Сердце шута

Глава 5. Хорхе

Я подвез Анабель, проводил взглядом до самого подъезда, а затем рванул к складам, вдавливая педаль газа в пол так сильно, как только мог. Кажется, машина даже не ожидала такого напора. Но сейчас это последнее, о чем я переживал.

Склады с товаром. Пропавший Матиас. Убитый Дэни. И, черт возьми, Тайфун в одиночестве с ворохом проблем, пока я гулял с девчонкой по пляжу. Отличный вечер.

Машина, взвизгнув шинами от резкого торможения, остановилась около целой вереницы ангаров. Объятых дымом ангаров.

Я едва сдержал ругательства, которые вертелись на языке, вылетел из машины, осматриваясь по сторонам.

Аарон стоял около своей машины, отблеск пламени игрался на его лице в полной темноте, делая его поистине жутким. Не знаю, кто из нас сейчас был настоящим порождением зла, но настолько серьезный Ар пугал даже меня.

Я остановился рядом с ним. Он не сказал ни слова, продолжая курить и безучастно смотреть на то, как огонь пожирал нашу работу и деньги.

– От пожара прикурил? – хмыкнул я, сложив руки на груди.

– Что ты несешь, Хорхе?

– В службу спасения звонили?

– За кого ты меня принимаешь? – возмутился парень. – Конечно, всех эвакуировали, из пострадавших только мои поседевшие волосы и деньги.

– А Матиас?

– Тут уже не до него немного.

– Дэни?

– Мертвым не поможешь, – пожал плечами друг, выбрасывая сигарету, а затем закуривая новую. Я толкнул его в плечо, заставляя отлипнуть от капота внедорожника. Аарон вскинул брови, вопросительно разглядывая меня.

– Ладно, – согласился я. Ночь обещала быть длинной. – С чего ты взял, что это Санчес?

– Их машины видели здесь, – фыркнул он. – Да и кто еще мог сделать такое на показ?

– Займемся ими позже, – я отобрал сигарету из его рук, сделал несколько глубоких затяжек.

– Найдем мальца, пока не нашел кто-нибудь другой, – Аарон отошел от машины, кинул размытый взгляд мне за спину, где бушевало пламя. – Ты поведешь, – он опустил тяжелую ладонь на мое плечо.

– И куда рулить, босс? – Усмехнулся я, выбрасывая сигарету. Аарон сел на переднее сидение, я залез в машину следом за ним.

– В дом на холме. Луиза сегодня тоже там.

– Так нас ждет семейная встреча?

– Надеюсь, нет, – мрачно отозвался Аарон, устремив взгляд в окно. Я завел машину, еще раз посмотрев на нашу горящую жизнь.

– Кто-то облегчил муки твоей совести.

– Он ни черта не облегчил. Мы все равно ничего не знаем о дочери Дэни, о наркоте, которой ее накачивали и кто это делал, как не знаем и ничего о проклятой секте, и Дэни нам уже тоже не расскажет.

– Я ведь нашел имя, дату рождения и все существующие о ней записи. Тебе нужно порыться в архивах с уликами и найти образцы того, что нашли при ней, а там дело за малым, ты же знаешь, что все семьи в городе маркируют свой товар, – проговорил я. Каждая семья, причастная к производству и распространению запрещенных веществ мешала в состав какую-нибудь одну отличительную «способность», по которой мы могли отличать свой товар от чужого.

– Нет никаких улик, Хорхе, – обреченно выдал парень, устало склонив голову на стекло. – Дэни уничтожил все, даже свидетельство о рождении девочки. Чудо, что ты смог найти.

– Боже храни католиков, – хмыкнул я. Аарон упер в меня серьезный взгляд. – Не смотри так, я нашел записи о ее крещении в церкви на холме.

– Тебе не кажется, что церкви на холме слишком много в последнее время?

– Объективно, да. Учитывая и то, что мать Луизы посещала ее, твоя…

– Наша, – перебил Аарон.

– Наша, – исправился я, – тоже ходила туда на службы, Мария. И все они мертвы. Это странно, да. Надо поспрашивать там. Или потребовать архивы.

Аарон ничего не ответил, я был уверен, что он согласился с моими доводами.

