Loe raamatut: «Восставший», lehekülg 7
28.06.18
Ленарь: Ты не мог бы завтра не приходить. Я хочу побыть одна. Прости
Я: Ну. Ок
03.07.18 13:55
Ленарь: Ты больной совсем?
Я: Это же просто дружеский поцелуй, не более, честно.
03.07.18 21:40
Ленарь: Не приходи ко мне больше никогда. Сволочь.
–Козел ты толька… А, почему козел собственно? – Начал Антон в слух – Ведь если я мертв, то и девушка, то есть Лена, уже и незанята получается… Эх… Толик… прости меня. Я не хотел. Правда.
Антон закинул голову за спину и посмотрел на бездыханное тело Толика. Его мозг еще не успел умереть и инстинктивно посылал импульсы в надежде оживить тело, оттого его пальцы и веки все еще подергивались и создавали впечатление, что он либо еще жив, либо вот-вот оживет. Антон склонился над трупом и с чавкающим звуком достал нож из его грудной клетки, а затем вонзил его еще несколько раз, чтобы убедиться, что тот мертв. Совершил он это как ему казалось не из злого умысла, но из чистого милосердия. И потом, несколько ударов ножом в ходе пьяной драки выглядят куда более правдоподобно, чем один.
Для большей очевидности произошедшего Антон передвинул пустые банки из-под пива поближе к телу и в спешке направился прочь с крыши.
Ночь была еще холоднее чем от нее ожидалось. Холод не просто витал в воздухе – он проходил через Антона словно вода через марлю и оставался внутри наполняя все его тело. Это был приятный холод – холод спокойствия и свежести. Антона не жгло чувство тревоги, не мучало томительное ожидание, не давила тяжесть предстоящих решений – он был свободен от этого. Вечер дал ему такое необходимое облегчение. Легкость, которая аурой кружила рядом с ним, в один момент утянула его в сторону от убежища на залитые светом фонарей улицы. Антон гулял по разбитым дворам и безлюдным улицам чувствуя не сказать, что радость, но определенно что-то приятное. Люди, изредка показывавшиеся у него на глазах, были недостаточно зрячи, чтобы разглядеть убийцу в темном силуэте на детских качелях, но сам Антон мог увидеть мельчайшие дрожания мышц на их лицах. Именно в этот вечер осознание полного физического превосходства доставляло ему истинное удовольствие. Когда поток прохожих окончательно иссяк и ничто не сбивало его размышления его внутренний голос дал о себе знать и принудил к монологу:
Так странно. Я здесь, а он там, на крыше… Это было так просто. Даже не знаю почему Виктор говорил о чувстве вины так настойчиво и ревностно… Но ведь он был моим другом. Да и не важно другом, или нет, но это человек, и я его убил. Почему мне так хорошо?.. А все потому, наверное, что сама мысль о встрече отдавалась неприязнью. Он давил на меня, и я устал мучиться… Антон, вдумайся, ты убил человека просто потому что он… Даже мысль не лезет в голову. Считай, просто так, даже не ради еды… Как говорил Валик? ''Теперь это наша природа, а люди – это еда…'' И что-то там про животных… И даже Лена? Она тоже теперь еда? Нет, она другое. А какое, другое? Да то же самое. Я просто убийца. Убил своего друга, чтобы Лена не узнала о том, что я жив, хотя я сам терся у нее прямо под окнами. При всем этом я сижу на качелях и наслаждаюсь этим, представляя, как при одном лишь желании я бы мог проделать это с каждым. Я отвратителен. Надеюсь, что ад есть. Надо было…
Монолог Антона прервала вибрация, доносившаяся из правого кармана штанов. Он достал запятнанный кровью телефон и увидел цифру ''1'' на иконке входящих сообщений. Оно было от Алисы: "Зайди ко мне завтра. Я придумала как тебе вернуть свой долг''
Глава 3 Темное дитя "Альг'гаил"
Прямо перед наступлением рассвета Антон, уставший телом и духом, ввалился внутрь подвала дома номер 21 на улице Завалишина и с грохотом рухнул на самую дальнюю кровать в надежде уснуть. Сон, к сожалению, был ему недоступен. Валя сидел в противоположном углу комнаты и проводил какие-то операции с компьютером. В знак сочувствия к моральным страданиям Антона он даже на пару делений убавил звук, но большей вежливости от него нельзя было ожидать. Валентин Сидоров слишком привык к жизни в одиночестве.
