ТрансформRACIO

Дизайнер обложки Русанова Олеся

© Кирилл Балашов, 2023

© Русанова Олеся, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-8060-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я на войне, с невидимого фронта

Из пустоты стреляю в пустоту

К. Балашов

 
Предисловие – первая и последняя вещь.
Просодия разворачивается в марше.
Время тревожно. Голос его – зловещ:
встреча ветров и свастик. Дальше —
 
 
мор перемирий? С голосом – все ясней:
в зелье осеннем упругие логаэды —
за иктами такты – прут из таких корней,
что неминуемы – как победа.
 
 
Труп отопления требует топора.
С юга грачи в клювах приносят мясо.
Пули капели – по капле перо пора
точить и музу поить из вазы.
 
 
Осолонил: огранки кристальна соль.
Как подросток сна, вплыл зазеркальным карпом.
Ратник Третьего Рима, у Тибра свою буссоль
наводишь на цель и выдыхаешь: «Залпом!»
 
 
Парашютист-пришелец и Илия-пророк,
к битве рапсодов с Танатосом будьте готовы!
Нас по окопам долго копили впрок
суесвистом радужным суесловы.
 
 
Неполногласия варево – забирай!
Абажур да будет один на всех
светить отныне! Лишение прав на рай —
жизнь. Лишение прав на грех —
 
 
смерть. Хрип и кашель выдадут задарма,
отражения двух столиц, и бухло, и нож.
Расквартирует перья в тылу зима:
в инистом поле по горло в неё войдешь.
 
 
Воин еще не наступившего царства,
купина словозвука всюду неопалима!
Поэзия – это то, что случится завтра
с нами: освобождение Иерусалима!
 

Сергей Калашников

_{ТРАНСФОРМ}RACIO

ШТИЛЬ

 
Как между двумя небесами
Темнеет корабль в дали.
Со спущенными парусами,
Один без людей, без земли.
И нет ни намёка на ветер,
И некому парус поднять,
Но кажется, словно бессмертен
И силится ветер поймать.
Он помнит шальную команду,
Весёлые крики и гам,
Как воду морскую в баланду,
Шутя, добавлял капитан,
Как била о борт и бурлила
Неистово тёмная зыбь.
Она же его и сгубила.
Ему не хотелось забыть
Те мрачные долгие годы
Тоски и несущий смерть штиль,
Он молча мечтал о свободе,
Но трюмы заполнила гниль.
И тянет все ниже и ниже,
Скорей захлебнуться б волной.
Корабль, что проклят при жизни,
И в смерти, увы, не святой.
Секунды считая часами,
Застыла ленивая зыбь.
Кого ему меж небесами
Найти и дорогу спросить?
 

«Осыпалось звездами небо…»

 
Осыпалось звездами небо,
Фонарь над дорогой скрипит.
Укрыта серебряным пледом
Земля успокоилась, спит.
 
 
Морозит лицо, выдыхаю
Сквозь пальцы озябшие пар,
На веки роса оседает,
На скулы – невидимый жар.
 
 
Никто тишину не тревожит,
Дрожит нерешительный свет.
Здесь я, одинокий прохожий,
Да мой нерешительный след.
 
 
Вдруг вскинется и разорвется
Хрустящая ткань тишины,
Как лед по весне встрепенется,
Вдали замелькают огни.
 
 
Залают, завоют собаки
Сквозь бабий неистовый плач,
Едва разглядишь в полумраке
Фигур человеческих скач.
 
 
И ночь, как зарей, полоснуло,
Как волею высшей руки
Во тьму непроглядно-густую
Вонзаются хищно клыки!
 
 
Мне жаль, но я просто прохожий
И скован морозом ночным,
А мысли, как иглы, под кожей:
Там что-то похоже на жизнь!
 
 
Там что-то похоже на счастье,
Борьбу не на страх, а на смерть!
Но нет мне в той жизни участья,
И лишь остается смотреть,
 
 
Как радость и горе воюют,
Как пламя взрывает зенит!
Там красками люди рисуют,
Там что-нибудь, да победит!
 
