Loe raamatut: «Гастролеры, или Возвращение Остапа», lehekülg 10
Глава 34. Сепаратные переговоры по поводу лечения бесплодия у двоюродной сестры директрисы клуба работников морского транспорта
После успешного благотворительного спектакля Жульдя-Бандя обсудил с директрисой детали очередного коммерческого исцеления херсонцев. Действо решено было провести через неделю.
Клара, как звали директрису, с лёгкой руки магистра ставшая Кларою Цеткин, обратилась с личной просьбой, в чём он, по понятным причинам, отказать не мог. Вопрос касался бесплодия её двоюродной сестры, которая семь лет в браке не могла зачать ребёнка.
Магистр тяжело вздохнул, потом столь же тяжело выдохнул, надувая при этом щёки. Под этим разумелось, что лечение бесплодия – процесс более кропотливый, нежели диареи.
Клара, планировавшая вылечить ещё и страдающую запорами тётку, после тяжёлого вздоха и столь же тяжёлого выдоха целителя от тётки решила всё же отказаться.
– Не исключено, что она несёт чьё-то проклятие, – предположил целитель, сделавшись серьёзным, поскольку этим самым лечение усложнялось. – А может, поработала чёрная магия, – он, казалось, побледнел в этот момент, хотя бледность ему придала заслонившая солнце дождевая свинцовая туча.
– А расколдовать можно?! – Клара жалостливо посмотрела в глаза целителю.
– Сделаю всё, от меня зависящее! – торжественно пообещал Жульдя-Бандя, пока ещё плохо представляя – что именно. – Лечить буду на третий день после того, как проведу сеанс здесь, в клубе. Магистр ткнул пальцем почему-то в край стола.
Клара, решившая, что он намерен лечить сестру на столе в её же кабинете, робко спросила:
– Лечить здесь?
– Не обязательно здесь. Для этого мне нужна комната с топчаном или кроватью.
«Лучше, конечно, с кроватью», – подумал целитель, у которого стал созревать план, с помощью которого он собирался изгонять демонов из тела страждущей.
Жульдя-Бандя, дабы придать изгнанию бесов из сестры директрисы мистическое оформление, без чего не может обойтись ни один ритуал, потребовал, чтобы все фотографии в альбомах, в которых, кроме неё, присутствует ещё кто-либо, независимо – мужчины или женщины, были, начиная со дня её отъезда, перевёрнуты обратной стороной налицо.
– И ещё, – экстрасенс поднял палец, что подчёркивало значимость того, что будет сказано. – Нужно будет принести в жилище белого кота: важно то – устремится он к выходу или, наоборот, – станет разгуливать по комнатам. Если устремится к выходу, нужно будет, чтобы в день приезда в комнате, в которой я буду проводить сеанс, было: тринадцать белых роз, – целитель загнул мизинец, – тринадцать свечей…
– Минутку, я лучше запишу, – опасаясь что-либо пропустить или перепутать, Клара дрожащей от волнения рукой стала записывать.
– Тринадцать апельсинов, – целитель загнул вкупе со средним три пальца. –
Тринадцать подсвечников и… тринадцать пиявок…
– Живых?! – женщина с отвращением отметила и их. – А если кошка не убежит?! – директриса вопрошающе подняла голову.
– Если не убежит – то же самое, только по двенадцать!
– И пиявок двенадцать?!
– И пиявок, – утвердительно кивнул экстрасенс. – Да, кстати, ей нужно будет исповедаться у пастыря!
– У попа?! – Клара повернула голову, записала и опять повернула: – До кота или после?
– В любое время, но – чем раньше, тем лучше!.
Глава 35. Возвращение выездной бригады целителей в Одессу
По дороге в Одессу слегка подуставший, но вполне удовлетворённый успешно проведённым оздоровительным сеансом Жульдя-Бандя равнодушно выслушивал критические замечания помощницы. Она была не в курсе, что тот собрался лечить от бесплодия двоюродную сестру директрисы клуба работников морского транспорта.
– Экстрасекс хренов, – как строгая мамаша потаскуху-дочку отчитывала Виолетта народного целителя международного класса, – сестру, видишь ли, подавай ему..попробовать!
– Не попробовать, а попробовать излечить от бесплодия, – уточнил обвиняемый.
– И как бы ты её излечивал?!