Антон переворачивался с боку на бок пытаясь найти удобное положение, но его мысли были подобны крошкам в постели, потому что вызывали те же телесные ощущения. Он не мог ни расслабиться, ни уснуть. В конце концов тревога взяла верх, и он встал с кровати принявшись ходить взад-вперед, тяжело вздыхая у каждого края комнаты.
Валя был невольным свидетелем этой психосоматики, и, будучи приученным к жизни в одиночестве, он до крайней степени раздражался, видя мелькающего перед глазами Антона. Наивно предположив, что его переживания быстро стухнут, Валя терпел и ждал, когда сможет в полной мере отдаться своим делам. Прошло сначала десять минут, а потом пятнадцать, затем еще и еще. На тридцатой минуте Валя дошел до точки кипения.
–Да хватит убиваться из-за этого человека! Ты все равно с ним никогда бы больше не заговорил. – Начал он
–А я и не убиваюсь. У меня вообще ничего по этому поводу.
–А в чем проблема то тогда?
–В том то и проблема, что ничего, хотя должно было быть что-то.
–Ты намекаешь что не смог убить того человека?
–Да нет же! Он мертв. Все. Кончено. Только я ничего не чувствую. Мне совершено его не жаль.
–А разве это проблема?
–Да, это проблема. Я убил своего друга, и ничего внутри меня не колыхнулось! В кого я превращаюсь?
Валя встал со своего стула и подошел с ним к кровати, на которой до этого лежал Антон, поставил его задней частью вперед к нему, а сам сел, обхватив ногами спинку и поставив локти на верхнюю ее часть, как это делают в иллюстрациях в книге по психоанализу, которая лежала во втором ящике компьютерного стола. Знания из этой полуживой книги много лет ждали своего звездного часа, и вот он пришел.
–Ложись. Сейчас будет воспитательная беседа. Эх. Опять не то слово – сеанс психотерапии. Вот, то слово. – Начал Валя, понимая, что только так ему удастся прекратить это мельтешение.
Антон послушался, так как не знал иного способа унять свою тревогу. Сам бы он никогда в этом не признался, но ему нравилось, когда с ним беседовали о его проблемах. Так он обычно отвлекался от тревожных мыслей и сбрасывал ответственность за свое плохое настроение с себя на своего собеседника. Скрипя металлическим каркасом и старыми пружинами тело Антона приземлилось на кровать, подняв облако пыли.
–Почему ты решил, что ты ничего не чувствуешь?
–Потому что, когда я его убил у меня не было ни чувства вины, ни жалости к нему, да вообще ничего я к нему не испытывал.
–Но ведь сейчас ты что-то чувствуешь.
–Да. Тревогу. Но только ее.
–Так это и есть оно – чувство вины.
–Да конечно. Тревога это взялась потому, что чувства вины нет. Это меня тревожит.
–Нет, брат. Тревоги на самом деле нет. Это не эмоция. Это твои подавленные чувства. Ты не испытал жалости и вины сразу, но компенсировал это после. То есть, твои невыраженные чувства скомкались, перемешались, и превратились в неясную тревогу.
–Звучит неубедительно, как по мне. Не все, что в книгах написано, истина.
Валя сделал глубокий вдох и провел обеими руками по волосам для успокоения и чуть набравшись моральных сил продолжил.
–Пойдем от противного. Если это было не чувство вины, то где ты пропадал до рассвета? Что, если не оно, заставило тебя уйти в себя и проходить до рассвета в одиночестве?
–На это у меня нет ответа.
–Вот видишь! Если ты не можешь мне возразить, значит я прав. И ты никакой не бессердечный монстр. Ты неженка, каких еще поискать надо.
