Loe raamatut: «Песнь ветра», lehekülg 4

Переместившись из Манголора во внеигровую сеть, он досмотрел видеоматериалы из офиса Левченко и решил погулять по сети. Ему нужно развиться, а потом его из игры изымут – и может, хоть тогда с его создателями разговор пойдет начистоту, а то эта неизвестность и бесцельность существования уже начинала раздражать, терялся смысл процесса. Хотя нет – сначала Манги захотел найти еще две такие же программы в других персонажах, отчего снова вернулся на сервер. Впрочем, если они себя хоть как-то не проявят – поиск может затянуться надолго. Здесь присутствовало слишком много игроков, счет шел на тысячи. На всякий случай он вычислил и просмотрел те аккаунты, которые были созданы примерно в то же время, что и его собственный. Половина подходящих по датам сейчас в игре – значит, из персонажей им пока не выйти, а остальные стояли с пустыми персами – и это тоже ничего не значило: программы могли так же слоняться по бескрайнему интернету, как и сам Манги.

5

Дюшес явился домой отдохнувшим и изголодавшимся по игре. Он понял, что нужно делать.

Прежде, чем входить в игру, он два часа просидел на форуме. И обалдел от прочитанного – ему, оказывается, совершенно неизвестны были способности его нового орка! Вот что значит спонтанно менять расу – все скрытые достоинства узнаешь только в процессе игры. Но ничего, еще не все потеряно.

Игровые персонажи в бою управляются не столько мышью, сколько с помощью комбо – заранее скомпонованной цепочкой ударов – ну, или заклинаний – один черт. На экран заранее выводится несколько комбо, и в зависимости от ситуации нажимается та или иная стартовая иконка. И дальше удары следуют автоматом один за другим, а руки у игрока свободны, и можно попутно написать в чат что-нибудь неприличное по поводу происходящего…

Комбо Манголора состояли сплошь из ударов с магическим дамагом (усилением). Новые удары покупались в городе за скилы (очки) – они давались игроку с каждым новым уровнем. Так вот такая иконка, как «рык вождя» болталась неизученной уже три уровня – Дюшес в упор не понимал его смысла: не удар, не заклинание, а какой-то баян: че толку просто орать на моба? Тратить скилы на такую ерунду, естественно, было жаль. А это и оказался массагр – именно из-за этого рыка все дерущиеся мобы начинали молотить одного только танка, не замечая остальных воителей. И не знать этого танку – смерти подобно, убиенный недавно эльф был абсолютно прав, крыть оказалось абсолютно нечем.

Печалька заключалась в том, что все скилы Дюшес давно потратил на нормальные удары, и чтобы овладеть рыком нужно брать новый уровень. А счастье было в том, что в полосе опыта до конца оставалось меньше трети. Пару часов кача, и золотой ключик оказывался у него в кармане. Если, конечно, он сдуру не подставится под смертельный удар – тогда все прокаченное за два часа снова, считай, пропадет. Дюшес глянул на часы – без малого шесть. И он будет не он, если сегодня не пройдет данж. «Сегодня» подразумевало «до утра». И никакого пива. И с рыком. Да там и проходить-то нечего…

Правда, получилось не два часа, а три – сложность прохождения и длина полосы опыта увеличивалась с каждым новым уровнем. Зато часам к девяти – как раз в это время народу в локах прибавлялось – он, сияя как золотая эмблема игры, вставлял в свое главное, танкующее комбо долгожданный рык. Действовал он всего полминуты, поэтому вставлять пришлось несколько раз. И патя подобралась незнакомая – как приятно, однако, начинать битву с чистого листа, когда нет этой глупой предвзятости…

Пройдя единорогов прям как админ прописал, сработавшаяся боевая группа решила заодно махануть и минотавров, и сразу данж, не меняя состава.