Уже через несколько минут мы поднимались по ступенькам к дому Перес, пока на темное небо набегали густые облака. Кажется, собирался очередной дождь.

Дверь открылась даже раньше, чем мы успели постучать. На пороге возник поникший Матиас с растрепанными волосами, будто наше появление подняло его из постели, но он явно нас поджидал.

Аарон буквально подлетел к нему, толкнув в грудь так, что парень стукнулся о стену в коридоре спиной.

– Твоих рук дело? – прорычал Аарон, не выпуская Матиаса из хватки. Он дернулся.

– О чем ты?

– Дэни мертв, это ты устроил? – повторил вопрос Тайфун. Я уперся плечом в стену рядом, наблюдая за перепалкой. Я знал, что Аарон ничего не сделает брату любимой женщины. Даже если Матиас виноват в смерти Дэни. В конце концов, для Дэни и так был подписан смертный приговор.

– Причем здесь я?

– Ты ушел из клуба, я не мог найти тебя четыре часа, Матиас! – громко отозвался Аарон. – Потом семья Санчес поджигает наши склады, а у Дэни волшебным образом кровавая улыбка от уха до уха, как прикажешь понимать?!

– Как хочешь, так и понимай, я здесь не причем!

– Ты также говорил, когда Лу пропала, – упрекнул Тайфун, прижав парня к стене еще сильнее. Я подошел ближе.

– Матиас, мы не собираемся убивать тебя, если это сделал ты, то просто скажи. Нам важнее оградить всех нас от последствий!

– Что здесь происходит?! – черт. Мы втроем синхронно обернулись на удивленно-недовольный восклик Луизы. Аарон тут же отпустил Матиаса.

– Все в порядке, – подал голос блондинчик, поправив свитер. Лу сложила руки на груди, по очереди разглядывая нас. Я чувствовал себя как нашкодивший школьник, которого отчитывают на перемене.

– А теперь мы все сядем, и вы расскажете мне, что, черт возьми, происходит, – она направилась в гостиную, кутаясь в широкий вязаный кардиган, похожий на те, что постоянно носила Анабель. Луиза зажгла небольшой светильник в углу. Матиас и Аарон расселись в разные углы дивана, как обиженные друг на друга коты. Луиза нырнула под бок Аарона, словно это естественное их положение. И я бы не соврал, если бы сказал, что рад за него.

– Дэни мертв, – выдал Аарон без прикрас, длинных предисловий и долгих прелюдий. В воцарившейся тишине выдох Луизы показался слишком громким.

– Товар уничтожен.

– И в убийстве мы подозреваем Матиаса, – добавил я, растянув губы в хищной усмешке. Парень кинул на меня какой-то непонятный взгляд, а затем посмотрел на сестру.

– Я поехал домой сразу после ухода из клуба. Я хотел его убить, но не стал, да и не смог. Ублюдка ведь охраняют так, будто он святой грааль, а не чертов маньяк, – ядовито выплюнул Матиас. Аарон еще несколько секунд внимательно рассматривал его, а затем, положив руку на бедро Лу, откинулся назад в кресле, запрокинув голову.

– Паршиво.

– Да, и снова мы, и снова в заднице, – усмехнулся я, поднимаясь из кресла и ослабляя узел галстука. Около дивана теперь стоял барный столик, который Матиас вытащил из кабинета отца. Я налил виски в стакан, залпом опрокинул содержимое, подлил еще, пытаясь не думать о том, как разгребать все, что на нас свалилось.

Мы так и не сомкнули глаз до самого рассвета, который снова наступил неожиданно. Сначала мы долго молчали, обдумывая произошедшее, затем наперебой строили теории заговора, выкуривая сигарету за сигаретой. Кажется, этой ночью адреналина в нашей крови было так много, что мы смогли бы жить на одном только этом чувстве еще парочку дней. Но бодрость все же заканчивалась. В желудке плескался кофе, разбавленный виски. Алкоголь, правда, уже успел выветриться. А вот аромат кофе, сигаретного дыма и мятной жвачки окружал гостиную, словно мягкое покрывало обнимало уставшее тело.