–Правда?
–Ну конечно правда. Чудик.
Антону стало легче от осознания осознания своей вины за похищенную жизнь. Пусть он не перестал быть убийцей от этого, но он остался человеком, а это для Антона, похоже, было важнее всего.
Тревога стала медленно отступать и мысли Антона возвращались к более насущным делам.
–Кстати, если этот дом в аварийном состоянии, то почему его не сносят? – начал он.
–Я тоже об этом думал. Стасик объяснял, что у города нет денег на снос, и появятся они очень нескоро. Дом к этому времени успеет сам рухнуть, поэтому о нем даже не вспоминают. Я, честно не знаю, как он об этом узнал – что именно этот дом никто не собирается трогать, но он конечно голова, чего уж не отнять, если мы говорим об организации убежищ из воздуха.
–А ты был когда-нибудь в других убежищах? Если да, то как они выглядят?
–Ох. Они прекрасны в своей отвратительности.
Валя благоговенно встал со своего стула, лег на соседнюю кровать, и скрестив руки на груди начал свой рассказ.
–На металлопрокатном заводе я был лишь раз, но мне хватило, чтобы запомнить его навсегда. Представь себе ту вонь, которая была перед домом Стасика, только раз так в десять сильнее. Серно-угольный вкус воздуха еще на входе к территории дает понять, что находится обычному человеку там без спецсредств невозможно. И да, так и есть – на территории завода люди ходят в респираторах, и как я был благодарен судьбе, что уже давно потерял рефлекс дыхания. Ах да, завод еще работает! Он настолько стар, что едва ли не старше всего города, и он поистине огромен, я бы назвал его даже циклопическим. И многие цеха там просто стоят заброшенными, потому что здания и оборудование там остались еще со времен империи – представь – и эксплуатировать его оказалось себе дороже. Снос и реконструкция тоже влетели бы в копеечку, а завод надо отметить не очень богатый, несмотря на свою огромность. Поэтому колоссальные пространства остаются нетронутыми много лет и туда никто не заходит, кроме нас. Этот завод, он как небольшой город внутри города. В нем также существуют свои законы и правила. Как пример, странный обычай – никого нельзя убивать во время обеденного перерыва, или в коммуникационных туннелях – это такая сеть бетонных туннелей, которая служит для прокладки различных электропроводов от одного цеха к другому, а местным для дневного перемещения. И представь себе – завод этот вмещает столько сотрудников, что ни на кого из наших еще ни разу не обратили внимания! Всех входящих и выходящих с территории просто невозможно учесть, и там активно этим пользуются. Несчастные случаи тоже там довольно нередки, поэтому на пропажу одного-двух человек в неделю никто не обращает внимания. Обычно их довольно скоро находят, в чанах с жидким металлом… Ну, не их самих, а стальные гвоздики от обуви.
–Надо будет обязательно туда сходить. А на Танкистов что?
–Там все немного скромнее в плане особенностей, но тоже немало интересного. По сути, это обычная канализация. Но ты не поверишь как неправильно ты до этого представлял себе канализацию. Ты вообще представлял себе канализацию? Когда ты еще жил, задумывался ли ты куда уходит все твое добро, или куда деваются ливневые воды? Они попадают в гигантскую подземную сеть пронизывающую весь город. Эти тоннели настолько обширные, что, не имея карты можно с легкостью потеряться, или нарваться на очистную станцию со множеством людей внутри. Но, этот, иной, скрытый от большинства людей мир не пускает в себя любого желающего. Попасть туда можно только через узловые точки. Поясняю: некоторые канализационные люки ведут не в узкий проход для одной лишь воды и нечистот, а в сочленение этих узлов, и выглядит это все как просторный зал со множеством ответвлений. К сожалению, не во все из них может протиснуться человеческое тело, а лишь в ключевые стоки, ведущие к очистным станциям. Иначе можно было бы попасть по стокам в любую точку города. И именно на узле на улице танкистов располагается незаконченная с тридцатых годов сеть. Незакончена она из-за ошибки проектировщика, который не верно рассчитал напор воды на подходе к станции, но слишком поздно заметил, что если пустить воду, то все развалится в первый же день. За это он и был расстрелян. Эту часть сети конечно используют, но очистные станции там не функционируют. Приходят туда раз в десяток лет сделать ремонт стоков и все. Место, если говорить на чистоту, райское. Если бы не шум воды, я бы поселился там. Оттуда даже есть выход в метро.
