Loe raamatut: «Книга жёлтой росомахи»

Глава 1
Корень чёрного и красного дерева

Ходко бежит жёлтый зверь краем ложбинки между ночных северных сопок. Мощные, широкие, когтистые лапы едва касаются белого снега. Яркая луна покрывает голубым светом жёлтую шерсть этого сильного зверя. Сегодня он – Росомаха. Ещё вчера он – медиатор меж миров – ключ от ворот Зла – был чёрным камнем в жаркой белой египетской пустыне. Позавчера – белой коровой, пасущейся на изумрудно-зелёных лугах Ирландии. Сёстры Севера с помощью медиатора сохраняли баланс между Верхним и Нижним мирами Земли, Западом и Востоком. Но дано было Им знание о последних временах.

Медиатор не был ни физическим телом, ни бестелесной субстанцией, ни живым, ни мёртвым существом. Он мог быть всем, поэтому не был чем-то определённым. Он был тем, кем был нужен в данный момент, чтобы никто не мог его найти, кроме Сестёр Севера. Найденный Советом Зрячих, он дал бы им безмерную власть, а это привело бы к Хаосу.

Сейчас медиатор должен был указать Сёстрам на точки, через которые они могли бы повернуть Ось времени, ибо уже началась Большая игра, битва за главную ветвь реальности, ветвь движения человечества к новому будущему. Каким будет это будущее – определит Большая битва.

Жёлтая Росомаха вбежала на самую большую сопку, нависшую над заснеженным северным городом, что разлёгся вдоль залива. Сейчас в заливе была большая вода и крепкий мороз вздымал из него высоко вверх столбы пара. Чёрное ночное небо становилось белым от уличных фонарей. Большинство окон города были тёмными – была глубокая ночь.

Росомаха внюхалась в морозный воздух. Взгляд маленьких глазок, похожих на красные угольки, как радар пробегал по домам лежащего внизу города. Наконец, глазки вперились в окно, в котором вдруг зажёгся свет. И Сёстры Севера увидели: откуда надо было начинать Большую игру. Но этого было мало. Раньше миром правили Числа. Теперь же мир изменился, и чтобы войти в Числа, нужны были отныне Буквы. И здесь медиатор не подвёл. Жёлтый зверь распластался на снегу и замер. С нарастающей силой в него начали входить тонкие светящиеся лучи Намерения, указывая верные ответы. Сотня, тысяча, миллион лучей…Вдруг всё неожиданно закончилось. Росомаха вскочила на лапы и начала вытаптывать на снегу замысловатые узоры, которые вскоре сложились в цифры:19 22 40 23 18 41 24 67. Потом появились тропки в виде букв: В П V P. Всё, медиатор свою задачу выполнил.

Жёлтая Росомаха нырнула в снег и растворилась в нём. Никто не должен был её найти. Сёстры вступили в Большую игру. Зрячие почувствовали это и уже пустили по следу медиатора двух помощников – инфернальных теней разрушительной силы – страх и ужас, Фобос и Деймос, дерево и воду. Мёртвые Боги должны были помочь им в поисках…

Но не впервой медиатору прятаться. Долго лежал камень в пустыне, но Тефнут – дочь Ра – глаз Ра – увидела его и прилетел за ним жаркий ветер из Нубии – но поздно.

И вчера белая корова только успела пожевать сладких зелёных трав в ирландских лугах, но увидело его злое око Балора, предводителя фоморов, и жестокая воительница Мориган уже почти накрыла белую корову плащём смерти – но поздно.

Сегодня Ильмарен, пролетая на крыльях северного ветра над заснеженной скандинавской тундрой заметил Жёлтую Росомаху – но поздно. Смешной маленький Чакля, как все гномы, умелый создатель подземных ходов, спрятал Росомаху в своей норе.

Ночь всё плотнее садилась на землю. Наступил час Быка. Город погасил огни, только в двух домах светятся два окошка. А в нескольких квартирах большой страны стала раздаваться трель телефонных звонков.