– Ну, есть много способов…
– Очень много, – согласилась истица, – но ты, кажется, знаком только с одним…
– А может, этот один, – перешёл в контрнаступление Жульдя-Бандя, став на защиту собственного достоинства, – как раз-таки и был бы самым эффективным.
– Ну, конечно, – с сарказмом согласилась женщина. – Слушайте, вы, – перешла она на дипломатический, усиливая количество яда в своём повествовании. – Как вас там – гражданин Коновалов-Бортников?!
– Бортник-Коновалов, – опротестовал приговор Жульдя-Бандя.
– Вот-вот. А вам не кажется, что в вашем гениальном рецепте, предложенном для лечения простатита, не хватает куриного помёта? – Виолетта улыбнулась, поражаясь дикой наивности сограждан. – Неужели найдётся идиот, который станет пить эту гадость?
– Будем надеяться.
– Будем надеяться?! Будем надеяться на что?! – собеседница испепеляюще-насмешливым взглядом посмотрела в очи целителю. – На то, что будут или не будут пить?..
– На то, что поможет, – он сказал это с серьёзностью гадалки, устраняющей соперницу у мужа очередной отчаявшейся клиентки.
– Без куриного помёта не поможет! – Виолетта захохотала, обратив на себя взгляды пассажиров автобуса….
Глава 36. Спектакль тот же. Часть вторая
Очередная неделя прошла в томительном ожидании, потому что на этот раз на афишах вместо демократичного и ласкающего глаз – «вход бесплатный», стояло грубое и циничное – «цена билета – 100 рублей». Действительность с лёгкостью поглотила этот крохотный промежуток времени, оставив его для истории…
…Обновлённая труппа актёров очередного спектакля рано утром погрузилась в тот же замученный «Икарус», в чреве которого не так давно произошло ущемление личного достоинства гражданки N.
Впрочем, Сеня Мащенко, гарантировавший полное перевоплощение, с учётом прежних заслуг всё же был оставлен. В качестве инвентаря у него на этот раз были костыли и складная инвалидная коляска.
Жульдя-Бандя всю дорогу пребывал в каком-то нервном напряжении. Виолетта же, не сомневавшаяся нисколько в успехе мероприятия, шутила и всячески подбадривала компаньона. Она, вероятно, забыла о сестре директрисы клуба работников морского транспорта, которую тот хотел «попробовать» излечить.
Приезд в Херсон был омрачён пропажей Сени Мащенко – одного из главных исцеляемых, что повергло в шок магистра третьей степени посвящения. Вид его едва дотягивал до ученика магистра. Он стал бледен, как стена, и Виолетта, отчётливо понимая, что под угрозу поставлен не только сеанс массового оздоровления херсонцев, но и денежные средства, вложенные ею в мероприятие, повела всех в буфет автовокзала.
Заказала каждому по паре бутербродов с ветчиной, целителю – рюмку успокоительного, в чём было категорически отказано остальным.
Жульдя-Бандя под второй бутерброд попросил добавку, в чём ему на этот раз было также отказано, – чтобы не переуспокоился. В этот момент к столику подошёл бородатый старичок, явно из пролетариев. Всем своим видом он показывал, что без угощения не уйдёт.
Виолетта протянула старику свой бутерброд, вежливо оттесняя его к другому столику, поскольку тот, определённо, претендовал не только на угощение, но и на вечную дружбу.
Тут целитель захохотал так откровенно, громко и честно, что сержантик милиции, возле центрального входа, заподозрил в этом нарушение общественного порядка. Тужась соотнести какую-нибудь статью под это нарушение, всё же остался недвижим, поскольку смеяться пока ещё не запретили даже в общественных местах.
Следом захохотали все члены выездной бригады, а это уже попахивало несанкционированным смехом, совершенным группой лиц. Однако свара с потасовкой на перроне, где два таксиста не смогли поделить одного пассажира, которому было глубоко наплевать, с кем ехать, уже тянула на статью уголовного кодекса, пред которым административный казался лёгким недоразумением, и блюститель потрусил туда.
Причиной смеха, как вскоре выяснилось, был Сенька Мащенко, который, как и обещал, перевоплотился в старика. Теперь стало понятно – почему тот разместился в автобусе позади остальных.
