Loe raamatut: «На адреналине»
Пролог
Восемь лет назад
Киллан
– Ник, оттащи Алису подальше от ноута! Ни хрена тебя не слышу.
Мелкой сестре моего лучшего друга Доминико Рэйвена на днях исполнился год, и сейчас она висит на нем, как коала, с визгами дергая за челку. А он ржет, вместо того чтобы отцепить от себя. Дурень. Как хорошо, что я у своих предков один.
Вернее, был один. Разговор между мамой и папой, подслушанный вчера, заставил сомневаться. Он касался какой-то девчонки-сиротки. Мама плакала навзрыд, и я моментально возненавидел ту, о ком шла речь. Человек, приносящий в дом слезы и ругань, не может быть хорошим. Накануне серфил по интернету в поисках значений слов «опека» и «фостерная семья», и очень-очень надеюсь, что все, что я выяснил, к нашей семье не относится. При чем здесь мы? Мама – классный адвокат. Может, это как-то связано с ее работой? Тогда почему она была так расстроена?
Закатываю глаза, наблюдая за сюсюканьями друга, и, чтобы не терять время, снимаю с себя тренировочную футболку, мокрую от пота. Ухмыляюсь, вспоминая свой гол в ворота соперников. Вратарем был Рэй, которому я давно мечтал навалять. Хотелось бы кулаком в его горбатый нос, прямо как учил папа, но пока приходится держать себя в руках. Я и так превысил количество выговоров. Еще один – и можно попрощаться с летними каникулами в Испании.
В Барселоне живут лучшие друзья родителей, Брайан и Кассандра Рэйвены, и мы гостим у них не меньше двух раз в год. Их сын Доминико, который больше любит американские варианты своего имени – «Доминик» или «Ник», тоже стал моим лучшим другом. Братом, я бы сказал. Мы с ним ровесники, и наши дни рождения каждый год отмечаем вместе, несмотря на недельную разницу. Так повелось, а нам и не хотелось возражать. Все равно друзья у нас теперь общие. Когда Ник прилетает в Штаты, мы тусим в моей компании, а когда я остаюсь в Испании – в его.
– Все, я избавился от сестры, – посмеиваясь, сообщает Доминик, снова появившийся на экране. – Вручил ее другой сестре.
Кстати, у его родителей, походу, какой-то вирус. У них уже четверо детей, и скоро родится пятый. Поэтому нужно успеть свалить из Испании до рождения вопящего младенца, который испортит все веселье.
– Да неужели. – Плюхаюсь обратно в кресло, вытирая волосы своей же футболкой.
– Как дела? – спрашивает Ник, откусывая зеленое яблоко.
У нас с ним одинаковые вкусы. Тоже люблю именно зеленые. Мы с Домиником похожи и внешне. У него темные волосы, как у меня. Если бы еще и стрижка была такая же, нас можно было бы точно принять за родственников. А так, в Европе стремная мода на длинные челки у пацанов. Терпеть не могу, когда в глаза лезут волосы, по этой причине они у меня только на макушке, а на затылке в последний раз попросил выбрить зачетную надпись: «Kill» .
Перед тем как ответить, на всякий случай смотрю на дверь, проверяя, закрыл ли ее. Хотя вряд ли это не так. Табличка «Не входи, убиваю взглядом» с моей стороны не висит. Значит, она снаружи.
– Норм, хотел поделиться новостями.
– Мелинда показала свои сиськи? – интересуется мой лучший друг. Чуток завидую ему: он на днях даже взасос целовался. Еще один повод поехать в Испанию: девчонки там однозначно лучше.
– Не, – морщусь я. – Я тут узнал, что она их уже показывала в школьном туалете Уолтеру. В общем, Мелинда – это отстой.
– А что тогда?
– Кажется, мои родаки хотят приютить у нас какую-то девчонку.
Доминико перестает жевать и придвигается ближе к экрану.
