Столпы земли

– Хорошо, господин. – Взгляд Мэттью говорил, что он не собирался связываться с сынком из местных дворян. Он повернулся к Алине: – Твой отец привез чудесного шелка. Потом покажу.

– Спасибо, – кивнула она.

Мэттью ушел.

– Женоподобный дурак, – зло сказал Уильям.

– Почему ты с ним так груб?

– Я не позволяю слугам называть меня «молодой Уильям». – Он с досадой понял, что выбрал не лучшее начало беседы с дамой, которую намеревался уговорить стать его женой. Надо быть обаятельным. Улыбнувшись, он добавил: – Если бы ты была моей женой, слуги называли бы тебя «леди».

– Ты пришел сюда, чтобы говорить о женитьбе? – спросила Алина, и Уильям заметил, что в ее голосе прозвучало недоверие.

– Ты ведь меня совсем не знаешь, – возразил он, повысив голос и с отчаянием сознавая, что не может спокойно вести беседу. Ведь он собирался немножко поболтать, а уж затем приступить к главному, но она оказалась столь пряма и откровенна, что он был вынужден сразу выложить причину своего прихода. – У тебя сложилось неверное представление обо мне. Уж не знаю, чем я так не угодил во время нашей прошлой встречи, за что ты меня невзлюбила, но, какие бы ни были причины, твои выводы слишком поспешны.

Глядя в сторону, Алина обдумывала свой ответ. Уильям увидел, как позади нее в зале показались спустившиеся из графских покоев рыцарь с воином и с озадаченным видом поспешили к выходу. Через минуту вниз сошел одетый в церковные одежды человек – очевидно, секретарь графа – и кого-то поманил. Два рыцаря, поднявшись, пошли наверх. Одним из них был Ральф из Лайма, полыхавший алой подкладкой своего плаща, другим – человек постарше, лысый. Стало ясно, что ожидавшие в зале приглашены на аудиенцию к графу. Но зачем?

– И это теперь? – говорила Алина. Она старалась сдержать себя. Возможно, ее переполнял гнев, но у Уильяма возникло мерзкое ощущение, что ей просто смешно. – После всех этих неприятностей, и злобы, и скандала, когда наконец все стало успокаиваться, ты говоришь, что я совершила ошибку?

Уильям понял, что надеяться не на что.

– Успокаиваться?! Да все только об этом и говорят, моя мать все еще в бешенстве, а, появляясь на людях, втягивает голову в плечи! – яростно закричал он. – Для нас все осталось по-прежнему.

– Может, хватит о репутации семьи?

В ее голосе прозвучала угроза, но Уильям не придал этому значения. Он вдруг понял, зачем граф вызвал всех этих людей: рассылает гонцов с посланиями.

– О репутации семьи? – рассеянно переспросил он. – А, да.

– Я знаю, мне следовало подумать и о репутации, и о семейных связях, и о прочих вещах, – сказала Алина. – Но это не главное, когда речь идет о замужестве. – На мгновение она задумалась, затем решилась. – Может, стоит рассказать тебе о моей матери. Она ненавидела отца. Он вовсе не плохой человек, более того – он великий человек, и я люблю его, но он ужасно черствый и требовательный и никогда не понимал маму. По натуре она была веселой и беззаботной, любила смеяться, болтать, слушать музыку, а он сделал ее несчастной. – Уильяму показалось, что на глаза у нее навернулись слезы, но мысли его были заняты графскими посланцами. – Поэтому она и умерла – именно потому, что он не позволил бы ей быть счастливой. Я это знаю. И отец тоже знает. И он обещал, что никогда не выдаст меня замуж за нелюбимого человека. Теперь понимаешь?

«Эти послания – приказы, – размышлял Уильям. – Приказы дружкам и союзникам графа быть готовыми к битве. А гонцы – доказательство того, что моя догадка верна».

Пристальный взгляд Алины заставил его встрепенуться.

