Loe raamatut: «Аномалия»

Гене и Юле,

моим лучшим попутчикам в исследовании столицы,

посвящается.

Мама рассказывала мне, что 70 лет назад алкоголь был валютой. Не элитные сорта коньяка, как сейчас, а абсолютно любой. За бутылку водки можно было получить какую-нибудь услугу, обменять ее на палку колбасы или ведро известки.

Я слушал и не верил. Во-первых, кому нужна известка, когда есть дешевые и простые в использовании водоэмульсионные краски. А во-вторых, почему тот алкаш не мог просто пойти и купить бутылку водки? Она же стоит каких-то копеек…

А не мог. Без талонов – не продадут. А талоны – штука дефицитная, их выдают несколько штук на человека.

Когда началось, во многих общинах тоже ввели талоны, но большинство анклавов от них быстро отказались. Как средство раздачи еды и предметов обихода в первые месяцы после катастрофы – они еще годились, а потом анклавы просто стали печатать деньги. У некоторых – общая валюта друг с другом, у некоторых – различная.

Но самой твердой валютой, как в годы давно прошедшей и непонятной мне Перестройки, снова стал алкоголь. Только теперь – не любой. Любой мы и сами гнать умеем. Дорогие сорта виноградных вин и коньяков. Пшеницу или рожь легко можно вырастить даже в нынешней обстановке. Мертвые не едят траву, мертвые могут ее только вытоптать, так что главное – следить за посевами, и вовремя уводить в сторону стада мертвецов. А вот виноград в Подмосковье не вырастишь. Никак…

Бутылку хорошего коньяка можно выменять на цинк патронов, а если удачно поторговаться, то и на два цинка. На несколько канистр бензина. На место в сытой общине, крышуемой военными. На чью-то жизнь, например, на свою… Много на что, в общем.

Поэтому мы здесь. В центре разрушенной, разбомбленной и выжженной Москвы, кишащей мертвяками. Трое сталкеров.

Я, Гена, Юля. Мы все примерно погодки, нам с Геной – по 25, Юля – на год младше.

Гена – лидер и главная боевая единица. Здоровый лось, отслуживший срочную в десантуре и не растерявший навыков владения оружием за три года на гражданке.

Я – штурман команды. Коренной москвич, прекрасно знающий каждую улочку столицы. До пандемии я был гидом, водил по столице туристов, восхищенно рассматривающих Кремлевские звезды и сметавших сувениры на полках арбатских магазинчиков. Я лучше всех знал, где повернуть, чтобы объехать пробку или попасть в самый живописный уголок моего родного города.

Теперь я лучше всех знаю, где повернуть, чтобы не упереться в заваленный участок дороги, и где могли уцелеть неразграбленные магазины или аптечные склады. Лекарства – тоже в цене. Правда их остается все меньше… У таблеток, в отличие от алкоголя, есть срок годности.

Юля… Мы без понятия, как охарактеризовать Юлю. Стреляет она средне, хотя с трех метров в голову противника попадает исправно. В рукопашную с мертвяками ее тоже лучше не пускать – слабоваты девчачьи мускулы для того, чтобы с одного удара проломить зомбаку череп ломом. Но есть у Юли одна особенность, которую мы с Генкой разглядели первыми, и взяли ее под свое крыло, в свой отряд. Юля пятой точкой чует опасность. Сколько раз уж убеждались: скажет Юля, что не надо нам поворачивать на Кутузовский проспект – и точно, там стадо плетется, здоровое, голов на триста. Скажет, что лучше в этот магазин не соваться – и верно, другая команда сталкеров потом расскажет, что товарища там потеряли, потолок обрушился, внезапно, без каких-либо видимых причин.

Юля приезжая. Аж из Чебоксар. Там, говорит, совсем плохо и голодно было. Казалось бы, населения меньше, значит и зомбаков меньше, живи да радуйся. Ан нет, люди организоваться не сумели, грызться начали. И поняв, что ее община обречена (тоже почувствовала своей фантастической интуицией), Юля прыгнула в машину и помчалась в Москву. Одна, без припасов, всего лишь с пистолетом, которым она толком и пользоваться-то не умела.