Дом Холлоу

Дети утверждают, что не помнят, где находились все это время и что с ними произошло.

Офицер и офицер отказываются находиться в одном помещении с пострадавшими, утверждая, что после взаимодействия с ними страдают одинаковыми навязчивыми кошмарами.

Цветы, обнаруженные в волосах у детей, являются неидентифицируемыми перофитами, возможно, гибридами.^[11]

Собаки, натасканные на поиск трупов, продолжают реагировать на детей даже спустя несколько дней после их возвращения.

Гейб Холлоу настаивает на том, что глаза всех трех дочерей изменились, а выпавшие ранее молочные зубы вернулись на место.

Меня резко затошнило. Я захлопнула папку и попыталась засунуть ее обратно в ящик, но она раскрылась, и содержимое рассыпалось по полу. Я опустилась на колени и дрожащими руками стала собирать листы обратно в стопку, стараясь не обращать внимания на их содержимое: фотографии, показания свидетелей, улики. Во рту пересохло. Было физически неприятно держать в руках эти бумаги. Хотелось сжечь их, как сжигают зараженный урожай, чтобы остановить распространение болезни.

А потом наверху стопки я заметила фотографию одиннадцатилетней Грей; прямо из бумаги со снимком появились два белых цветка (настоящие, живые цветки), словно прорастающие через ее глаза.

Глава 3

Хоть Кейт и приготовила мне завтрак, дойдя до школы, я снова почувствовала голод. Даже сейчас, много лет спустя после неизвестной травмы, спровоцировавшей наш необычный аппетит, чувство голода по-прежнему меня не покидало. Как-то на прошлой неделе я пришла домой и опустошила кухню. Есть хотелось чудовищно. Холодильник и кладовая были забиты едой после очередной поездки Кейт за продуктами: две буханки свежего хлеба, банка маринованных оливок, два десятка яиц, четыре банки горошка, пакет моркови, чипсы с соусом сальса, четыре авокадо… и еще целый список. Она закупила продукты на двоих на две недели. Но я съела все до последней крошки. Ела, ела и ела, пока челюсть не начала болеть, а рот – кровоточить. Когда же новые продукты закончились, я отыскала старую банку бобов, коробку хлопьев, банку песочного печенья и проглотила их тоже.

Позже, когда голод наконец утих, встала перед зеркалом в спальне и принялась разглядывать себя, поворачиваясь туда-сюда и гадая, куда же, черт ее возьми, делась вся еда. Ведь я по-прежнему худая, не прибавила ни грамма.

В школе я чувствовала себя как на иголках. Когда дверь машины в зоне высадки резко распахнулась, я так сильно хлопнула рукой по груди, что в том месте до сих пор болело. Я поправила галстук, часть нашей школьной формы, и попыталась сосредоточиться. Пальцы все еще были грязными и пахли чем-то гнилостным, хотя дома я трижды вымыла руки. Запах исходил от цветов на старом фото. Перед отъездом я вырвала один из глаза Грей. Это был странный цветок с восковыми лепестками и корнями, которые впились в бумагу, словно образуя стежки. Я узнала его: такой узор часто украшал платья, которые создавала Грей.

Дома я поднесла его к лицу и вдохнула, ожидая ощутить сладкий аромат гардении. Вместо этого он пах сырым мясом и мусорными баками. Убрав папку с бумагами обратно в тумбочку, я вышла из маминой спальни и захлопнула за собой дверь. В школе дышалось легче. Кажется, я вновь становилась собой… или, по крайней мере, той тщательно продуманной версией себя, которую я показывала в школе для девочек Хайгейт Вуд. Неподъемный рюкзак, набитый учебниками и книгами по программированию, натирал плечи и угрожающе трещал по швам. Здесь все имело структуру и подчинялось правилам. В свете флуоресцентных ламп среди однообразных костюмов не было места таинственности, свойственной старым, заброшенным домам, лесным зарослям и пустошам. Это место стало моим убежищем, где можно было забыть о странностях моей жизни, хоть я и не принадлежала к этому кругу. Ведь здесь учились дети самых богатых семей Лондона.

По оживленным коридорам я поспешила к библиотеке.

– Ты опоздала на пять минут, – заявила Пейсли, одна из учениц, с которыми я занималась до и после школы. Этой двенадцатилетней девочке явно не хватало роста, зато она умудрялась носить школьную форму так, что это казалось костюмом в стиле бохо-шик. Ее родители прилично платили мне вот уже несколько недель, чтобы я попыталась научить ее основам программирования. Больше всего раздражало то, что Пейсли от природы была сообразительной. И если хотела, осваивала предмет с легкостью и элегантностью, которые напоминали мне Грей.

– О, извини, Пейсли. В качестве компенсации я бесплатно позанимаюсь с тобой еще час после школы. Итак, где твой ноутбук?

Девочка внимательно посмотрела на меня.

– Я слышала, что ты ведьма, – сказала она. Завитки мышино-серых волос падали ей на глаза. – А еще говорят, твоих сестер исключили за то, что они принесли учителя в жертву дьяволу прямо в классе.

