Loe raamatut: «Письма в небеса», lehekülg 7
"Получилось!"
Внезапная мысль, пронзившая ликующий разум отравленной стрелой, заставила меня сесть. Я бросился в гостиную, к висящему на стене отрывному календарю. Включив свет, я скользнул взглядом по желтому листу и рухнул на колени.
"февраль, одна тысяча девятьсот тридцать первый"
Где-то глубоко внутри в бездну оборвался болтавшийся на стальном тросе сейф, где все это время томился страх.
"Я дома"
Забравшись в горячую ванну я ушел с головой под воду и лежал недвижим до тех пор, пока в легких не кончился кислород. Тяжесть пережитого сползала с меня вместе с налипшей грязью. Стиснув зубы, я растирал до красна одеревенелые плечи, до тех пор, пока кожа не стала гореть.
Я трижды вымылся с дустовым мылом и трижды точил бритву, соскабливая со щек и бодбородка жесткую растительность. Я обрился так коротко, как только смог, понадеявшись, что это избавит от вшей. Стерев с зеркала матовую пленку конденсата, я уставился на свое отражение и едва ли мог узнать прежнего Мэтью Броуди.
Передо мной стоял худой, изможденный мужчина, со впалыми щеками и усталым взглядом. Кожа натянулась так, что казалось она вот-вот лопнет на сгибах локтей и колен.
Жадными глотками я пил свежий кофе, не из мятой жестянки, а из чашки Тары. Я выжил, я вернулся домой. Но, где-то под сердцем завыл раненый шакал.
Что с ними станет? Мик не проживет долго, а Майя навряд ли справится с такой ношей, ведь Пит еще совсем ребенок.
Перед тем, как заснуть, я вытащил на свет мятую фотокарточку и долго смотрел на Софи. Я вернусь, во что бы то ни стало.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ: «ПОКОЙСЯ С МИРОМ МЭТЬЮ БРОУДИ»
День проходил за днем. Но для меня время словно остановилось. Перед сном я перебирал в памяти воспоминания, как пингвин перебирает камешки, пытаясь найти самый гладкий, самый совершенный.
Я убил Флинта, этого ублюдка. Он пошел на корм рыбам, но легче мне не стало. Ник бы не одобрил того, что я сделал, да, не одобрил бы.
Я не очень то верил в бородача, сидящего на облачке, но только выжив, понял, какой ценой обладает жизнь. Жизнь не имеет вкуса, пока смерть не решит добавить специй.
У меня есть цель. Ради нее я не опущу руки и буду вдыхать до последнего вздоха. Только вот цель была и у Ника Роджерса, и у сумасшедшей девицы Кайли; она тоже во что-то верила. Быть может стремилась найти удел в каком-нибудь пустынном городке, где-нибудь в Оклахоме. Может быть, она хотела таскать безразмерные линялые джинсы, водить дряхлый пикап и заниматься хозяйством, отрешившись от всех соблазнов большого города. Во всяком случае, я об этом никогда не узнаю, никто не узнает. Она мертва, она защитила меня, вступив в перестрелку с Флинтом, и поймала пулю, принадлежащую мне. И мерзлая могильная земля навсегда сохранит её тайны.
В дверь постучали.
– Мэтью?
Это был Чак, за его спиной я разглядел хмурую физиономию Костолома Чарли. Я отворил. Оба они уставились на меня, словно на оживший труп.
– Мэт, где ты был, черт бы тебя побрал? Мы два месяца пасем твое жилище. Есть разговор.
В комнату вошел толстый взъерошенный человечек, в очках, строгом костюме, деловито шмыгнул носом, но встретившись со мной взглядом, сразу как-то сник.
– Мистер Броуди?
Я пожал руку Мэйсона и кивнул.
– И вам не хворать.
Костолом хотел было прорваться следом, но Чак отрицательно покачал головой, удерживая его за плечо.
– Что привело вас сюда, Гарри?
По большей части я поинтересовался просто так, в любом случае размен жизнями не стоит и ломанного цента. Гарри прошелся по комнате, скрестив руки за спиной, к окну не подошел, встал в углу.
