Двигатели прогресса
Двигатели прогресса – это люди, ведущие все человечество и все живое к счастью, радости и познанию. Таковы:
1) Люди, организующие человечество в одно целое.
2) Изобретатели машин, которые улучшают производимые продукты, сокращают работу и делают ее более легкой. Например, печатные и разные ремесленные и фабричные машины. Машины усиливают производство в десятки, сотни и тысячи раз. Некоторые же предметы совсем невозможно устраивать без орудий-машин, например пишущую машину, автомобиль и т. п.
3) Изобретатели машин, которые используют силы природы, например механическую силу, химическую и т. п. Эти силы могут увеличить механическое могущество человека в тысячи раз.
4) Двигатели прогресса – также люди, указывающие на способы усиленного размножения и улучшения человеческой породы.
5) Также люди, открывающие законы природы, раскрывающие тайны вселенной, свойства материи. Объясняющие космос как сложный автомат, сам производящий свое совершенство.
6) К двигателям прогресса относятся и люди, восприимчивые к великим открытиям, сделанным другими, усваивающие их и распространяющие их в массе.
Пока наиболее редки и потому наиболее драгоценны первые 5 категорий, 6-я же категория людей встречается чаще. Короче сказать: ученых больше, чем изобретателей и мудрецов. Но и ученые необходимы и довольно редки. Не всякий тоже может быть ученым в полном смысле этого слова. У большинства не хватает и охоты, чтобы усвоить хотя бы малую часть научных сокровищ, накопленных человечеством. Из тысячи найдется один-два, смотря по степени учености.
Эти цветы человечества, эти шесть категорий двигателей прогресса нам выгодно всячески поддерживать.
Конечно, ни одна категория в чистом виде не встречается. Изобретатель отчасти и ученый, и ученый отчасти изобретатель. Также открывающий новые естественные законы не может быть полным невеждой. Социалист должен быть хоть немного и натуралистом.
Но жизнь все же, особенно теперешняя, довольно резко разделяет эти категории.
Действительно, чтобы сделаться теперь ученым (6-я категория), надо быть очень восприимчивым человеком. От него не требуют ни открытий, ни изобретений, а только знания уже установившейся науки. Таким образом, с помощью экзаменов отбираются люди не с творческим талантом, а с огромною наклонностью к восприятию.
Первые пять категорий часто выходят из народа (см. книгу А. П. Модестова), из буржуазии, из всех сословий, большею частью с небольшим образованием или вовсе без него (Гершель, Уатт, Морзе[93], Грамм[94], Фарадей). Они были часто плохими учениками (Гоголь, Пушкин, Толстой, Чехов и т. д.), но отличались самодеятельностью, огромной активностью, творческими способностями, которые и помешали им быть хорошими учениками (так говорит Освальд). Помимо этого, их восприимчивость (то есть подражательность, память) вообще нужно признать более слабой, чем ученых. Тем не менее они-то и стояли впереди всех, они-то и двигали науку и прогресс (Гутенберг, Янсен[95], Джойя, Ньюкомен[96], Ползунов, Эдисон и другие). Им было очень трудно выбраться на свет, то есть проводить свои открытия и изобретения в жизнь, получить признание. Очень малая часть их этого достигала, другая (чуть не 100 %) пропадала для человечества. Мы лишились их открытий, и прогресс шел вследствие этого черепашьим шагом. Те же немногие, которые пробивались, достигали признания – вознаграждались, получали возможность работать и осуществлять. Через протекцию оценивших их сильных людей (Колумб и Изабелла, Либих и Гумбольдт) они попадали в профессора, в академики, сливались с ученым миром (Галилей). Так было в старину, так и теперь, наученные историею, поступают иногда практические люди Запада: выдающиеся люди независимо от формальностей попадают в профессора и в академики. Но это в виде исключения. Так, Майер попал не в академию, а в сумасшедший дом.
Вот почему в старину множество мудрецов из народа и мещанства причисляются учеными историками к формальным ученым и профессорам. Кастовые ученые, в сущности, очень косились на выскочек и признавали их только под давлением их славы и покровительства сильных.
Итак, большинство народных творческих сил пропадает бесплодно для человечества. Это страшное бедствие, и мы тут поговорим о том, как его хоть немного устранить.