 
Горит, полыхает, искрится
И кажется мне, что в ладонь
Искра, остывая, садится,
Свой путь продолжая золой…
 
 
Но вижу, заря угасает,
И крик затихает, и плач.
И ночь невидимкой латает
Искусный и опытный ткач.
 
 
И стало как будто темнее
И даже чуть-чуть холодней,
Но снег заскрипел веселее
Под легкостью длинных ночей.
 
 
И снова осыпалось небо,
Фонарь над дорогой скрипит.
Укрыта серебряным пледом
Земля успокоилась, спит.
 

«В этой комнате так тепло…»

 
В этой комнате так тепло.
В этой комнате ясен свет.
Отвори поскорей окно
И, на плечи набросив плед,
Отпусти в небо стаю птиц,
И, взлетев, их кленовый клин
Обернётся пером живым,
Словно с дерева мёртвый лист,
Опадая, стремится ввысь.
 
 
В этой комнате скроет ночь
Нити нот, обреченных петь,
Сколько ворону ни пророчь,
Столько золоту время тлеть.
И, колосья пригнув к земле,
Выстилают поля снега,
Бирюзой просияв, Луна
Жмётся к окнам твоим тесней,
И снежинки поют во сне.
 
 
В этой комнате много снов,
В этой комнате льётся день,
И тягучие вихри слов
Твоим пледом укроет тень,
Обращая их в океан.
Как чиста она и вольна!
Ты коснёшься стекла, а там…
 
 
В океане окна волна
И полёт твоего пера.
 

«В ритме линий и тонов цвета…»

 
В ритме линий и тонов цвета,
От лучей и простых мелодий
Расцветает девчонка в лето,
Песни в сердце любовь заводит.
 
 
Песни льются дорогой млечной
И вплетаются в листья клена,
Но нельзя быть такой беспечной
И нельзя быть такой влюбленной!
 
 
Только как же душе не сдаться?
Как любви не поддаться сердцу?
До рассвета с ним целоваться
И ночною прохладой греться!
 
 
Возвращаться домой под утро.
Осторожный скрип половицы —
Как отец обругает грубо
И останется сном забыться.
 
 
А в груди робко стонет радость,
Приглушенная рвется песня,
Поцелуя печаль и сладость,
Так, что в небе бескрайнем тесно!
 
 
Может это ей только снится?
Ветерок заигрался в листьях.
Отпускает птенцов орлица,
И они расправляют крылья.
 
 
В ритме линий и тонов цвета,
От лучей и простых мелодий,
Нескончаемо длится лето,
И любовь хороводы водит.
 

«Невеста сегодня бела…»

 
Невеста сегодня бела,
Прозрачна и холодна,
Учтива и молчалива,
Фатой не укрыть счастливых
Улыбки ее и взгляда.
Сегодня щедра и рада
Стряхнуть желтизну наряда,
Усталость слезливых дней
И черную сырость полей,
Лесов, опрозрачненных ветром,
И грусть от прощания с летом.
 
 
Ловите невесты дары:
Серебряный отблеск луны,
Хрустальных монеток охапки
И пышные белые шапки,
Скрипучий оркестр шагов,
Медлительный ход облаков,
Ковров бесконечных шелка,
Румянец на нежных щеках,
Хрустящие взвизги коньков
И ранний рассвет огоньков.
 
 
Лекарство от серой тоски —
Порхающие мотыльки
Из наскоро взрытого вала,
Летящая с горки орава
И выдоха легкость пара,
Разливисто-звонкий смех —
Невеста одарит всех
Душой искрометного детства,
Весенней надежды соседством.
 

ФЕВРАЛЬ

Пролог

Этого года выдалась ранней весна.

С юга грачи в клювах приносят мясо.

Мерзнет февраль. В льды обратившись, слеза

Кожу сдирает, стекая,

с хребта,

под рясой.

 
Стынет февраль. До марта доврать и плакать.
Беды под бинт и плыви, бунт святой Софии.
Что там у розы: встреча ветров и свастик,
Пули капели да братский мор перемирий.
 
