Tsitaadid raamatust «От двух до пяти»
Девочке четырех с половиною лет прочли «Сказку о рыбаке и рыбке». – Вот глупый старик, – возмутилась она, – просил у рыбки то новый дом, то новое корыто. Попросил бы сразу новую старуху!
Незыблемым остается тот факт, что процесс овладения речью совершается наиболее быстрыми темпами именно в возрасте от двух до пяти. Именно в этот период в мозгу у ребенка производится наиболее интенсивная выработка генерализации грамматических форм. Механизм этой выработки до такой степени целесообразен и мудр, что невольно назовешь гениальным лингвистом того малыша, ум которого в течение такого короткого времени систематизирует столько грамматических схем.
Вчера была сырая погода. – А разве сегодня вареная?
Наша бабуля зарезала зимою гусей, чтоб они не простудились.
Четырехмесячный младенец лежит на кровати и пускает изо рта пузыри, а его мать, охваченная внезапным экстазом, вдруг бросается на него с поцелуями и выкрикивает такие слова: Буцики, муцики, дуцики, Руцики, пуцики, бум! Куценьки вы, таракуценьки, Пуценьки вы, марабу!» Этих слов она никогда не слыхала и ни разу никому не говорила. Обычно ее речи бывали банальны и скудны.
Чай пила, Баранки ела, Самоварничала .
борьбы с этими ребячьими уловками напоминает мне Д. Я. Фельдман (Москва). «У моего сына Додика, – пишет она, – существовала мифическая личность
Милая детская речь! Никогда не устану ей радоваться. С большим удовольствием подслушал я такой диалог: – Мне сам папа сказал… – Мне сама мама сказала… – Но ведь папа самее мамы… Папа гораздо самее . Было приятно узнавать от детей, что у лысого голова босиком , что от мятных лепешек во рту сквознячок, что гусеница – жена гуся, а муж стрекозы – стрекозёл . И весело мне было услышать, как трехлетняя спящая девочка внезапно пробормотала во сне: – Мама, закрой мою заднюю ногу!
Юра с гордостью думал, что у него самая толстая няня. Вдруг на прогулке в парке он встретил еще более толстую. – Эта тетя заднее тебя, – укоризненно сказал он своей няне.