– Для начала хотел бы поблагодарить. Вы спасли мою жизнь.
– Не нужно, – я осадил его, мой голос прозвучал грубее, чем я того хотел. – Признаюсь честно, мистер Мэйсон…
– Просто Гарри, – вклинился он, но тут же погас, пробормотав – Для вас просто Гарри, мне очень жаль, что все так случилось.
– И что с того?
В воцарившейся тишине тихо тикали наручные часы Мэйсона, где-то за пределами серых стен, по улице неслись безразличные к нам автомобили…
– Мне действительно жаль.
Я лишь хмыкнул и прошипел:
– Засуньте жалость себе в задницу.
– Послушайте, Мэтью…
Гарри сглотнул, поправил очки, снял дрожащими пальцами, и принялся протирать линзы. Он продолжил, не поднимая взгляд:
– Как бы вы не ерничали – вы спасли мне жизнь. Я всегда плачу по счетам. У меня есть деньги… много, очень много денег.
– И куча кретинов, желающих вас убить.
– Верно.
Его глаза блеснули, в голосе просквозила сталь.
– За меня не беспокойтесь. Я покидаю пост.
Сделав паузу, Гарри вздохнул, примеряя очки.
– Мэтью, вы разворошили осиное гнездо. То, что вы устроили, не укладывается в уме. А еще…
– Я отрубил одну из голов гидры Джона Марша.
– Признаться честно, я не догадывался, я не знал, как сильно мешал господину Янгу.
– Теперь знаете.
– Знаю, и хочу предупредить вас. Теперь за вами, Мэтью, ведется настоящая охота. У улиц есть уши, в каждом темном углу всегда найдется пара лишних глаз.
– Весьма прозаично, для такого человека, как вы.
– Поймите, Мэтью, я лишь хочу вам помочь.
– Это чем же?
Я не понимал, к чему он клонит, но здравый смысл заставил выдохнуть все мнимое раздражение и наконец-то взять себя в руки.
– У вас будут средства. Сколько вам понадобится, скажем, на безбедную старость? Вы можете уехать куда-нибудь в Швейцарию и доживать жизнь под личиной какого-то Шмидта.
Прикинув в уме все плюсы и минусы, я задумался.
– Думаю, вы сможете мне помочь.
***
На старом кладбище в богом забытой глуши было немноголюдно. Проводить Мэтью Броуди в последний путь пришли только самые близкие, чуть ли не половина присутствовавших на похоронах Ника Роджерса.
«Броуди Мэтью, 11.25.30. Покойся с миром, друг.»
Карен Пэйдж, согнувшись, как древняя старуха, повисла на руке Майкла Коннора. Никто и предположить не мог, что виновник торжества лично следит за процессом, припав носом к стеклу тонированного Кадиллака, заботливо предоставленного Мэйсоном.
Двойника искать не было смысла. Во всяком случае, выловленный из Гудзона топляк, пролежавший на дне невесть сколько, ни у кого не вызывал подозрений. Крышку решили не открывать. Но гробовщики явно чувствовали на плечах не малый вес. В гроб я заблаговременно положил компактный сейф с документами и наработками Ника, все, что получил от него, кроме фотографии Софии Райт. Ну, вот и все. Мэтью Броуди мертв. Так считал каждый, кто бросил горсть мерзлой земли на крышку гроба.
Дело сделано.
Все, что осталось от прежней жизни – седой монолит на кладбище в Мичигане, и кроткая заметка в Нью Йоркском Вестнике, повторяющая в точности дату рождения и дату смерти. Мэтью Броуди погиб молодым, так и не достигнув американской мечты. Угрюмый Костолом Чарли, всучивший мне ключи от квартиры, обронил лишь пару слов. Скорчив кислую мину, он цокнул языком и провел им по желтым зубам, словно пытался выкорчевать застрявший шпинат.
– Броуди, не делай глупостей, и давай без шуток, ты не клоун.
Я кивнул и пожал протянутую руку.
– Надеюсь, мы больше не встретимся.
Он хлопнул дверью, оставив после себя запах табака и чесночных гренок, которыми еще утром запивал кислое пиво у Мо.