Возьмем пример. Человек изобрел пишущую машину. Он берет явочное свидетельство и затем обращается за помощью для ее реализации. Его не понимают, ему не доверяют, но все же находятся разумные люди и дают ему немного денег на устройство машины. Машина сделана, но работает плохо. Друзья дела разочаровываются, а враги (жадные, ограниченные и завистливые) смеются и говорят: вот видишь теперь и сам, что это чепуха и вещь непрактическая. Сам изобретатель начинает сомневаться и бросает свою машину, как хлам.
Но мы ведь знаем теперь, что для пишущих машин надо одного оборудования чуть не на миллион рублей, надо хорошо обученных рабочих, надо еще массу времени, труда и изобретательности многих людей. Не дав ничего этого изобретателю, не оценив, не поняв, мы только осмеяли его и выбросили за борт.
Так бывает и со всяким новоизобретенным приспособлением, если оно не настолько мелко и просто, что его всякий может понять и осуществить (шпильки, булавки, запонки и т. п.).
Всякое изобретение требует громадных усилий и затраты больших денежных средств для своего исполнения. Сначала это как будто убыточно, но потом изобретение окупается и в будущем, для следующих поколений, становится неувядаемым бессмертным источником блага (например книгопечатание, двигатели). В передовых странах стараются учреждать специальные комитеты для оценки изобретений. Научные же открытия и этой оценки не имеют: доступ в академии и специальные издания ограждается тщательно кастой.
Кажется естественным, что судить об изобретениях и открытиях предоставляют ученым. Но ведь это люди, истратившие всю свою энергию на восприятие наук, люди, в силу этого усталые, невосприимчивые и по существу своему (экзаменационный отбор) со слабой творческой жилкой.
Как показывает история, эта оценка, особенно великих открытий и предприятий, почти всегда была не только ошибочной, но и враждебной, убивающей беспощадно все выдающееся. Так, рукопись Ньютона лежала много лет в архиве Королевского Общества. Ламарк был осмеян Кювье, Дарвин отвергнут Французской академией, а Менделеев – русской. Араго отвергал железные дороги, а ученые времен Наполеона 1 – пароходы. Хорошо, если великих не казнили и не сажали в сумасшедший дом. Так, сограждане Колумба (генуэзцы) собирались его наказать за мысли о круглоте Земли. Лишь бегство спасло его.
Причина неправильного отношения к мыслителям – в человеческих слабостях. Слабости же зависят от незнания и непонимания своих выгод.
Мы возмущаемся трагическою судьбою великих, осуждаем наших предков, отравивших Сократа, казнивших Лавуазье, сжегших Д. Бруно, заключивших в тюрьму Галилея и т. д. Мы склонны считать их ужасными преступниками и готовы растерзать их в негодовании или посулить им вечные посмертные муки, между тем как сами делаем то же, но не замечаем своих поступков. Не надо озлобляться, а лучше разобрать причины этого невыгодного нам явления, устранить их и быть самим на страже, чтобы не повторять исторических ошибок.
Перечислим некоторые слабости людей.
1) Преклонение перед Западом, печатью, авторитетом, шумихою (славны бубны за горами).
Ежели бедный и неизвестный человек скажет истину, то его не будут слушать и немедленно забудут его слова. Кто же половчее, заимствует мысль бедняка и даже забудет, что она не своя.
Если же авторитет скажет что-нибудь необдуманное, легкомысленное и даже глупое, то его со вниманием выслушают, напечатают и будут серьезно обсуждать. Пример: прокат дирижабля с пустотой или с разреженным воздухом. Сколько об этой несообразности писали и рассуждали только потому, что затеяли это дело американские авторитеты. Второй пример: ракета не действует в пустоте. За это положение ломали свои мечи известные профессора, а наши с уважением прислушивались и с уважением давали отчеты в газетах. Такая слабость имеет и некоторое оправдание. Действительно, если все о чем-нибудь говорят и утверждают, то есть вероятие считать это правдой (глас народа – глас божий). Если кого-нибудь начальство возвысило (министра, профессора), то недаром. Напечатанному есть также вероятие верить, потому что в книгах меньше врут, чем на словах. Но как легко ошибиться. Нужно верить только разуму и науке. Вот примеры массовых заблуждений. Когда начинается обыкновенная война двух народов, то каждый себя во всем оправдывает и находит много слов, чтобы очернить другой народ. Все это проявляется в печати и в народных толках. Но ведь это очевидное массовое заблуждение: какой-нибудь народ ошибается, вернее, мы скажем, ошибаются оба. Инквизиция, общераспространенные дикие суеверия – пример общечеловеческих заблуждений.