Глава 2
Ствол чёрного дерева

– Дзз-ддз, – телёфон на тумбочке успел два раза звякнуть, но Леонид Доброхотов решил быстро прервать весёлую трель, оглашающую его холостяцкую квартиру.

– Привет, дядя… Лёня! Как… себя… чувствуешь? – девичий голос в трубке неуверенно дрожит, слова, как бы нехотя, собираются в предложения.

– Анюта, у тебя всё в порядке? Что-то голос смурной. – Леонид со своей племянницей общается редко, но настроения дочки своего умершего старшего брата научился различать.

– А как же иначе может быть, мне ведь тебе надо сказать то, что я не хочу, даже не имею права, но всё равно скажу. Ведь ты единственный мне родной человек остался. В общем так: через несколько дней ты умрёшь.

– Очень смешно. Аня, 1 апреля ещё не скоро. Тебе что – сон какой-то приснился?

– Можно и так сказать.

– Ерунда это всё. Отчего же я, по-твоему, умру? Кирпич на голову упадёт или какой вирус меня сразит? А других вариантов-то нет. Ты же знаешь, я на здоровье ещё не жаловался.

– Не знаю от чего, но ты умрёшь во сне, а я отвезу тебя на автобусе на тот свет.

– Ха-ха-ха, – Леонид заливисто смеётся: – ты же даже водить не умеешь, ты же в телефонном кол-центре работаешь. Развеселила ты меня, Анюта. Фу, даже отпустило немного. Я ведь даже немного сейчас напрягся: типа, чем чёрт не шутит, бывают же вещие сны.

– Да, бывают, особенно у меня. Примерно раз в месяц. И да, ты прав – я не умею водить. Но вот уже 4 года мне снится такой вот сон. Я – водитель небольшого автобуса, ПАЗика. Раз в месяц у меня один ночной рейс. Я подгоняю автобус на остановку возле памятника Павшим героям войны, к тому, что рядом с твоим домом. Ровно в три часа ночи ко мне садятся разные люди – знакомые и незнакомые – и мы едем на тот свет. В первый раз, когда мне приснился такой сон, я проснулась в холодном поту. Подумала, что это просто ночной кошмар. А потом, через несколько дней случайно наткнулась на районную газету и увидела там некрологи именно тех людей, которых отвезла. Поэтому я сразу поверила в реальность того, что я заняла вакансию этого, как его…из греческих мифов…

– Харона?

– Да-да, он отвозил души умерших на тот свет на лодке.

– На лодке, заметь, а не на автобусе, – снова засмеялся Леонид, но уже не так весело. – Хотя прогресс не стоит на месте. Кстати, а почему не на самолёте, не на поезде, в конце концов. А где же полёт через чёрный туннель к свету, который ждёт в конце?

– Не знаю. Может другие туда так попадают, а вот мне достаются автобусные пассажиры. В общем, дядя Лёня, я предупредила, у тебя несколько дней, чтобы приготовиться к смерти. Никого об этом не предупреждала, а тебя хочу.

– Чушь это всё, Аня, тебе надо антидепрессанты попить. Наверняка это у тебя после смерти Саньки началось. Не смогла спокойно принять смерть отца и всё такое.

– Да, после этого.

– Ну вот, а я что говорил. Так что не бери в голову.

– Я тебя предупредила, – грустно произнесла девушка и положила трубку.

Вот такой странный диалог состоялся утром 1 декабря 2022 года в квартире Леонида Яковлевича Доброхотова, главного механика котельной.

Леонид – грузный, лысоватый мужичок предпенсионного возраста был человеком приземлённым. Взгляд его мутно-серых глаз редко устремлялся в небо в мечтательном порыве – он чаще смотрел под ноги. Доброхотов отлично разбирался в редукторах, задвижках, форсунках и совсем не интересовался искусством и философией. Все его познания по истории и литературе ограничивались школьным курсом и тем, что преподавали в техникуме. Впрочем, это не мешало ему существовать сносно. После учёбы он отслужил в танковых войсках, вернулся в родной город и сорок лет отработал в котельной, поднимаясь постепенно по карьерной лестнице: от слесаря до главного механика.