В квартире, как впрочем, и в моем старом доме в Бруклине, царил хаос и беспорядок. В застенках ругались соседи, на лестнице кто-то обронил стеклянную бутыль. С жутким грохотом она разбилась, следом послышались ругательства.
Так пролетали дни, а я остался один на один с новой жизнью, и что с ней делать, я не знал.
Я уже успел задремать, когда в дверь постучали. Выдернув из под подушки револьвер я прокрался в гостиную, стараясь наступать на стыки дряхлых, прогнивших и пропахших плесенью половиц.
За дверью раздался кашель, кто-то вздохнул. Сквозь мутное стекло дверного глазка я увидел худенькую женщину, переминавшуюся с ноги на ногу. Строгое, но простое пальто, туфли на низком каблуке, на гангстера дамочка не походила. Тем не менее, я не решился встать к двери и по-прежнему вглядывался в незнакомку стоя в пол оборота за углом, так, что если она вздумает изрешетить дверь, я бы оказался вне досягаемости пуль.
Кто она такая, и что ей нужно, я не знал, да этого и не потребовалось. Женщина поднесла кулачок к косяку, но на пол пути опустила руку, и развернувшись быстро зашагала прочь. Через секунду заскрежетал ключ, глухо стукнула дверь соседской квартиры.
«Если бы она пришла по твою душу, ты бы это уже выяснил на собственной шкуре»
– Ты труп, Мэтью, никому ты не нужен – тихо проговорил я своему отражению в зеркале и двойник по ту сторону беззвучно вторил моим губам.
К вечеру я решил покинуть новый приют. Хотел отправиться в Квинс, поглазеть на музыкантов в «Плейнхолле», теперь я мог себе позволить праздные шатания по ресторанам. В действительности, я желал ощутить вкус жизни, снова по полной, забыть облезлые серые стены, занавешенные паутиной углы и пожелтевшие обрывки вздувшихся от сквозняков обоев. Взяв часть денег из тайника, услужливо предоставленным Чарли, я заткнул револьвер за пояс и вышел на лестницу. На секунду задержался у соседней двери, но ничего не услышал. Ни шороха, ни вздоха.
Какого же было мое удивление, когда на двери одной из самых богатых рестораций города, обнаружил более чем скудную записку, нацарапанную от руки.
«Закрыто»
– Пожар был, вчера, – буркнул невысокий, круглый, как шар, мужчина, утолив мое праздное любопытство. Дорогой, строго скроенный пиджак в темно-зеленую клетку, золотая цепочка часов, портупеей болталась на непомерно раздутом брюхе. Ни дать ни взять меценат Джек Карсон. Во всяком случае, усатый джентльмен если и не пытался походить на Карсона, как манерами, так и стилем, то уж точно относился к тому же классу.
– Знаете, здесь по четвергам подают дивную пасту, шеф повар итальянец, – пробасил мужчина и потянулся за портсигаром, – Черте что! – Ругнулся он, пыхнув сигарой и направился по своим делам. Зажиточные люди в Бруклине встречаются реже, по своему обыкновению, богачам не пристало бродить по кишащим ворьем и гангстерами районам. В Квинс жизнь текла иначе.
Оставшись ни с чем, я решил прогуляться по городу и вскоре мое внимание привлек маленький кафетерий, по-домашнему скромный и уютный. За барной стойкой устало подперев вихрастую голову, полудремал худенький мальчишка. Просторный зал пустовал, лишь у дальней от входа стены, в углу за столиком двое мужчин о чем-то тихо разговаривали. Глянув на меня, один из них громко гаркнул нерадивому бармену и показал кулак. Парнишка тут же встал по струнке смирно и нацепил на себя дежурную улыбку.
– Кевин, будешь спать, я тебе всыплю! – пробасил усатый, поджарый и смуглый мужчина.
– Да, папа, – сухо ответил Кевин и обратился ко мне, – что угодно, мистер?
Заказав кофе, я расположился за столиком у выхода, и сквозь запыленное окно наблюдал за вечерней жизнью в Куинс. Яркие блики газовых ламп красными всполохами плясали на стенках чашки.