Я был рад впервые за долгое время избавиться от кошмаров, провести одну ночь, не просыпаясь после в холодном поту и с криком в ушах. Но повод для этого, конечно, был ужасным. И я не знал, что из этого лучше.

А сейчас я стоял на кухне в доме Матиаса и Лу и варил кофе. Запах свежемолотых кофейных зерен разносился повсюду, душа посильнее дыма от сигарет. В окне виднелся просыпающийся город с рассыпанными по холмам домиками, поблескивало вдали море, уходящее за горизонт, и я смотрел на эту картину, пытаясь впитать в себя утреннюю тишину и спокойствие, как делал каждое утро. Вот только в квартире, доставшейся от родителей, окно выходило на кусок неба и чертовы крыши трущоб. Вся моя жизнь, казалось, была трущобами, из которых я все никак не мог найти выхода. И, стоя здесь, в этой просторной, просто огромной кухне, я чувствовал себя таким маленьким, что не мог подобрать приличных слов, чтобы описать это.

Аарон бесшумно появился рядом, копируя мою позу, сложил руки на груди и тоже уставился в окно.

– Ты уверен, что тебя не убьет пятая кружка кофе?

– Ты уверен, что тебя не убьет эмоциональность?

– Хватит юлить, придурок, – фыркнул Ар. – Пожар потушили. Мы встряли на охренеть какие деньги, друг.

– Доброе утро всегда должно начинаться с хороших новостей, – хмыкнул я, потянувшись убрать кофе с огня. – Может быть, это знак.

– Думаешь, пора?

– Да, Ар, давно пора избавиться от этого наследия твоего отца. И убрать уже говнюка Карлоса Санчеса. Он слишком часто вставляет нам палки в колеса, слишком много убытков от его самодеятельности.

– Ты прав, – парень поставил еще одну кружку на столешницу. – Я уже дал распоряжение в участке. Скоро Карлос обо всем узнает, поэтому будь готов к неожиданностям, – предупредил он, пока я разливал кофе по кружкам, пока пар от него взвивался в воздух и пока где-то в отдалении красотка цокала каблуками при полном параде, а щебетание птиц доносилось из открытых окон в коридоре. Обычное утро понедельника. Обычный день для того, чтобы снова подставить жизнь под удар. Вот только я не думал, чем нам все это обернется, и когда Лу оказалась на кухне с просьбой, я едва не подавился кофе и не проглотил собственный язык.

Глава 6. Анабель

Хорхе подвез меня до самого подъезда, скупо попрощался и уехал. Я слышала, как его машина с ревом отъезжала. Парень находился в своих мыслях так глубоко, что я не стала расспрашивать. Но, кажется, происходило что-то страшное. И, конечно, меня в это ни за что в жизни бы не посвятили. Не тот уровень доступа, мозгов, да и, чего скрывать, многие все еще переживали, что я могу переметнуться на другую сторону. И, по правде сказать, я и сама не знала пусты их домыслы или нет. У каждого человека есть цена. И, хоть мне не нужны деньги, есть куча других способов заставить человека что-либо сделать. Я все еще помнила слова Лукаса Санчеса о моем ребенке, как о возможном способе шантажа.

Я вошла в квартиру, выбрасывая эти мысли. Кому может понадобиться двадцатилетняя беременная вдова, у которой нет доступа никуда, кроме этой квартиры? Смешно. Хотя забавно думать так о своей собственной важности. Может быть, где-то я бы пригодилась. Я не чувствовала ни неловкости, ни неправильности, наверное. Мне бы точно не помешали друзья. Кто-то, кроме Луизы. Она замечательная, но не всегда ведь будет со мной возиться.

Я скинула промокшие, грязные от песка кеды в коридоре. Ноги жутко отекли, поэтому, даже не включая свет, рухнула на диван в гостиной, пытаясь отдышаться.

В темноте все мысли казались ярче, острее, живее и… больнее. Мне было стыдно перед ней. Иногда я чувствовала себя маленьким ребенком, который ничего не умеет и просто живет по эмоциям, а Лу в нашем тандеме взрослая, мудрая и непоколебимая скала, которая снисходительно закрывала глаза на мои слова и выходки.