– Замуж за нелюбимого человека? – повторил он ее последние слова. – Но разве я совсем тебе не нравлюсь?

В ее глазах вспыхнул гнев.

– Да ты не слушал меня! – возмущенно воскликнула она. – Ты такой эгоист, что и на минуту не способен проникнуться сочувствием к другому. Что ты делал, когда пришел сюда в прошлый раз? Ты только и болтал о собственной персоне и даже не задал мне ни единого вопроса!

Она перешла на крик, а когда остановилась, Уильям заметил, что собравшиеся в зале прекратили разговоры и уставились на них. Он почувствовал себя неловко.

– Не так громко, – произнес он.

– Ты хочешь знать, почему я не люблю тебя? – продолжала она, не обращая внимания на его замечание. – Хорошо, я скажу. Я не люблю тебя, потому что ты грубый и невоспитанный. Я не люблю тебя, потому что ты с трудом читаешь. Я не люблю тебя, потому что тебя интересуют только твои собаки, твои лошади и твоя особа.

Жильбер Кэтфейс и Джек Фитц Гильом захохотали. Уильяма бросило в жар. Эти мужланы смеялись над ним, сыном лорда Перси Хамлея. Он встал.

– Хватит уже! – махнул он рукой, пытаясь остановить Алину.

Но было поздно.

– Я не люблю тебя, потому что ты самовлюбленный, угрюмый и тупой! – вопила она. Теперь уже смеялись все. – Я тебя не люблю. Я тебя презираю, ненавижу, и ты мне противен. Вот поэтому я не выйду за тебя никогда!

Рыцари наградили ее одобрительными возгласами. Уильям весь сжался. Их смех заставил его почувствовать себя слабым и беспомощным, как в детстве, когда он вечно всего пугался. Он повернулся и, стараясь справиться с выражением лица, под громкий смех собравшихся быстро пошел к выходу. Добравшись наконец до двери, он распахнул ее и, зацепившись ногой за порог, вывалился наружу. С грохотом захлопнув за собой дверь, он помчался вниз по лестнице. Его душил стыд, и всю дорогу, пока шел до ворот, ему слышался этот издевательский смех.

На расстоянии около мили от Эрлскастла дорогу на Ширинг пересекал тракт. У этого перекрестка путник мог повернуть либо на север – в Глостер, к уэльсской границе, либо на юг – в Винчестер, к побережью. Уильям и Уолтер повернули на юг.

Обида Уильяма вылилась в ярость. Он был готов ударить Алину, а рыцарей просто прикончить. С каким удовольствием он вогнал бы свой меч в каждый смеющийся рот, а потом бы еще и протолкнул – дальше, в глотку! В голове его уже созрел план, как отомстить за себя хотя бы одному из них. А если получится, он еще и добудет требуемое доказательство. Это давало и утешение.

Прежде всего надо схватить графского гонца. Когда дорога пошла лесом, Уильям спешился и повел коня на поводу. Уолтер молча ехал следом, не решаясь заговорить. Дорога сузилась, Уильям остановился и повернулся к Уолтеру.

– Кто лучше владеет ножом, ты или я?

– В ближнем бою сильнее я, – осторожно ответил слуга. – А метаешь точнее ты, милорд. – Когда у Уильяма было скверное настроение, все называли его милордом.

– Ты сможешь сбить с ног несущегося коня? – продолжал Уильям.

– Если у меня будет хорошая крепкая жердь, то да.

– Тогда выбери небольшое дерево, выдерни его и обломай ветки. Вот и будет у тебя крепкая жердь.

Уолтер отправился выполнять приказание.

Уильям провел коней через заросли к небольшой поляне на приличном расстоянии от дороги и там привязал, затем расседлал и запасся веревками и ремнями от сбруи достаточной длины, чтобы хватило связать человека по рукам и ногам. Его план не был обдуман до мелочей, но и времени для этого не оставалось, и приходилось лишь надеяться на удачу.