Видя, что целитель в форме, Виолетта, утробно перекрестившись, облегчённо выдохнула…
Сеанс массового оздоровления прошёл блестяще. Старуха в правом крыле зала, у которой после оздоровления пропал склероз, в благодарность поднесла десяток яичек и пучок редиски. Бедняга лишь через тринадцать лет вспомнила о долге в семнадцать рублей от золовки, умело воспользовавшейся её недугом.
Признательная старуха вручила всё это публично, пеленая знахаря радужными эпитетами, но, вспомнив, что забыла выключить духовку, в которой пеклась родительница яичек, стрелой помчалась прочь.
Следом за старухой на сцену поднялся широкоплечий мужчина, наверняка работник морского транспорта, с сумкой в руке. Выложил на стол свиной копчёный окорок, банку солёных помидоров и четверть с капроновой крышкой и светло-коричневой жидкостью внутри.
– Это вам, – он подвинул всё к целителю, чтобы сидящая рядом помощница не приняла сие на свой счёт. – Кум передал. Вылечил простатит. Только заместо водки, – мужичок ткнул пальцем в банку, – «Святая вода» на ореховых перегородках! – с гордостью поведал он, что, по всей видимости, увеличивало стоимость и значимость продукта.
Зал умилительно улыбался, услышав столь оригинальное название самогона. Без сомнения, добродушные улыбки дали свой положительный оздоровительный эффект…
– …Ого, – семь тысяч девятьсот пятьдесят рублей! – восторгалась Виолетта, пересчитав гонорар, ещё не ведая о том, что у целителя через три дня очередной внеплановый сеанс по лечению бесплодия у двоюродной сестры директрисы.
Та сообщила, что сестра следующим днём выезжает из Тернополя, сделав всё, как тот велел, и, почему-то покраснев, добавила:
– Я очень надеюсь.
Жульдя-Бандя рассчитался с актёрами, выдав три сотни Сеньке, остальным – по полтораста, вдобавок – пучок редиски, банку солёных помидоров, яйца от сердобольной старухи и четверть самогона, чему артисты обрадовались более всего.
Себе оставил свиной окорочок. Деньги поделили поровну, за вычетом внесённых Виолеттой.
– Ваши пять тысяч рублёв на постройку кораблёв, – он протянул ей пресс четвертных. – Двести листиков, пересчитайте!
Виолетта дрожащими руками, поскольку две тысячи могла заработать за лотком не менее чем за год, стала пересчитывать, постоянно сбиваясь. Жульдя-Бандя помог, откладывая стопками по 10 купюр в каждой.
– Всё честно?
– Как в аптеке!
– Я тебя когда-нибудь обманывал?!
– Ни разу в жизни! – честно призналась Виолетта с гордостью, будто разделила с ним, как минимум, её половину. – Никогда не думала, что ввяжусь в такую авантюру, – всё ещё не веря в успех, покачала головой помощница, свершив погребение ассигнаций в косметичку, которая стала похожа на нагулявшего жир тюленя.
– Никакой авантюры, – опротестовал целитель скоропостижные выводы помощницы. – Склероз вылечил? Вылечил, – он загнул мизинец. – Этот, как его…
– Простатит, – подсказала экс-помощница.
– Тоже вылечил, – безымянный палец составил компанию мизинцу. – Но самое главное – я, будучи в интимных отношениях с магией, вселил в грешные души людей надежду. Надежда – мой компас земной, а удача – награда за сме-е-лость (Н. Добронравов), – пропел магистр…
– Гореть тебе в аду. – Виолетта покачала головой. – В рай тебе дорога заказана!
Жульдя-Бандя улыбнулся:
– Виолетточка, дружочек, что в этом раю делать посреди унылых сердобольных и законопослушных праведников. Аж противно… поговорить не с кем. Я тебе скажу один вещь – только ты не обижайся.
Та кивнула.
Собеседник саркастически подметил:
– Меня утешает то, что праведников и грешников везут на кладбище по одной дороге.
– А душа?! – Виолетта выкрутила шею, оставив на лице знак вопроса.
– А меж тем я чист, как изумруд, и в душе святого – дох…я.
– Ты сказал матом?! – она брезгливо сморщила лобик, будто мат от живого человека услышала впервые.
– Не я – друг моего несостоявшегося детства, дважды еврей Советского Союза и трижды орденопросец – товарищ Губерман.