Без сомнения, более вероятия услышать истину от профессора или известного ученого, чем от обывателя, который плетет сплошной вздор, если касается науки или философии. Но и тут можно ошибиться. Например, Араго и Монж[97] отрицали пользу железных дорог. Наполеон I и его ученая комиссия также отрицали пароход. Академии отрицали Дарвина, Уоллеса[98], Менделеева.
То же и о печати.
Например, в 1900 году писались серьезные книги о кончине мира. Газеты рассуждали о столкновении Марса с Юпитером, а недавно (1920 г.) – о падении Марса на Землю. Даже читались лекции ради успокоения народа. Все же печать достовернее слухов и обывательских сплетен.
2) Инертность, косность, консерватизм (каменные сердца, привычка – вторая натура). К чему мы долго привыкали, то нам кажется истиной. В мозгу образуются соответствующие нервы и сосуды, которые очень постоянны и нелегко заменяются новыми, выражающими непривычные мысли. В зрелые годы погасание старых идей и рождение новых очень трудно и сопровождается страданиями, возбуждающими негодование против новатора. Чем старше возраст, тем это явление резче. Вот причина, вследствие которой состарившиеся авторитеты отрицают со скрытой злобой все молодое, новое, несогласное с их заматеревшими мыслями. Мешает верной оценке ослабшая восприимчивость, переутомление (наступающее у много работавших ученых даже в молодые годы). Конечно, это извинительно. Однако во многих случаях ученые правы, отрицая невежественных изобретателей, открывающих чепуху или всем известное, а иногда непрактичное и незначительное. Но среди тысяч отвергнутых попадаются и жемчужины.
Если даже судья восприимчив, знающ и справедлив, то и это иногда не помогает. Действительно, новая идея, изобретение известно хорошо только новатору, который отдал, может быть, ей целую долгую жизнь и все свои незаурядные силы, чего, конечно, человек с общими обширными знаниями сделать не может. Он не специалист в новом деле, а специалист тут только изобретатель. Вот почти неизбежная причина ошибки.
3) Ложное себялюбие, узкий эгоизм, непонимание общечеловеческого и собственного блага. (После меня – хоть потоп, лишь мне бы ладно было, а там – весь свет гори огнем).
Возьмем пример: новое правописание. Каждый считал себя образованным и грамотным, а прочих, простых людей – малограмотными. Нововведение сделало обратное. Разве это не обидно, в особенности инертным людям и старикам! Опровержение какого-нибудь ложного открытия еще тягостнее. Положим, опыт отверг гипотезу относительности (Эйнштейн). Сколько трудов было употреблено учеными для ее усвоения, сколько студентов ломало над ней голову – и вдруг это оказалось вздором. И унизительно, и как будто клад потеряли. Сколько было гордости перед другими, незнакомыми с учением – и все рухнуло. Приходится склонить голову и горько пожалеть о затраченном времени. Разве это приятно!
Постоянно отвергаются старые гипотезы и совершенствуется наука. И всегда этому более всего препятствуют ученые, потому что они от этой переделки более всего теряют и страдают.
Средним людям не больно, потому что они и не слыхали об этих гипотезах. Конечно, надо пожалеть и ученых, но сами они должны остерегаться и терпеть ложное унижение ради высших целей. Чтобы облегчить их страдания, нужна особенная к ним деликатность.
4) Убытки капиталистов, обиды рабочих и временные государственные убыли.
Придумана новая машина. Старые орудия теряют цену как непроизводительные. Фабриканты терпят убытки от конкуренции или нововведений, часть рабочих теряет заработок, кроме того, оставшимся надо учиться работать на новых машинах, пожилые же не могут к ним приспособиться. Тут ряд огорчений и даже трагедий. Богачи вытерпят и будут кушать по-прежнему, только роскоши будет поменее, но рабочие будут бедствовать, и им нужна обязательная помощь государства: дать работу или содержать их, пока она не дана. Когда у каждого будет право на труд и на необходимое для жизни, тогда рабочие не будут протестовать против новых машин и не будут их ломать.