На обратном пути к дороге он подобрал обломок ветви старого дуба, сухой и тяжелый, который можно использовать как дубину.

Уолтер уже ждал его, жердь была готова. Уильям указал место, где должен спрятаться слуга, за толстым стволом бука у дороги.

– Смотри, не брось жердь раньше времени, а то конь успеет перепрыгнуть, – предупредил он. – Но и не прозевай – если зацепишь только за задние ноги, конь не свалится. И постарайся вогнать конец в землю – так надежнее.

– Мне уже случалось видеть, как это делается, – кивнул Уолтер.

Уильям вернулся ярдов на тридцать назад по дороге. Его задачей будет заставить коня понести, чтобы он уже не смог увернуться от жерди Уолтера. Притаившись у самого края леса, он присел и стал ждать. Рано или поздно один из гонцов графа Бартоломео должен здесь проехать. Уильям надеялся, что ждать придется недолго. У него не было уверенности, что план сработает, и ему не терпелось побыстрее осуществить его.

«Когда рыцари смеялись надо мной, они и понятия не имели, что я за ними шпионил, – думал он. – Но очень скоро один из них это поймет. И горько пожалеет, что смеялся, вместо того чтобы упасть на колени и целовать мне ноги. Он примется рыдать, и просить, и умолять, чтобы я простил его, а я-то уж постараюсь, чтобы раны получились особенно болезненными».

Но не только мысль о расправе утешала его. Если все получится, это может привести к падению графа Бартоломео и возвышению Хамлеев. Тогда уж те, кто хихикал по поводу несостоявшейся свадьбы, задрожат от страха, а кое-кому будет и похуже.

Падение Бартоломео решит участь Алины, и эта мысль доставляла Уильяму особое удовольствие. Ей придется расстаться со своим высокомерием, когда отца вздернут как изменника. И если она так любит шелка и сахар, то, чтобы получить их, ей придется выйти за Уильяма. Он вообразил ее – робкая и кающаяся, вот она несет ему из кухни горячий пирог, глядя на него снизу вверх своими огромными черными глазами, готовая услужить ему, надеющаяся на ласку, с чуть приоткрытым нежным ртом, жаждущим поцелуев…

Полет его фантазии прервал топот копыт, ударявшихся о скованную зимними холодами дорожную грязь. Он вытащил нож и взвесил его в руке, приноравливаясь к тяжести и пропорциям клинка. Острие было заточено с обеих сторон, дабы легко входило в плоть. Уильям встал, прижался спиной к дереву, за которым прятался, и, держа нож за лезвие, чуть дыша, стал ждать. Нервы были на пределе. Он боялся, что может промахнуться, или конь устоит на ногах, или всадник удачным ударом убьет Уолтера, и ему придется драться в одиночку…

В приближавшемся топоте что-то все больше настораживало Уильяма. Он увидел, как, озабоченно нахмурив брови, смотрит на него Уолтер – он тоже услышал. И тут Уильям понял, в чем дело. Конь был не один. Надо быстро принять решение. Нападать на двоих? Но он не собирался вести честный бой. Уильям решил пропустить всадников и дождаться одинокого гонца. Жаль, конечно, но в этой ситуации разумнее поступить именно так. Он сделал Уолтеру знак, тот кивнул и исчез в зарослях.

Через мгновение показались всадники. Уильям увидел, как вспыхивает огненно-красный шелк – Ральф из Лайма, а за ним его лысый товарищ. Они рысью пролетели мимо и скрылись из виду.