 
Плачет над плачем беспомощный и бесплодный.
Платье на плоть и плюют (голоса из стали!).
Век проморгал от бессонницы по субботам —
В сущности что там?
Бессмертье,
                       Февраль,
                                         Весна ли?
 
 
Буквы летели градом – прощенья просим!
Грады летели буквально – по воскресеньям.
Там патриархи ревут, прижимаясь к мощам,
Здесь же в святая святых автомат спасенья.
 
 
Вымер февраль. Выбежал шагом с балкона,
Взмыл и уперся в ласковость фетра асфальта.
Звуком пустым на блюде лежит в короне —
Кто тут в цари иль хотя бы в святые, крайний?
 
 
Всходы озимых взошли, разверзлись реки,
Огненно-рыжие листья, цветы с нуаром.
Зыбко и зябко в тепле. Багрели руки,
Отогреваясь от трения кремня с лавром.
 
 
Что за пейзаж! Картина – мельдоний библий!
Где вам догнать нас, художники прошлых стадий!
Мы отчеканим медью мильоны свадеб!
После, артисты! Пока лишь подошвы стынут.
 

Эпилог

Снов отрясая бремя, проснутся дети

Этого года. Выдалась… Холодно… Тает…

Дети, летите! Всюду свободы сети!

Что там по осени, время-товарищ, считают?

«Февраль. В заборе стонет солнце…»

 
Февраль. В заборе стонет солнце.
Подлунный мир засубфебралил.
Одни расплакались – прорвемся.
Другие – тихо отсмеялись.
 
 
В безветрие – ветра снегами,
Средь тишины труды спустили:
Кому – вакцин, кому – сандала,
Мирт медицин и верб псалтыри.
 
 
На тарантасе не кранты нам!
Кто сверху-снизу – тем укоры.
Открыли ящик с пандемией —
Оттуда – окоскал Пандоры.
 
 
Носков и корма – всем по норме!
Плывет, как скальпель в одеяле,
Не раб – раба обвешать мором
И выдать мораторий яда.
 
 
Ему – рекомендаций унций.
Пройдет само: и зол, и кара.
Здесь без портретов разберутся:
Кому, куда и сколько мало.
 
 
У пандеморья сказок! Влево
И вправо кот-калмык мурлычет.
На дубе, обожравшись древа,
Русал о пандах песнь курлычет.
 
 
Рекомендации блюдили:
По боле воли, мене жалоб.
А лесорубы лес валили.
Да, лесорубов недожали.
 
 
И хлеборобов недозлили,
Курильщиков не испугали:
Мы век от века панд валили!
Колдун-котам – дуб и сандали!
 
 
Нам не в почет бич архаизмов!
Мы пили кадками растворы.
Эй, вы, сидящие на листьях!
Эх, лукоморье, дуб высокой…
 
 
Всугонь слетает лист приказный
(На дубе лист зашит патентом):
«Во-избежание сарказма
Вместо бород брить изоленты!»
 
 
Стекло в постель – лет сто из кожи,
Стекло в глаза – салазки в вектор.
А зеркало родило рожу,
Глядишь – не пьяница, но ментор,
 
 
Глядишь – танцуют по проспектам
С метлой и мылом за букеты.
Очки развертывают спектр
Из розово-зеленых меток.
 
 
Преобразились бурый кремлин,
звезда и двухголовый котик.
Смешались красный, синий, белый,
Смешалось время, люди, кони.
 
 
Апрель. Поплакать бы, по-майски,
весенним первым, резвым, шумным.
Чума, отплясывая сальсу,
Губила тело. Разум. Душу?
 
 
Пол пса цепного лижет лики
Калик с бумажными клыками.
Сей клык у нас зовется криком
Убитых в теннис на татами.
 
 
С победой!
Мы не побе —
                            дома!
Заквас хлебов
                           и зрака мелет век.
Белеет парус —
                              серп и молот,
Ах, пустота
                        лесов, полей и рек.