания общаться с этими людьми, многие из которых пытались травить его в школе – до того, как они с Рэйфом объединили усилия и дали понять, что с ними придется считаться. Это было бессмысленно, тем более что некоторые из них пытались переписать историю и разговаривать с ним так, будто их презрительное отношение в прошлом не имело значения. Во всяком случае, его родословная была лучше, чем у всех остальных, вместе взятых. Потому что унаследованное герцогство имело некоторые преимущества, как бы он ни старался избежать этой чести.

Тем не менее чувства Лэнса были обострены. Рэйф что-то замышлял, судя по необычному интересу к новой королеве – монарху, которой нужно найти мужа и сделать это быстро, как того требовала конституция. Сейчас все прихвостни королевской семьи окружили ее с вложенными в ножны кинжалами, чтобы при первой же возможности вонзить их друг другу в спину в бою за титул короля. Он отметил про себя тех, кто жадно наблюдал за ней в надежде на многообещающий брак. Некоторые вещи никогда не менялись. Лавритания была погружена в прошлое. Будущее пугало здешних людей.

Лэнс допил остатки шампанского и взял у проходившего мимо официанта еще один холодный бокал. Молодая королева, какой бы красивой она ни была, вызывала у него исключительно академический интерес. Его нарочито ленивый взгляд, блуждая по залу, обнаружил нечто гораздо более заманчивое. Настоящее женское великолепие, которое он уже видел ранее в мавзолее.

Даже одетая, как и все, в черное, она бросалась в глаза. Он думал, что смех на похоронах привлечет внимание людей, но, похоже, больше никто не заметил эту оплошность. Лэнс ничего не мог с собой поделать. Она выделялась, потому что казалась совершенно безучастной к происходящему вокруг. Настоящий бриллиант среди кусков угля, а он обожал яркие, блестящие вещи, которые привлекали и удерживали его внимание, что случалось редко.

Он поймал ее взгляд, и она почти улыбнулась. Лэнс чувствовал в ней что-то дикое и необузданное, в обычных обстоятельствах ему захотелось бы узнать ее ближе, на большой кровати со смятыми простынями. А может, эти не совсем обычные обстоятельства были идеальными…

Он бросил еще один взгляд через зал и обнаружил яркий маяк, который искал, – золотые непослушные волосы под черной шляпой. Он начал пробираться в ее сторону. К счастью, Лэнс был на голову выше большинства из присутствующих, поэтому ей было трудно улизнуть, затерявшись среди людей. Он ускорил шаг, его сердце взволнованно колотилось. Он не мог позволить ей сбежать от него. Вселенная должна хоть как-то вознаградить его за то, что он пришел сюда.

Сара не смотрела в его сторону, а с мягким, почти вопросительным выражением лица направила взгляд куда-то в толпу. Наблюдая за людьми, кружащими вокруг нее, словно она была изолирована от горя. Идеально сидящее консервативное черное платье длиной до колен облегало ее нежные изгибы и открывало упругие икры. Волосы были собраны наверх, но из прически выбилось несколько непослушных прядей. Лэнсу хотелось смахнуть их и прикоснуться ртом к изящному изгибу на стыке ее плеча и шеи. Провести губами по теплой бархатистой коже. Сможет ли он заставить ее улыбнуться? Или, еще лучше, издать вздох удовольствия?

Подойдя ближе, Лэнс осознал, насколько она была маленькой и хрупкой. Даже на небольших каблуках она доходила ему до подбородка. Лэнс не мог отделаться от мысли, что она идеально ему подходит. Приблизившись к ней, он понизил голос, опустил голову и прошептал ей в ухо: «Вы были очень плохой девочкой».

Она обернулась, румянец залил ее щеки – восхитительная красавица с широко раскрытыми глазами, слишком невинная для такого искушенного мужчины, как Лэнс.

Он родился циником, утверждала его мать. Это было не совсем так. Он стал неисправимым циником в тот день, когда родители выдали его сестру Викторию замуж за претендента, наиболее выгодного для карьеры отца. Так что Лэнс предпочитал кого-то столь же искушенного и пресытившегося жизнью, как он сам. А не это совершенство, от которого засияло все вокруг.

Он был словно загипнотизирован, не в силах оторвать от нее взгляда. Она наклонила голову и посмотрела на него огромными голубыми глазами, такими бледными и прохладными, как весенняя талая вода с гор. Ее губы нежно-розового цвета были совершенны. Может, она и покраснела, но Лэнс вообще потерял дар речи.

– И почему же? – Она подняла тонкие светлые брови. Голос у нее был мягкий и мелодичный, с легким акцентом коренной лавританки.