Также и всякие другие преобразования, без социалистических мер, приносят бедствия трудящимся и возбуждают их вполне справедливое негодование.
Мы уже не говорим про другие менее извинительные тормоза просвещения: соревнование, зависть вообще, зависть профессиональную, классовую гордость и т. д. Не говорим и о пристрастиях разного рода: дружеских, родственных, половых, национальных, религиозных, патриотических и т. п.
Каждому надо сознавать эти недостатки и всячески остерегаться их. Должны и люди помнить, что эти людские слабости существуют не только у них, но и у всех людей. Надо принимать их во внимание, а не говорить что-нибудь вроде этого: «Какая ему надобность врать, искажать или завидовать». Иные благодушные люди, не имея сами этих прорех, думают, что их нет и у других.
Вследствие этих и других причин идея, даже самая плодотворная, большею частью гибнет, не добившись признания и осуществления. В лучшем случае хорошая мысль тормозится и задерживается на десятки и сотни лет, смотря по обстоятельствам.
Человечество же остается в страшном убытке, так как угрожающие расстройства и неприятности временны, непродолжительны и легко устранимы. В общем же получился бы выигрыш, иногда неизмеримо большой, так как он распространяется на грядущие бесконечные времена. Это должны сознавать люди. Оправдание их – темнота, и то, что временно они действительно бедствуют.
Как же найти правильную оценку мысли и деятельности миллионов людей, как извлечь из них все самое высокое на помощь правительствам?
Разумеется, у нас есть и даровитые, и знающие, и честные люди, искренне желающие добра человечеству. Но и им не по силам этого сделать. Допустим, например, что в США таких людей тысяча. На каждого придется 100 000 человек, и всех их надо изучить и правильно оценить. На это не хватит и целой жизни. Действительно, если каждому изучаемому отдать один день, то потребуется более 250 лет работы. Как поверхностна будет такая оценка, да и кто может поручиться, что она верна и что эти 1000 человек заслуживают роли непогрешимых судей.
Мы приходим к такой задаче общественного устройства, при котором не могли бы скрываться и пропадать таланты. В своем сочинении 1916 года «Горе и гений» я очень неполно уже наметил решение этой задачи. Теперь подготовляется обстоятельная работа на эту тему.
Научная этика
Предисловие
В этой статье я ни на миг не выхожу из идей единства (монизма) и материальности. Слово «бестелесный» везде ставится в кавычках и означает только разреженную, но организованную материю. Это хорошо выяснено в работе.
Можно ли считать в этой статье что-либо фантастическим? Ровно ничего. Я исхожу из принципа бесконечной сложности материи, которая, в свою очередь, вытекает из бесконечности времени, то есть из того, что вселенная всегда была и потому вечно усложнялась. Если бы я указал на характер, формы, число и пр. существ иных миров, то это была бы действительно фантазия. Но я ничего подобного не делаю и не делал.
Предполагать, например, существование органической жизни на иных планетах – не фантазия, но сообщать какую-либо ее определенную характеристику будет уже сказка, ибо мы ничего о ней не знаем.
Нельзя также уклониться от допущения организации материи более разреженной, отделенной от нас многими дециллионами лет. Это тоже не фантазия. Мы видим, что во всех уголках Земли материя организуется в виде растений и животных. Почему же этого не может быть и в мирах разреженных планет? Еще пример такого же рода. Если на Земле возникла жизнь, то почему же она не возникнет в биллионах других планет, находящихся в тех же условиях, что и Земля. Можно отрицать появление организованной материи в одном проценте их, даже в 10, 50, 90, но во всех – немыслимо.
Населенность вселенной есть абсолютная, хотя не фактическая истина… Сказать, что вселенная пуста, лишена жизни, на том основании, что мы ее не видим, есть грубое заблуждение.
Свобода – для трудящихся. Капитал во всех его видах, в особенности наследственный, есть насильник и потому нуждается в ограничении.