Боже, как я вообще могла ее проклясть? Как могла такое сказать? И как она простила? Чем я заслужила такую подругу?

Я прикрыла глаза. Вспомнился вечер, задумчивый Хорхе на берегу, небо, усыпанное звездами, тишина, нарушаемая лишь тихими волнами после шторма, влажный песок из-за дождя и какое-то едва уловимое спокойствие. Я надеялась лишь на то, что ко мне не приставили никого для слежки. В моем случае это ведь означало бы не охрану. В моем случае это означало бы глубокие подозрения. А о Хорхе ходит достаточно много слухов. Все знают, какую работу он иногда выполняет для Тайфуна, все знают о его методах допроса.

Черт.

Я поморщилась, надеясь, что ошибалась. Мне бы не хотелось пойти ко дну. И не хотелось бы потерять то, что с трудом удалось собрать заново.

Я поднялась с дивана, держа в голове лишь одну картинку. Отчего-то захотелось порисовать, избавиться от мыслей. И я не стала себе в этом отказывать. Достала мольберт, поставила чистый холст. Сейчас девушка на закате казалась неуместной, неправильной.

В последние месяцы я почти не рисовала, с животом не особо удобно стоять около мольберта, да и вообще подолгу находиться на ногах тоже трудновато, хотя не сказала бы, что живот был большим. Мне почему-то наоборот казался слишком маленьким, аккуратным, словно внутри меня находился не ребенок, а кнопочка. Крохотное существо с огромными шоколадными глазами, аккуратным носиком и пухлыми губками. Почему-то именно так я представляла себе ребенка. Мне было не важно мальчик это или девочка. Это ведь ничего бы не изменило. Мы с Генри не загадывали, не мечтали, даже не особо планировали. Это просто случилось, словно судьба дала нам шанс… дала мне шанс справиться.

Кисти марались в акриловых красках, а затем расползались широкими мазками по белому полотну холста, складываясь в темное небо, в морской берег, подсвеченный холодным лунным светом в борьбе с теплым отражением фонарей на песке, где волны игрались причудливыми линиями. Я ушла в себя, позволяя кисточкам создавать новый мир. Это правда очищало от мыслей, от боли, от скорби и стыда.

Я забылась, позволяя картине оживать под моими пальцами, позволяя воображению и памяти творить невесть что прямо перед моими глазами. И очнулась я только тогда, когда отдернула кисть от холста, как ладонь от горячего чайника.

На темном полотне стал вырисовываться мужской силуэт. Мужская фигура, окутанная легким шлейфом почти прозрачного дыма.

Черт возьми.

Неожиданно зазвонил телефон, заставляя вздрогнуть. Я бросила кисть в стакан с водой, вытерла руки от краски специальным полотенцем, а затем вытащила из кармана телефон. Сердце запнулось, лицо залила краска, я спешно отвернула мольберт к окну, словно звонивший мог увидеть творящееся вокруг, заглянуть в душу и увидеть то, чего я сама бы не хотела замечать.

– И тебе привет, тетя Мартина, – ответила я, прижав телефон плечом к уху и надеясь, что мой голос не дрожал от неловкости. И почему тетя Генри всегда звонила в такие неловкие, неудобные моменты, будто чувствовала, что именно в эту секунду у нее есть отличный шанс смутить собеседника?

Ладно, я и сама со своим смущением прекрасно справлялась.

Я вернулась на диван.

– Привет, моя дорогая, – раздалось жизнерадостное с той стороны. Меня всегда удивляло то, как легко Матрина относилась к жизни, к происходящему вокруг, как смогла взять беспризорного племянника на воспитание и ни разу ничего не сказать ему по этому поводу, не упрекнуть в неблагодарности в моменты, когда Генри был очень далек от праведной жизни и закона. И удивительно то, как она не вляпалась в дела мафии, когда ее племянник буквально обручился с этим миром. И отдал за него жизнь. Как у нее хватало сил звонить мне каждый вечер воскресенья, чтобы поинтересоваться самочувствием?