– Нет, тебе нужно срочно идти в церковь: исповедаться и причаститься… – Виолетта почесала за ушком, выражая лёгкую степень сомнения, – или причаститься, потом исповедаться.
– Молиться в храм ходят те, кто уже не в состоянии грешить, – ехидно улыбаясь, заключил Жульдя-Бандя, прибавив: – в церковь я могу привести только тело, душа на это согласия пока не давала….
Глава 37. Праздничная «обедня» во здравие доверчивых херсонцев
В какой-то момент Жульдя-Бандя почувствовал стенания вопиющего желудка.
– Я жрать хочу, как семеро козлят! – улыбаясь, объявил он, цинично присвоив частицу интеллектуальной собственности ветхозаветных сказочников – братьев Гримм. – У меня появилась грандиозная идея! Ты, – он ткнул пальцем в обладательницу местоимения, – медленно и печально перемещаешься на кухню и тонким слоем нарезаешь окорочок…
– Как скажете, мой повелитель! – Виолетта раболепно сомкнула перед грудью ладошки, сопроводив это наклонением головы.
– А я пойду, возьму бутылочку коньячка… за ваш счёт.
– Это как же, мать вашу, извиняюсь, понимать?.– она из рабыни преобразилась в повелительницу.
– Впрочем, – вспомнил магистр, – ты, кажется, давала маме обещание, что в рот не возьмёшь…
– Сегодня, ради такого случая, я нарушу свой обет…
– И возьмёшь?!
– И выпью! – хозяйка погрозила пальчиком бесшабашному постояльцу. – Только мне до конца не ясно – почему за мой счёт? – выказала она лёгкое недоумение. – Сегодня что – День защиты детей?..
– Сегодня – день защиты философов! Закуска моя? А отрицать тот факт, что копчёный окорок был подарен мне, было бы крайним невежеством, поэтому прошу профинансировать закупку бутылки коньяка в количестве одной штуки.
Жульдя-Бандя по-отечески провёл рукой по плечику помощницы: – Мы должны вместе разделить тяжкое бремя праздника.
– А тебе не будет стыдно пить коньяк за счёт женщины?! – подавая червонец, ехидно поинтересовалась бывшая её обладательница.
– Будет, – честно признался философ, – более того, я, возможно, никогда не смогу себе этого простить, и меня до конца жизни будут терзать угрызения. – Он со вздохом принял купюру, обрекая себя на пожизненное мученичество.
– Возьми батон и колбаски, – провожая в магазин экс-целителя, напутствовала Виолетта, дабы тот вместе с ней разделил тяжкое бремя праздника.
– Докторской?!
– Айболитовской! – она хихикнула, поражаясь обострившемуся чувству юмора, чего ранее за собой не замечала. – Палочку сырокопчёнки!
– А может, просто, по-нашему, как в старые добрые времена – пожарим яишнички? – с тем, чтобы тяжкое бремя праздника взвалить только на Виолетту, предложил Жульдя-Бандя.
– Коньяк с яишницей?! – Виолетта брезгливо посмотрела на квартиранта, будто тот предложил жареных опарышей.
– А что плохого тебе сделали яйца. Яйца, значит, не заслужили? Человечество миллионы лет пожирает яйца! – вступился за куриное потомство и за всё пернатое сообщество орнитолог.
– Не заслужили!
– Не надо по яйцам судить о человеке! – выдал философ афоризм, ранее не встречавшийся в стройных шеренгах новорождённых мыслей у соратников по жанру.
Виолетта засмеялась, вытесняя из квартиры философа, поскольку тот, прелюбомудрствуя, уже успел забыть о желудке.
– На сырокопчёнку денег не хватит, – сетовал главный специалист по мелким поручениям, выходя из квартиры.
– Свои добавишь!
– За свои и дурак купит…
…В винно-водочном отделе гастронома стоящие впереди двое мужчин возраста преклонной молодости, с очевидными признаками пролетарского происхождения, вступили друг с другом в полемику относительно выбора продукта. Один настаивал на трёх бутылках портвейна, другой в качестве альтернативы предлагал взять бутылку «Пшеничной».
– Ну и что решили?! – улыбаясь, спросила молоденькая продавщица в белом халатике, едва скрывавшем вполне сформировавшуюся попку.