Все живо
Население любой планеты может возрастать путем рождений. Только площадь Земли и энергия Солнца ограничивают величину животного населения. Если бы избыток новорожденных мог удаляться на другие планеты и находить там питание, то огромная часть планеты превратилась бы в живые существа.
Некоторые вещества не входят в состав животных Земли, но или сами вещества могут превратиться в другие, годные для живых тел Земли (см. далее главу «Вещество»), или сами животные могут преобразиться и тогда довольствоваться всеми материалами Земли. Тогда бы вся планета целиком состояла только из животных или людей.
Наоборот, весь этот живой мир при неблагоприятных условиях, вымирая, обращается в мертвую планету.
Не видно ли из этой картины, что все живо и только временно находится в небытии, в форме неорганизованной мертвой материи!
Вы скажете: на практике мы видим, что живое существо живет один момент, после которого погружается в землю, в неорганическую материю, на биллионы лет. Когда-то до него дойдет очередь снова ожить!
Но можно себе представить условия, при которых данная масса материи живет почти непрерывно.
Вообразим себе прозрачную крепкую оболочку, полную внутри кислородом, углекислым газом и азотом. В ней же содержится небольшое количество влажной почвы, растений и несколько живых, разумных существ обоего пола.
Растения, поглощая части почвы и атмосферы, дают плоды. Они питают животное. Животные переваривают их и отбросы возвращают почве, которая опять, с помощью растений, дает питание животным. И так без конца. Это не чудо. То же самое происходит на каждой планете, способной поддерживать жизнь. Только в описанной оболочке масса животных составляет заметную часть всей массы нашего изолированного мирка, а на планете – незаметно малую. Заметим, что наш мирок, в общем, бессмертен, как бессмертна земная жизнь.
Можно представить себе и такое существо, для которого неорганический мир не играет никакой роли, то есть это существо не нуждается ни в растениях, ни в почве, ни в атмосфере. Ему довольно одного своего тела и солнечных лучей.
Вообразим себе существо, прикрытое прозрачной гибкой кожей, не пропускающей никакой материи. Под кожей, в некоторых местах, находится хлорофилл, как у растений, способный разлагать углекислый газ крови и другие отбросы тела и образовывать, как в растениях, кислород и питательные вещества. Этими веществами, в связи с кислородом, и будет питаться животное. Непрерывно происходит питание, непрерывно образуются его продукты и непрерывно последние разлагаются солнечными лучами, образуя питательные вещества и кислород.
Если бессмертно земное человечество и бессмертен наш мирок в прозрачном сосуде, то почему не может быть бессмертно и единое существо в своей прозрачной оболочке! Природа или разум человека со временем могут этого достигнуть. Я уверен, что зрелые миры вне Земли давно уже дали таких существ: бессмертных, живущих солнечными лучами…
Какой же вывод? Всякая часть вселенной, то есть всякая материя, может принять форму живого и даже бессмертного существа.
Из чего состоит вселенная
Больше всего мы видим солнц, кажущихся по отдаленности мерцающими искорками (звездами) и даже сливающимися в один чуть светящийся туман. Этих солнц астрономия насчитывает миллионы миллиардов. Их так много, что если бы их поделили между людьми, то каждый получил бы около миллиона солнц.
Солнца громадны. От них отделились в свое время меньшие тела, подобные Земле. Это – планеты. По своей малости они снаружи остыли и позволили зародиться на них растениям и животным. Планеты породили еще меньшие тела, подобные нашей Луне. Их еще больше, чем планет.
И планеты, и луны – самых разнообразных размеров. Одни в тысячи раз больше Земли, другие в тысячи и миллионы раз меньше. Некоторые малы, как пылинки. Чем меньше размер небесных тел, тем число их больше.
Все небесные тела притягиваются между собою, как магниты, и скоро слились бы в одну кучу, если бы не их движения и невообразимо громадные расстояния.
Движение небесных тел порождено их взаимным притяжением – непонятною силой, называемой всемирным тяготением. Ему подвержены и всякие земные предметы. Но для малых масс оно незаметно мало.
Время, пространство, масса и чувствительность
Ум человеческий так устроен, что он не может обойтись без трех понятий: времени, протяжения и массы. Эти три понятия характеризуют вселенную, то есть определяют вещество, из которого состоят все тела вселенной. Нельзя себе представить мир или часть его без времени и пространства.
