Loe raamatut: «Этой ночью я сгораю»

Кэтрин Дж. Адамс

Font:

Посвящается Тилли и Ноа.
Горите ярко

Хиты зарубежной эпической фэнтези

Katharine J. Adams

TONIGHT, I BURN

Печатается с разрешения автора и литературных агентств

Baror International, Inc., Armonk, New York, USA и Nova Littera SIA.

Иллюстрация на обложке dead white square

Ничего хорошего мне не светило. Она могла бы и не говорить мне об этом

– Что же мне делать?

– Сгори.

Я помотала головой.

– Мы ходим по Смерти в одиночку. Элла уже там. Не могу я сгореть.

– Придется, или твоей сестры нам не видать. Смерть ее не отпустит.

– Не могу! Правила…

Вдруг на меня накатила паника. Мысли метались между всем тем, что могло бы пойти не так. Если наши с Эллой линии жизни перепутаются, она будет бесцельно блуждать по пустыне Смерти. Никто не укажет ей путь за Предел. И со мной произойдет то же самое. Либо мы запутаемся в завесе, как это случилось с Хейли, и нам на помощь отправят Золоченых. Мы напрочь забудем о том, кто мы такие и зачем мы здесь, – мы просто растворимся в тумане и мгле. От нас не останется ничего, кроме голода, который будет обращен на завесу.

Слегка нахмурившись, Прядильщица наблюдала за тем, как я паниковала. Она покачала головой.

– Правила не для тебя, Пенни.

Я уставилась на нее. Почему любимица Смотрителя так откровенно велит мне ослушаться его? Вдруг это проверка, чтобы убедиться в моей преданности?

– Никто мне не поможет.

Мой голос напоминал карканье. Ее – звучал слегка раздраженно.

– Сгори сама. Ты должна отыскать Эллу. Это вопрос жизни и смерти.

– Я…

Как же мне хотелось отказаться… Гореть в одиночестве – это невыносимо даже представить.

Взгляд Прядильщицы смягчился, словно она говорила мне «прости». Однако в нем не было ни сочувствия, ни жалости – лишь некая смиренная уверенность. Не знаю почему, но от этого я поверила ей.

Кто она, эта девушка, в глазах которой сияла полночь? Кем она была в прошлом? Однако я не стала ничего спрашивать. Вместо этого я прошептала:

– Когда?

Она мягко улыбнулась.

– Сегодня.

Пролог
Сказка о первых королевах-ведьмах

Темной ненастной ночью, когда почти все люди затворяют окна, на вершине утеса теплился крошечный огонек. Его поддерживала девушка: она разжигала тлеющее пламя при помощи похищенных чар. Рядом с ней стояли еще четыре девушки. На шее у каждой висел кристалл. В каждом из них также были заключены похищенные чары.

Юбки развевались на ветру. Мокрые края подолов хлестали девушек по икрам. Капли дождя покалывали кожу и ранили плоть.

До появления магии все было гораздо проще. Никто не умирал, не старился и не воевал. Магия пришла рука об руку со Смертью. Вместе они пробудили злобу в сердцах людей.

Смерть пахла грязью, гнилью, илом в пересохшем русле. Когда недуг охватил первого жителя деревни, все списали на некое досадное недоразумение. Однако потом расхворались и другие. С годами кожа стала выдавать возраст, как и хруст пальцев. Воспоминания тускнели, разум притуплялся. Испустив последний вздох, человек переставал дышать.

– Куда они ушли, когда глаза их остекленели, а сердца остановились? – вопрошали в молитвах богам выжившие.

Чародей ответил:

– К Смерти.

– Как нам это остановить? – взмолились люди.

Темная Мать ответила:

– Откажитесь от магии.

Однако магия оказалась слишком большим соблазном, а мужчины всегда были склонны заключать сделки со Смертью. Тогда они принялись перешептываться, строить планы и козни. Они обращались к зельям, травам и некромантии. Но когда у них ничего не вышло, они обратились к ней.

Они должны были принести жертву Смерти. Так им повелели старейшины. Ею должна была стать любая девушка, молодая и энергичная, полная сил и жизни. Это было прекрасное подношение. Вот только та девушка не собиралась поддаваться.