– От своих ты ничего такого не слышал? – продолжаю я.
Мне нужно подготовиться заранее. Я не стану терпеть у себя в доме не пойми кого. Тем более чужую девчонку! Если это правда, и им мало меня, останусь жить в Испании. Пошли они!
– Не-а.
– Капец. – Отшвырнув футболку за плечо, закидываю ноги на стол.
– Килл, а сколько ей лет?
– Без понятия, – злобно цежу я. – Слышал только про какой-то пожар и имя. Адриана, – последнее слово выжимаю из себя нехотя. Когда у чего-то есть название, оно становится реальным, а меня бесит сама мысль о том, что я все услышал правильно. – Мне не нужна ни младшая, ни старшая сестра, Ник!
– Давай без паники? Может, все не так.
Я ненадолго задумываюсь, осматривая комнату, обклеенную плакатами с Неймаром, и на секунду представляю, что мне придется уживаться с бездомной уродиной. У нас просторная квартира, но вряд ли ей удастся быть незаметной. Предки заставят помогать девчонке или общаться с ней, а я терпеть не могу, если меня к чему-то принуждают. Про деление территории и думать не хочу. Это мой дом и мои родители! А вдруг она и на каникулы со мной попрется?
– Ник, помнишь нашу клятву?
– Под трибунами? Такое разве забудешь! У меня же шрам до сих пор есть. – Ник довольно демонстрирует запястье с «меткой».
Когда нам было по шесть, мы залипали на ковбойских фильмах, и в одном из них увидели, как друзья дают клятву верности. Я предложил повторить. Для этого нужно было лезвием «продлить» линию жизни. Правда, Доминику потом вызывали скорую, так как оно у него соскочило и резануло прямо по вене, а меня на месяц лишили компьютерных игр и телефона за эту гениальную идею.
– Пообещай, что мы никогда ее не нарушим, – прошу его на полном серьезе. Я хочу знать, что буду не один в этой «войне».
– Конечно, не нарушу, ты чего?
– Повтори ее. – Впиваюсь в друга взглядом Шерлока, чтобы проверить его честность. А заодно и память.
– Нашу дружбу никто и никогда не разрушит. Кто бы ни встретился на нашем пути, мы не позволим ему встать между нами.
Пока Ник проговаривал эту клятву, я повторял слово в слово, глядя ему в глаза. В ту минуту я был на сто процентов уверен в данном обещании и в том, что точно не стану тем, кто его не сдержит.
Глава 1 Адреналиновая зависимость
Настоящее
Адриана
На днях мне на глаза попалась забавная статейка, где говорилось о действии адреналина на человеческий организм. Якобы он помогает подготовить мышцы и тело к потенциальной угрозе и опасной ситуации и активировать необходимые механизмы выживания. Видимо, это одна из причин, почему я в постоянном поиске острых ощущений. Мне нравится ходить по краю, и я впервые поняла, что чувствую большее удовлетворение от жизни, когда испытываю судьбу или играю с чем-то рискованным.
Или с тем, кто держит меня в ежедневном тонусе благодаря непрекращающейся вражде.
Киллан.
На протяжении вот уже восьми лет этот парень является моим источником адреналина. В наших бесконечных военных действиях мы то и дело рокируемся, удивительным образом сохраняя равновесие так, чтобы среди нас двоих никогда не было ни победителя, ни проигравшего. Сам о том не догадываясь, Киллан помогает реже вспоминать о том, какая я на самом деле: гораздо хуже, чем он себе представляет.
И гораздо хуже, чем он.
– Готово, – прокуренный голос мастера пирсинга Софи врезается в эти унылые размышления.
– Уже? – искренне удивляюсь я.
– Адри, ты моя любимая клиентка! – прыскает она. – Вот хоть бы раз пискнула.
Пожимаю плечами в ответ, поскольку проявлять радость, как все нормальные люди, я не умею, и, приподнявшись на кушетке, оцениваю результат.