Можно себе вообразить часть времени определенной величины, например в год, век, минуту, секунду. Но все время нельзя представить себе ограниченным. Нельзя выразить всю совокупность времени вселенной числом. Ни прошедшее, ни будущее время не имеют границ. И то и другое бесконечно. Итак, время есть величина, не имеющая формы, вся совокупность которой во вселенной бесконечна. Время имеет два направления: прошедшее и будущее.
Пространство же имеет не только множество направлений (например направо и налево) и величину (100, 200 куб[ических] метров), но и форму, например, шара, конуса, человека, бабочки, линии, поверхности. Это понятие много сложнее времени. Пространство вселенной, как и ее время, невозможно вообразить себе ограниченным, измеренным, выраженным числом. Поэтому совокупность его во вселенной бесконечна. Противное – бессмысленно, как и ограниченное время.
Богатство вселенной состоит из никогда не прекращающегося времени и никогда, ни в какую сторону не иссякающего и останавливающегося протяжения. Время и пространство вечны, они никогда не исчезают, они нетленны.
Но существование того и другого бессмысленно без вещества, или материи, дающей жизненные формы с их радостью и горем.
Нельзя вообразить себе вещество без времени и пространства. Ведь всякое вещество или тело занимает известный объем (пространство) и существует в известное время. Значит, время и протяжение как бы неизбежная принадлежность вещества, его неотделимое свойство.
Наоборот – можно ли представлять себе время и пространство без вещества? Например, можно же вообразить себе пустое пространство и время! Это вопрос темный. Но мы думаем, что самое пространство и время как бы составлены из вещества. Действительно, например, тяготение каждой материальной точки распространяет свои лучи во все стороны и занимает всю бесконечность вселенной. Значит, пространство, даже как бы пустое, заполнено веществом и составляет вещество.
В сущности, вещество, пространство и время суть величайшие тайны, и мы не считаем их разгаданными.
Думаем, что раз время и пространство безграничны, бесконечны во все стороны, то так же и вещество.
Практика это подтверждает. По мере развития наблюдательной астрономии все более и более расширяются границы вещества. В недавнее время открыты миллионы особых миров, каждый из которых содержит миллиарды солнц с их планетами, лунами и множеством меньших тел.
Фактически, то есть насколько позволяет нам [судить] несовершенное зрение, наши такие же инструменты и мутная атмосфера, – материя ограниченна.
Но нам все же кажется, что ее пределы еще расширятся, и воображаемые ее пределы так же бесконечны, как время и простор вселенной.
Нет смысла в существовании времени и пространства без материи, а раз первые беспредельны, то так же должно быть беспредельно и распространение вещества в образе солнц и планет…
Есть еще свойство материи так же неотделимое от него, как время и протяжение. Это – способность материи чувствовать горе и радость, или ее чувствительность. (См. главу «Все живо».)
Вещество
Сначала люди находили бесчисленное множество разнообразных веществ и думали, что они не имеют ничего общего между собою. Каждое существует само по себе. Таковы разные минералы, жидкости и газы.
Потом заметили, что некоторые тела происходят от других, и наоборот, из этих других получаются опять прежние тела. Так, из красного порошка окиси ртути нагреванием получается ртуть и кислород. И наоборот, из ртути и кислорода образуется красный порошок. Одним словом, замечается образование новых тел при тесном соединении других. Это дало повод думать, что все разнообразные вещества состоят из немногих и даже, может быть, из одного основного элемента.
Накопившиеся с течением времени факты и исследования привели к следующим выводам.
Все вещества бесконечно разнообразны, но все они состоят только из 90 тел, называемых простыми. Их сочетание по 2, по 3 и т. д., происходящее не всегда, а только при известных или неизвестных условиях, рождает все бесчисленное множество веществ мира.
Сначала все это относилось лишь к Земле, а потом распространилось и на все небесные тела. Солнца и планеты оказались состоящими из тех же веществ, что и Земля.
Кажется невозможным это подтвердить, потому что ни одно небесное тело не доступно для людей. Однако малые небесные тела, встречаясь с Землей, падают на нее в виде так называемых небесных камней, или аэролитов. Они оказались такого же состава, как и земные вещества. Это сходство Земли и неба казалось невероятным. Поэтому долго думали, что аэролиты не небесного происхождения, а выброшены земными же вулканами.