Остальные ковены сделали то же самое – выбрали девушек и провозгласили их своими спасительницами.

Но девушки не хотели умирать. Они умоляли богов смилостивиться, и боги ответили им:

– Разделите магию, и мы возведем вас на королевский трон.

Чародей дал им нож, такой острый, что им можно было разрезать воздух, а Темная Мать направляла их руку. Пять девушек выслушали их и согласились. Они похитили все чары и сбежали.

Вместе они оказались перед морем и грозой, которую сами же вызвали. Они могли бы выбросить чары в бушующее море, и тогда снова настал бы мир. Однако боги предложили им по короне, а перед властью так сложно устоять… Так что они взялись за руки и шагнули прямиком в грозу.

Они втягивали ее все глубже и глубже в свои сердца, пока в их глазах не засверкали молнии, а море не подняло над утесом огромную волну. Скалы дрожали и тряслись. Ветер стих. По склонам холма раскатилась тишина. Вокруг все загорелось.

В знак предупреждения из-за завесы раздался рев Смерти.

Девушки сложили похищенные чары на землю. В кучке сверкающих радужных кристаллов была заключена магия всего мира. Девушки разделили ее ножом Чародея и рукой Матери. Пять кучек волшебных кристаллов сияли красным, синим, зеленым, желтым и фиолетовым светом.

Уголь, гроза, прилив, руда и шипы.

Девушки вернулись в свои ковены, чтобы заявить права на власть, обещанную им богами.

За собой они оставили лишь выжженную тлеющую траву. В ней лежали два кристалла – черный, как полночь, и яркий, как радуга. Кинжал Чародея был воткнут глубоко в землю.

Глава 1

Сегодня сгорит одна из ведьм.

В этот раз не я.

В этот раз мне предстоит зажечь спичку.

Целый ковен ведьм мог бы придумать способ получше для того, чтобы разжигать огонь. Взмах руки – и с кончиков наших пальцев могли бы разлетаться искры. К сожалению, мы так не делали. Мой ковен, обладающий терновой магией, напрямую связан со Смертью. А угольные ведьмы не любят делиться. Уж точно не с нами.

С первого раза чиркнуть спичкой по коробку не вышло. Искры рассыпались и угасли на лету. А со второй попытки все удалось. Искры стекли в крошечный огненный шар, а затем вспыхнули. Блеклое дерево скручивалось и чернело. Огонь пожирал спичку.

Я взглянула на сестру. Вот кто должен дрожать, ведь это ее собирались сжечь заживо по приказу Смотрителя. Однако Мила уже много лет ходила по Смерти. Она была самой старшей из нас – трех наследниц Терновой королевы.

Сестра одарила меня ослепительной улыбкой. Той самой, с которой она по привычке взъерошила бы волосы, если бы не была прикована к железному столбу.

– Пенни, осторожнее, а не то обожжешься!

Отовсюду раздались приглушенные смешки двенадцати ведьм.

Только не мой. Мне не до смеха.

Я бросила спичку прямо в кучку соломы, сложенную у основания погребального костра. Ее тут же охватило пламя. Это дань уважения угольных ведьм нашему ковену.

Как же мне хотелось, чтобы был способ попроще… И чтобы он не был столь же бессмысленно жесток. Но если бы оставалось тело, это усложнило бы весь процесс. Не уверена, что такое вообще было возможно. В книгах заклинаний говорится, что горение – самый действенный способ пересечь завесу для тех, кто хочет вернуться. С другой стороны, все доступные нам книги заклинаний предварительно одобрялись Смотрителем или его советом стариков-садистов. В лучшем случае до нас доходят расплывчатые трактовки истины. Но я знаю, что в Холстетте истины не было и нет.

Улыбка Милы дрогнула и слегка поблекла. Она изменилась.

Боль была все ближе. Она это знала. Она уже так делала. Но этим вечером впервые разжигала костер я. Старшая сестра стала первой ведьмой, которую мне предстояло сжечь.

Дым клубился вокруг соломинки. Призрачные пальцы поднимались, чтобы обхватить лодыжки Милы.