Я никогда не находила ответа на эти вопросы. И сейчас, когда на холсте, который действительно отражался в окне, был изображен чей-то силуэт, становилось стыдно. Как я могла так быстро начать жить заново? Прошло всего три месяца с момента смерти Генри. Три месяца. Этого не хватит для того, чтобы оплакать потерю, а я заводила новых друзей и хотела жить дальше. А заслуживала ли я этого дальше? Могла ли позволить себе улыбаться, беспечно рисовать, ходить в чертовы клубы и пререкаться с Хорхе, когда Генри этого уже никогда не сможет сделать?

Я, не сдержавшись, всхлипнула.

– Ты снова плачешь, маленькая? – спросила женщина ласковым голосом. Я видела ее лишь один раз, на нашей свадьбе, ей всегда удавалось создать тепло вокруг себя, какое-то едва заметное спокойствие и тишину. Вот и сейчас от одного лишь вопроса стало еще тошнее, будто я предавала Генри, Мартину и весь остальной мир. Хотя ничего даже не сделала.

– Все такое странное, – я шмыгнула, пытаясь остановить слезы. – И я не знаю, станет ли оно когда-нибудь нормальным. Я не знаю, что делать, как поступать и как жить.

– Ана, я ведь говорила тебе, что все обязательно пройдет, все закончится. Я скоро приеду к тебе, хочу, чтобы мы вместе с твоей подругой подготовили все для малыша или малышки, – она всего лишь говорила, а я чувствовала, как буря в душе постепенно угасала, словно огромный пожар кто-то с усилием заливал водой. – Когда ты идешь к своему врачу?

– Завтра, – я утерла нос рукавом кофты, взглянула на время, – точнее, уже сегодня, – Мартина на том конце провода легонько рассмеялась, вызывая этим и у меня улыбку. – Что-то я совсем расклеилась.

– Это нормально, дорогая, – заверила она. На заднем фоне слышались переливы джаза, я была почти уверена, что сейчас Мартина сидела на своей крохотной кухне где-то в Италии, пила белое вино и курила излюбленные тонкие сигареты. И я бы не удивилась, если бы узнала, что у нее новый любовник. – Иди спать, Ана, скоро увидимся, и я не дам тебе плакать.

– Спасибо, Мартина, жду этого момента, – улыбнулась я, затем отключила телефон и расплылась пятном по дивану, устремив взгляд на отражение картины в окне. И почему я так распереживалась из-за какого-то рисунка? Это всего лишь холст и краски. Всего лишь один почти зимний вечер.

Осталась всего одна ночь до декабря. Осталось всего несколько часов до ожидания чуда и, наверное, жизни.

Малыш внутри толкнулся, будто подтверждая мои мысли. Я накрыла живот рукой, нежно погладила, пытаясь выразить всю ту любовь, на которую была способна. И уверенность в том, что в итоге все будет хорошо почему-то укрепилась. Сейчас этот малыш – смысл моей жизни. Впервые за все двадцать лет, которые я прожила на земле, у меня появился смысл.

Я поднялась с дивана, хотелось оставить на нем же и свои переживания, но вместо этого я вошла в спальню, не стала включать свет, боясь, что так могу увидеть то, что видеть не хотела. В темноте всегда прятать проще. И себя, и призраков прошлого, и мысли.

Обычно я подолгу не могла уснуть, думая о прошлом, будущем, о себе и жизни. Куда я могла двигаться дальше? Должна ли? Я никогда не находила ответы на эти вопросы, а затем все же проваливалась в сон, и утром эти мысли уже не имели значения. Правда, сегодняшняя ночь стала исключением, я заснула почти сразу, как только голова коснулась подушки. А когда прозвенел будильник, еле поднялась с кровати, пытаясь урвать еще несколько минут драгоценного сна. Хотелось остаться дома, особенно после взгляда в окно, за которым накрапывал очередной дождь.

Но я обещала Мартине, обещала Лу и, в конце концов, обещала себе, что буду делать такие неважные и простые дела, как это. Просто поход к врачу. Возможность узнать, кто появится на свет всего через несколько недель.