Напряжение спало, и Уильям рад был удостовериться, что граф действительно рассылает гонцов. Однако теперь он начал беспокоиться, вдруг все они будут теперь разъезжать парами. Это было бы вполне естественной предосторожностью. Но, с другой стороны, Бартоломео необходимо отправить много писем, а число людей, имевшихся в его распоряжении, было ограничено, и ему могло показаться излишней роскошью использовать двух рыцарей для доставки одного письма. Более того, рыцари – люди отчаянные, они определенно способны дать разбойникам жестокий бой, от которого, правда, немного проку, ибо красть у рыцарей нечего, если не считать меча, который не так просто продать без лишних расспросов, да коня, которого чаще всего калечат во время нападения. Пожалуй, рыцарь мог чувствовать себя в лесу в большей безопасности, чем кто-либо другой.

Уильям рукояткой кинжала почесал затылок. Все может быть.

Он снова уселся и стал ждать. В лесу было тихо. Выглянуло слабое зимнее солнце, пробиваясь своими дрожащими лучами сквозь густые кроны, и снова спряталось. Желудок Уильяма напомнил ему, что он еще не обедал. Совсем рядом дорогу перебежал олень, не подозревавший, что за ним наблюдает голодный человек. Уильям уже терял терпение.

Если в следующий раз гонцов тоже будет двое, решил Уильям, придется на них напасть. Рискованно, но его преимущество заключалось во внезапности, и еще у него был Уолтер, в драке просто дьявол. А кроме того, возможно, это его последний шанс. Он понимал, что его могут убить, но это лучше, чем жить в постоянном унижении. В конце концов, умереть в бою – достойный финал любой жизни.

Но лучше всего, думал Уильям, если бы появилась Алина, в полном одиночестве, верхом на белой лошади. Уж она бы у них грохнулась и – руки-ноги в синяках – покатилась в ежевику. Колючки до крови разодрали бы ее нежную кожу, а Уильям бы набросился на нее и прижал к земле. Ох уж и поиздевался бы он над ней!

Он в подробностях воображал ее раны, представлял, как будет вздыматься ее грудь, когда он будет сидеть на ней, и какой непередаваемый ужас застынет на ее лице, когда она поймет, что целиком в его власти… Но тут он снова услышал топот копыт.

И на этот раз всадник был один.

Уильям выпрямился, достал нож, прислонился к дереву и прислушался.

Это был добрый, быстроногий конь, не боевой, но вполне приличный. Он нес на себе не слишком тяжелого всадника без доспехов, и приближался ровной, размеренной рысью. Уильям взглянул на Уолтера и кивнул: вот оно, доказательство. Затем поднял правую руку, в которой держал за лезвие нож.

Вдали заржал конь Уильяма.

Несмотря на легкую дробь копыт приближавшегося коня, ржание было отчетливо слышно в тихом лесу. Рысак замедлил бег. Всадник крикнул: «Тпру!» – и перевел его на шаг. Уильям, затаив дыхание, проклинал все на свете. Теперь гонец будет начеку, что сильно усложнит дело. Но было уже поздно, и Хамлею-младшему оставалось лишь пожалеть, что он не отвел своего коня подальше.

Рысак, на котором сидел графский посланник, шел шагом, и Уильям не мог определить, как велико оставшееся между ними расстояние. Все получалось не так, как надо. Трудно было подавить искушение высунуться из-за дерева. Он напрягся и изо всех сил вслушивался. Внезапно совсем рядом раздался конский храп, и в ярде от места, где стоял Уильям, появился конь. Заметив незнакомого человека, животное отпрянуло, а хозяин удивленно вскрикнул.

Уильям выругался: конь мог с испугу понести не в ту сторону. Он нырнул обратно и, обойдя дерево, выскочил с другой стороны, сзади, с занесенной для броска рукой. Мельком взглянув на бородатого всадника, который, нахмурив брови, натягивал поводья, Уильям увидел старого вояку Жильбера Кэтфейса. Уильям метнул нож.

Бросок получился отменный. Острие ножа вонзилось в крестец животного и на дюйм, а то и глубже вошло в плоть. Конь подскочил и, прежде чем Жильбер успел среагировать, рванул бешеным галопом прямо в засаду к Уолтеру.