От волнения босые пальцы ее ног едва заметно вжались в помост. Все мы это почувствовали, ведь все мы связаны.

Элла взяла меня за руку. В этом сестринском жесте выражалось наше единение.

– Дыши, Пен, – прошептала она. – Все будет хорошо.

Затем началось песнопение, которое поднимало завесу между Жизнью и холодными равнинами Смерти. В ушах раздался низкий гул магии. Я присоединилась к их голосам. Эти слова я выучила еще в детстве, и мне хотелось бы никогда их не произносить. И все же я повторяю их каждый вечер с тех самых пор, как тринадцать лет назад нас привезли в Холстетт.

Я не хотела быть странницей Смерти. Но я ею стала. Как говорила наша бабушка, невозможно побороть свою истинную сущность – мы лишь выбираем, как с ней поступить. Хотя выбор у нас был невелик. После заточения в стенах Коллиджерейта у тех, кто обладал особой силой вроде нашей, было всего два пути: служить Верховному Смотрителю в качестве странниц Смерти или примкнуть к его бездушной армии Золоченых. Других вариантов не было.

Бабушка протянула мне руку. Ее глаза засверкали тем самым королевским блеском, которого я не видела с тех пор, как Золоченые уволокли нас из деревни.

Когда-то бабушку уважали. Она была нестареющей красавицей и бесстрашно оберегала Смерть от тех, кто пытался бросить ей вызов. Теперь же она крепко схватила меня за руку узловатыми пальцами, и у костра замкнулся круг. Тепло покалывало ступни, хотя плиты под ними оставались холодными, как лед зимой. Запах паленого хлопка заполнил нос и горло.

Мила загорелась. Ее ноги покрывались волдырями, дым поднимался от обуглившейся кожи, и мне прямо в кожу когтями впивался обжигающий жар.

И все же мы продолжали шептать. И все же мы пели.

Я наблюдала за тем, как умирает моя сестра. Это жутко, почти как если бы я наблюдала за самой собой. У нас с Милой и Эллой было всего несколько лет разницы и почти одинаковый цвет волос, так что нас часто путали. До тех пор, пока они не стали странницами. Свет в их глазах померк, кожа потускнела и побледнела, а тела словно съежились.

Темно-рыжие волосы мерцали в огне. Граница между силуэтом Милы и языками пламени стерлась. Ее серебряные глаза закрылись, а пальцы впились в столб, к которому она была прикована.

Моя сестра горела, и мысленно мы горели вместе с ней. Вместе мы становились сильнее. Каждую секунду боли мы разделяли на тринадцать ведьм. Я представила, как ужасно было бы пройти через это в одиночку, без ковена, который облегчил бы переход.

Мила не кричала. Никто не кричал. Для нас Смерть должна была наступать тихо, без каких-либо эмоций. Крики пробуждают мертвецов. Страх вызывает туманных призраков, которые жаждут крушить и уничтожать.

Вместе с болью совершался переход.

Тихо вздохнув, Мила ушла.

Моя сестра умерла. Но это был обычный дозор – обход границы между Жизнью и Смертью. Дальше она не пойдет. Терновые ведьмы редко отходят далеко от завесы. Она вернется к утру. И тогда, завтра вечером, мы сделаем это снова. Это неестественный, жестокий образ жизни. Он постепенно забирает у нас по частице души каждый раз, когда мы туда отправляемся. И все равно, лучше уж так, чем стать Золочеными. Все лучше, чем быть ими.

Через два дня мне исполнится двадцать один год. И тогда впервые будет отдан приказ о моем сожжении.

Согласно ритуалу, ведьма, которая зажигала спичку, должна остаться. Она обязана снять со столба кандалы и удостовериться, что завеса за сгоревшей ведьмой опустилась. Но поскольку я еще не достигла совершеннолетия, я пока не ощущала завесу. Так что сегодня Элла взяла на себя эту роль.

Она слегка нахмурилась и кивнула, подтвердив, что переход Милы прошел нормально. Я осторожно сняла кандалы. Они укоризненно зазвенели по столбу – конечно, мне стоило быть аккуратнее. Элла по-прежнему хмурилась. Я бережно положила ключ на невысокий деревянный верстак в углу и стерла золу с кончиков пальцев о подол юбки.

