Loe raamatut: «Записки инженера-геофизика о работе бортоператора на аэрогеофизической съёмке», lehekülg 19

Отдельно хочется рассказать о командировке в Магаданскую область в качестве члена комиссии по расследованию обстоятельств гибели под городом Сусуман съёмочного самолёта АН-2, выполнявшего там аэроэлектроразведочную съёмку, не помню уже, каким методом. Об этой катастрофе известил телеграммой руководство ОКБ начальник партии:

Рис. 47. Телеграмма.

Была другая телеграмма Министерства Гражданской авиации (МГА), которой я назначался членом комиссии по расследованию произошедшей катастрофы как представитель МГА.

Последнее меня несколько удивило, ведь прошло 8 лет после прекращения моей работы бортоператором на аэрогеофизической съёмке. Наверное, меня в этом качестве рекомендовал кто-то, с кем я работал на съёмке. Телеграмма эта помогла мне без проблемы купить билет на самолёт в Магадан, когда билетов по обыкновению не было. Путешествие в Магадан оказалось неприятным, даже физически тяжёлым, более длительным, чем предполагало расписание. Рейс выполнялся самолётом ИЛ-18, спать мешала зудящая вибрация, как будто сверлят зуб тупым инструментом. Над Сибирью и Дальним Востоком летели «как молния», согласно известному анекдоту про велосипедиста, который ездил «как молния, но не так быстро, а зигзагами», Мы тоже летели не быстро, но огромными зигзагами, с посадками в аэропортах то гораздо более северных, то более южных от прямой трассы. Обслуживание самолёта в этих аэропортах непредусмотренной посадки происходило с задержками, иногда довольно длительными. Залы ожидания в этих аэропортах были переполнены пассажирами, валявшимися прямо на грязном полу, днями, а то и неделями ожидая вылета в затопленные аэропорты назначения. Вылеты переносили на 30, реже на 40 минут, чтобы не обеспечивать пассажиров жильём и питанием, и не давать им самим как-то устроиться и поесть. Нам тоже не удавалось поесть при этих посадках, в самолёте тоже нечем было кормить. Когда летели днём над «бескрайними просторами», видны были огромные проплешины в тайге, от ли после пожаров, то ли после вырубок. С грехом пополам мы продвигались на восток. В последний момент нас направили в Петропавловск-Камчатский. Благодаря этому я увидел Камчатку. Это было скопление чёрных конических сопок, наверное, вулканического происхождения. В аэропорту Петропавловска объявили, что экипаж самолёта должен отдыхать восемь часов. Я решил использовать это время, чтобы побывать в Петропавловске, Тогда всё восточное побережье считалось пограничной зоной. У меня был пропуск в Магадан и на всякий случай с собой вторая форма допуска к закрытым материалам. С этими документами пограничники легко разрешили мне съездить в Петропавловск, Нужно было только поесть после голодного перелёта, и я отправился в буфет. Там была сладкая очень горячая манная каша и красная икра. Только я успел получить эту еду, как стало известно, что экипажу удалось отбиться от восьмичасового отдыха, и срочно нужно бежать на посадку, Обжигаясь, проглотил своё необычное блюдо, и через несколько минут мы летели в Магадан. В Магадане была тёплая солнечная погода, несмотря на уже глубокую в тех местах осень. В сквериках и на газонах видны были следы огородиков с убранным урожаем, как в Ленинграде после блокады. Я встретился с представителем Министерства геологии СССР, который помог мне устроиться в гостиницу, занимавшую пару трёхкомнатных квартир в панельном жилом доме.

В кухнях этих квартир были электрические плиты, оказавшиеся настоящей «чёрной дырой» электроэнергии: двухлитровый чайник закипал на конфорке такой плиты мощностью 2 кВт не быстрее, чем за 40 минут. Из-за сильно вспученной чугунной поверхности конфорки тепловой контакт её с чайником был плох.