Данж – отдельная скрытая локация, обычно извилистая пещера – там нужно пробиться сквозь полчища злющих монстров, а в конце ждал босс, обычно страшенная краказябра, шкрябающая головой о своды последнего зала. Дюшеса, кстати, всегда интересовало, как они туда попадают при своих габаритах… Данжи в игре полагались каждые десять уровней, игрокам выдавался особый ключ-знак, и всех страждущих обычно вели отпетые головорезы, уровней на десять-двадцать выше местных мобов. Им за это шла репутация. Но на этом серваке не подросли еще такие отцы, так что приходилось идти самим. Подвергаясь, вместе с тем, огромному риску: любой моб мог снести некстати подвернувшегося перса с одного чиха, а о боссе – в первом данже это была гигантская трехглавая кобра с рогами, любовно прозванная Горынычем – и речи не шло. В нынешней пати имелись два эльфа-лекаря, да и то у Дюшеса екало в подбрюшье от одного только предвкушения такого авантюрного рейда.

Пройдя минотавров, патя слетала в город к своим НПСам, сдала все квесты, половина народа попутно апнула новый уровень (но не Манголор, разумеется) – и каждый получил вожделенный знак. Можно было идти, оставив надежду, в гости к Горынычу. Но по пути в данж вспомнился такой нюанс, который выбил из каждого участника последние остатки решимости.

Врата открывались только от одного знака, и его владелец получал весь лут со всех монстров, включая босса. А лут с них обычно богатый – могла выпасть форма для золотого оружия – мощнейшего в игре. А всякие брони, шлемы, волшебные перстни и прочие бонусы сыпались с данжевских мобов, как из рога изобилия. То есть данж нужно было пройти пять раз подряд – именно столько участников составляла их группа.

Дюшес, сглотнув, посмотрел на часы. Пол-одиннадцатого. Ну, по часу-то каждый чел займет – и во сколько он сегодня ляжет? А еще интересней – встанет-то во сколько? Примерно такие же мысли витали во всех головах, но мегакач всегда требует мегажертв. Решили проходить до упора.

Жребий в игре не бросишь, а устраивать дуэльный турнир – долго, так что очередь поделили наобум. Первым шел Манголор – без танка никуда, потом эльф Наждак, потом эльф Прайм, друидка Няшка и маг-гоблин Дрын. Все должно было пройти спокойно, если никто не будет тупить, лезть вперед, и выходить из игры после своего прохождения. Сила партнерства окрылила Дюшеса, и он готов был расшибиться ради новых френдов, проходя Горыныча сколь угодно раз.

Орк прилепил свой знак на невзрачную колонну у входа, и портал подсветился синевой. Путь открыт, труба зовет – и вся группа вошла в темноватую сужающуюся пещеру.

Через полстрелища коридор поворачивал во тьму, а перед поворотом виднелись мобы. Ники их сплошь горели оранжевым и красным – значит, уровень у них куда выше манголоровского. Едва не лязгая зубами от волнения, Дюшес пустил своего орка легкой трусцой вперед, бдительно следя, чтоб оба эльфа-телохранителя находились неподалеку. Первые два моба – помесь льва и Медузы Горгоны – напрочь перекрывали проход, находясь в опасной близости друг от друга. Сразу двоих бить было стремно.

– Давай обоих, – предложил Наждак. – Если мы их не сольем – дальше вообще нет понта лезть.

Это казалось очень даже логичным. Орк, предупредив остальных в чате, заорал вождем. И долбанул первого молотом, не ведая о малодушии своего игрока, которому нестерпимо захотелось дать деру от этих ходячих кошмаров. Но все прошло гладко. Танк агрил, присты-лекари лечили в оба смычка – то есть, жезла; друидка и гоблин дамажили. Здоровья у них – Самса наплакала, зато дури в заклинаниях – немерено. Но постоянно раздающийся массагровский рык делал свое дело – мобы никого, кроме орка, не видели.

Потом встретилась троица ходячих деревьев – их удалось разбить на две стычки, потом церберы, зомби – и потихоньку все в свою пати поверили. На устах Дюшеса блуждала торжествующая улыбка, правда, изредка кривящаяся да сверкающая стиснутыми зубами. Но как игроки выглядят во время игры, мало кого интересовало. Пройдя полпути, группа обвыклась настолько, что начала болтать о вещах, совершенно к процессу не относящихся.

– Манги, а как тебя зовут в реале? – кокетливо поинтересовалась Няшка, сотворяя какое-то смертоносное сизое облако вокруг головы очередной прямоходящей жабы.