Зал, предназначенный для сжигания, находился глубоко под крылом Коллиджерейта, в котором мы жили. Через вентиляцию сюда проникала свежесть осенней ночи. Она же фильтровала запах горелой плоти в клубах дыма, который поднимался по трубе к самому небу. Таким образом наша ежедневная кончина не помешает ежевечерней прогулке Смотрителя.

Элла сморщила нос, подернутый веснушками.

– У тебя на лодыжке пепел Милы.

Схватила со скамейки клетчатую тряпку и протерла ногу.

Я мечтала о ванне, о небольшом утешении – о тихом, уединенном уголке. Я бы окунулась в воду, закрыла бы глаза и представила бы себя где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. Интересно, исчезнет ли это ощущение уюта, когда я стану странницей… Какая частица моей души останется там, когда я впервые пройду по Смерти?

Элла выдернула тряпку из моей руки. Глаза у нее как-то странно заблестели, и мне это совсем не нравилось.

– Пен, у меня к тебе просьба.

– Что за просьба?

Она потерла локоть, прижав к сгибу большой палец, и задумалась точно так же, как раньше, когда Мать давала нам зелья на пробу. Вдруг ее нахмуренные брови разгладились. В пристальном взгляде читалось удовлетворение.

– Помнишь, как мы раньше сбегали?

Мое сердце замерло, а мечты о ванне улетучились.

– Ты о том времени, когда мы были маленькими и из всех грозивших нам наказаний худшим был нагоняй? Да, помню. А что?

– Я кое-что забыла в библиотеке.

Элла скомкала тряпку и швырнула ее обратно на скамейку.

– Нам же нельзя в библиотеку, – запротестовала я, но она уже вытолкнула меня за дверь.

– Можно!

Она быстрее обычного побежала вверх по лестнице, а затем по коридору мимо дверей в бани.

– Что же там такое, что до завтра не подождет?

– Книга.

Я разочарованно фыркнула.

– Ладно, как скажешь.

Элла остановилась так резко, что я влетела ей в спину.

– Я не вру.

Совершенно точно, так оно и было.

– Просто экономишь правду?

Мы оказались у входа в крыло Тернового ковена. Перед нами возвышалась арочная дверь из серого полированного дерева. На золотых заклепках, образующих ромбовидный узор, отражался мерцающий свет лампы. В двери виднелась замочная скважина, ключа от которой в нашем ковене ни разу не видели. Я и не думала, что ее вообще запирали. За ней находились коридоры Коллиджерейта.

Серебряные глаза Эллы вызывающе засверкали. Такой моя сестра была еще до того, как впервые пошла за завесу. Когда мы постоянно тайком сбегали.

– Боишься, Пен?

– Нет.

Мой ответ был скорее непроизвольным, чем взвешенным. Пойти в библиотеку после звона колокола, который обозначал начало комендантского часа, – ужасная идея.

– Так ты со мной?

По тону Эллы и дерзко вздернутой брови, которая словно бросала мне вызов, стало ясно: дело куда серьезнее, чем поход в библиотеку. Я пожала плечами.

– Кто-то ведь должен за тобой присматривать. Кто знает, в какие неприятности ты вляпаешься в одиночку.

Элла ухмыльнулась, сверкнув белыми зубами и ямочками на щеках.

– Далеко не отходи. Как только начнется комендантский час, до следующего обхода стражи у нас останется ровно десять минут.

Не успела я спросить, откуда она это узнала, как Элла уже выскользнула за дверь. У меня не осталось другого выбора, кроме как следовать за ней.

Дверь захлопнулась за моей спиной под звон колокола. В ответ на этот сигнал по всему коридору померкли лампы. Потускнела и магия тлеющих углей в стеклянных фестончатых бра, висевших высоко на стенах. За окнами сгущалась и ползла по карнизам ночь. Звон колокола эхом раскатывался по каменным плитам до самого потолка; туда не проникал свет ламп. Когда колокол зазвонит в следующий раз, любой, кто окажется в коридоре без разрешения, будет отдан на милость Золоченых. Вот только милость и Золоченые несовместимы.