–В метро?
–Представь себе. Да-да, в городе N есть метро. Правда, оно не функционирует. Его также построили в тридцатых годах прошлого века. Четыре станции было готово и уже собирались пустить первый поезд, но тут началась война и запуск метро пришлось отложить. Затем послевоенное оздоровление. Стране нужны были работающие заводы, а не метро. В семидесятых наконец выделили деньги на запуск поезда, но они не дошли до цели. Последний раз это несчастное метро потревожили в восемьдесят пятом году, когда оно из-за стремительного роста города стало неактуальным и к нему решили достроить станцию, но в девяносто первом Советский Союз кончился. Теперь, когда создалась угроза размыва тоннелей грунтовыми водами и провала двух жилых районов они подключили насосы, но отвести их было некуда, кроме как в ту самую заброшенную ветку канализации.
–И все вышло настолько взаимосвязано?
–Да, и я не знаю, как все так могло получится. Представь, еще каких-то пару десятков лет назад все были сами по себе, а теперь мы – организованное сообщество, связанное сетью подземных ходов и имеющее множество островков безопасности в городе, и все это сделано одним человеком! Если ты хочешь знать мое мнение, то здесь может быть только два варианта, почему все так хорошо взаимосвязано. Первый – это все невероятное совпадение, а Стас просто увидел неплохую возможность нажиться. Второй, на мой взгляд более вероятный – это многолетний проект, который длится много дольше, чем видимые двадцать лет.
–Мне стало немного жутко. – пробормотал Антон, вставая с кровати – Это очень удобно для нас, мертвецов, но я бы очень не хотел это слышать будь я живым. Если в нашем мире объявится человек, который и при жизни наслаждался убийствами, то после пробуждения его ничего не остановит. Он будет метаться от убежища к убежищу убивая людей и скрываясь в канализации. И будет это длиться до тех пор, пока ему просто не надоест.
–Ну почему ты вечно всем недоволен? – жалобно застонал Валя – В мире уже есть как минимум один такой убийца – ты. И я убийца, и твой друг Виктор, мы все убийцы. Чем скорее ты это примешь и переваришь, тем лучше.
–Речь не идет о выживании. Как ты не поймешь? Если кто-то захочет убивать просто так, ради развлечения, выдавая тем самым и меня и тебя.
–Если ты об этом, то да, такая возможность существует, более того я уверен, что кто-нибудь так уже делает. Но и бог с ним. Все умрут. Так какая разница сейчас, или позже… и для каких целей?
–Разница в том…
Антон не договорил предложение так как ему на голову упал кусочек потолочной побелки, а за ним обрушился пыльный дождь.
–Разница в том, что…?
Валя своей интонацией подначивал Антона продолжить спор, но тому было не до этого. Он услышал топот множества ног сверху и его обуревал голод. Антон стоял, уставившись в потолок глазами бешеного животного. Его руки слегка тряслись, а рот наполнялся слюной. Он не ел уже несколько дней и был готов согласится с любым утверждением Вали, лишь бы поскорее выйти наружу и поесть.
–Голодный? – спросил Валя.
–Голодный.
Антон смотрел на него пустыми желтыми глазами в которых не читалось абсолютно ничего. Перед Валей сейчас стоял не Антон, и скорее всего, даже близко не человек.
–На улице день. – предупредил его Валя
–Все равно. – ответил Антон.
–Ну, как знаешь… – сказал Валя и разведя руками развернулся в сторону своего компьютера.
Антон выбил входную дверь подвала и помчался прямиком на первый этаж, откуда доносились неясные голоса. Ступенька за ступенькой он предвкушал как теплая плоть будет ласкать его вкус, как кровь вновь на долю секунды наполнит его жизнью, как свежее мясо растянет его иссохший желудок и прогреет его душу. Но и в этой ситуации его вновь ждало разочарование.