Но как же узнать вещества Солнца и иных недоступных нам тел? Еще 100 лет тому назад думали, что это навсегда недостижимо для человека…
Все знают, что тела могут быть нагреты или охлаждены. То есть одно и то же тело может быть в разном состоянии. При этом многие свойства его меняются. Так, при высокой степени тепла (температуре) все твердые и жидкие тела делаются воздухоподобными, или газообразными. Наоборот, при низкой температуре все газообразные тела сжижаются и затем затвердевают. При высокой температуре, кроме того, все тела испускают свет. Он как будто однообразен. Но если пропустить его через угловатое прозрачное тело (призму), то получается длинная темная полоска, испещренная поперечными разноцветными линиями (спектр). Нашли, что каждое газообразное тело имеет свою собственную особую полоску, где линии и цвета их расположены по-своему, всегда одинаково и не так, как у других.
Оказывается, что каждый газ имеет свою неизменную физиономию, по которой можно его узнать.
Но вселенная большею частью состоит из накаленных газообразных с поверхности солнц. Все эти газы испускают лучи. Они доходят до Земли. Мы пропускаем их через угловатое стекло и получаем множество газовых физиономий в виде темной палочки, испещренной поперечными светлыми линиями. Разобраться в них не так-то легко, потому что их очень много. Однако, сравнивая эти портреты с портретами земных газов, видим сходство, видим слияние физиономии (или спектров) известных нам земных газов.
Отсюда и вывели, что все светящиеся небесные тела содержат такие же накаленные газы, какие находят на Земле.
Но планеты отделились от солнц, и потому они поневоле должны состоять из тех же веществ, как и их солнца.
Итак, однообразный состав вселенной из 90 земных тел подтверждается следующим:
1) светом солнц и разреженных газовых масс;
2) падением небесных камней и
3) однообразным образованием солнц, планет, лун и всех других небесных тел из громадных разреженных газообразных масс (туманностей). Выходит, что между земным и небесным нет существенной разницы: и то и другое составлено из одних и тех же материалов.
Но на этом наука не остановилась. Еще столетие тому назад мудрец Брут подозревал, что все известные 90 тел состоят из водорода. Теперь это все более и более подтверждается.
Дело осложняется только тем, что сам водород не един, а состоит из двух элементов: протонов и электронов. Значит, и все девяносто элементов составлены из них же.
Мы приходим почти к единству материи: все составлено из водорода.
Но кроме водорода мы имеем еще эфир, вещество поразительно разреженное и упругое.
Это дает повод думать, что существуют еще другие виды материи, более простой. Из нее-то и составлен водород, который и без того не может быть признан неразлагаемым, или несоставным, веществом.
Но что же такое вообще вещество, простое или сложное? Существует такое представление о воображаемом простом, то есть несложном, веществе. Оно состоит из быстро движущихся отдельных одинаковых частиц (атомов). По своей малости они не могут столкнуться, как сталкиваются между собой биллиардные шары. Но все же они связаны между собой особого рода притяжением, которое при очень малом между ними расстоянии заставляет каждый атом уклоняться от своего пути, как комету поблизости от солнца. Происходит как бы отталкивание, но не соприкосновение (точки встретиться не могут). Относительная сила притяжения между ними (атомная сила) во много триллионов раз больше, чем притяжение небесных тел (всемирное тяготение).
Близкое прохождение нескольких таких атомов, при определенном и очень редком их сочетании, заставляет их этою же силою соединиться, без прикосновения, в тесные группы: по 2, по 3, вообще, по нескольку атомов.
Конечно, возможно и обратное явление, то есть разложение сложной группы на более простые.
Так образовывались во вселенной все более и более сложные группы, которые человек, по своему незнанию, считал неделимыми (простыми) и потому называл атомами.
Но так как начало вселенной бесконечно удалено от нашего времени (иными словами – начала не было, и мир всегда существовал), то процесс усложнения продолжался бесконечно, и потому все известные нам как простые частицы материи, или атомы, должны иметь бесконечную сложность и неизвестное строение.