Все сооружения комплекса Коллиджерейт располагались на вершине холма посреди крепостной стены города Холстетта. Вторая стена окружала подножие холма, третья – сам Коллиджерейт. Думаю, когда-то здесь было святилище – место знаний и обучения. Но было это задолго до того, как Смотритель объявил истину вне закона и исказил историю, чтобы приукрасить собственный образ.

Точно по центру комплекса находилась библиотечная башня. От нее, словно нити паутины, расходились в разные стороны семь коридоров. У каждого ковена был отдельный коридор, ведущий к одному из пяти крыльев с башней.

Шестой коридор был шире и гораздо вычурнее. Устланный золотым ковром, он вел в роскошный дворец Смотрителя. Там он держал взаперти свою супругу и главную любимицу среди своих последователей. Этот коридор обогревался зимой и охлаждался летом. Здесь мы, три сестры – Мила, Элла и я, – прятались за гобеленами, когда в нашем крыле от холода немели пальцы. Как-то раз тетя Шара поймала нас, когда мы завернулись в гобелен и хихикали. Она преподала нам урок, который мы запомнили надолго: взяла нас с собой на ближайшее заседание суда, чтобы показать во всех подробностях, как могут наказать Золоченые, если обнаружат нас. До сих пор помню звук, с которым капли крови падали на каменные плиты во дворе, и шок на лице женщины, которая смотрела на собственный палец на земле.

И все же мы снова оказались вне закона. Святая Темная Мать, Элле стоило бы это понять! Как и мне.

Она замедлила шаг, вытянула руку назад и пальцем указала мне держаться ближе к стене. Мы оказались в кругу на перепутье коридоров Коллиджерейта. Если бы нас где-нибудь и поймали, скорее всего, это было бы здесь, у седьмого коридора. Он вел во двор за казармами Золоченых и за амфитеатром, где хранилось вечное пламя.

Я ненавижу это пламя, как и любая другая из знакомых мне ведьм. Холстетт был возведен там, где завеса истончалась. Там, где горит пламя, она тоньше всего. В этом месте магия перетекает от Смерти к Жизни. Она раздирает нашу кожу и проползает по линиям жизни, словно жук-падальщик, вгрызающийся в труп.

Мы укрылись в тени между лампами и прислушались. В абсолютной тишине мне все казалось резче: едва слышный стук сердца в ушах, шорох хлопковой ткани по ребрам на вдохе, а на выдохе – легкое хрипение, которое оставалось у всех нас после сожжения.

Элла сжала мою руку один раз. Это был знак ждать, не двигаться и не дышать.

Издалека послышался стук сапог, мужской смех и ответный низкий голос. Дворцовую стражу я представляла себе как пауков, которые ползали по нитям паутины в поисках добычи. Хоть бы это оказалась стража, а не Золоченые.

Мы прижались друг к другу. Я почувствовала запах дыма, который пропитал нас. Если Золоченые уловят этот аромат в сухом воздухе Коллиджерейта, они обратят на нас внимание. Когда они выходят на охоту, добыче от них не уйти. Золоченые способны воздействовать на линии жизни и управлять разумом. Так что заключенных они держали в сознании, даже когда приводили в исполнение наказания по приказу Смотрителя. Для тех, кто оказался в их руках, смерть становилась призрачной надеждой… несбыточной мечтой.

Они свернули за угол, и звук шагов растворился в тишине ночи. Оставшийся до библиотеки путь мы пробежали.

За все эти годы у Эллы появлялись плохие идеи, но эта была одной из худших. В тени при входе в библиотеку я прошипела ей на ухо:

– Что дальше, мудрила?

– Мы туда зайдем.

Элла достала из кармана ленту. К банту из черного бархата был привязан ключ размером с мизинец. От неожиданности у меня округлились глаза.

– Где ты достала…

– Не спрашивай, и мне не придется врать.

Она была так уверена в себе, настолько полна решимости – меня все это ужасно бесило. Я терпеть не могла, когда мне что-то недоговаривали, и Элле это хорошо известно.