На лестничной площадке первого этажа было шестеро детей лет десяти, плюс еще один в квартире справа, и не открытая бутылка пива "Эфес". Антон был настолько обескуражен тем, что увидел не тех людей, которых ожидал, что даже пелена голода на секунду сошла с него и он молча стоял и смотрел на них. Дети почти сразу увидели фигуру Антона и в страхе начали разбегаться, уронив бутылку пива, от чего та с грохотом разбилась. Громкий звук вывел Антона из ступора и инстинкт повелел ему гнаться за убегающей добычей, но поскольку дети находились на первом этаже они с легкостью смогли уйти от Антона, выпрыгнув через разбитые окна. Антон, разозленный и разочарованный, собирался вернуться в свой подвал, как вдруг, он услышал истошные крики в квартире справа. Голод вновь подступил к нему, и он направился к источнику звука.
Войдя в помещение, где раньше располагалась квартира он увидел маленького мальчика, застрявшего ногой в месте, где должна была располагаться канализационная труба. Мальчик кричал и судорожно пытался вытащить ногу. Антон медленно, предвкушая, подбирался к нему все ближе и ближе. Увидев Антона, мальчик впал в оцепенение и не сдерживаясь заплакал.
То немногое человеческое, что не успело покинуть Антона за эти несколько дней, благодаря жалобным слезам мальчика смогло воззвать к разуму Антона и титаническими усилиями остановить его от детоубийства. Едва сдерживая животное желание разорвать ребенка на куски тот взял его ногу и вытащил из отверстия под трубу. Мальчик все еще плакал.
Антон с презрением и отвращением к самому себе и мальчику поставил его на землю, после чего едва слышно сказал:
–Можешь идти. Только быстро, пока я не передумал.
Несчастный и испуганный он попытался сделать шаг, но упал, завопив от боли и с глубоко раскаявшимся видом повернулся к Антону.
–Я ногу сломал. – провопил мальчик.
Антон с яростным видом глубоко вздохнул, но лишь потому, что не хотел, чтобы тот пострадал из-за него, но с каждой секундой сдерживать себя становилось все труднее.
–Тогда скорую вызывай. – наконец начал он.
–Дяденька, я номера не знаю. – Проплакал мальчик уже совсем истерическим голосом.
–Ладно, сейчас помогу.
Набрав нужный номер Антон вызвал скорую по Адресу Завалишина 19. Скорая предупредила что будет лишь через полчаса. Антон на это время остался со своим главным врагом – голодом.
Ребенок между тем все плакал и плакал. Антон подумал, что это все из-за боли и поэтому найдя в доме более-менее ровную и чистую дощечку, он зафиксировал ногу страдальца с помощью нее и рукава своей черной толстовки, и это немного помогло. Его всхлипывающий плач уже не был похож на слезы боли, а это значило, что сейчас он был просто до ужаса напуган. Антон не ел два дня и поэтому был похож на оживший кошмар. Испуг в этой ситуации был закономерен. Тем не менее Антон принял отчаянную попытку ободрить мальчика. Он сел рядом с ним на пол и тихим и спокойным, насколько это возможно голосом произнес:
–Все хорошо. Сейчас приедет скорая и заберет тебя отсюда, и мы никогда больше не увидимся.
Как ни странно, это помогло. Сначала на пухлом лице мальчика иссохли слезные ручьи, а затем спала и краснота лица. Далее оба сидели в молчании, не имея желания разрывать гробовую тишину, пока подступающий с новой силой голод не вынудил Антона начать отвлеченную беседу.
–А пиво вы зачем принесли?
–Это дедушкино пиво. Мы одну взяли только, честно. – Оправдывался мальчик
–Тебе на вид лет десять. Какое пиво?
–Светлое нефильтрованное.
–Я тебе дам светлое нефильтрованное! Развяжу повязку и будешь знать, как с пивом по всяким местам шляться… А на заброшке то вы что забыли?