– Красиво. Ты молодец, Софи, – сообщаю будничным тоном.
Примерно представляю, как выгляжу со стороны: безэмоциональная злобная стерва, у которой отрицательных качеств и вредных привычек больше, чем мусора в комнате моего… брата. Не люблю его так называть даже про себя. Он мне никто. Посторонний, чужой человек, ставший по воле судьбы соседом по квартире.
Чёрт, почему я вспоминаю о нём уже второй раз за пару минут?
«Может, потому что ты сегодня видела и слышала то, что не должна была?» – услужливо напоминает внутренний голос.
– В следующий раз расскажешь, как отреагирует твой парень, – подмигивает девушка. – Три-четыре недели с тобой нужно обращаться о-очень бережно, – загадочно тянет она, делая двусмысленные намёки.
– У меня нет парня, я делаю это для себя. – Встав на ноги, по-шустрому поправляю футболку и натягиваю чёрную джинсовую юбку.
В повседневной жизни я не ношу платья и юбки, если не считать теннисную для тренировок. Но на ближайшие дни джинсы и грубые ткани противопоказаны, так что пришлось пожертвовать привычным комфортом. Бросаю взгляд в зеркало, отражающее мрачное лицо, обрамлённое густыми волосами кофейного цвета, и воображаю, какой меня будет видеть Киллан на сегодняшнем мероприятии.
Желание бросать ему вызов въелось в подкорку мозга. Но сколько бы я ни готовилась к атакам, он всегда придумывает что-то более изощрённое и заковыристое. Наверное, ещё и поэтому я люблю отбивать его нападки равнодушием, чтобы позлить сильнее. К сожалению, не всегда получается сдержаться, и тогда я пускаю в дело крики, бранные слова, а в особо тяжёлых случаях – побои. Возможно, громкое слово для взаимных поджопников, которые были частым явлением в первые два года, тем не менее оно имело место быть. А потом мы стали взрослеть, и на место физического воздействия пришли издёвки, подколы и упрёки.
Готовила Адриана? – Что за отстой.
Убиралась Адриана? – Такой неряхе нельзя доверять уборку.
Это при том, что в спальне Киллана царит вечный свинарник.
В детстве он не ленился выковыривать волосы из сливного отверстия в нашей общей ванной и украшать ими мою подушку. Я в этом плане была менее оригинальной и не придумывала ничего лучше, чем подменять соль на сахар или вытаскивать его нестиранные вещи из корзины для белья, чтобы складывать их аккуратной стопкой, выдавая за чистые.
Хотела бы сказать, что мне жаль Макса и Лили за то, что им приходится быть свидетелями наших баталий, но не скажу. Это они проявили инициативу забрать к себе беспризорную девочку, а я до сих пор не могу ответить однозначно, рада этому или нет. Их проклятый сын сделал всё, чтобы в его доме мне не было покоя.
Разъехаться по разным квартирам нам пока не светит, так как у меня нет на это свободных денег. К тому же у Макса сейчас разгар предвыборной кампании, и наша образцово-показательная семья под прицелом не только репортёров, но и общественности. У всех на виду мы должны вести себя как подобает и выглядеть дружными и счастливыми. Представляю, какой фурор мы бы произвели с Килланом, если бы показали свои истинные лица.
Переминаюсь с ноги на ногу, привыкая к новым ощущениям, и они мне определённо нравятся. Мои ожидания полностью совпали с реальностью, ведь именно этого я и хотела: усилить свою внешнюю чувствительность, чтобы подавить внутреннюю.