– Десять баксов за все, – грубо отрезал усач, недовольно покосившись на меня.
Пожилой мужчина, сидящий ко мне спиной, развел дрожащие руки. Его тонкие, узловатые пальцы стиснули небольшой мешочек, в котором что-то бряцало.
– Элизе нездоровится, нам нечем платить за жилье!
– Десять баксов, и то по старой дружбе. И Джуд, будь так любезен, спрячь мешок.
Мужчина был непреклонен, и по всей видимости, ему уже давно надоел этот разговор. Он то и дело косился на меня, хмуря брови. Джуд молча встал и направился к выходу, мне удалось рассмотреть его лучше. Лицо – пересохшее русло реки, испещренное трещинами морщин, темное словно глина. На щеках и дряблом подбородке жиденькая белесая бороденка. Бросив на меня кроткий взгляд он сгорбился, сжался как от порыва ледяного ветра и прошагал к выходу.
Я окликнул его, догнав на углу четвёртой и пятой улицы.
– Она еще совсем ребенок, Мой ангел, ради нее я живу, – повторял Джуд и тряс мою руку.
По щекам мужчины текли слезы. Его тонкие губы дрожали и сам он походил больше на сухое дряхлое дерево, что готово вот-вот упасть под натиском ветра.
– Как вас зовут? Я расскажу жене об этой судьбоносной встрече.
Я едва не назвался, но к счастью вовремя вспомнил, что давно мертв и должен лежать в заколоченном наглухо сосновом ящике, на старом кладбище в Мичигане.
– Не стоит, – ответил я, похлопав по плечу Джуда, – все будет хорошо.
Вернувшись домой я достал холщовый мешочек и высыпал содержимое на стол. Пара перстней, серебряный, и более массивный, позолоченный. Простенькие браслеты из серебра, нательный крестик, цепочка с тонкой вязью, серьги с жемчугом, золотые часы, красивый кулон с белым камнем в обрамлении крыльев и кольцо. Оно-то и привлекло мое внимание.
Это было обручальное кольцо, но таких я раньше никогда не видел. На внешней стороне был выгравирован змей, глотающий собственный хвост. Уроборос.
Змей словно подмигивал мне рубиновым глазом. Высеченная на внутренней стороне фраза заставила мое сердце екнуть – я вспомнил рассказ Джуда и мне стало не по себе. Повертев кольцо в руках, я убрал его в карман пиджака, и решил во что бы то ни стало найти Джудаса Тэйлора и вернуть семейную реликвию. Такие вещи бесценны.
Я сел, закурил, одним движением смахнул все обратно в мешок и положил в тайник.
Грохот и ругань взорвали тишину, от неожиданности я вздрогнул, ладонь непроизвольно легла на рукоять револьвера.
– Я убью тебя!
Глухой удар, женский вопль. Прижавшись ухом к стене, я прислушался.
– Помогите!
Крик женщины прервал громкий щелчок.
– Заткнись! Хочешь еще? Сейчас получишь, стерва!
Топот ног, скрежет дверного засова, плач.
Я выглянул в коридор. На лестнице, вжавшись в стену, стояла невысокая женщина, лицо ее было в крови. Внутри все похолодело. Следом за ней из соседской квартиры выскочил, красный, как вареный рак, мужик, схватил ее за локоть и дернул на себя. Голова женщины дернулась, как у соломенной куклы.
– Не надо! – взвизгнула она, прежде чем получила пощечину.
– Я тебе сейчас устрою!
– Эй!
Мужчина обернулся, вперив в меня бесноватый взгляд. Налитые кровью глаза навыкате буквально прожигали меня.
– А ты еще кто такой?
Отшвырнув женщину в сторону, он бросился на меня. Схватив меня за грудки, он проорал мне в лицо.
– Кто ты мать твою такой!?
От резкого удара он пошатнулся, запрокинул голову и врезался в стену. Неспособный устоять на ногах он встал на четвереньки, и молча созерцал кровь, бьющую из разбитого носа на грязные плиты.
– Исчезни, – процедил я сквозь зубы. В груди кипела и бурлила ярость.