В дверь позвонили, я двинулась в коридор, натягивая на себя толстовку на несколько размеров больше. Я ожидала увидеть на пороге Луизу, как мы и договаривались, хотя я до последнего надеялась на то, что она не придет, забудет или просто забьет на то, чтобы постоянно со мной таскаться. Я ожидала увидеть привычную добродушную улыбку и глаза с прищуром, но я никак не ожидала увидеть там Хорхе.

Черт возьми, мир решил явно надо мной поиздеваться. Сердце зашлось в бешеном ритме, словно я увидела привидение, а не обычного человека. Да какой к черту из него обычный человек?! Хорхе на пороге мог означать только то, что мне, вероятно, снова не доверяли.

И я не придумала ничего лучше, чем просто захлопнуть дверь. Прямо перед его носом.

О боже.

Видимо, правильно говорят, что у беременных мозг отключается. Иначе с чего я бы в трезвом уме стала закрывать дверь перед вторым по положению человеком в мафии?

Но почему-то ни отборной ругани, ни угроз из-за двери не слышалось. Кажется, Хорхе вообще смеялся. Хотя что смешного можно найти в этой ситуации? Он точно ненормальный.

Я выдохнула, затем снова открыла дверь, осторожно выглянула в подъезд. Хорхе насмешливо улыбался, рассматривая меня. А я явно ничего не понимала.

– Пока ты снова не захлопнула дверь, – вместо приветствия проговорил парень, – Луиза попросила куда-то тебя подвезти.

– А где она? – недоверчиво спросила я. Хорхе удивленно поднял брови, сунул руки в карманы брюк.

– Ночью произошло кое-что, сейчас Луиза нужна Тайфуну, – уклончиво отозвался парень, отвел взгляд в сторону. Нехорошее предчувствие закралось в голову, я шагнула назад.

– И ты здесь, потому что вы подозреваете меня в чем-то? – парень вновь непонимающе посмотрел на меня, затем удивленно раскрыл глаза и громко рассмеялся. Только вот ничего смешного я в этом не видела.

– Неужели я настолько ужасен в твоих глазах? – улыбнулся он, вокруг карих глаз пролегли маленькие мимические морщинки, делая взгляд каким-то простым и даже добрым.

– Тайфун в порядке? – перевела тему я, отступая внутрь квартиры и открывая дверь. Хорхе остался на месте, наблюдая за тем, как я собирала сумку.

– Да, никто не пострадал, – отозвался Хорхе. Я кивнула, жалея о том, что придется разделить такой момент и эмоции от важного события с ним, а не с Лу или Мартиной. Не потому что Хорхе плохой или неправильный, просто это казалось странным. Конечно, ничто не сравнилось бы с тем, если мы с Генри разделили бы этот момент на двоих. Но я не дала этим мыслям проникнуть в голову, иначе это точно довело бы меня до слез.

– Отлично, – сказала я, выходя из квартиры, – тогда ты будешь рад узнать, что мы едем к врачу, – я повернулась к Хорхе, мило улыбнулась, наблюдая за тем, как из его вида пропадает все веселье.

– Красотка точно за что-то пытается мне отомстить.

– Или мне, – в тон ему отозвалась я, мы переглянулись и тихо рассмеялись.

Всю дорогу в машине мы молчали, Хорхе зашел со мной в здание больницы, кинул обеспокоенный взгляд, когда я заходила в кабинет, но ничего не сказал. Я тоже молчала. Да и что можно сказать в момент, когда абсолютно чужой человек провожает тебя беременную до больницы? Спасибо? Это смешно.

В кабинете, как и много раз до этого, царила полнейшая тишина. Все та же женщина улыбалась мне, задавала кучу вопросов, осматривала, пока я убегала мыслями глубоко в себя, пытаясь не думать о будущем, о своих возможностях, о жизни. Ведь что может беременная вдова без образования, работы и на пожизненном обеспечении мафии? Я никогда не думала о том, чтобы убежать, бросить здесь все. Я знала, что я ничего даже и не умела. Большую часть жизни я провела в детском доме, а вторую часть на кухне семьи Перес и замужем. Что я могла? И что могла дать ребенку?

Когда Генри был жив, я не думала об этом, ведь мы были вместе, вместе бы справились, но теперь я одна. Одна перед лицом всех этих трудностей, родительства и жизни. Как я смогу воспитать человека?