***
Сегодня суббота, а значит, после банкета меня ждет полтора дня блаженного одиночества наедине с музыкой и чертежами, но с понедельника мне снова предстоит плестись в ненавистный Джорджтаунский университет. Здесь учатся детишки чиновников и всяких крутых чуваков, стоящих у верхушки власти. Элита, одним словом. Ну, и щепотка умников, пробившихся сюда благодаря серому веществу и таланту. Природа не наградила меня незаурядными способностями. Отсюда следует вывод, что я отношусь к первому контингенту, то бишь к элите. Именно на это делала упор психолог, когда речь зашла о выборе профессии, а мне пришлось притвориться, что я безумно счастлива стать частью местного бомонда, лишь бы не подводить своих опекунов.
Макс и Лили – потрясающие люди. Они из кожи вон лезли, чтобы влить меня в их картину мира, вот только я по сей день чувствую себя на ней кляксой, испортившей весь пейзаж.
В универе мы тоже постоянно сталкиваемся нос к носу с Килланом. При моём появлении в радиусе досягаемости он неизменно строит такую рожу, будто я – кусок грязи, прилипший к его начищенной подошве. Да, это всё мой «братец». Нам обоим несказанно повезло учиться на дипломатов, потому что, по словам Макса, это «престижно, дальновидно и разумно». Со мной всё понятно. Мне сложно перечить людям, взявшим надо мной опеку, а почему этого не делает их родной сын?
Единственная причина, по которой я с натяжкой могу поставить Джорджтауну средний балл по своей личной шкале интересов – это высокая концентрация богатых парней. Особенно это касается ровесников, у которых как раз период бушующих гормонов, что мне очень на руку: им не нужны длительные связи. Сейчас их половые органы, как флюгеры, направлены на девушек двух категорий: первая – «я б ей вдул» и вторая – «она точно даст». И я этим пользуюсь с выгодой для себя, так как банковский счёт, доставшийся по наследству от покойных родителей, пока не прикосновенен, а деньги на особые нужды лишними не бывают.
Моё общение с парнями никогда не длится дольше пары недель, и стоит им подсесть на заготовленный крючок, наши отношения разрываются. Как правило, раньше, чем доходит до стадии поцелуя. Помощницей в этих разрывах выступает закадычная подруга Николь, сестра Доминика.
Эти двое, пожалуй, единственные, с кем я могу немного расслабиться. И это ещё один гигантский камень преткновения между нами с Килланом. Того аж трясёт при виде нашего милого общения с его лучшим другом.
Николь живёт в Вашингтоне почти год в отдельной квартире через квартал от нас, а Доминик прилетел в этом году, так как перевёлся в Школу бизнеса GU1. Более перспективную, по его словам, но мне кажется, дело в другом. И я обязательно это выясню, как только выдастся подходящий момент. Или как только Киллан перестанет таскать Ника с собой по тусовкам и даст нам возможность пообщаться, как в прежние времена.
Доминико с самого начала взял на себя роль моего защитника, в то время как Киллан рычал, словно пёс, охраняющий свои владения.
Так я и живу уже восемь лет: между льдом и огнём. Один обжигает холодом, а второй пытается согреть своим теплом. «Пытается» – поскольку у него не получится довести дело до конца. Десять психологов не справились, а он тем более не всемогущий.
Но, несмотря на объявленную мне войну, у нас с Килланом всё-таки есть кое-что общее: мы оба не на своих местах. Мы оба хотим от жизни не того, что внушают нам родители.
И он пока не догадывается, что я в курсе его тайной жизни. Но этот козырь пока приберегу на особый случай.
Глава 2 Шантаж
Киллан
«Килли, я случайно забыла трусики у тебя. Когда их можно забрать?»
Килли?
Без долгих раздумий заношу брюнетку, имени которой так и не спросил, в чёрный список и осматриваюсь по сторонам в поисках её трусов, чтобы выбросить. Зарекался же не приводить домой всякую шваль, а теперь и самому себе сложно объяснить, какого чёрта я нарушил собственное правило. У родителей традиционный пятнично-субботний отдых на двоих в загородном отеле, но это не повод для подобных гулянок в их отсутствие.