–Мне Киря сказал, что здесь живут бомжи. Еще сказал, что они пьют только пиво или водку. Мы взяли пиво и пошли ловить бомжей.
–А ты бомжей не боишься?
–Нет. Никого я не боюсь… кроме вас. И то, немного.
–Ну так вот он я – бомж.
–Вы страшный, но на самом деле добрый, поэтому я вас уже не боюсь.
–А с чего ты решил, что я добрый? М?
–Ну, вы мне помогаете, поэтому добрый.
–Нет, мальчик. Если я сделал что-то хорошее лично тебе, это не значит, что я хороший. Я не хороший. И лучше тебе избавиться от этой установки. И вообще, почему родители тебе не вбили в голову, что лазить по заброшкам и дразнить бомжей нехорошо? Они тебя мало воспитывают?
–Моя мама просто очень занята. Она врач. К нам в квартиру постоянно приходят на прием, и меня просят не мешать… и заставляют идти на улицу. Мне скучно просто ходить по улице.
–А ты уверен, что твоя мама врач?
–Да. Один раз ей даже дали денег, чтобы меня осмотрел другой врач, но мама отказалась и выгнала его.
–Хорошо. С твоей мамой все понятно. А папа у тебя есть?
–Нету.
–Сочувствую тебе. Когда-нибудь ты все поймешь и тебе станет чуть грустнее, чем сейчас.
–А как тебя зовут?
–Меня зовут Антон.
–А меня Влад.
–Приятно с тобой познакомиться, Влад.
–Мне тоже.
Обменявшись любезностями, для Антона чисто формальными, для Влада идущими от души, оба ждали приезда скорой. Антон чувствовал себя непринужденно рядом с человеком, и, хотя голод не давал ему покоя, он был рад наконец-то именно что поговорить с человеком… и не принести ему смерть. Влад мучился от боли из-за слегка неумело наложенной повязки, так что ему было не до разговоров. Всех устраивало повисшее молчание. В особенности Антона, который вместо пустых разговоров с воодушевлением наблюдал как солнце медленно клонится к горизонту, окрашивая стены, на которые падал просвет окон в оранжево алый цвет. Наблюдая за закатом из тени Антон забыл обо всем на свете. И о том, что его сегодня ждут важные дела у Алисы, и о том, что, Валя возможно подумал, что он сгорел, корчась в ужасающей агонии. Такое бывает с людьми, долго не видевшими солнца. Антон не видел его две с половиной недели и начал забывать, каково это – жить при свете дня. Теперь он не воспринимал солнечный свет как должное, как некую неотъемлемую, и потому не важную часть своей жизни, а наслаждался каждым моментом, каждой пылинкой, отблескивающей в его свете. К сожалению, вместе радостью от вновь увиденного дневного света, в его душе поселился страх. Страх того, что этот закат, равно как и все последующие в его жизни, может стать его личным палачом с изощренными садистскими наклонностями.
Вдалеке послышалась сирена и Антон, ведомый опасностью быть разоблаченным решил оставить Влада одного.
–Ты меня никогда не видел. И еще – увижу тебя еще хоть раз – съем. Понял? – отрезал Антон и спустился в подвал не дожидаясь ответа.
Внутри его ожидал до чертиков взволнованный Валя. Он хотя и старался сделать вид, что его совершенно ничего не заботит в этой жизни, все же не мог усмирить свою покачивающуюся на стуле ногу и бешеные глаза, выискивающие хотя бы малейшие движения около двери. Антон заметил взволнованные телодвижения Вали и по его душе разлилось тепло.
–Так ты и не позавтракал я смотрю. – начал Валя максимально холодно и сухо.
–Нет. Не смог.
–Ну и надо было тогда начинать? "На улице дождь". "Все равно!". Тьфу.–раздраженно пожаловался Валя и отвернулся в монитор.
– Там были дети! Что ты мне прикажешь сделать? – закричал Антон.