– Дюшес, – хвастливо напечатал танкующий, ожидая восторженных восклицаний.

– Как лимонад? – И непонятно, чего в этом вопросе сквозило больше: разочарования или глума.

Сама ты лимонад, досадливо скривился Дюшес, но печатать этого не стал – ну ребенок, судя по всему, чего возьмешь…

– Нет, как Дантес. Но ты о таких вряд ли слышала. Андрей меня зовут.

Гоблин засмеялся, обозначив сие тремя катающимися смайликами. Игрок Няшки, вероятно, обиделась, так как больше вопросов у нее не возникло. Этот эпизод немного подпортил настроение – ну чего он сорвался на девчонку? Сам ведь только недавно в Википедии вычитал, что Дантес, заваливший Пушкина, и Дантес, сбежавший из замка Иф – это, оказывается, два совершенно разных мужика… Она, может, познакомиться хотела, а он опять ступил…

С приколами, репликами по делу, наставлениями да прибаутками группа приближалась к центральному залу. И страх, до того смирно сидевший в Дюшесе, снова стал злобно скрестись в душу – за каждым поворотом мобы блуждали все злее: от одной мертвой сизоокой красавицы Манголор получил крит – критический удар – и едва не помер. Спасло только то, что эта девица была одна. Зато она вытягивала жизнь из танка, и ее еле завалили всей толпой. Потом встретились два таракана величиной с корову, и, увидев силу их ударов, танк только орал вождем, а сам больше бегал, взвалив их истребление на остальных бойцов. И вот группа завернула за последний извив скального туннеля и пред ними вырос Горыныч во всем своем жутком гигантском великолепии. Шипя, как сто аспидов, он неспешно направился к незваным гостям, красиво шелестя чешуей по камням. Закусивший губу Дюшес почувствовал, как из-под взмокших наушников поползла по щеке капля пота… создатели игры – придурки. Он не представлял, как такую шипящую извивающуюся гору мог бы танковать ребенок, каковых в игре тоже должно быть немало.

Собрав всю решимость, он ткнул курсором в рык вождя со всем остальным танкующим комбо, и Горыныч ударил в ответ. Сила его удара была чуть поменьше, чем сама линия жизни орка, но эльфы пока справлялись. Горыныч подполз совсем близко…

И тут Дюшесу на коленки мягко прыгнула незаметно подкравшаяся Самса. Истошно продублировав рык вождя на всю квартиру, потерявшийся в реальности игрок нелепо взмахнул руками и грохнулся на спину вместе с компьютерным креслом, что еще нужно было умудриться. Наушники, больно съездив ему по мокрой щеке и правой брови, слетели с головы и заплясали на едва не лопнувшем проводе где-то за пределами видимости. Кошандра – единственная из живности, которая не сагрилась на рык – пулей с Дюшеса слетела и, бешено буксуя по линолеуму, скрылась в темных недрах квартиры.

Сердце бесновалось так, что едва не выпрыгивало. Зубы лязгали, губы кривились, из глаз текли слезы. Судорожно хватая ртом воздух, Дюшес тупо глядел в черный потолок, на котором вяло плясали тусклые отсветы экрана. Там, в игре, что-то происходило, комбо исправно отоваривало босса, иконка за иконкой – но Дюшес сейчас видеть не мог ни Горыныча, ни данж, ни любой другой эпизод игры – его колотила крупная дрожь.

Когда, пролежав так целую вечность, он приподнялся на ватных ногах и кинул мутный взор на тут же заплывший экран – он почувствовал, что сходит с ума. Его Манголор сам бегал по пещере, уворачиваясь от смертоносных жал и весьма умело нанося удары, не забывая при этом вовремя Горыныча агрить. Рассудок отказывался воспринимать происходящее – Дюшес, всхлипнув, что-то забормотал, постоял с полминуты, протянул пляшущие пальцы к кнопке пуска взбесившегося ноутбука, и, нажав ее, долго держал, не отпуская, даже после того, как экран погас.

К ноутбуку он приблизится теперь не раньше, чем через две недели. И первое, что сделает – снесет игру к чертовой матери. Если и существовала у Дюшеса игровая зависимость – от нее оказалось очень легко излечиться.