Вчерашний кураж из-за первой победы и большого выигрыша – жалкое оправдание. Наутро основная причина моего нарушения приобрела вполне ясные черты: гнев, ярость и бешенство в квадрате. Давно меня не накрывало такой злобой. Больше всего раздражает то, что на подобные уничтожающие эмоции способен вывести всего один человек, причём не прикладывающий для этого особых усилий. Адриане Линден достаточно просто быть. Накануне пришлось в очередной раз убедиться, что все девки продажные, только у каждой цена разная. Даже у моей чёртовой неродной сестры она есть, как выяснилось. У нас обеспеченная семья, но ей этого мало.
Меркантильная сука.
Так я и вывел самостоятельно решение уравнения с одним неизвестным: приведя в наш дом левую девку, мне не терпелось продемонстрировать Адриане своё отношение к таким, как она. Но легче не стало. Совсем наоборот.
Покинув спальню, прихожу к выводу, что я дома один. Обычно по утрам субботы застаю одну и ту же картину: моя «типа-сестра» колдует к возвращению родителей что-то чертовски вкусное, в чём я, конечно, ни за что не признаюсь. Знаю, чем она занимается: хочет набить себе цену и выглядеть в глазах окружения лучше, чем выгляжу я. Жаль, мы выросли из того возраста, когда я мог со всей дури шлёпнуть её по заднице или дёрнуть за хвост. Тогда это расценивалось как дурачество, а сделай я так сейчас – будет смахивать на флирт. Хотя руки зудят от такого желания, не скрою. Мать с отцом явно оставили пробелы в воспитании Адрианы, таская по консультациям в поисках причин провала в памяти и отчуждённого поведения. Я бы сделал это в сто раз быстрее. За пару сеансов.
Пока тащусь на кухню, чтобы включить кофемашину, открывается входная дверь. Мне прекрасно известно, что ночью Линден была дома, но все равно заранее оскаливаюсь, чтобы бросить ей в лицо нечто вроде: «Возвращайся туда, где ночевала». Правда, рот открыть не успеваю. Язык буквально прилипает к нёбу, стоит увидеть вошедшую Адриану в короткой, мать его, юбке. Это что-то новенькое.
Напустив на себя токсичный вид, складываю руки на груди и жду, когда Адри заметит мое присутствие.
Она встает полубоком и, нагнувшись, принимается расшнуровывать кеды. В результате юбка задирается так, что я точно рассмотрел бы ее задницу, если бы стоял позади. В горле резко становится сухо, и моя деланая бесшабашность сменяется незнакомым чувством. Недоумением? Да, похоже, это оно. Линден в самом деле удивила своим прикидом. Её голых ног я не видел ни разу. Она и в отпуске на островах вечно обматывает бедра платком, или как там он правильно называется…
– Чёрт, разве можно так пугать, Киллан? – выдыхает Адри, сдвинув тёмные брови, но не мешкая приближается, так как мимо меня пролегает единственный путь к остальным комнатам.
Достигнув препятствия в моём лице, она останавливается напротив и, один в один копируя мою позу, выкладывает издевательский отчет:
– Я не под наркотой, ничего не пила, травку не курила.
Пройдясь по ней пренебрежительным взглядом сверху вниз, брезгливо морщусь:
– Будто мне интересно. Это проблемы твоих дружков.
– Дружков? – На её лице проскальзывает непонимание, но оно мигом испаряется, сменяясь воинственностью. – В отличие от тебя, я не привожу домой кого попало.
Слышала вопли моей забаненной гостьи? Это чудесная новость.
– В отличие от тебя, у меня есть на это полное право, – жалю Адриану в ответ и тут же прикусываю язык.
Чёрт, я не прав, но извиняться не стану. Это прерогатива слабаков. Это перед Килланом Кроу всегда извиняются, а не наоборот.