Уильям побежал следом. В мгновение ока конь пролетел расстояние до того места, где засел слуга. Жильбер изо всех сил старался удержаться в седле. Они поравнялись с Уолтером. «Ну же, Уолтер, давай!» – подумал Уильям.

Уолтер отлично все рассчитал, и Уильям даже не заметил вылетевшую из-за дерева жердь. Он только увидел, как передние ноги коня подкосились, словно силы неожиданно его оставили. Затем задние и передние ноги перепутались, голова опустилась, зад приподнялся, и бедное животное тяжело рухнуло на землю.

Жильбер вылетел из седла. Бежавший за ним Уильям резко остановился подле лежавшего поперек дороги коня.

Приземлился Жильбер удачно. Он перевернулся через голову и встал на колени. Уильям испугался, что тот может вскочить и убежать. Но в этот момент из зарослей выскочил Уолтер, который, бросившись вперед, накинулся на Жильбера сбоку и вместе с ним покатился по земле.

Но очень скоро им удалось обрести равновесие, и Уильям увидел, как в руке у встающего на ноги Жильбера блеснул клинок. Он перепрыгнул через коня и, когда Жильбер уже поднял кинжал, что было сил ударил его дубиной. Удар пришелся по голове.

Жильбер зашатался, но устоял. Проклиная стойкость противника, Уильям замахнулся для очередного удара, но Жильбер опередил его и успел сделать выпад. Уильям был одет для визита, не для боя, поэтому отточенное лезвие кинжала без труда рассекло тонкую ткань шерстяного плаща, и лишь благодаря тому, что резко отскочил назад, он избежал ранения. Жильбер продолжал наступать, заставляя Уильяма пятиться и не давая взмахнуть дубиной. Яростно орудуя клинком, он наседал. Уильям уже не на шутку испугался за свою жизнь, но тут сзади к Жильберу подбежал Уолтер и сбил его с ног.

Уильям с облегчением перевел дух. В какой-то момент он понял, что жизнь его висела на волоске, и теперь благодарил Бога, что тот ниспослал ему Уолтера.

Жильбер сделал отчаянную попытку встать, но Уолтер ударил его по лицу, а подоспевший Уильям пару раз огрел – для пущей верности – дубиной.

Они перевернули рыцаря на живот, и Уолтер сел несчастному на голову, а Уильям связал ему руки за спиной. Затем Уильям стянул с Жильбера высокие черные сапоги и обмотал его щиколотки крепким кожаным ремнем от сбруи.

Теперь, когда хитрый старый вояка был связан по рукам и ногам, можно было вздохнуть.

Следующий шаг – заставить Жильбера признаться.

Он начал приходить в себя. Уолтер перевернул его на спину. Когда Жильбер увидел Уильяма, по его лицу было видно, что он узнал молодого Хамлея и вначале удивился, а затем испугался. Уильям был доволен. «Жильбер уже жалеет, что смеялся надо мной, – подумал он. – Скоро он еще больше пожалеет».

Конь Жильбера уже поднялся на ноги. Он отбежал на несколько ярдов, но остановился и оглянулся, тяжело дыша и вздрагивая каждый раз, когда ветер шелестел листвой в кронах деревьев. Уолтер отправился его ловить, а Уильям подобрал нож, выпавший из тела раненого животного.

Уолтер без особых трудностей поймал коня, они положили пленника поперек и отвезли в глубь леса, где Уильям оставил собственных лошадей, которые заволновались, почуяв запах крови, сочившейся из раны коня Жильбера.

Уильям огляделся, подыскивая подходящее для задуманного дерево, остановив свой выбор на старом вязе с крепкой веткой на высоте восьми-девяти футов.

– Вот на этом суку я хочу подвесить Жильбера, – сказал он Уолтеру.

Слуга расплылся в садистской улыбке.

– Что ты собираешься делать с ним, господин?

– Увидишь.