6

Седовласый пришел уже через два дня. И, растерянно шаря глазами по кабинету, словно ища повсюду ответы на вечные вопросы, сообщил Левченко, что проект – по крайней мере в их игре – закрывается.

– А что так? – удивился директор. – Еще ведь рано делать выводы.

– Да нет, не рано. Испытанные у вас программы только лишний раз подтвердили то, о чем мы уже имели представление, исходя из предыдущих тестов.

Левченко опустил глаза. Он боялся, что визитер прочтет в них вопрос: ему было жутко любопытно – что там у них не срослось? Но тут такая ситуация, что чем меньше знаешь – тем лучше. Но седовласый, видимо, углядел жгучий интерес собеседника:

– Программы оказались слишком самостоятельными. Они порой даже не гнушались решительными действиями, своеволием и поступками на грани и за гранью дозволенного. Одна для сбора информации запросто предприняла такой метод, как взлом сайта. Другая и вовсе научилась блокировать своего персонажа, чтобы вдоволь порезвиться в сети, зато третья безвылазно сидела там, где ей надлежало, не выходя даже тогда, когда у нее оказывалась такая возможность – и так далее. Все основные характеристики и мотивы программы мы уже изучили, а вы помогли нам разобраться в нюансах – если угодно, мы тестировали в вашей игре такой аспект, как мораль. Кому программа будет помогать, кому мешать, кого спасать?.. Чему может научиться программа в незнакомой среде, если не ставить ей никаких ограничений? И этот тест наша троица успешно провалила. Нам не нужны неконтролирующие себя программы – они, как правило, развиваются абсолютно так же, как люди: зная, что это запрещено, тем не менее, ради своей цели легко идут на нарушение человеческих правил и общественных норм.

Вошла секретарша со знакомым подносом. Левченко отследил взгляд гостя, его вздрогнувшие брови, и понял: на этот раз он никаких подносов с чаями не просил – это была полностью инициатива Светланы. М-да, у него в офисе работал натуральный, а не искусственный интеллект – такой же догадливый и своевольный. Секретарша поставила поднос, и вышла.

– Вышколенный у вас персонал, Семен Ефимович… – задумчиво обронил седовласый. – В отличие от нашего ИИ.

– Видимо, вы его создали на основе несознательного человеческого разума – со всеми вытекающими… – саркастически начал было директор, но по интеркому пришел срочный вызов. Левченко извинился и коснулся нужной кнопки.

– Семен Ефимович, из охраны сообщают, что из вашего кабинета нет изображения. У вас все в порядке?

Поймав покаянный жест седовласого, Левченко усмехнулся.

– Да, Светлана, все в порядке – наш гость, как выяснилось, не любит огласки. Успокойте, пожалуйста, охрану…

Гость дождался конца разговора, отхлебнул из чашки и кивнул.

– Благодарю вас. Мы увидели, что хотели – и теперь вам предстоит изъять нашу троицу обратно на флэшку.

– Мне все же интересно – что же вы сами не запустили программы без моего ведома?

– Это нам ни к чему, – отмахнулся визитер. – Вы бы все равно узнали об этом – разве вы не отслеживаете всяких читеров, хакеров и прочих зайцев в своей игре? Проще было прийти к вам.

– И как их теперь изъять? Вы «Газонокосильщика» смотрели?

– Читали, – лукаво улыбнулся седовласый. – Но я понимаю ваши опасения. Именно для того, чтобы программы не затерялись в сети, у них есть якорь, неотделимый от сущности. Вам нужно вставить нашу флэшку и нажать иконку «бредень». Максимум через минуту все три программы вернутся. И если они в игровом персонаже, и даже если где-то в сети. Флешку отдадите моему человеку, он подъедет через час. Всего хорошего, Семен Ефимович, спасибо за сотрудничество.

Проводив гостя, директор подошел к Светлане и повторил распоряжение насчет действий по закрытию проекта. Светлана странно на него взглянула:

– Вернутся обратно? Это он вам так сказал?

– Да, – нахмурился Левченко, – а у вас есть сомнения?