Заметив мой хмурый взгляд, она смягчила тон.

– Сказать тебе по секрету?

По секрету? А не перебор ли это – убеждать меня обещанием раскрыть какой-то там секрет? Раз она зашла так далеко, значит, я ей нужна сильнее, чем она дала понять.

– Надеюсь, он того стоит.

– Еще как, – сказала она и замолкла. – Пожалуйста, Пен?

Я неохотно кивнула, и она открыла дверь.

Вместе мы вошли в царившую в библиотеке тишину. Я закрыла глаза, наслаждаясь запахом книг. Даже воздух здесь источал почтение, трепетное благоговение, которое было бы уместно в церкви или храме. А еще это единственное место во всем Коллиджерейте, куда не ступала нога Смотрителя и его Золоченых. Здесь мы в безопасности, в том числе и от Смотрителя с его приказами. Хотя бы на некоторое время.

Элла взяла меня за руку и сняла с крючка у двери фонарь. Прикоснувшись к нему пальцем, она активировала заклинание тлеющих углей. Вокруг все залило светом. Он озарил библиотечную стойку регистрации – островок из полированной вишни посреди моря черно-белых мраморных плиток на полу.

Библиотека принадлежала всем нам.

А некоторые из нас принадлежали библиотеке. Чтение – это религия, что требует восприятия письменной речи в святилище знаний и воображения. Истории питали мою душу. А слова могут быть острее ножей, если овладеть ими – и научиться слушать.

Здесь чары взаимодействовали между собой, даже если ведьмы, которые ими обладали, этого не делали. Бабушка говорила, что ковены питали друг к другу ненависть, и я ни разу не видела подтверждений обратного. Наши деревни были разделены лесом, водоемами и обширными дикими пустынями. В мирные времена мы собирались всего раз в сезон. Тогда, во время заседания совета, главы ковенов обменивались магией. Как все происходило во время войны, я не знаю. В единственной войне на моем веку мы потерпели поражение. У истории есть скверная привычка стирать со своих страниц тех, кто проиграл.

Однако ковены не собирались впадать в забвение. Магия руды была вплетена в камни библиотечной башни. Она переливалась в лунном свете и воплощала в завораживающую реальность невероятные спирали лестниц и площадок. Магия угля мягко сияла в дремлющих лампах вокруг каждой площадки. Магия грозы переливалась в стеклянных окнах, сквозь которые струился лунный свет. А магия приливов тихо гудела в вентиляции, вытягивая влагу из воздуха, чтобы сохранить древние фолианты. Здесь не было лишь терновой магии. Даже библиотека не рада Смерти.

Черные ступени чередовались с белыми и по спирали вели на самый верх круглой башни библиотеки. Во тьме над нами возвышались девять этажей. Мы прислушивались и молились, чтобы нас не заметили те, кто в ночи переставлял книги с полки на полку. Но ничего не услышали, и по короткому кивку Эллы мы тихо поднялись по лестнице на первый этаж. Здесь хранились пособия с заклинаниями для начинающих, а юные ведьмы собирались тут после занятий. Мы двигались осторожно. Легкие шаги едва отдавались на полукруглой площадке, ведущей к следующему лестничному пролету.

Полки на втором этаже заставлены сказками. Их так много, словно тут собраны сказки со всех уголков света. Каждый корешок был темного оттенка, наиболее близкого к одному из основных цветов радуги. Я задумалась о том, было ли известно Смотрителю и его советникам, что в библиотеке не следуют запрету на яркие цвета. Кожа темно-бордового, бутылочно-зеленого и темно-синего оттенка с тиснением из серебра и золота обрела яркость, которой у нее не было до того, как этот закон вступил в силу. Кожаные переплеты дороги, но образы, скрытые под ними, – бесценны.

Когда-то я мечтала жить в сказке. Теперь мне хотелось бы выиграть еще немного времени до того, как я начну ходить по Смерти и навсегда забуду о сказках.