– Бросить пить! – нашёлся молодой человек, коим, конечно же, был наш неугомонный герой.
Продавщица захохотала так откровенно и визгливо, что со стороны могло показаться, будто в магазине лает чихуахуа. Слёзы хлынули из глаз. Она, вытирая их кулачками, лишь размазывала тушь, отчего стала похожа на привидение.
Подоспевшая к ней грузная, пудов шести, напарница, которой было невтерпёж узнать о причине смеха коллеги, увидев «привидение», захохотала низким трубным голосом, опустившись на стул.
Понимая сопричастность к дезорганизации работы винно-водочного отдела, продавщица попыталась задушить смех. Подошла к прилавку. Хохот пролетариев, во главе с нарушителем спокойствия, снова разбудил эмоции. Она только и смогла вымолвить:
– Так, вам…
Женщина отвернулась, держась за живот. Подрагивающие плечи стороннему взгляду могли указать на то, что она рыдает. Подтянулись продавщицы из отделов, в которых не было покупателей, чтобы узнать о причине несанкционированного веселья.
Рыбный – напротив, хоть в нём и были покупатели, мгновенно осиротел, поскольку причина столь громкого веселья в винно-водочном заинтриговала и их. Вскоре туда подтянулись и служащие: уборщицы, фасовщицы и пр.
Велик русский язык! Какие-то два плюгавеньких, тщедушных глагола-недоросля парализовали работу магазина на целых четверть часа. Массовая истерия овладела людьми. Прибывающие покупатели, забыв о покупках, устремлялись к винно-водочному отделу.
Наблюдая за смеющимися, коих было уже не менее полутора дюжин, начинали смеяться сами, не имея ни малейшего представления о причине, вызвавшей столь бурную реакцию.
Вероятно, на Диком Западе, где-нибудь в Париже, Лондоне или Стокгольме это не вызвало бы даже улыбки: хмурым, злым и недоверчивым европейцам незнакомо чувство юмора…
– …Тебя только за смертью посылать! – встретила постояльца заждавшаяся Виолетта. – Заходи, кобель привязан, – она «упорхнула» на кухню, всколыхнув халатом воздух…
– Виолетта, глазки закрой, а ротик открой, – на лице квартиранта схоронилась хитринка.
Та приняла хитринку за сюрприз, поскольку в магазине был ювелирный отдел и в ротик могло попасть золотое колечко с бриллиантом или изумрудом, на худой конец, с аметистом. В трепетном волнении она зажмурила глазки, как монашка, рука которой впервые коснулась внушительного члена мужчины.
– Тю-ю, дурачок, – беззлобно выругалась она, вынимая изо рта шоколадное мороженое.
Жульдя-Бандя, наполнив крохотные, чуть больше напёрстка, рюмки вопросительно взглянул на Виолетту:
– За что выпьем?
– Только не за простуженных орденопросцев, философов, целителей, вредителей и прочих! – сурово предупредила она.
– За успешно проведённый сеанс по честному отъёму денег у граждан!..
Глава 38. Непрошеные гости
Стук в дверь – настойчивый, противный и монотонно-нудный, которым, как правило, сопровождается появление судебных приставов у очередного кредитного банкрота, оборвал трапезу в тот момент, когда опустошённые рюмки коснулись стола…
– Виля, открывай! – потребовал женский голос.
– Мы знаем, что ты дома!
– Потому что открыта балконная дверь.
– И на кухне крутится вентилятор! – разноголосицей посыпались обвинения в сторону хозяйки.
– Ничто не обходится так дорого и не ценится так дёшево, как гости, – соболезнующе заметил Жульдя-Бандя.
Виолетта, зная одесский темперамент своих друзей, тяжело вздохнув, заверила: «Они не уйдут».
Мажорное тремоло струнных аккордов за дверью, с претензией на нечто испанское, от которого испанца непременно стошнило бы, говорило о том, что осадная компания с музыкальным сопровождением.
– Виля, мы сейчас будем плохо себя вести! – пригрозил мужской голос. Видимо, его же производитель бухнул по струнам, породив нечто среднее между прологом кубинского танца, эпилогом Марсельезы и кульминацией траурного марша «Оратория Самсона» Г. Генделя в темпе allegro.
– И соседи вызовут милицию!
– И нас всех посадят в тюрьму!