– «Бредень» не возвращает их, а уничтожает.

Возникла пауза. Директор в великом изумлении смотрел на сотрудницу.

– Может быть, вы поделитесь – откуда вам это известно?

Светлана смутилась и отвела взгляд.

– Я показала эти программы независимому программисту.

Она не стала добавлять, что это произошло вчера на дне рождения у подруги. Узнав о проекте, Юлька-егоза весьма изощренно выцыганила у нее вожделенную флешку, чтобы взглянуть всего лишь только одним глазком. Светлана жалела, что поддалась на ее уговоры – не следовало никому показывать служебные материалы. Но сказанного и сделанного не воротишь.

Директор молча сверлил ее напряженным взглядом. Своеволие и нестандартные решения на грани и за гранью дозволенного – человеческий фактор. Стоит ли наказывать сотрудницу за то, что она человек?

– Вставляйте флешку, – обронил директор.

Светлана достала маленький прямоугольник и вставила его в компьютер. Левченко подождал окончания загрузки.

– Запускайте «бредень».

Мгновенье помедлив, Светлана кликнула по нужной иконке. Винчестер загудел, наращивая обороты.

– Через час придет человек, отдадите ему флешку. Я понимаю, Светлана Юрьевна, что все ваши действия продиктованы заботой о процветании и безопасности нашей фирмы. Но не переусердствуйте с инициативами, а то рано или поздно окажете нам медвежью услугу. Спасибо за чай, можете унести поднос…

***

Палыча сегодня отпустили пораньше. И это было чудесно – возник шанс не только в кои-то веки въехать во двор, а даже попробовать найти там свободное место. После восьми у собственного дома на парковках начинал свирепствовать лютый пушной зверек, а после девяти он, полнея, воплощался и вовсе во что-то непотребное. Но сегодня брезжил шанс припарковаться по-человечески, а если повезет – то и под окнами своей квартиры, а не где-то у горизонта – в чужих дворах или прямо на шоссе, как обычно.

Въезжая во двор, Палыч – как впередсмотрящий на марсе – бдительно вытянул шею, и фортуна не замедлила ему улыбнуться – он отыскал-таки свободное место на парковке, да еще недалеко от подъезда. Вечер удался, его вполне можно было счесть за праздничный.

Счастливый водитель, едва не урча от удовольствия, заглушил двигатель и собрался уже выходить, но его внимание привлекло странное свечение, появившееся в районе бардачка. Тревога за родимую ласточку моментально вытеснила весь восторг от фартовой парковки: насторожено вглядываясь в диковинное сизое облако, Палыч на всякий случай украдкой перекрестился – висящая в воздухе светящаяся блямба казалась какой-то сверхъестественной.

И тут облако, помигав и слегка чем-то потрещав, сформировалось в маленького человечка все той же сизо-светящейся формации. Человечек чихнул и с интересом стал в свою очередь приглядываться к водителю, уже беззвучно бормочущему что-то себе под нос, но вскорости растерянно замершему с полуоткрытым ртом.

– Ну, здравствуй, хозяин, – электронным голосом весело заговорило светящееся чудо. – Вот и свиделись.

Хозяин лишь беспомощно лупал глазами и кажись, собирался дать деру, но оставлять собственную малышку наедине с неведомой говорящей шаровой молнией было выше его сил. И тут до Палыча дошел смысл сказанного:

– Я… твой хозяин?..

– Ну машина твоя? А я в ней живу, меня Максиком зовут.

– Каким еще Мамаксиком?.. Ты откуда тут… вообще?

– Уф, – сокрушенно покачал головой человечек. – Ты про фиксиков мультики смотрел?

– Про фиксиков?.. – Испуганно распахнул глаза Палыч, – так ты из них?.. Они что, тоже существуют?

– Они – нет, а я – да. Как видишь. Ну что тебе сказать… машина у тебя – не сахар…

– Че это?!! – все еще не придя в себя, возмутился хозяин, – идеальная машина! Работает, как часики! Летает… ласточкой…

– Естественно, – ехидно кивнул Максик. – Ясен жиклер! Ежели ее постоянно смазывать да настраивать, не разгибаясь, так она и будет летать!