Она говорила что-то еще, даже назвала пол ребенка, но я уже не слушала. Мне впервые по-настоящему стало страшно. И когда я вышла в коридор, наткнувшись там на Хорхе, я не смогла сдержать слез. Здесь должен сидеть Генри, он должен волноваться, улыбаться и засыпать меня вопросами. Почему в моей жизни все так неправильно?

Парень подлетел ко мне, обеспокоенно оглядывая заплаканное лицо.

– Все в порядке?      – я кивнула, чувствуя теплые ладони Хорхе на своих щеках. И мы стояли посреди больничного коридора, я плакала, а он молча ждал, непривычно бережно стирая мои слезы.

– У меня будет сын, – прошептала я, вперив взгляд в пуговицы на его рубашке.

– Это ведь здорово, – в голосе слышалась улыбка. Не обычно насмешливая, а теплая, словно возня со мной и просьбы Лу трогали что-то в его душе.

Я подняла взгляд.

– Я не смогу быть матерью, – призналась я, зажмурившись от своих собственных слов. Глубоко внутри я ругала себя за слабость, за то, что сказала эти слова ему, за то, что призналась, произнесла вслух.

Хорхе не ответил, порывисто обнял меня, будто такое проявление эмоций было для него чуждо. Признаться честно, такие порывы и для меня казались странными, но сейчас отчего-то необходимыми. Я не видела в этом ничего романтического, рядом с Хорхе, правда, чувствовалась какая-то едва заметная поддержка, забота, словно все проблемы и мысли убегали, когда он был рядом. Пусть мы и почти не были знакомы. Может быть, я просто устала мерить людей по количеству дней, в которых знаю их имена.

– Помнишь, ты спросила меня, что ты такого сделала? – прошептал Хорхе, я молча кивнула. Он так и не выпустил меня из кольца своих рук. – Абсолютно ничего. То есть, это здесь не при чем, – встряхнул волосами парень. – То, как ты защищаешь своего ребенка, то, как живешь ради него. Это причиняет мне боль, буквально разрывает изнутри. Моей матери было все равно, а ты живешь так, будто это единственная причина, которая держит тебя в этом мире, – слишком тихо проговорил он. – Ты не можешь быть плохой матерью, Ана.

– Это и есть единственная причина, по которой я живу, – я отстранилась, боясь даже смотреть на него. – А тебе хотя бы есть на кого злиться, – он сунул руки в карманы брюк, но снова ничего не ответил. Я двинулась к выходу на улицу, сжимая в руках несколько бумаг и снимков.

Хорхе плелся позади меня. И я надеялась, что он не начнет этот разговор снова, потому что он и так слишком многое обо мне узнал. И, словно читая мои мысли, мы в абсолютной тишине сели в машину. Я ругала себя за то, что поддалась на уговоры, за то, что все-таки решила поехать, рассказала ему об этом, позволила себя утешать и вообще быть рядом. Хотелось убежать и спрятаться или стереть ему память.

И я ругала саму себя в мыслях, пока Хорхе заводил машину, выезжал с парковки и заворачивал на нужные улицы. Вот только мы не успели далеко уехать. Заднее стекло резко разбилось, заставив вздрогнуть от страха. Я машинально пригнулась.

– Черт, – выругался Хорхе и достал пистолет. Следом за этим действием разбилось и второе окно.

О боже, боже, боже.

Я едва могла дышать, от страха легкие сжимались, сердце стучало даже в ушах, я не знала, что думать и делать. Хотелось бежать, прятаться. Наверное, если бы я не знала банальных вещей, то уже выбежала бы из машины, но я продолжала сидеть в ожидании самого страшного.

Руки сами по себе опустились на живот, малыш легонько толкнулся, а я едва сдержала слезы ужаса, прикрыв глаза.

Еще несколько выстрелов раздалось совсем рядом. Я не боялась умереть, но до ужаса боялась потерять ребенка.

Внизу живота затянуло, я с ужасом огляделась вокруг. Осознание пришло как-то резко и совсем нежданно. Хотелось вернуть время вспять и послушать совет доктора о спокойствии. Именно его мне сейчас так не хватало.