– И ты вынуждена будешь носить передачки! – сыпались угрозы извне.
– Скажешь, что меня нету, – открывая дверь в ванную, прошептала Виолетта, искренне сомневаясь в том, что ей удастся схорониться от непрошеных гостей.
– А ты где?!
– Где, где – в Караганде!
– Так и сказать?!
– Скажешь: «Поехала к матери, в Раздольное…»
– А я кто?!
– Кто-кто – х…й в кожаном пальто!
– Так и сказать?
– Скажешь – брат!
– Ашот?!
Виолетта кивнула.
– Который умирал из-за одной бабы?! – вдогонку прошептал родственник на общественных началах и подался открывать дверь, так же искренне сомневаясь в том, что этот номер пройдёт.
– Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто! – щёлкая запором замка, вопрошал Жульдя-Бандя.
На лестничной клетке теснилась компания из двух парней и трёх девиц. Волосы дам были окрашены в разные цвета. Один из парней – с гитарой в руках. Другой – светловолосый – с сумкой, источающей запах жаркого.
– Привет, как дела? – с узбекской вежливостью, встретил непрошеных гостей Жульдя-Бандя.
– Пока не родила, – хихикнув, ответила на приветствие невысокая пухленькая девица с малиновым цветом волос и круглым крупным носом.
– Ты кто?! – среднего роста, голубоглазая, с родинкой над правой бровью, с окрашенными в чёрный цвет коротко стриженными волосами, пожалуй, самая смазливая, ткнула незнакомца пальцем в живот.
– Брат!
Та растянула в улыбке рот, искренне в этом сомневаясь.
– Не надо бабушку лохматить! – высокая, худенькая, с внушительным бюстом, вздёрнутым носиком, жгучая блондинка, по-видимому, заинтересовавшаяся новоявленным братцем, приблизилась вплотную, заглядывая в проём в поисках подруги.
Джентльмены к допросу без пристрастия не присоединились, поскольку атлетическая фигура брата нейтрализовала все претензии.
– Обманывать нехорошо! – пухленькая погрозила пальчиком, также пытаясь заглянуть в квартиру. – А где Виля?!
– Уехала на выходные в Раздельное, к матери.
– В Раздольное, – робко поправил один из джентльменов, с огромной сумкой в
руках.
– Ой, брехло, ой, брехло! Она что – в домашних тапках уехала?! – указывая на две пары туфель возле дверей, усомнилась толстушечка.
– А может, он её изнасиловал и задушил? – предположила черноволосая, вопросительно скруглив брови, отчего родинка слегка переместилась вверх.
– Хорошо, если изнасиловал, а потом задушил, а если просто задушил, маньяк?! – выдвинула собственную версию блондинка, окинув сочувственным взглядом друзей.
– И её остывший труп лежит на балконе! – гитарист на верхних басовых струнах заиграл похоронный марш.
Толстушка, необыкновенно шустро для её комплекции, юркнула под рукой брата в комнату. Проследовала на балкон и, вернувшись, доложила уже вторгшейся в квартиру компании:
– Ни трупа, ни следов крови не обнаружено!
– А?..
– Следов спермы также не выявлено! – предвосхитила она вопрос одной из подруг.
Затем все вместе проследовали в поисках хозяйки на кухню.
– Тайная вечеря?! – взирая на стол, на котором красовались два прибора, тарелки с нарезанным сервелатом и пластинками копчёного окорока, предположила высокая гостья с вздёрнутым носиком, пытливо заглядывая в глаза одному из её участников.
– Очень тайная, – согласился новоявленный брат.
– Красиво жить не запретишь! – заключил с трудом втиснувшийся на кухню музыкант, изъяв со стола блинчик колбаски, который тут же определил в рот.
– Остаётся проверить ванную! – брюнетка подалась к двери ванной комнаты, но её опередила толстушка, потянувшая ручку на себя. – Закрыто, – она постучала костяшками пальцев по двери: – Виля, ты живая?!
– Живая, я моюсь! – в подтверждение та зашлёпала руками по воде в ванне, в которой замачивалось бельё.
– А мы думали, тебя бритвой по горлу – и в колодец! – осмелевший окончательно гитарист снова заиграл похоронный марш, но на этот раз уже гармоническими терциями, на нижних струнах, что несколько приуменьшало степень трагичности.