Синие глаза Адри приобретают ледяной оттенок. Они выражают абсолютное ничто, и это самое поганое. Передо мной стоит профессиональная подделка, копия настоящего человека. Как я ни старался, мне до сих пор так и не удалось разгадать до конца девчонку, ставшую членом нашей семьи.
Рот, раскрашенный алой помадой, слегка приоткрывается, акцентируя на себе всё моё внимание. Этот цвет придаёт Адриане ещё более блядский вид. Мало ей пирсинга? Словно прочитав эти мысли, она облизывает губы, задевая серебристое кольцо ближе к уголку рта. Это незначительное действие вызывает в паху неконтролируемое напряжение, но Линден сама спасает ситуацию, произнося практически по слогам:
– Иди к чёрту, придурок.
Что-то подсказывает, сейчас она была крайне сдержанной в выражениях. Чаще всего её голосовые связки воспроизводят нецензурщину, которой позавидовал бы матёрый грузчик, а тут сама вежливость.
Адриана скидывает косуху на банкетку и двигает в сторону своей комнаты, намеренно задевая меня плечом. Провожаю её взглядом, о чём жалею спустя несколько секунд: обнажённые ноги и виляющая задница отзываются во мне совсем не теми реакциями, которые я взращивал на протяжении многих лет. И это конкретно напрягает.
Меня напрягает всё, что неподвластно контролю.
Наверняка непроизвольный утренний стояк слегка запоздал. Причина в этом.
Пойду-ка я в душ, кофе подождёт.
***
Адриана
– Вот это да! Адри, ты выглядишь, как… как… – Лилиан восхищённо оглядывает меня с головы до ног, сложив ладони перед лицом.
– Как проститутка, – заканчивает за неё Киллан, вошедший в гостиную вслед за мной.
– Киллан! – возмущается его мать, скрещивая руки на груди. – Быстро извинись!
Попытки Лили воспитать собственного сына сейчас выглядят забавно. Он – копия отца, выше матери на две головы, а за последний год его спортивное тело стало ещё более мускулистым, поэтому рядом они смотрятся как чихуахуа и алабай. Бесспорно, Килл любит родителей, но он уже вышел из возраста отсылки в угол в качестве наказания.
Сделав вид, что не услышала оскорбления и не заметила присутствия этого грубияна в комнате, с невозмутимым видом поворачиваюсь к зеркалу и наношу на губы яркую помаду – ещё один раздражитель недобрата. Каждый раз, когда он пялится на мой рот, у меня такое чувство, что у него начинается несварение: настолько кривой становится его физиономия. Я готова смириться с тем, что он отрёкся от меня как от своей названой родственницы, но тот факт, что я ему противна как человек, периодами отдаётся ощутимым колющим чувством в грудине.
– За что извиняться? Ты сама не видишь, как она вырядилась? – В отражении замечаю взмах рукой в мою сторону. Спасибо, хоть не добавил: «Она – позор нашей семьи». – Или мы едем тусоваться в ночной клуб, а не в особняк Шилдсов?
– Киллан, девочке двадцать, – заступается за меня Лили.
Ещё бы, она сама была инициатором покупки мини-платья с расклешённой юбкой и корсетом, слегка приподнявшим то, что в анатомии называется грудью. Мой первый размер не раз становился предметом стёба Кроу, и я согласилась приобрести эту вызывающую обновку, только чтобы поскорее покончить с многочасовым шоппингом. Я не собиралась так одеваться, но утренняя реакция Киллана на мои ноги предрешила судьбу платья.
– Мне тоже двадцать! – рявкает он в ответ. – Но я не плетусь на светский раут в пляжных шортах.
– Так, что за разборки? – Макс с громким возгласом присоединяется к нашему милому трио, а я уже неспешно вожу пальцем по экрану смартфона, сделав вид, что увлечена соцсетями.
– Макс, поговори со своим сыном, у меня скоро трясучка начнётся от его хамства.
– Я и твой сын тоже. Подожду внизу вашу идеальную семью! – взрывается Киллан.