Семью Леонид так и не создал. Этому помешал его эгоизм. Он больше думал о своей свободе, комфорте, чем о других напрягах, которые, как он полагал, несёт семейная жизнь. Были, конечно, романчики, интрижки, но это всё было несерьёзно, так как любви он ни к кому не испытывал.

Впрочем, очень хорошо относился к старшему брату и его дочке. Жену же Сашки он на дух не переносил, в гости к брату не ходил, пока она не убежала с хахалем от Саньки.

Племянницу Анюту – девицу к двадцати годам вымахавшую в мощную белобрысую матрону под 100 килограмм – он даже обожал, с детства баловал подарками. А сегодняшний звонок Ани Леонида очень озадачил. Не ожидал он что у девушки так развито воображение.

«А вдруг это правда и что тогда делать?» – подумал Леонид. Он вернулся в тёплую постель, откуда его выдернул звонок племянницы, закинул руки за голову и начал вытаскивать из памяти знания о потустороннем мире. Книг по этой теме он не читал, поэтому в голову полезли кадры из американских фильмов про загробную жизнь. Основной мыслью во многих фильмах было: посмертие – это итог жизни.

Сами собой начали всплывать воспоминания детства, юности, молодости. Лёня закрыл глаза и на тёмном экране смеженных век, как на экране кинотеатра, замелькали сцены прошедшей жизни. Он жадно рассматривал жаркое солнце этого лета с его любовной лихорадкой – загорелые женские коленки, ягодицы, мелькающие в безумной карусели плотской страсти. И холодные звезды зимы, когда он, ещё совсем малыш, впервые вышел один в свой заснеженный двор с деревянной лопаточкой.

Доброхотов не был ни великим праведником, ни великим грешником. Самый обычный человек. Он никого не убил, не обокрал, не оболгал, не оклеветал и не предал. Почитал отца и мать. Да, злословил, но не по злобе. Прелюбы сотворял, но женам не изменял по причине их полного отсутствия.

«Если я чего и заслуживаю, то уж никак не ада», – посмеивался в усы Леонид.

Потом он задумался: почему в американских фильмах некоторые персонажи не могли сразу попасть в рай. В одной картине, они припомнил, герой не мог попасть в рай, потому что его земная жизнь состояла из трусливых поступков. Он боялся заступиться за слабого, боялся признаться в любви, боялся начальства.

Доброхотов, откинув мелкие грехи, вспомнил самые ужасные – до паники – случаи.

Первый раз произошёл, когда учился водить машину. В его техникуме в добровольно-принудительном порядке обучали молодёжь вождению. Инструктор заставил Лёньку выехать на учебном грузовике на улицу города на второй день занятий. Ехали медленно, но моргающие светофоры, ослепляющие светом фары встречных бибикающих машин вышибли из Доброхотова такой объём холодного пота, что мгновенно промокли не только нижнее бельё, но и свитер и ветровка.

Второй раз случился в Афгане. На Перевале под Пешаваром их танковая колона попала под обстрел. Лёнька сразу оглох от звуков выстрелов, нос забил запах пороха. Он был в панике, перестал соображать, ему захотелось бросить автомат и бежать. Он забился под машину ожидая: когда в мякоть его тела вопьётся осколок или пуля.

Потом, попадая под обстрелы, Леонид действовал с холодным рассудком, зная откуда ждать пули, выбирал удачные позиции для укрытия и успешно отстреливался. Конечно, был страх, но не панический, не безумный – до рвоты, как в первый раз.

Третий раз случился недавно. Он тогда с очередной подругой отдыхал в Египте. Забрались они в пирамиду Хеопса, спустились к центру – в абсолютно пустую камеру внутри, где, как говорили, раньше стоял саркофаг. Народу скопилось много. Было два потока – одни спускались в камеру по многометровому тоннелю, другие поднимались вверх по нему.