Он удивленно посмотрел на меня и выставил вперед руку.
– Живо.
Растеряв спесь, мужик, пошатываясь, встал, прошел по стене до двери, сжимая нос. Кровь струилась по дрожащим рукам, оставляла бурые разводы на вытянутой майке.
Шмыгнув носом, Молли принялась оправдывать мужа:
– Майк хороший, но когда выпьет, на него находит. В такие моменты в него словно Дьявол вселяется.
– Если снова вселится – моя дверь напротив.
Молли улыбнулась. Она тянула время, рассказывая о своей жизни и переминаясь с ноги на ногу, не решаясь вернуться в дом.
На утро я решил отправиться в Куинс, дабы вернуть кольцо. Я хотел расспросить владельца кафетерии о Джудасе Тэйлоре. Добравшись до "Энни" я замер, как вкопанный. За тем самым столиком, где еще вчера я пил кофе сидела Карен Пэйдж и о чем-то болтала с пожилым джентльменом в твидовом пиджаке. Зализанные назад седые волосы, заостренное как утюг лицо, круглые очки, особый шик и обязательный элемент образа, кривая ухмылочка, от которой на лоснящихся жиром щеках пролегли морщинки. Несомненно это был Дойл Кларк, главный редактор Вестника.
Что они забыли в такую рань здесь, в Куинс, я не знал, да и знать не хотелось. Прошмыгнув за угол, я прошел дальше по улице и остановился у газетного киоска перевести дух. Не хватало еще, чтобы они меня заметили. Перед мысленным взором сразу же возник заголовок на свежеотпечатанном воскресном выпуске.
"Мэтью Броуди восстал из мертвых! Есть ли жизнь после смерти и так ли она хороша, если покойники возвращаются в родной Бруклин?"
Да, так бы она и написала, со свойственной Карен иронией. При этом она, как любил когда-то замечать старина Ник Роджерс, сидела бы нога на ногу и покусывала кончик уже изрядно обглоданного карандаша. Пораженная идеей для новой верстки, она бы лихорадочно щелкала натруженными пальцами по круглым клавишам печатной машинки, со стертыми от хищнической эксплуатации буквами. Ее личной печатной машинки, за заслуги перед газетой, я знал, сам же Кларк и подарил ее Карен на прошлое рождество.
Все нарастающий гул вырвал меня из раздумий и прежде, чем устройство сработало, я успел скрыться в подворотне.
Наверное, я никогда не привыкну к перемещениям. Когда тебя словно берут за волосы и швыряют в бешено вращающийся вал камнедробилки. К горлу подступила тошнота. Я расстегнул ворот рубашки и тяжело дыша уперся в раскрашенную уличными художниками стену.
Я снова здесь. Золоченые манекены в легких шляпках и пестрых платьях снисходительно смотрели на меня сквозь толстые стекла витрин.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ: «ЭТО ОН»
Ищейки Кэпа во главе с Кио рыскали по округе.
– Вы видели его? Уверены? – Время от времени спрашивали они, заваливаясь в какой-то магазинчик и тыча в лица продавцов фотокарточку.
Кио старался изо всех сил – чёртов Кэп в конце концов должен оценить его преданность и уйти на покой. Кио не брезговал грязными методами. Да, даже теми методами, которых Кэп старался избегать.
– Вы видели его? – В очередной раз спросил Кио, и испуганный толстяк потрусил бульдожьими щекам. Лоб его взмок, над верхней губой проступили бусины пота.
– Эй, мистер, – окликнула Кио щуплая, закутанная в шарф девчонка, – я его видела. С вас двадцать баксов.
Кио брезгливо вложил купюры в грязную ладонь.
– Пойдёшь со мной. – Сказал он, и девочка без капли страха выскользнула с кавярни.
– Вот это тачка! – воскликнула она, забравшись в тёплый кожаный салон новенького Мерседеса.
– Если выложишь все, как на духу получишь ещё двадцать баксов. – Сказал Кио.
Майя протянула ладошку и тут же спрятала баксы в карман. Всю дорогу она прижимала ладонь к карману, словно опасаясь, что они испарятся.