Валя старался равнодушно смотреть в монитор компьютера, но после того как он узнал, что сегодня в этом самом доме могла оборваться жизнь семерых детей, все его равнодушие испарилось. Как будто током его ударило осознание того, что убийство человека отнюдь не равноценно убийству хомячка, или какого еще мелкого грызуна. Убить человека – значит убить того, кем ты являлся еще пару лет назад, а это считай, что убить себя самого. Значит взять на себя вину за то, что планы и мечты этого человека никогда не станут явью. Значит сорвать плотину и пустить нескончаемые слезы матерей в мир. Убийство ребенка было самым страшным преступлением в глазах Вали, хоть он и не подозревал об этом до тех пор, пока сам умер. К счастью для него с тех пор он старался никогда не задумываться о ценности тех жизней, которые он отнял у бессчетного числа людей, но этот случай заставил этот вопрос лавиной нахлынуть на его разум.
Валя повернулся к Антону стараясь смотреть ему в глаза, но у него этого не выходило – глаза не поднимались выше уровня пола. Горький колючий ком стоял в горле у Вали, когда он пытался сказать хоть что-нибудь, чтобы не утонуть в пучине ненависти и отвращения к себе и к роду своему. Несколько раз он пытался заговорить, но лишь приоткрывал рот и снова замолкал. Пока наконец, когда Антон уже собирался уходить к Алисе, не смог из себя выдавить:
–Ты все правильно сделал Антон. Ты молодец.
–Спасибо.
–Но все же ты нарушил правила. Тебя видели! Ты ведь понимаешь, чем это грозит? Смертью!
–Валя, это же дети! Кто им поверит? Подумаешь, насмотрелись ужастиков. Не выдавай меня, прошу.
–За что ты так со мной, а? У меня ведь будет проблем не меньше чем у тебя, если об этом узнают. Честно скажу – ты мне не нравишься. Если бы я мог спать, то я не мог бы уснуть. Из-за тебя! Ну ладно уж. Только из-за безграничной моей любви к детям ты остаешься жив. В этот раз.
–Вроде бы подросток, а ноешь как старикан. Но спасибо тебе. Я твой навеки должник.
–Говори да не заговаривайся. Кстати, где твоя кофта?
–Кофта? Черт! Она осталась там, наверху. Точнее, ее там уже нет. У одного из детей была сломана нога, кофта была вместо жгута.
–Ох, так ты еще и детям помогаешь. Что еще ты делаешь в свободное время? Бабушек подкармливаешь, или щенят через дорогу переводишь?
–Ты не думал продавать билеты на свои выступления? Был бы аншлаг. Если ты закончил, я, пожалуй, пойду. – хлопнув дверью Антон вышел наружу.
В городе N из-за географических особенности местности закат наступал чуть раньше, чем в остальных городах на этой же широте. Риск попасть под прямые солнечные лучи пропал уже к восьми вечера, так что в девять часов тридцать минут по полудню Антон стоял уже на пороге клуба. Дорога отняла у него немногим меньше полутора часа только потому, что людными местами добраться незамеченным, тем более без кофты с капюшоном, было невозможно. Разветвленная сеть тоннелей о которой говорил Валя, тоже не сыграла свою роль в этот раз – пытаться найти в ней дорогу без карты, или без опыта, все равно что идти в полной темноте. Так или иначе Антон добрался по старинке, дворами. Проскальзывая мимо развеселых людей, наслаждающихся теплым, переходящим в ночную прохладу летним вечером он двигался в сторону клуба Алисы, или Миши… подробности этой истории были им упущены. Иной раз из глубин бетонного лабиринта под названием "современная жилая застройка" доносились редкие вскрики от людей, которым не посчастливилось его застукать, но Антон исчезал из поля зрения так быстро, что можно было сослать эти случаи на последствия солнечного удара.