Вау! За последние четыре года слухи, похоже, вышли из-под контроля. Хотя еще более удивительно, что до нее они дошли так поздно.

– Я не ведьма, а русалка. Итак, покажи мне свою домашнюю работу с прошлой недели.

Я включила ноутбук и открыла учебник там, где мы остановились в последний раз.

– Если ты не ведьма, почему у тебя белые волосы?

– Я их осветляю.

Вранье. На самом деле через неделю после того, как Грей и Виви ушли из дома, я попыталась покрасить их в темный цвет. Купила три коробки краски, нанесла на волосы и провела дождливый летний вечер, попивая яблочный сидр в ожидании результата. Прежде чем смыть ее, отсчитала сорок пять минут, как рекомендовано в инструкции, а потом на всякий случай посидела еще немного, с волнением ожидая, что вот-вот увижу новую себя. Все это напоминало сцену из шпионского фильма, где главный герой ударился в бега и пытается изменить свою внешность в туалете на заправке.

Смахнув с затуманенного зеркала в ванной капли конденсата, я вскрикнула. Волосы остались молочно-белыми, краситель их совершенно не тронул.

– Домашнее задание, – напомнила я.

Пейсли закатила маленькие глазки и выудила из сумки ноутбук.

– Вот, – она повернула экран ко мне, – годится? – требовательно спросила девочка.

– Очень неплохо. Несмотря на все твои старания, ты усвоила материал.

– Мне невероятно жаль, но это наше последнее занятие.

Боже, разве двенадцатилетние девочки так говорят?

– Не торопи события. К счастью для нас обеих, твои родители внесли оплату до конца семестра.

– Они просто не знали, кто твои сестры. – Пейсли передала мне конверт, на лицевой стороне которого почерком ее матери было написано мое имя.

– Они очень религиозные, так что мне даже Гарри Поттера не позволено читать. К сожалению, они считают, что ты можешь плохо на меня повлиять. – Девчонка собрала свои вещи и встала, чтобы уйти. – Пока, Сабрина, – произнесла она со слащавой улыбкой.

– Вау, – раздался откуда-то голос, – некоторые люди такие грубые.

– Ну привет, Дженнифер, – произнесла я, увидев миниатюрную блондинку, которая отделилась от толпы и уселась на стул напротив.

В первые месяцы после того, как Грей и Виви ушли из школы, я переживала одиночество так тяжело, что каждое биение сердца приносило боль. Мне отчаянно хотелось завести друзей среди сверстников. Раньше приятели мне не требовались, но без сестер оказалось, что мне не с кем поесть в обед и не с кем провести время в выходные, разве что с мамой. И однажды Дженнифер Вейр пригласила меня на вечеринку с ночевкой в честь ее дня рождения. Подозреваю, что не по собственному желанию – наши мамы работали вместе в больнице «Роял Фри». Я осторожно согласилась. Мероприятие было роскошное: в просторной гостиной семейства Вейр, утопавшей в море золотых и розовых шаров, для каждой из нас установили отдельный небольшой вигвам, украшенный гирляндами. К утру мы посмотрели три части «Заклятия» и съели столько праздничного торта и вкуснейшей выпечки, что казалось, кого-нибудь обязательно вырвет. Болтали о мальчиках из соседних школ, обсуждали, какие они классные. Потом забрались в бар родителей Дженнифер, и каждая выпила по две рюмки текилы. Даже Жюстин Хан, девчонка, которая доставала меня в школе, а потом на глазах у всех побрила голову, казалось, не возражала против моего присутствия. Пару приторно-розовых, одурманенных алкоголем часов я позволяла себе фантазировать, что так будет всегда… И, возможно, все сбылось бы, если бы не игра в бутылочку, из-за которой мы с Жюстин в итоге оказались в травмпункте.

С той самой ночи Дженнифер Вейр перестала со мной разговаривать.

– Ты что-то хотела?

– Ну, если честно, – с улыбкой произнесла Дженнифер, – я купила билеты в «Камден Джаз Кафе» на сегодняшний концерт. Говорят, там будет твоя сестра.

– Конечно, она там будет, – смущенно ответила я, – это же ее концерт.

– Нет же, глупышка, я имею в виду другую сестру, Грей. Хочу сказать… на самом деле я безумно хочу с ней познакомиться. Может, представишь меня ей?

Я внимательно посмотрела на нее. Дженнифер Вейр и Жюстин Хан (вместе они называли себя Джей-Джей) на протяжении последних четырех лет изо всех сил старались превратить мою жизнь в ад. И если первая откровенно игнорировала меня, вторая вела себя по-другому: кровавая надпись «ведьма» на моем шкафчике, мертвая птица, подброшенная в рюкзак, и даже как-то раз битое стекло, подсыпанное в мой ланч.

– В любом случае, – продолжила Дженнифер, но ее деланая улыбка уже почти увяла, – подумай об этом. Мне кажется, тебе было бы полезно стать моей подругой. До завтра.