– Он пришёл к нам первого декабря. Весь потрепанный. Мик сказал, у него сломаны ребра… – начала она свой рассказ и, пожалуй, впервые по-настоящему испугалась – знакомые районы остались позади, Незнакомец вёз её в неизвестном направлении.
***
Джейсон Марш.
Две недели спустя.
– Что вы с ним сделали? Что вы сделали с Питтом? – Худенькая девчонка – не больше шестнадцати – с острым носом и зелёным фонарём под глазом кусалась и царапалась в руках Кэпа. – Вы что-то брызнули ему в лицо! Я видела.
– Ему ничего не будет. – Сказал Марш. На его прекрасном лице не дрогнул ни единый мускул. – Он проснётся через два часа, и все твои друзья тоже. Но только, если ты будешь честна.
– Вы не причините им вреда? – Всхлипнула она, и мигом стёрла сорвавшиеся с ресниц слезинки, размазав их по грязному лицу. Марш хмыкнул – когда женщины, знакомые ему, умело пользуются единственным доступным им оружием против мужчин, эта птаха стеснялась плакать, и изо всех сил сдерживала рыдания.
– Всё будет в порядке.
– Тогда я расскажу. – Сказала Майя и дёрнула плечом, освободившись от цепкой лапищи, вцепившейся в её воротник. – Он называл себя Мэтью Броуди. Откуда он взялся – я не знаю, но Питт сказал, что не иначе, как с того света. Я не верила, что он выживет, но Бо поставил его на ноги. Бо всех нас ставит на ноги. Питт говорит, он лекарь от Бога.
– Хорошо. – Сказал Марш, чувствуя, как кровь внутри застывает и твердеет, и он сам от возбуждения, нарастающего безумного возбуждения, превращается в истукана, обездвиженного каменного идола. – Подойди сюда, девочка. – Поманил он пальцем. – Это он?
Майе хватило несколько секунд, чтобы в человеке с видеозаписи узнать Броуди.
– Да, это он.
– Куда он отправился? Ты знаешь, куда он отправился? – Маршу казалось, что даже голос его проржавел.
– В Статен Айленд. – Ответила Майя, прежде, чем в лицо ей ударила струя не то дезодоранта, не то освежителя воздуха, – он спрашивал Мика, как добраться до Статен Айленда.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ: «СЬЮЗЕН БОУНС»
Она лениво возлежала на подушках, пока человек, одно имя которого обладало безграничной властью, ласкал её округлые груди.
– Чудо, как хороша. – Сказал он, и притянул её к себе. Толстый палец, скользнул вниз, отодвинул тонкую полоску хлопчатобумажных трусиков и проник внутрь.
Сьюзи подняла ноги, подаваясь вперёд, и с её уст сорвался сладостный стон.
– Иди ко мне, – он задрожал, когда острый, как бритва, язычок коснулся восставшей плоти, запустил ладонь в волосы, и совершил несколько поступательных движений бёдрами. Кровь закипала.
Он зарычал, резко опрокинул проститутку на спину, и вошёл в неё, сотрясаясь от нахлынувшего оргазма.
– Жаль оставлять тебя. – Сказал он. Дыхание уже выравнялось. Она прильнула к нему, положив руку на толстый расплюснутый живот.
– Не оставляй.
– Детка, – сказал он, – Я заеду за тобой вечером.
Сью ослепительно улыбнулась. Что на этот раз?
– Возьми этого сукина сына за яйца, если понадобится, и оттрахай так, чтобы он подписал этот чертов контракт.
– Джейсон Марш бескомпромиссный учёный?
– Молокосос. – Проворчал он в ответ, и оттолкнув её, стал натягивать брюки. – Смотри не потеряй голову.
Сьюзен снова усмехнулась. Мужчины сходили от неё с ума и она прекрасно играла роль, но мужчины – грязные плотоядные боровы – никогда не привлекали её. Только к женщинам, особым женщинам – с нежной кожей, и душой трепещущей птички, тяготела она.
– Не беспокойся, – сказала Сьюзен. – Считай, он уже подписал.