Доброхотов начал было подниматься и вдруг в тоннеле погас свет. До выхода метров сто, тоннель узкий (не большее двух метров в ширину), в котором застыли два многолюдных потока. Леонид вдруг почувствовал: миллионы тонн каменных глыб, из которых была построена пирамида, готовы раздавить его как букашку. Ему резко стало не хватать воздуха, паника раздирала его грудь, захотелось заорать от ужаса. Он начал рвать рубашку на груди, ногтями скрести гортань, хватать ртом остатки воздуха. Он умер бы от удушья, если бы вдруг свет опять не включили. Темно было всего несколько секунд, но для него они были бесконечными, ужасными.

«Нет», решил со смехом Доброхотов: «Трусость – не повод для оказаться в аду».

Перебирая другие фильмы, он обнаружил главную идею: дескать, Любовь ведёт в рай, а её отсутствие – в ад.

Лёня стал вспоминать свои «любови», но не смог зацепиться за что-то серьёзное. Нельзя же назвать настоящей любовью обычную сексуальную страсть.

Он встал с дивана, стал бродить по комнате из угла в угол. Масли накатывались, как волны, образовывая мешанину в голове.

Лёня закурил. Никотин успокоил словомешалку в мозгу.

«Ну почему я верю во всякий бред? Почему это я умру ни с того, ни с сего?» – чертыхнулся Леонид и включил радио – Ретро-FM.

На волнах этой стации в его квартиру ворвались песни и мелодии, которыми была расцвечена вся его жизнь – от детства до зрелости.

Доброхотов опять рухнул на диван, закрыл глаза, вслушиваясь в знакомые звуки. Он вспоминал всё, что высвечивали слова и напевы в анфиладе лет его пролетевшей так быстро жизни.

«Люди встречаются, люди влюбляются, женятся», – пели Голубые гитары. Эти слова перенесли его в лето 1971 года. Маленький шестилетний Лёша лежит в кровати в детском лагере в подмосковном городе Тучково. Малышей уложили в 9 вечера, а у старших ребят в это время на танцплощадке до полуночи массовка (тогда не было слова «дискотека»). Хит тех лет не даёт заснуть ребятишкам.

«Ма Бекер!» Вот уже голосит Лиз Митчелл из Бони М. 1979 год. Опять танцплощадка, но уже в пионерлагере под Киевом. Теперь Лёнька в первый раз вышел потанцевать под эту зажигательную музыку. Сюда его пригласила девочка из младшего отряда. Она влюбилась в 13-летнего мальчишку. А он этого и не замечал, голова его занята каратэ, которым его начал учить вожатый – студент киноинститута Вадим Павлов. Бони М стал любовью на всю жизнь – Лёня застрял на этапе «диско» и дальше не захотел «развиваться».

«Ну что сказать, ну что сказать», – грянула песня из телефильма «Ах, водевиль, водевиль, водевиль» с очаровательной Галиной Беляевой. В эту актрису Лёня мгновенно влюбился, как и половина мужского населения СССР. Фильм вышел зимой 1980 года и подсластил пилюлю от проигрыша наших хоккеистов американцам на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде. Жаркое лето под Ростовом. Лёнька уже в трудовом лагере, собирает огурцы для Московской Олимпиады. Девчонки из его отряда в раздельных купальниках разгуливают с корзинками между грядок горланя: «Ежедневно меняется мода…». Их высокие грудки, плохо закрываемые лифчиками, загорелые стройные бёдра уже будоражат 15-летний молодой организм. В это лето Доброхотов научился играть на гитаре, что потом помогало ему соблазнять девушек.

«Чао, бамбино, сорри!» Лето1982 года. Мирей Матье. У Леонида появился диск «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» и он его постоянно крутит. Он готовится к выпускным экзаменам под песни с диска и ни Смоки, ни Бони М, ни Матье ему не мешают. Как не мешает ему и чемпионат мира по футболу в Испании – это его первый мундиаль, от него в голове навсегда застревают названия стадионов «Санчес Писхуан», «Сантьяго Бернабеу», не засчитанный гол Шенгелия в матче СССР – Бразилия.