Не прошу прощения. Или, кто ты, черт возьми?! Он был уверен, что у этой женщины есть секреты, и хотел раскрыть их все. Ее розовые губы приоткрылись, и она судорожно вздохнула. Боже, как ему хотелось поцеловать ее. Прямо здесь и сейчас. Это было бы допустимо на свадебном приеме. И крайне неуместно на поминках. Хотя большую часть своей взрослой жизни он вел себя неуместно. Когда-то его величайшей миссией было разочаровывать отца. Отец уже умер, но Лэнсу нужно было поддерживать свою репутацию.

Он приблизился и уловил ее запах. Аромат яблока с цветочными нотками. Такой бодрящий и свежий, что ему даже захотелось кусочек.

– Вы старались не рассмеяться.

Румянец снова залил ее щеки. Она положила элегантную руку в перчатке на грудь.

– Это было бы крайне неприлично с моей стороны.

Лэнсу понравилось, что она ничего не отрицала. Но когда она взглянула на него, в ее глазах блестели слезы. Хотя Лэнс всю жизнь притворялся, что не джентльмен, некоторые манеры у него все же сохранились. Он вынул платок и протянул ей.

Он ненавидел женские слезы. Особенно когда ничего не мог с ними поделать. Она мягко улыбнулась ему в знак благодарности, взяла отутюженный платок и промокнула глаза.

– Возможно, но тогда я все время веду себя неприлично, поэтому сужу всех по своим низким стандартам. Я всегда говорю, что если не можешь над чем-то посмеяться, то жизнь не приносит удовольствия.

Пресса представляла его человеком, который мало что воспринимал всерьез, и это показывало, насколько его недооценивали. Но он тщательно культивировал такую иллюзию. Некоторые вещи были невероятно серьезными, например, нынешние обстоятельства его сестры. Все остальное было просто не важно.

Женщина немного просветлела. Он полагал, что должен представиться, но эта таинственность между ними вызывала приятный трепет.

Она слегка поджала губы, моргая длинными ресницами.

– Вы были на погребении. Я должна вас знать?

Лэнс приложил руку к груди и отшатнулся, словно она смертельно ранила его.

– Конечно, вы должны знать, кто я. Это все знают.

На этот раз ни намека на улыбку, но ее глаза блестели, в уголках собрались веселые морщинки. Хорошо. Лучше, чем слезы, грозящие омрачить ее лицо.

– Лэнс Астилл. Мой отец много лет был послом Великобритании в Лавритании. А вы?

Он протянул руку. Она вложила свою ладонь в его. Кисть была такой тонкой, что он испугался, что может раздавить эти косточки. И все же ее рукопожатие оказалось на удивление крепким. Лэнс повернул ее руку и склонился над ней, но не позволил своим губам коснуться гладкого шелка ее черных перчаток, как бы ему ни хотелось. Это была игра, а он обожал играть. Он сделал шаг назад и выпустил руку, глаза женщины округлились, а рот приоткрылся от шока или удивления. По крайней мере, слез больше не было.

– Сара Конрад.

Имя показалось знакомым. Мальчик по фамилии Конрад был одним из его самых упорных мучителей в школе…

– Я была невестой наследного принца.

Лэнс замер. Он знал, что Фердинанд обручился с какой-то аристократкой, но не мог предположить, что это она. Женщина была слишком полна жизни, чтобы вписаться в дворцовые правила и ограничения. А наследный принц никогда не славился верностью. Лэнс не мог себе представить, чтобы тот серьезно относился к свадебной клятве.

– Мне очень жаль, – произнес он. Что было неправдой. Ей повезло сбежать.

Сара посмотрела на него, слегка нахмурив брови.

– Не стоит. Я не сожалею, – вылетело у нее. Испугавшись, она поднесла руку в перчатке ко рту. – Я не должна была этого говорить. Не обращайте на меня внимания. Я… Это все от горя.

Он взял ее за локоть и увел за комнатную пальму, где их не могли слышать другие гости. По дороге он подхватил у проходившего мимо официанта бокал вина. Ей нужно было подкрепиться. Эта женщина казалась слишком открытой и честной. Она будет заживо съедена здешней публикой, которая упивалась унижением друг друга.

– Вы не выглядели особенно убитой горем. Ваш смех разоблачил вас…

– Это была просто истерика.

– Вы не кажетесь склонной к истерикам. Мне нужно иметь под рукой пузырек с нюхательной солью на случай, если вы потеряете сознание и упадете на меня?

Уголки ее рта дернулись вверх, и она впилась зубами в нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку. Затем оглядела зал, словно ища что-то или кого-то.