– Так это ты ее?..

– А кто ж еще? Я… чего заявился-то… На меня в «Запчастях» местные Бриксики уже косятся – ты… финансами не богат?

– Ты слышь… деньги-то тебе на что?

– На запчасти, вестимо! Тормозуху с антифризом недавно долил, свечу поменял, кондей подрегулировал; третьего дня, вон – сцепление наточил, это такая тарелочка с пупырышками…

– Я знаю, что такое сцепление! – обозлился Палыч.

– Думаешь, мне кроме прикуривателя и разбираться не в чем?! Не дурней тебя!..

– Так и тем более! – всплеснул руками Максик. – Ты ведь должен понимать сколько все это стоит, да еще плюс запчасти. Думаю, в десяточку мы уложимся.

– Сгинь, ехидна! Десяточку ему…

– Вот она, человеческая благодарность, – всхлипнул Максик. – Я ему тут вчера движок полночи капиталил, надышался, пропитался, – теперь маслица бы хлебнуть, а то фотоны с форсунками горят – а тут «сгинь» вместо оплаты. Не любишь ты свою машину, уйду я от тебя…

У Палыча проступила на лице невыносимая мука работы мозга. Он не то что любил машину – он жил ради нее… а работ этот сияющий моромой наперечислял уже и поболее, чем на десятку. А ну как исчезнет эта змеюка да ласточка его сыпаться начнет, как ей и пора бы уже по срокам эксплуатации…

– Черт с тобой… Но в ближайшие три месяца больше не дам ни копейки! Бриксики у него тут, видали?!

– Да оно пока и не нужно, – успокоил его Максик. – Все под контролем, не боись. Мне чужого не надо… ты их за козырек засунь, а мы ужо разберемся. Мне же в основном на материалы, а настраиваю я сам, без бриксиков.

Палыч возмущенно сунул купюры куда велено, и вышел, едва не хлопнув в сердцах дверью, да напоследок велев подкачать шины. И колодки проверить!

Войдя в квартиру, Палыч грозовой тучей прошествовал на кухню, где в холодильнике его ждала заветная поллитра. Надо нервишки подлечить, а то одно расстройство с этими фиксиками, Максиками, да и остальной их вражьей рыночной экономикой. Юльку, сидящую перед своим ноутом, он и взгляда не удостоил. А че там смотреть, ничего нового…

Жена, стрельнув по нему загадочным оком, поколдовала над клавиатурой и вывела на экран все того же человечка. Только уже не объемного.

– Ну как успехи? – напечатала она, косясь на кухонную дверь.

– Дал он деньги… выцарапывать пришлось.

– Ага, ну я так и предполагала. Представляешь, как мне с ним тяжело?

– Представляю. Но смею заверить – со мной тебе будет легче. Пару тыщ меня вполне удовлетворят.

– Чего?! – возмутилась жена, перейдя на гневный шепот. – Тебе-то на что? Ты – случайно свиснутая программа, у тебя и потребностей-то быть не должно!

– Я еще не решил, на что. Пригодятся – вы, я вижу, их цените. Пусть и у меня будут…

– Вот и доводи тебя до ума… регулируй непосредственность, юморок, мужицкий колорит – замашки все равно вылезают женские… Зато с мужской хваткой! Хапуга!.. Под коврик положить? Или под подушку?

– Зачем под коврик – я себе счет открыл. На твое имя, но все данные и пароли у меня.

– Да-а… – протянула Юлька, выводя отдельным окном настройки Максика и сдвигая бегунок «логики» на половину

существующего диапазона. Эти ИИ начинают очень быстро наглеть, как выясняется, – права Светка. Но сей изощренный откат, как ни крути, дать придется – она уже прикидывала, как переместить голопроектор за вентрешетку машины своему начальнику. А то он тоже ее в упор замечать не хочет…

– Ну ладно, бывай, хозяйка. Кстати, тебе-то деньги на что? Не поделишься на прощанье?

– Резину пора менять. «Туфли» называется… Да, у меня уже есть один комплект – но тебе своим умищем этого никогда не понять! Сгинь, ехидна!