Обветренное лицо Жильбера побелело от страха. Уильям пропустил у него под мышками веревку, завязал ее за спиной и перебросил через ветку.

– Поднимай, – приказал он Уолтеру.

Уолтер подхватил Жильбера, но тот стал извиваться и, вырвавшись, упал на землю. Тогда дубиной Уильяма Уолтер принялся колотить несчастного по голове, пока он не потерял сознание. Уильям подтянул свободный конец веревки, несколько раз перебросил его через ветвь и надежно закрепил. Уолтер отпустил Жильбера, и его слегка обмякшее тело повисло в ярде от земли.

– Принеси-ка дровишек, – сказал Уильям.

Они сложили дрова под ногами Жильбера, и Уильям, достав огниво, запалил их. Через несколько минут языки пламени начали подниматься, а жар заставил Жильбера очнуться.

Когда понял, что происходит, он застонал от ужаса.

– Прошу тебя, – взмолился Жильбер, – прошу, отпусти! Прости, что я смеялся над тобой! Смилуйся!

Уильям молчал. Стенания Жильбера тешили его самолюбие, но не этого он добивался.

Когда огонь начал обжигать пятки Жильбера, спасаясь от жара, он подогнул колени. По его лицу струился пот. От тлеющей одежды тянуло паленым. Уильям решил, что пора приступать к допросу, и заговорил:

– Зачем ты явился сегодня в замок?

Жильбер уставился на него широко открытыми глазами.

– Засвидетельствовать почтение графу. Разве это возбраняется?

– С какой стати?

– Граф только что вернулся из Нормандии.

– И ты не получал приказа приехать?

– Нет.

«Может быть, это так и есть», – размышлял Уильям. Допрос пленного оказался не таким простым делом, как ему представлялось. Он задумался.

– Что сказал тебе граф, когда ты появился в его покоях?

– Поприветствовал меня и поблагодарил за мой визит.

Уильяму показалось, что глаза Жильбера подозрительно забегали.

– Что еще? – спросил он.

– Он поинтересовался, как моя семья и имение.

– Больше ничего?

– Ничего. Почему тебя интересует, что он сказал?

– А говорил ли он что-нибудь о короле Стефане и королеве Мод?

– Ничего. Поверь мне!

Жильбер не мог больше держать колени поджатыми, и его ноги стали опускаться в разгоравшийся костер. Через секунду он взвыл от нестерпимой боли, и его тело забилось в конвульсиях, а колени согнулись. Ему показалось, что он может ослабить свои страдания, если будет раскачивать ноги. Однако каждый раз, когда ступни оказывались в пламени, из его груди вырывался крик.

Уильяма мучили сомнения: может, Жильбер говорит правду? Поди узнай. Но ведь наступит момент, когда муки станут невыносимыми и, отчаявшись получить облегчение, старый вояка будет готов сказать все что угодно. Важно, чтобы он не догадался, чего от него хотят. Кто бы мог подумать, что пытать людей – такое трудное занятие.

Уильям заставил себя говорить спокойно.

– Куда же ты теперь направлялся?

– Тебе-то что?! – завопил Жильбер от боли и досады.

– Так куда?

– Домой.

Похоже, способность быстро соображать покидала его. Уильям знал, где он живет: на север отсюда. Жильбер ехал не в том направлении.

– Куда ты направлялся? – снова спросил Уильям.

– Что тебе от меня надо?

– Я знаю, что ты врешь, и хочу, чтобы ты сказал правду. – Уильям услышал, как Уолтер одобрительно хрюкнул, и подумал: «А ведь у меня получается». – Итак, куда ты направляешься? – снова повторил он.