Уловив в тоне минорные ноты задетого эго, всё же поднимаю к парню свои глаза. Нервно скомкав пиджак в руках, Киллан широким шагом проходит мимо и, стрельнув в меня коротким уничтожающим взглядом, скрывается за входной дверью.
– Мне переодеться? – уточняю на всякий случай, чтобы не разжигать конфликт ещё больше. – И вообще, мне обязательно ехать с вами?
– Нет и да, – отвечает Макс, подтягивая галстук к шее. Его хорошее настроение не пострадало от нашей небольшой перебранки. – Мы – одна семья. Не обращай внимания на Киллана. Наверняка на личном фронте не всё гладко, вот и психует не по делу.
М-да, на личном фронте у него вряд ли трудности, если судить по оперной арии из его спальни сегодня ночью.
Погрустневшая Лили осторожно подходит ко мне:
– Адри, я уверена, что он не думает так о тебе на самом деле. – Ага, как же.
– Лили, всё нормально, – подбадриваю её я. – Я привыкла, и меня его слова уже давно не задевают.
Конечно, это враньё. Задевают. Но странным образом: мне ещё больше хочется вести себя хуже, чем я есть, дабы оправдать его ожидания.
– Кхм-кхм, – привлекает наше внимание Макс. – Это чьё?
Мы обе поворачиваемся и видим, как он, с опаской вытянув перед собой руку, двумя пальцами держит женские трусы. Судя по реакции, они принадлежат не его жене. Вздыхаю, смекнув что к чему.
Из Лилиан вырывается нервный смешок. Она сто процентов догадалась, чьих это рук дело. Если родители узнают про ночные похождения своего сына, ему точно кранты. Мне бы позлорадствовать и сдать этого засранца, но мой рот сам не ведает что творит, когда произносит:
– Это мои. Скорее всего, выпали, когда я несла кучу белья из прачечной, – подойдя к Максу, я выдёргиваю красную тряпку из его пальцев и зачем-то запихиваю в свою сумочку. Фу, придётся потом её стерилизовать.
Мужчина недоверчиво изгибает бровь:
– По пути они залетели за диванную подушку?
Его не проведёшь.
Молча пожав плечами, мол, сама не понимаю, как так вышло, я торопливо направляюсь к выходу, чтобы составить компанию «брату» и всучить ему труселя. Заодно стрясу с него сотню баксов за молчание.
– Я тоже подожду внизу, – оповещаю, прежде чем покинуть апартаменты.
– Спустимся через десять минут! – летит вдогонку от Лилиан.
Уже выйдя на улицу, я спохватываюсь, что второпях забыла надеть приготовленный кашемировый свитер. Вашингтонский октябрь хоть и тёплый, но вечерами довольно зябко, особенно в моём наряде с открытыми плечами. Только собираюсь вернуться обратно, как замечаю возле вазона с пышными цветами Киллана, выпускающего колечки сигаретного дыма куда-то к звёздам. Одна рука в кармане брюк, ноги широко расставлены, пиджак небрежно перекинут через плечо. Поза выглядит обманчиво расслабленной, но я-то знаю его истинное состояние.
Не сосчитать, сколько раз в прошлом я украдкой наблюдала за такими же дымными кольцами, выплывающими из окна Кроу. Наши спальни находятся рядом, поэтому, сидя на подоконнике, мне удавалось оставаться тайным свидетелем вредной привычки сводного брата.
Как правило, Киллан дымил особенно много после ссор с родителями или неудач в его экстремальном увлечении. Минута за минутой я провожала завороженным взглядом серые клубы, растворяющиеся в темноте. Понятия не имею, сколько сигарет он истреблял за вечер, но я и сама незаметно для себя из пассивного курильщика превратилась в активного. Мне было шестнадцать, когда я захотела повторить за ним. Киллан до сих пор не догадывается, что много раз курил не в одиночестве. Мне это не нравилось тогда, не нравится и сейчас, но я почему-то намеренно продолжаю уничтожать свой организм изнутри. Единственное, в моём случае сигареты электронные.