– Хорошая сучка. – Сказал мужчина, и потрепав её по щеке, вышел из номера.
***
Джейсон откровенно скучал. Встреча, на которой он присутствовал, не приносила ему удовлетворения. Как и дед (Джейсон редко звал его «дедом», чаще – Джоном), он предпочитал сотрудничать с правительством, однако в последнее время интерес к его разработкам возрос до небес. Этот человек напротив – Грегор, баснословно влиятелен. Джейсон догадывался о причине его могущества – Грегор слыл приближенным президента конкурирующей страны. Толстый и лысый, он однако таил в себе опасность голодной росомахи. До этого дня Грегор не предпринимал особых попыток перетянуть Джейсона на свою сторону. И Джейсон не понимал – почему он тянет?
Марш рассчитывал обрубить предложения на корню, но лишь при условии, что оно не будет завуалировано. С такими, как Грегор нужно стоять на своём.
«Будь гибким, – Учил Джон Марш. – Власть изменчива, может случиться так, что тебе придётся искать защиты в другом государстве. Води дружбу со всеми, но придерживайся выбранного курса. Ты – Марш, человек чести.»
На памятнике Джонатану Маршу он выгравировал «человек чести».
Если к кому-нибудь Джейсон и был привязан, то лишь к нему – Джону, заменившему ему и отца, и мать. Передавшему с ДНК любовь к физике.
Ставшему и наставником, и порицателем.
« Считайся лишь с силой, Джейсон. С чувствами пусть считаются слабаки».
Джонатан следовал правилу неотступно – навсегда вычеркнул из жизни сына, рискнувшего пойти против воли.
Джейсон презирал отца – иногда, в день его смерти, он включал новости, чтобы прочитать бегущую строку – день смерти исполнителя «Моё сердце» Гарри Марша.
Гарри скончался от СПИДа. Когда Джейсону было пять, отец подсел на иглу. Марш смутно помнил то время – он жил с Джонатаном, и родители для него не существовали. Изредка, изредка он слышал о своём отце. А о матери и того реже – она вышла замуж, и растит четверых детей где-то в Джорджии.
Наиболее ясным воспоминанием, связанным, с отцом был день Похорон. Урна с прахом – все, что от него осталось. Джонатан не присутствовал на похоронах сына, и Джейсону, а ему к тому моменту, исполнилось уже двенадцать, не позволил поехать на кладбище.
– Почему его не хоронят в гробу? – спросил Джейсон.
Дед отвернулся от окна и ответил:
– Если тебе не нужны проблемы – сожги все, что может напомнить о них.
Ни капли жалости. В этом был весь Джонатан Марш и вскоре Джейсон принял его истину, как свою, и следовал ей. Огонь не оставляет следов.
Грегор тем временем опрокинул стопку в широко открытую пасть и повёл рукой:
– Ты только посмотри, Джейсон. Очаровательна, не правда ли?
На сцену вышла блондинка, и взоры присутствующих приковались к ней.
Безупречна.
Сказав несколько слов на французском, Сьюзен спела песню Je tt'aime. В её проникновенном голосе звучало волнение, но она справилась и поблагодарила слушателей белоснежной улыбкой.
Грегор зааплодидировал.
– Как же хороша. – Сказал он, и Марш не мог не согласиться.
***
– Ну как я тебе? – спросила Сьюзен. Тонкая бретель спала, обнажив грудь. Грегор обхватил её за талию, вжимаясь в её округлый зад, Выдыхая цитрусовый аромат кожи.
– Умница. Умница. Он клюнул. – Ответил Грегор, разрывая на спине кружевную паутину. Он повернул её к себе лицом, усадил на подоконник и опустил голову в декольте, лобызая груди, посасывал сосцы, плямкая от удовольствия. – Ты должна крутить задницей перед его носом так часто, чтобы он ежесекундно хотел тебя трахнуть. – с треском он разорвал платье, до самых бёдер, и опустившись на колени, закинул ее ноги себе на плечи.
Сьюзен подалась вперёд и застонала – мужчины любили, когда она стонала – с придыханием, цепляясь в волосы, царапая ноготками спину. Джейсон Марш был на мушке.