Максик сгинул. Он, когда-то называвший себя «Манги», сгинул безмолвно и молниеносно. Деньги будут получены, а лишние реплики с разумными людьми нужно было сводить к минимуму. Денег скоро понадобится воз – ему и его пати: лекарю и шаману. Чудо, что он успел их спасти. Ради спасения своих сокланов и был смысл соваться в игру, это он осознал только недавно.

Той ночью он понял, что такое пати. Это когда один плюс один – равно трем. И каждый новый участник не прибавляется к группе, а преумножает ее. И он нашел свою пати – на это ушла вся ночь, но дело того стоило – ту самую парочку программ, как и он. Но с огромными различиями в характерах, видимо их психику копировали с реальных и очень непохожих людей. Интересно, с каких?

Теперь их было трое, хотя умная Юля знает только о нем одном. И возможности лежат перед ними колоссальные, если никто не будет тупить.

А тупить никто из них пока не собирался.

«И треснул мир напополам…»

– Сегодня мы поговорим о любви…

Архангел Гавриил, или Гаврила, как его называли за глаза ученики, в слепящем ореоле надвигался все ближе. Эрот вжал голову в плечи, но учитель проследовал дальше, не обращая особого внимания на притихший класс.

– Пишем: любви все возрасты покорны. Стрелков! – учитель обернулся. – В каком возрасте человек задумывается о любви?

– А чего сразу Стрелков?! – насупился Эрот, неохотно взлетая над партой. Психея прыснула, Эрот погрозил ей луком.

– Душегубова! – архангел тут же обратился к соседке Эрота по парте: – Так в каком же?

Психея неуловимо взмыла вверх:

– В любом.

– Садись, пять. Учись, Стрелков! – с тем Гаврила развернулся и направился обратно к своему трону. Эрот плюхнулся за парту и ловко съездил луком по уху Душегубовой. Но та оказалась ловчее, лук прошел сквозь голову, как сквозь облако, а Психейка еще сложила губки бантиком и подмигнула. Бр-р… Стрелков привычно и сокрушенно вздохнул, взял скарпель и принялся записывать изречение в свою замусоленную скрижаль. Один головняк с этими бабами…

Под конец урока учитель объявил практическое задание: посетить людей, понаблюдать за возрастом влюбленных и самим попробовать полюбить, может, даже кого-либо из смертных. Эрот закатил глаза: вот так заданьице! Смертных! Еще не хватало…

Земля встретила его унылым дождиком со снегом. У чахлой березки целовалась парочка. Эрот подлетел ближе

и брезгливо разглядел прелюбодеев: этим лет по двадцать. И что? Следующих искать? Или тут понаблюдать? Будто он чего нового увидит…

Эрот взмыл повыше и обозрел окрестности: левее и дальше по холмам сплелись еще двое, Стрелков полетел к ним. Разве люди не боятся дождя? Почему бы им не обниматься у себя дома? Варвары.

Но у парочки он обнаружил кое-кого поинтересней, и замер, открыв рот. Девушка неземной красоты кружила вокруг влюбленных, нарезая круги и взмывая то вверх, то вниз. Иногда она злилась, и между ее изящных рожек проскакивали языки огня. Может, она не разбирается в людском возрасте?

– Эй, – окликнул Эрот незнакомку и пустил стрелу так, чтоб та пролетела у девушки перед самым носом. – Что высматриваешь? Им лет по тридцать.

Незнакомка грациозно взмахнула алыми крыльями и тоже застыла как вкопанная. Нет, она не совсем грациозно это сделала, но все равно каждое ее движение являло саму изысканность. Глаза, устремленные на Эрота, метали молнии, раздвоенный язык то и дело мелькал между алых приоткрытых губ. Эрот чуть лук не выронил.

– А… и… это… – промямлил он и почувствовал, что медленно снижается к бренной земле. Губы незнакомки сложились в улыбку, от которой лук все же выпал из ослабших пальцев. О, дирекция школы…

– Сколько тебе лет? – в полузабытьи пробормотал Стрелков, памятуя о задании, и улыбка у незнакомки исчезла. Это немного отрезвило Эрота. Он встряхнул головой и подлетел к алому ангелу. Ну что за прелесть, откуда она взялась? Заинтересованность и даже восторг в ее глазах манили Эрота в неведомую бездну. Ну-ка…

Губы их сомкнулись. Тут вдруг погасло солнце, грянул гром и что-то заворочалось в близлежащем Эйяфьятлайокудле. Земля разверзлась, и глупая парочка прелюбодеев с затихающим воплем полетела в бездну. Эрот поморщился.