И, действительно, сегодняшний день выдался довольно жарким. В воздухе до сих пор, несмотря на позднее время и значительный спад температуры витал запах пива и лимонада. Антон жадно улавливал все тончайшие уличные нотки, какие нельзя почувствовать ночью – от легкого аромата женского парфюма, который берет свое начало в яблочных нотках, а заканчивает четко оформленным запахом корицы, до бьющего в нос до головокружения масляного запаха готовящейся еды, по всей видимости мясной, который периодически доходил из открытых на проветривание окон. Не настолько давно Антон очнулся от своего вечного сна, чтобы охладеть к этим запахам, но к сожалению, больше они для него ничего не значили. Запах пива уже не вызывал стойкого желания смочить воротничок; запах женских духов не пробуждал романтические переживания; запах еды не комкался в груди медленно сползая в живот пробуждая аппетит. Все эти запахи лишь отсылали его к временам в которых он никогда больше не окажется. Антону вновь стало грустно.
Алиса была ничуть не удивлена, когда, открыв Антону дверь технических помещений, она обнаружила его сидящем на большом валуне в переулке между жилым домом и ее клубом в расстроенных чувствах. Когда она раз в несколько дней выходила за стены своего заведения в предзакатные часы, дабы освежить свою голову ее охватывали точно такие же ощущения бессмысленности и жестокости новой жизни. Алиса за сорок лет так и не смогла полностью с этим смириться.
Услышав, как открывается дверь, Антон лениво поднял глаза думая, что ничто не сможет отвлечь его от безмерной жалости к самому себе и своей судьбе. Он ошибался.
В лучах закатного солнца Алиса выглядела еще более прекрасно чем при свете луны. Огненные лучи его чуть обжигающе ложились на кожу и придавали ей некое подобие румянца, искореняя мертвенную бледность. Рыжие локоны Алисы были подобны маленьким огненным смерчам, ибо до жути завораживали и распаляли взгляд Антона. Глаза из холодного янтарного моря на свету превратились в два маленьких солнца. Та малая часть солнечного света, что не приносила Алисе мучений, с жадностью поглощалась ее глазами и снова вырывалась ослепительной вспышкой делая их жутким наместником солнечной воли. Смотря на нее Антон не мог что-либо произнести. Алиса предстала перед ним совсем иначе, чем при первой встрече. Если в первый раз он испытал те чувства восхищения и оцепенения, какие человек мог испытать при виде пусть и искусно сделанной, но статуи из мрамора, то теперь перед ним стоял настоящий живой человек. Сейчас она выглядела стройной знойной красавицей с играющими на ветру волосами и горящими глазами. Может быть так она и выглядела при жизни, разве что цвет глаз был другой.
Оба молча стояли минуты две, не больше, но тянулись они целой вечностью. Алиса смотрела в сторону гор, в которых прячется закат, а Антон смотрел на Алису. Продолжалось это ровно до тех пор, пока тьма стремительно не опустилась на их лица возвещав собой приход ночи. На улице загорелись фонари.
–Ты тоже не можешь привыкнуть? – выждав паузу спросила Алиса.
–Да. Странно все это.
–Не говори.
–Ну так… у тебя было дело ко мне?
–Да, было. Заходи внутрь.
Антон и Алиса прошли внутрь тех. помещений. Клуб только-только готовился к открытию, поэтому процедуру с маской проделывать не было необходимости. Внутри был только редкий персонал, который состоял из тех немногих, что знали, чем это место на самом деле является.
Поднимаясь по лестнице Алиса встала на середине пути и улыбчиво повернулась к Антону.
–А ты не закат смотрел. – ехидно отрезала она.
Антон смущенно отвернулся и постарался сделать вид, что не расслышал, о чем та говорит. Алиса в свою очередь тихонько хихикнула и удовлетворившись вниманием к себе продолжила путь к кабинету. Антон же в этом момент был словно облит холодной водой. Ему было стыдно за то, что он засматривался на Алису, и уж тем более, находясь в таком неприглядном и уродливом состоянии. Антон шел чуть медленнее, чтобы набрать немного расстояния, все же он был еще сильно смущен, и из-за этого зашел на десяток секунд позже нее. Внутри кабинета он с удивлением обнаружил трех человек: саму Алису, Виктора, и по всей видимости Мишу – владельца заведения, сидящими за столом. Миша выглядел до крайности напуганным.