Мила ходила туда целый год, прежде чем растеряла всю радость от рисования. Однажды она отложила кисть – и с тех пор больше не брала ее в руки. Элла продержалась чуть дольше. Она по-прежнему любила библиотеку, но перестала читать ради удовольствия. Я так и не свыклась с мыслью о том, что постепенно лишусь прибежища на страницах книг.

Подойдя к лестнице на цыпочках, мы с Эллой крепко взялись за руки. На этом этаже находился вход в кабинет мисс Элсвезер, украшенный розами. Она курировала занятия по литературе. Если этим вечером она задержалась допоздна и поймала бы нас, оправдываться перед ней за ночные блуждания было бы почти так же мучительно, как попытаться найти выход из той истории с бабушкой.

На третьем этаже Элла заторопилась и потянула меня за собой, хоть я и не знала почему. Это был самый скучный этаж. Большую часть этого дня я провела здесь, стоя на коленях у книжных шкафов и перебирая книги по военной истории при правлении Верховного Смотрителя – неточно задокументированной, с недостоверными деталями. Все книги были уныло-коричневого цвета. Названия на них проштампованы черными чернилами. Сюда никто и никогда не заходил, кроме заплутавших дворцовых стражников и библиотекарей, которые занимались уборкой. Сестра нервничала и заглядывала в каждый проход между стеллажами. Мне показалось, она даже не дышала, пока мы не добрались до четвертого этажа. На полках, с которых тщательно стерли пыль, были расставлены книги заклинаний в открытом доступе для всех ковенов.

Среди книг зияли пробелы. В некоторых сериях недоставало томов. На страницах, прошедших цензуру Смотрителя, целые строки были вымараны густыми черными чернилами. Книги, которым цензура только предстояла, были нетронуты и безупречны. Их надежно заперли от нас в кабинетах цензоров вдоль задней стены. Из кабинетов прямо к печи был проведен желоб, закрытый стальной крышкой. Здесь в дневное время работали последователи Смотрителя с тусклыми глазами. Они брали слова из книг и выкидывали их. Я ненавидела этот этаж, наполненный тем, что мы могли и должны были знать. Грубые рваные края выдранных страниц – словно раны на нашей магии. Раны, которые вряд ли когда-нибудь заживут.

На пятом этаже воздух стал тяжелее. Тьма становилась все чернее и гуще. Столы отбрасывали резкие, безобразные остроконечные тени. Стеллажи дрожали так, будто в них хранилось нечто большее, чем аккуратные ряды книг. Здесь бок о бок были расставлены сборники легенд, книги по истории заклинаний и мифологии. На полках не было обозначений, как и никакой системы хранения. Книги стояли там, где им самое место. Богато украшенное издание «Баллад о хребте Виверны» стояло рядом с «Передовыми методами пиромантии», а ветхий экземпляр «Эпидемиологии магии» с порванным переплетом прислонился как пьяный к блестящему твердому переплету книги «Знаменитые бури Западного побережья», с виду не читанной.

Я попыталась высвободить руку из хватки Эллы, но она потянула меня к лестнице. Я никогда не поднималась выше пятого этажа. Туда открыт доступ старшим библиотекарям. В прошлый раз, когда меня застукали в нише, где меня не должно было быть, с книгой, которую мне не было дозволено читать, мне закрыли доступ в библиотеку на целый лунный месяц. Вполне возможно, это было одним из самых действенных наказаний из всех, что мне назначали. Однако я сопротивлялась не только из-за страха перед последствиями. Мне не хотелось тревожить то, что обитало на верхних этажах. Элла говорила мне, что все это чепуха. Но все мы знали: там что-то есть. Нечто, созданное при помощи магии и заклинаний либо заключенное в них.

От страха у меня по шее пробежал холодок. Я не могла ступить ни на шаг вперед.

– Элла, остановись. Пожалуйста. Во что бы ты ни играла, все зашло слишком далеко.

Даже в свете фонаря она казалась бледной.

– Так ты хочешь открыть этот секрет?

– Не настолько.

Элла фыркнула, отпустила мою руку и оперлась на перила. В лунном сиянии ее волосы приобрели серебристый оттенок. Зеленая позолота на книжных переплетах отражала свет луны и выглядела так, словно из тени за нами наблюдали крошечные глазки.