Жильбер был слишком измучен, чтобы продолжать раскачиваться. Завывая от боли, он висел над костром, поджав ноги. Но разгоревшееся пламя поднялось уже слишком высоко. Уильям почувствовал показавшийся знакомым запах, от которого его слегка замутило, и через минуту он понял, что это был запах жарящегося мяса. Волосы, покрывавшие ноги Жильбера, обгорели, кожа начала чернеть и трескаться, а выступивший жир с шипением капал в костер. Уильям как зачарованный смотрел на мучения пленника. Крики несчастного приводили его в блаженный трепет. Ему было приятно ощущать власть над этим человеком. Это чем-то напоминало ощущение, которое он испытывал, когда подкарауливал в укромном месте девушку и, повалив на землю, задирал ей юбку, зная, что никто не услышит ее крики и ничто уже не сможет его остановить.

Почти с сожалением он снова произнес:

– Куда ты направлялся?

– В Шерборн! – завизжал Жильбер.

– Зачем?

– Во имя Иисуса Христа, умоляю, сними меня! Я все расскажу.

Уильям чуял близкую победу. Его сердце радостно забилось. Осталось только чуть поднажать. Он повернулся к Уолтеру:

– Убери-ка его ноги из огня.

Схватив Жильбера за тунику, Уолтер потянул в сторону так, чтобы языки пламени больше не доставали до его ног.

– Ну, – сказал Уильям.

– В Шерборне и его окрестностях у графа Бартоломео пятьдесят рыцарей, – начал Жильбер, давясь от рыданий. – Я должен собрать их и привести в Эрлскастл.

Уильям улыбнулся. Ему было лестно сознавать, что его догадки подтвердились.

– И зачем граф понадобились эти рыцари?

– Этого он не сказал.

– Пусть еще немного поджарится, – сказал Уильям Уолтеру.

– Нет! – взвизгнул Жильбер. – Я скажу!

Уолтер колебался.

– Только быстро! – предупредил Уильям.

– Они собираются воевать за королеву Мод, против Стефана, – выложил Жильбер.

Вот оно – доказательство! Уильям наслаждался своим успехом.

– А если я спрошу тебя об этом перед моим отцом, подтвердишь ли ты сказанное только что? – спросил он.

– Да, да!

– А когда мой отец спросит тебя об этом перед самим королем, ты скажешь правду?

– Да!

– Богом поклянись.

– Клянусь Господом, скажу правду!

– Аминь, – удовлетворенно произнес Уильям и начал затаптывать костер.

Они привязали Жильбера к седлу и, ведя его коня в поводу, шагом тронулись в путь. Несчастный рыцарь был чуть живой, и Уильям, опасаясь, что он умрет, старался обращаться с ним не слишком грубо, ибо какой от мертвого прок. А когда они переправлялись через ручей, он даже плеснул холодной воды на обожженные ноги Жильбера. Тот сначала застонал от боли, но, похоже, в конце концов это несколько облегчило его страдания.

Уильяма переполняло чувство триумфа, к которому примешивалось нечто вроде досады. Он еще никогда никого не убивал и теперь жалел, что не может убить Жильбера. Ведь подвергнуть человека пытке и не убить его – это то же самое, что раздеть девчонку и не изнасиловать. И чем больше он об этом думал, тем больше хотел женщину.

Может, когда доберется до дома… нет, там времени не будет. Ему придется обо всем рассказать родителям, и они захотят, чтобы Жильбер повторил свое признание в присутствии священника, а возможно, и еще каких свидетелей, затем они обдумают план захвата графа Бартоломео, который следует осуществить завтра, пока Бартоломео не успел собрать слишком много воинов. Правда, Уильям еще не придумал, как овладеть замком без длительной осады…

Он с неудовольствием подумал, что, похоже, пройдет немало времени, прежде чем он хотя бы увидит привлекательную женщину. И тут прямо перед ним, на дороге, появилось то, о чем он мечтал.

Навстречу ему брела группка из пяти человек. И среди них находилась темноволосая женщина лет двадцати пяти, не девушка, но еще достаточно молодая. По мере ее приближения интерес Уильяма возрастал: оказалось, что это настоящая красавица с собранными вверх волосами и глубоко сидящими глазами насыщенного золотого цвета. У нее была стройная, гибкая фигурка и гладкая, загорелая кожа.