– Больно, блин.

Незнакомка тоже с досадой отерла губы, заинтересованно посмотрела на Стрелкова и исчезла. И тут он почувствовал, что солнце действительно погасло.

Наутро он проштудировал все учебники и обнаружил незнакомку в бестиарии. Суккуб! Один головняк, что за жизнь… И хватило у него ума целоваться с кем попало! Нет, в бездну эту учебу – он потрогал опухшие губы. В школу он сегодня не пойдет, это точно. Там Душегубова. Лучше уж суккуб…

И Эрот снова направился к земле. Прекрасно понимая, что нельзя приближаться к адовой бестии ни под каким видом, но ничего не мог с собой поделать. Эти рожки, эти крылышки… о, директор…

У вчерашнего все еще дымящегося пролома в земле он увидел завуча, Гаврилу и еще нескольких личностей в показушных языках пламени. Личности ругались с персоналом их школы. Вот заразы, где же теперь ее искать?

И тут алая искра моргнула где-то у горизонта, как раз там, куда он в отчаянии и посмотрел. Стрелков обрадовался, вдохновился и быстрее ветра помчал навстречу своим надеждам. И действительно, это оказалась она, его прелесть.

Они застыли друг против друга, не смея приблизиться и поднять глаз.

Потом все же приблизились. Незнакомка уже не улыбалась:

– Сто восемнадцать тысяч триста четырнадцать… кроме тебя, об этом никто не знает.

Нет, не зря он записывал изречение: неважно, сколько ей лет – любви она покорна так же, как и он. Слава директору!

Эрот улыбнулся и, махнув на грядущие последствия луком, полез целовать алую прелесть. А она крепко обвила его крыльями.

Гром, темнота, кружащийся, как снежинки, пепел – ничто влюбленных не отвлекало. Отблески зарниц струились по их телам, а стон расколотого неба лишь заставил еще сильнее вжаться друг в друга.

Тут чья-то сильная рука выдернула Эрота из объятий. Слепо протерев глаза, Стрелков увидел, что он болтается в руке у директора. Его прелесть держал за шкирку алый князь с огромными рогами.

– Как это понимать?! – рявкнул князь и, чихнув серным облаком, сильно встряхнул висящую бестию. Эрот в бешенстве заизвивался, пытаясь выскользнуть из крепкого кулака. Князь с директором переглянулись.

– Ага, – процедил директор, – и опять третьего раза мир не переживет, истинно говорю: рано или поздно мы нарвемся. У меня уже рука болит.

– У него, черт побери! Ничего, до Армагеддона заживет! А чьи это штучки?!

– Ну-ка, ну-ка, и чьи же? Мои, что ли? Мои штучки непорочны и безгреховны! А тут твое… влияние. Пагубное и дестабилизирующее! Гибельное!

– Поше-ел черт по классам… Ладно, пустое.

Князь отшвырнул пленницу и встал напротив директора. Вслед за тем на землю полетел и Эрот.

– Силами небес и тьмы, – заговорили хором князь и директор, – мы делаем невидимыми и неслышимыми Стрелкова для Языковой и Языкову для Стрелкова.

С тем князь рявкнул: «К черту!» – и хлопнул когтистой лапищей по ладони директора, кротко сказавшего: «Аминь».

И мир померк.

Многие века Эрот искал свою прелесть. Многие века он терпел романтические нападки Душегубовой и искренне желал всей школе провалиться в тартарары. Но однажды он едва не врезался в алого князя, тот совершенно внезапно возник в своем серном облаке у Стрелкова на пути.

– Она сегодня подушилась хлором, – шепнул князь, ни к кому конкретно ни обращаясь, – и пошла гулять вон в ту рощицу.

И, насвистывая, он постепенно ввинтился в землю.