Оказалось, что представитель Министерства геологии СССР юридически им не является, так как Министерство геологии не удосужилось снабдить его соответствующим документом. Не сделало оно этого и после неоднократных радиограмм за подписями представителей Министерства гражданской авиации и моей в том числе, так что сведения о расследовании он получал только через меня. В Сусуман на место катастрофы можно было добраться быстро самолётом или на автобусе по знаменитой Колымской трассе. Я выбрал автобус, несмотря на недосыпание и усталость после перелёта из Ленинграда: мне хотелось видеть эту трассу. В самом начале трассы недалеко от Магадана в посёлке с названием Палатка видны были ярко освещённые парники с красными помидорами. Мои спутники рассказали, что начало выращиванию овощей положили украинцы, высланные в Магадан в послевоенные годы. До них попыток что-нибудь выращивать в том краю не предпринималось; все овощи завозили с «материка» Успешным опытом украинцев воспользовались, и в Палатке организовали совхоз. Оказалось, что несмотря на затраты на освещение и отопление теплиц местные овощи оказались дешевле доставляемых с «материка». Кроме того, оказалось, что за короткое, но тёплое лето там успевают вырасти и в открытом грунте картошка и другие овощи; о следах таких огородиков в городе я уже упоминал. Спутники мои по автобусу рассказали, что езду по Колымской трассе выдерживают только львовские автобусы, которых много было и в Ленинграде. Современные капитальные мосты на трассе были разрушены недавним наводнением, и только деревянные мосты, построенные ещё зэками, выдержали. По ним мы и ехали, иногда далеко удаляясь от трассы, мимо старательских золотых разрезов. Я не позволял себе уснуть, представляя, что я веду автобус. В Сусумане меня встретили представители Министерства гражданской авиации, хорошо накормили в столовой и устроили отсыпаться в чистенькую уютную гостиницу, и, что было важно, тёплую, так как в Сусумане лужи уже основательно замёрзли. После завтрака на ГАЗ-69 мы отправились на место аварии самолёта. Самолёт сгорел полностью. В нём сгорели трое бортоператоров; члены экипажа сильно не пострадали. У меня было опасение, не генераторная ли рамка была причиной пожара: ещё в Ленинграде я участвовал в приёмке смонтированной на самолёте аппаратуры и настоял на улучшении изоляции генераторной рамки и подходящих к ней проводов. Причина катастрофы выглядела совершенно понятной: они выдерживали заданную условиями съёмки высоту по радиовысотомеру, не заметили визуально, что приближаются к высоковольтной линии электропередачи, и, следуя понижению рельефа в долине, напоролись на ЛЭП. Однако мне важно было найти генераторную рамку, чтобы наверняка исключить её как причину пожара. На месте падения самолёта её точно не было. Остальные члены комиссии уговаривали меня оказаться от её поисков: и так всё понятно. Но я не хотел оставлять ни малейших сомнений. Исходил довольно обширную площадь на месте катастрофы и нашёл обе рамки, и приёмную, и. главное, генераторную. Целую, не обгоревшую. Сфотографировали, чтобы приобщить к материалам следствия. Занесли в материалы следствия и сам факт целости генераторной рамки. Следствие было закончено, материалы его отпечатаны и подписаны. Мы отметили завершение своей печальной работы скромным застольем, помянули погибших людей и самолёт, и на следующий день улетели в Магадан. Там в отличие от Сусумана по-прежнему было ещё тепло. Я купил в книжном магазине толстую книгу по протезированию, пытался купить крабов, но это не удалось, только кто-то подарил мне двух небольших крабов, которых с помощью стюардесс удалось не испорченными привезти домой. Мне хотелось посетить Охотское море, до которого было несколько автобусных остановок, но в городской кассе Аэрофлота посоветовали не откладывать отлёт, чтобы не застрять в Магадане надолго: места в самолётах были нарасхват, могла не помочь и моя телеграмма из Министерства гражданской авиации. В аэропорту скопилось много задержанных из-за погоды рейсов. Первыми отправляли рейсы на Москву. По подлому аэрофлотовскому обыкновению остальные рейсы много раз переносили на такое короткое время, которое не позволяло никуда отлучиться. В результате мне пришлось проторчать в аэропорту столько, что можно было бы слетать куда угодно и обратно. Наконец дошла очередь и до ленинградского рейса. Обратный перелёт оказался более коротким, наверное, обстановка в аэропортах промежуточных посадок улучшилась. Спустя примерно двадцать часов мы были в Ленинграде.