«Пааап?»,– жалобно позвал сын. Идти дальше было страшно. Обратно идти было невозможно. Во-первых, возвратиться – означало быть трусом, отец перед этим дурацким походом ясно озвучил своё видение ситуации фразами: «трус не играет в хоккей», «настоящий мужчина всё доводит до конца», «парня в горы веди, рискни» и, конечно, вечное «мальчики не плачут». Во-вторых, возвращаться было страшно, потому что там могло поджидать оно – ужасное нечто, поглотившее отца. Поэтому он остался на месте: присел на корточки и закрыл лицо руками.
Только часа через два его, испуганного и дрожащего, забрал невесть откуда появившийся отец: «Ну, ты даёшь, трус, не пошёл дальше, не дошёл до конца, у тебя же и фонарик и карта остались!»
Он плохо понимал, что ещё говорил отец. «Не дошёл до конца, не дошёл до конца»,– пульсировало непрерывно в его мозгу. Может поэтому он в дальнейшем упорно старался доводить всё до конца, до абсурда, до конца, до абсурдного конца.
Как тогда однажды осенью, в затихшем лесу.
Он вспомнил себя ребёнком в лесу, в трениках и дурацкой короткой курточке с надвязанными бабушкой рукавами. Ему лет восемь – девять. Отец сказал, что набрать грибов на засолку – дело чести: «Принесём полные корзины, всю зиму семьёй есть будем». Его тогда посетила мысль, что слова «грусть» и «груздь» созвучны неслучайно. Для него было пыткой ходить по сырому лесу, словно дышавшему земляной могилкой. Этот запах и через много лет вызывал у него отвращение. Уже, будучи взрослым человеком, он считал противоестественным по своей воле пить чай пуэр.
Несмотря на неприятие осенней природы, он шёл, судорожно вглядываясь в прелые листья. Набрать грибов да побольше, чем отец, чтобы тот отстал от него с этим лесом раз и навсегда – вот, что занимало его мозг. Он не заметил, как вышел к незнакомому болотцу. Отец же, совершенно забыв о сыне, с упоением резал шляпки груздей в начале леса, от напряжения по-змеиному высунув язык.
Сын огляделся и решил, что на этом-то болотце он и наберёт свою победную корзину. Шаг за шагом, с кочки на кочку, шагал он, наполняя корзину сомнительными грибами. Пахло дурманяще-сладко пряным болиголовом. Захотелось лечь в мягкий мох, свернуться калачиком, закрыть глаза и уснуть. Свежие следы от копыт и от жизнедеятельности кишечника лосей убедили его не делать этого. В мозгу на разные голоса занудели Сладков, Соколов-Микитов, Бианки и Пришвин.