Лёня едет в автобусе поступать в техникум в Ленинграде, на выезде из города видит на обочине своих одноклассниц Ленку Сотникову и Риту Редько – они его тоже замечают, машут рукой на прощание. Больше он их не увидит. Обе погибнут в автомобильной аварии через несколько лет.

«Комната с балконом и окном пуста сейчас…» – поёт девичьими голосами ансамбль Мелодия. Эта группа перепела много иностранных песен, вот и эта – испанская, но только с русскими словами. И опять – блок воспоминаний. 1983 год. Учебка в Кубинке, что под Москвой. Лёня уже месяц в армии. Хлебнул дисциплины дубового армейского порядка, увидел пацанов со всей страны со странными произношениями, непонятными северному мальчику. Постоянно крутили пластинку с «Последним разом» в радиоузле военных строителей, которые возводили солдатский клуб. Лёньку часто посылали вместо строевых занятий на помощь стройбату – мешать раствор, таскать кирпичи.

«В каждой строчке только точки вместо буквы л…» – ещё один толчок для памяти. 1999 год. Группа Премьер-министр вдохнула новую жизнь в старую песню Гаджикасимова. Леонид и Ксения танцуют у него в квартире в Новый год – Восточная песня звучит в новогоднем Голубом огоньке. Лёня влюблён в красавицу Ксюшу, у них всё налаживается, но одно но: у неё есть маленькая дочка и это, в конце концов, их разводит в стороны. Доброхотов слишком любит свободу и не готов воспитывать чужих детей.

Незаметно под аккомпанемент старых песен Леонид проваливается в глубокий без сновидений сон.

Через три часа он резко – как будто его ударило током – подскакивает на диване. В квартире полная темень и тишина. Не слышно ни тиканья часов в спальне, ни журчания воды в туалете, ни бормотания холодильника нам кухне.

«Я умер или жив?» – первый вопрос адресует самому себе Лёня. Чувствует он себя нормально, ничего не болит, голова лёгкая от полного отсутствия глупых или тяжёлых мыслей. Единственно, что его смущает – тишина вокруг.

«Умер я или ещё сплю, проверить легко – пойду куда сказала идти Аня», – решает Леонид.

Быстро одевшись, Доброхотов выходит на улицу. Здесь тоже темно и тихо. Ни в одном окне ближайших домов не горит свет. Воздух, не смотря на зиму, тёплый, полный штиль. Лёня поднимается вверх по улице и выходит на автобусную остановку. Здесь уже стоит ПАЗик с включёнными фарами. Доброхотов пытается удивиться, но у него это не получается: «Значит точно – сплю. Ну что же, посмотрим, что дальше будет», – равнодушно размышляет он. Лёня заходит в автобус и видит на водительском месте Аню. Они приветствуют друг друга, но стараются делать вид, что не знакомы. Перед тем как сесть на сиденье, он оглядывает салон. Здесь всего три человека. Семейная немолодая пара – цыгане, и мужчина лет сорока.

Аня запускает двигатель и автобус плавно трогается. Он освещён только индикаторами приборной доски. Они бесшумно едут по проспекту мимо Лёниного дома. Уличные фонари не горят, но вполне светло – свежевыпавший снег подсвечивает снизу, а пасмурное небо, затянутое белыми облаками, отражает снежное сияние, что позволяет освещать путь на много миль вперёд.

На выезде из города автобус вдруг остановился. Цыганская семейная пара вышла.

– Аня, а они что – передумали умирать?

– Вероятно решено, что их время ещё не пришло.

– Можно мне тоже выйти?

– Это не я решаю, извини, дядя Лёня.

Автобус тронулся. Доброхотов, решивший подчиниться судьбе, уставился в окно. Тьма сгустилась, не видно было ни звёзд, ни луны, ни облаков. Только жёлтые столбы света фар бегут впереди мерно покачивающегося ПАЗика.

Внезапно фары и приборная доска гаснут и становится невыносимо темно. Впрочем, автобус всё равно едет. У Леонида создалось впечатление, что их машина летит в космическом пространстве, лишённом, правда, звёзд. Под и над автобусом будто бы бездна. А может так оно и есть…