– Задержись, – сказал Уильям Уолтеру, – и загороди рыцаря, пока я буду с ними разговаривать.

Путники остановились и озабоченно смотрели на Уильяма. Это была семья: высокий мужчина, очевидно, муж, юноша, вполне взрослый, только без бороды, и две малявки. Мужчина показался Уильяму знакомым.

– Где-то мы уже встречались, – сказал он.

– Я знаю тебя, – отозвался мужчина. – И твоего коня знаю – вместе с ним вы чуть не убили мою дочь.

Уильям начал припоминать, как его конь пронесся рядом с девчонкой, чуть не растоптав ее.

– А-а-а, это ты строил мне дом. И когда я всех уволил, стал требовать расчета и чуть ли не угрожал.

Мужчина не стал отрицать. Он продолжал стоять, молча глядя на Уильяма.

– Ну сейчас ты не так дерзок, – ухмыльнулся Уильям. Было видно, что семья голодает. Похоже, день складывался удачно, чтобы свести счеты со всеми, кто посмел оскорбить Уильяма Хамлея. – Есть хотите?

– Хотим, – сердито буркнул строитель.

Уильям снова взглянул на женщину. Она стояла, слегка расставив ноги, и, гордо вздернув подбородок, бесстрашно смотрела ему прямо в глаза. Алина разожгла в нем желание, и теперь ему нужна была эта женщина, чтобы утолить свою похоть. Он не сомневался, что уж она-то его потешит: будет извиваться и царапаться. Тем лучше.

– Ведь ты не женат на этой девке, а, строитель? – сказал Уильям. – Я помню твою жену – уродливую корову.

Страдание исказило лицо строителя.

– Моя жена умерла.

– Ну а с этой ты в церковь не ходил, не так ли? И у тебя нет ни пенни, чтобы заплатить священнику. – За спиной Уильяма кашлянул Уолтер, кони нетерпеливо били копытами. – Предположим, я дам тебе денег на еду, – продолжал Уильям, дразня строителя.

– Я с благодарностью возьму их, – ответил мужчина, хотя Уильям видел, что такое раболепство дается ему с огромным трудом.

– Я говорю не о подарке. Я хочу купить твою женщину.

Но женщина заговорила сама:

– Мальчик, я не продаюсь.

Презрение, звучавшее в ее словах, разозлило Уильяма. «Когда мы останемся наедине, – подумал он, – я тебе покажу, кто я». Он повернулся к строителю:

– Я дам тебе за нее фунт серебром.

– Она не продается.

Злость Уильяма закипала все сильней. Какая глупость! Он предлагает голодному целое состояние, а тот отказывается!

– Если ты, дурак, не возьмешь деньги, – пригрозил он, – я просто разрублю тебя мечом и выебу ее на глазах у детей!

Рука строителя скользнула под плащ. «Должно быть, у него есть оружие, – мелькнуло в голове Уильяма. – Кроме того, он очень большой и, хоть тощий, как лезвие ножа, может устроить отчаянную драку, чтобы спасти свою бабу». Тем временем женщина распахнула плащ, а ее ладонь легла на рукоятку длиннющего кинжала, висевшего на поясе. Юноша тоже был достаточно крупным, чтобы наделать неприятностей.

Тихим, но твердым голосом заговорил Уолтер:

– Господин, сейчас не время.

Уильям неохотно кивнул. Он должен доставить Жильбера в имение Хамлеев. Дело слишком важное и не может быть отложено из-за бабы. Придется потерпеть.

Он взглянул на эту семью, на этих оборванных, голодных людей, которые были готовы до конца сражаться с двумя здоровенными мужчинами, вооруженными мечами и сидящими на конях. Он не мог их понять.

– Ладно, подыхайте! – бросил Уильям и, пришпорив коня, рысью помчался прочь.