– Вы когда-нибудь оказывались в ситуации, когда понимали, что все, что вы якобы знали, – это ложь?

Лэнс посмотрел в ее спокойное, бесстрастное лицо, изо всех сил стараясь не выдать своего счастья. Да. Он точно знал, о чем она говорила. Он кивнул.

Она продолжила:

– Я была рождена, чтобы стать супругой короля. – Она сделала глоток и вздрогнула. – Но вы только посмотрите, я разговариваю с каким-то незнакомцем, проявляю… чувства. Во мне нет ничего царственного. Я уверена, что стала бы разочарованием. Ужасной королевой. Неудивительно, что он…

Она снова закусила губу, но не для того, чтобы сдержать улыбку. Лэнсу не нужно было объяснять, кто такой «он». Наверняка наследный принц и остальная аристократия, которую Лэнс ненавидел, пытались сломать крылья этому милому существу.

– Ангел. – Это прозвище ей подходило. Она выглядела так, словно должна была украсить собой какое-то классическое произведение искусства. – Я рожден, чтобы быть герцогом, и разочаровываю всех уже много лет. – Ее глаза расширились, а изгиб губ придал ей неземную красоту. – Хитрость в том, что вам нужно владеть ролью, а не бороться с ней. Вы неуязвимы, если вам все равно.

– А вам все равно?

Когда-то ему было очень даже не все равно. Много лет назад. Но это не имело значения, потому что были вещи, которые он не мог исправить. Виктория стала подтверждением его величайшего провала. Телефонные разговоры поспешно завершались, когда ее муж приходил домой. Сестра утверждала, что странные синяки появлялись из-за ее «неуклюжести», хотя раньше проблем с этим не было. Ужасные подозрения мучили Лэнса все те годы, что она была замужем. Ему нельзя доверять женское счастье.

– Все, что меня волнует, – это чем еще шокировать прессу.

Его обожали помещать на первую полосу таблоидов, раздувая каждый новый скандал сильнее, чем предыдущий, правду никто не хотел слышать. Большинство из историй были не более чем вымыслом.

Широкая, безудержная улыбка озарила лицо Сары. В груди Лэнса разгорелось тепло. Лучше улыбка, чем слезы по мужчине, который ее не заслуживал. Если бы он мог снять с нее шляпу, высвободить ее золотые кудри из тугого пучка на затылке! Пропустить пряди сквозь пальцы. Отгоняя ее боль и страхи, пока она не покраснеет от удовольствия…

– Вы… прохвост.

Напоминание о том, кем он был на самом деле. Ему нужно обуздать свои разгоряченные фантазии. Невинным не было места в его жизни. Он мог погубить их своей легкомысленностью. Виктория стала его первой жертвой. Лэнс не хотел, чтобы были другие.

Он поклонился.

– К вашим услугам. Астиллы печально известны своими пороками.

– Правда? – с любопытством спросила она.

Вопреки здравому смыслу, Лэнс был рад, что пробудил в ней интерес.

– Мои предки веками растрачивали наше состояние. Мы происходим из старинного рода пьяниц, игроков, прелюбодеев и блудников. У меня есть семейная история, которой я должен соответствовать, и я серьезно отношусь к своей роли ее нынешнего главы.

– И какие пороки из этого славного списка выбираете вы?

– Супружеское ложе неприкосновенно для меня. А так, все что угодно.

Ее резкий вдох заставил его сердце забиться быстрее. Холодные голубые глаза зачарованно блестели. Лэнс склонил голову к ее уху.

– Хотя в последнее время азартные игры и выпивка утратили свою привлекательность. – Его голос перешел в бормотание, дыхание обжигало ей шею. – Если я хочу сохранить скандальную репутацию семьи Астилл, остается только один выход…

Лэнс наслаждался розовым румянцем, вновь окрасившим ее лицо. Он пододвинулся ближе, не в силах совладать с собой. Лэнс не собирался прикасаться к женщине, настолько… неиспорченной жизнью. Но все же позволил себе на мгновение предаться мечтам.

– Возможно, это то, что мне нужно, – прошептала она хриплым голосом.

Его сердце забилось сильнее.

– Что?

– Моя жизнь… она была слишком… – Сара замахала рукой, пытаясь подобрать слова.

– Под контролем?

– Да. Возможно, скандал сделает все более интересным.

Она смотрела на него так, словно он был ответом на ее молитвы. Мало кто мог заинтересовать Лэнса или привлечь его внимание. Но сейчас это миниатюрное создание перед ним заставляло его гудеть, как камертон. Как будто он был героем, которого она искала. Хотя он никогда не сможет дать прекрасной Саре Конрад то, о чем она мечтала.