Я внаглую встаю рядом, не глядя на Килла, и вытягиваю перед ним раскрытую ладонь.
– Дай мне тоже.
Боковым зрением вижу, что он застывает, а через несколько мгновений передо мной материализуется его рука с протянутой пачкой элитной «отравы». Внутренне посмеиваюсь. Какая бы вражда ни была между нами, мы всегда понимали друг друга с полувзгляда и полузвука. Парадокс.
– Прикури, – требую я.
К моему удивлению, Килл не хамит и не противится. Еле слышно фыркнув, он вынимает свою сигарету изо рта, заменяя моей, и, прикурив, протягивает мне. Молча вставляю тлеющую палочку в рот и затягиваюсь, только сейчас осознавая, что пару мгновений назад её обхватывали губы Киллана. Красивые губы, стоит отметить. С ровным контуром, в меру пухлые, но совсем скоро они закостенеют в тонкие полосы, если Кроу не перестанет вечно злиться.
Странно, что он уступил, не задавая лишних вопросов. Мне захотелось в очередной раз испытать его, а теперь ума не приложу, что делать с его сговорчивостью. Навряд ли он думает, что я не умею пользоваться зажигалкой. И маловероятно, что он в курсе моего застарелого страха, о котором я не говорила ни единой душе, в том числе мозгоправу. Признать свою слабость – значит дать другому человеку преимущества, способные сыграть против тебя.
Неожиданно на мои плечи ложится пиджак, отчего я слегка вздрагиваю. Да, я потирала плечи ладонями, но этот заботливый жест Киллу несвойственен. Порой я ощущаю острую необходимость в навигаторе, направляющем меня по нужному маршруту в запутанном лабиринте его мыслей.
– Надоело держать, – буркает Кроу на мой непроизнесённый вопрос. – И он помялся, поэтому я всё равно его на надену. – В этом он весь. В жизни не признает, что в нём есть что-то хорошее. Как и я. – И забудь о том, что я сказал, – добавляет он вместо извинений.
– Что именно я должна забыть? – подхватываю я, притворяясь, что моя память уже обнулилась. Пока что у меня ловко получается создать видимость перемирия, а он ведётся.
Киллан усмехается и продолжает молча курить, глядя на проезжающие мимо машины. Мы живём в самом центре города на оживлённой улице, и мне это очень нравится. Здесь почти нет риска остаться без помощи в трудной ситуации.
Выбрасывая сигарету в урну, я преспокойно выдаю:
– С тебя сто долларов.
– С чего вдруг? – криво ухмыляется парень.
Я, наконец, смотрю на него, любуясь искренним негодованием.
– Ты прав, этого мало. – Выудив из сумочки трусы, я показательно трясу ими перед его лицом. – Пришлось соврать родителям, что они мои, поэтому с тебя сто баксов и ещё пятьсот сверху за сумку. На антисептик для рук, так и быть, сделаю скидку.
Киллан начинает громко смеяться, запрокинув голову. У меня нет времени ждать. Скоро спустятся Макс и Лили, и я не успею вытрясти из него деньги. Хватаю Кроу за предплечье, что сразу возвращает его на землю. С удивлением покосившись на мою ладонь, он заявляет:
– Раз ты сказала, что это твои трусы, значит, они твои. Я-то здесь при чём?
– Вот ты говнюк! И я ещё спасала твою задницу? Да пошёл ты! – швыряю бельё в его надменное лицо и бросаюсь к BMW Макса, припаркованной неподалёку.
– Я дам деньги, если скажешь, зачем они тебе! – кидает Киллан мне в спину.
– Отвали!
Впредь ни за что не стану выгораживать этого наглеца. Найду на него более весомый компромат, и тогда он точно не отвертится.