– Это очень важно, Пен.

Я оперлась о перила рядом с ней так, что они вжались мне в позвоночник.

– Что значит важно?

– Я…

Она осеклась. Я подтолкнула ее локтем.

– Ни шагу наверх не сделаю, пока ты не объяснишь, зачем это мне.

– От тебя мне нужно только одно – посветить.

– Зачем?

Во имя Темной Матери, как же она меня бесила!

С нервным смешком Элла повернулась к лестнице на шестой этаж.

– Я кое с кем познакомилась.

Тут она сглотнула. Ухмыльнулась. И побежала.

– Черт возьми, Элла, – прошептала я. Не могу же я позволить ей подниматься туда в одиночку! Да и фонарь остался у нее… Я сделала вдох и поспешила за ней, перепрыгивая ступеньки через одну и стараясь не думать о правилах, которые нарушаю.

– Постой! С кем ты познакомилась?

Мы обежали по кругу площадку шестого этажа. Понятия не имею, какие книги здесь хранятся. Ни у одной из них на корешке нет названия. Нигде нет ни меток, ни надписей – от них исходило лишь завораживающе мерцающее сияние. Цвет его переливался от зеленого к оранжевому, от фиолетового к розовому, затем обратно к зеленому. Но у меня нет никакого желания ничего выяснять. Я вообще не хочу здесь находиться.

Элла с легкой одышкой остановилась на седьмом этаже. Никто не доходил до восьмого. Выше него находился девятый, и что бы там ни скрывалось, этого было достаточно, чтобы отвадить Смотрителя и не пускать туда Золоченых. Как-то раз я спросила мисс Элсвезер, что же там скрыто. Она ответила, что знание подобно пламени: в зимнем очаге оно не причинит вреда, но в преисподней принесет одну лишь погибель. За стенами Холстетта знание превратило весь материк в пустошь и уничтожило наш родной край.

Однако что бы там ни скрывалось, временами я это слышала. Когда я внизу выкладывала книги в кабину подъемника, из шахты лифта доносился скрипучий тихий шепот. Он звал меня по имени.

Седьмой этаж заполнен пыльными томами. Все они прикованы к полкам и заперты на висячие замки. На обшивке собрался толстый слой пыли, которая даже пахла иначе. Здесь суше, меньше книг и больше волшебства. Вероятно, тут собраны книги заклинаний, слишком мощные для того, чтобы Смотрителю было под силу их уничтожить во время магической чистки. Я взглянула на Эллу. Она не сводила глаз с семерки, что была отчеканена золотом на стене, обшитой панелями из черного дерева.

В цифру была вплетена крошечная паутинка, на которой сидел паучок. Его зеленые глазки сверкали в необычном свете. То ли здесь было светлее, то ли темнее становилось наверху – наверняка я сказать не могла.

– Постой здесь, – сказала Элла. Голос у нее шелестел, как рисовая бумага.

– Ты же это не всерьез?

Элла хотела отдать мне фонарь, но я его не взяла. Если бы я его взяла, она поднялась бы дальше, а ей не стоило этого делать. Она в отчаянии затрясла фонарем. На корешках позолоченных книг с тщательно выведенными, но неразборчивыми названиями заплясали тени.

– Подержи фонарь. Я быстро.

– Ты же не собираешься туда подниматься? Последний, кто туда ушел…

– Не вернулся? – закончила она за меня. – Ложь нужна им для того, чтобы держать нас в страхе.

– А кто-то вернулся?

Я увидела серебряный пояс ковена, обнаруженный после того, как пропала Скайла. Тогда еще говорили, что ступени на девятый этаж были залиты чернилами.

– Пенни, прошу тебя!

Вдруг мне стало ясно, что Элле хотелось находиться в этом месте не больше меня.

– Просто объясни мне, в чем дело, – сказала я, пристально глядя ей в глаза.

Элла рассеянно теребила родинку на внутренней стороне предплечья, вглядываясь в темноту наверху.

– Лучше тебе не знать.

– Если ты хочешь меня взять на слабо…

Я не стала продолжать, поскольку была уверена, что она не настолько глупа.