– О, ангел.

Зрачки Сары расширились, став темным отражением ее желаний. Лэнс видел в них только себя.

– Это я могу устроить. Скандалы мой конек.

Она облизнула пересохшие губы.

– Пожалуйста.

Одно слово, произнесенное шепотом, взорвалось у него внутри сладкой болью. Сейчас он больше походил на неискушенного мальчишку, чем на мужчину, который бесстыдно коллекционировал красивых женщин с позднего подросткового возраста. Ее просьба подействовала на него, как пьянящий наркотик.

– Сара!

Ее спина напряглась. Голова поникла. Лэнс взглянул на худощавую пожилую пару. Те обратились к нему недовольным тоном:

– Кто вы?

– Я Астилл, герцог Бедморский, но вы будете называть меня «ваша светлость». – Лэнс встал в полный рост, возвышаясь над парой и глядя на них сверху вниз. – А вы кто, черт возьми?!

Их глаза округлились, а при упоминании его титула на лицах отразилось знакомое ему выражение алчности.

– Мои родители, граф и графиня Конрад, – представила она их.

Первым заговорил ее отец:

– Почему вы уединились с нашей дочерью за этим кустом?

Лэнс лишь поднял бровь:

– Я думал, это очевидно, учитывая, что сегодня были похороны ее жениха. – Ему не хотелось притворяться, что она скорбит по этому ничтожеству, но он должен был защитить репутацию Сары. – Леди Сара была переутомлена. Как джентльмен, я должен был помочь ей.

Ее мать пристально смотрела на него. Затем ее глаза сузились. А, вот оно. Она знала.

– Вы.

Он улыбнулся. Момент узнавания всегда забавлял его. Как будто подойдя слишком близко к женщине, он мог навсегда погубить ее.

– Лэнс Астилл. Вы… вы… Распутный Герцог, – заявила женщина.

Лэнс очень гордился титулом, придуманным таблоидами, хотя и не думал, что это их самое креативное творение. Он не препятствовал прозвищам, поскольку они держали большинство людей на разумном расстоянии.

– Честно говоря, я предпочитаю Герцог-Плейбой. Но принимаю любое имя, которое мне дают. – Он заговорщически наклонился вперед и хитро подмигнул. – Поскольку это в основном правда.

Мать побледнела. Ее отец развернулся:

– Сара, пойдем с нами!

Прекрасная Сара опустила голову, ссутулилась, ее плечи содрогались. Его носовой платок был крепко прижат к ее рту. Казалось, что она плакала. Но Лэнс так не думал. Если он не ошибался, она очаровательно фыркнула.

– А теперь посмотрите, что вы сделали, – сказал Лэнс. – Она снова расстроена. После всех моих доблестных усилий.

– Вы и так уже достаточно натворили, – ответила ее мать.

Он властно поднял бровь.

Она колебалась.

– Ваша светлость.

Он воспринял ее капитуляцию как победу. Дразнить аристократов было его любимым занятием.

– Как и вы. Расстроить свою дочь в такой ужасный день. Вы должны немедленно отвезти ее домой и уложить в постель с теплым какао.

Сара кашлянула из-под руки.

Он заговорщически понизил голос:

– Я бы так и сделал.

При упоминании о кровати и Саре в одном предложении ее отец побагровел.

– Пойдем, Сара. Мы уходим.

Отлично. Уведите ее от стервятников, кружащих здесь. Хотя он сомневался, что ее родители были лучше.

Лэнс повернулся к великолепной женщине перед ним:

– Леди Сара?

Он встал так, чтобы она оказалась спиной к своим родителям. Сара убрала платок. Ее щеки были мокрыми от слез, глаза сияли. Безупречная улыбка осветила ее лицо.

Время просто остановилось.

Лэнс взял ее руку в свою.

– Было очень приятно с вами познакомиться, хотя и при таких неудачных обстоятельствах. Надеюсь, мы еще встретимся… скоро. – На это не было никаких шансов. Лэнс редко приезжал в Лавританию и не рассчитывал получить приглашение на свадьбу новой королевы. Тем не менее он смаковал эту маленькую фантазию, что вторая встреча неизбежна. Предопределена судьбой.

Сара все не убирала свою руку, тепло ее пальцев ощущалось сквозь перчатку. Они слишком долго медлили, и оба это знали. Она сделала глубокий и низкий реверанс, глядя ему в глаза.

– Мне тоже было приятно. Спасибо за внимание, ваша светлость.

Впервые Лэнс наслаждался звуком своего окаянного титула, слетевшего с чьих-то губ.

Tasuta katkend on lõppenud.