Когда она ушла, я прочитала записку от родителей Пейсли, в которой они объясняли, что услышали «некие вызывающие тревогу обвинения», и попросили вернуть аванс. Я порвала клочок бумаги и швырнула его в корзину, а затем достала телефон и проверила таймер обратного отсчета, чтобы узнать, сколько дней осталось до выпускного: сотни. Целая вечность. В школе многие помнили сестер Холлоу, и с того месяца, когда обе мои сестры уехали из города, эта ноша легла на мои плечи.

Первым уроком был английский. Я заняла свое обычное место у окна за первой партой и раскрыла экземпляр «Франкенштейна», сплошь заклеенный разноцветными стикерами с моими замечаниями. В процессе подготовки к этому занятию я дважды прочитала роман, тщательно выделяя абзацы и делая заметки в поисках разгадки, ключа. Наша учительница английского миссис Фистал испытывала ко мне противоречивые чувства. С одной стороны, ученица, которая читала все, что задано, часто не по одному разу, являла собой нечто вроде феномена. С другой стороны, ее сводило с ума мое желание получить точные и правильные ответы относительно литературного произведения.

На улице моросил дождь. Раскладывая вещи, я боковым зрением уловила странное движение и посмотрела в окно.

Там, в просвете между домами, на мокрой траве стоял человек с бычьим черепом на голове и смотрел на меня.

Глава 4

Я вскочила так резко, что едва не опрокинула парту. Книги и ручки рассыпались по полу. Все в классе, пораженные этим внезапным нарушением рутины скучного школьного дня, замолчали и обернулись, чтобы посмотреть на меня.

Сердце бешено колотилось в груди, дыхание сбилось.

– Айрис, – встревоженно произнесла миссис Фистал, – ты в порядке?

– Только не подходите к ней слишком близко, – предупредила учительницу Жюстин Хан. Когда-то я считала ее красивой. Вероятно, она была такой и до сих пор, но теперь сквозь ее кожу, казалось, просвечивало ядовитое нутро. Ее прямые темные волосы снова отросли. На переменах Жюстин доставала из рюкзака расческу и вытягивала их. Ее до неловкости идеальная, сияющая прическа служила двойной цели, словно занавес, помогая скрывать шрамы по обеим сторонам шеи, оставшиеся от моих ногтей, когда она поцеловала меня. – Всем известно, что она кусается.

Кое-где раздались взрывы хохота, но большинство моих одноклассников были слишком потрясены и не знали, как реагировать.

– Э-э-э, – мне нужен был предлог, чтобы выйти из кабинета, – простите, меня тошнит, – объявила я, присев на колени и торопливо запихивая вещи в сумку.

– Сходи в медицинскую комнату, – напутствовала миссис Фистал, когда я была уже на полпути к двери.

Еще одна привилегия прилежных учениц: учителя с легкостью верят, если говоришь им, что заболел.

Выйдя из аудитории, я перекинула рюкзак через плечо и бросилась на улицу к тому месту, где видела странного человека в просвете между зданиями. День был серый и мрачный, типичный для Лондона. Пока я бежала, брызги грязи летели прямо мне на носки. Еще издалека было очевидно, что там никого нет. Но я остановилась, лишь оказавшись на том самом месте. Воздух пах дымом и мокрым зверем. Сквозь дымку дождя было видно окна нашего кабинета.

Я набрала номер Грей, чтобы услышать ее голос. Ей всегда удавалось меня успокоить. Включилась голосовая почта. Видимо, сестра уже была в самолете на пути из Парижа. Пришлось оставить ей сообщение: «Привет. М-м-м… Перезвони, когда приземлишься. Я тут немного с ума схожу. Кажется, кто-то следит за мной. Ладно, пока».

Потом я неохотно позвонила Виви.

– Так и знала, что ты передумаешь, – ответила она после первого же гудка.

– Ничего подобного.

– Да? Странно. А ну-ка обернись.

Я обернулась. На парковке стояла моя сестра и приветственно махала рукой.

– Ого, – произнесла я, – мне нужно бежать. Тут какая-то странная женщина преследует меня.

В свои девятнадцать лет Виви носила ультракороткую стрижку и сережку в носу, украшала себя пирсингом и татуировками, курила сигареты с гвоздикой и играла на бас-гитаре, а ухмылка ее была такой пронзительной, что казалось, можно пораниться об нее. Она устроилась прямо на капоте красной машины, купленной кем-то из учителей под влиянием кризиса среднего возраста. Дождь ее не беспокоил. Несмотря на то что сестра прилетела из Будапешта, я не увидела никакого багажа, кроме маленького кожаного рюкзачка. Она была в короткой юбке и длинной куртке, как в той старой песенке группы «Кейк»^[12]. Два года назад, когда самым модным аксессуаром сезона стал шрам нашей Грей и девочки-подростки начали резать кожу в основании шеи в форме полумесяца, Виви замаскировала свой татуировкой в виде цветов глицинии, которая покрывала ее ключицы, спускалась на спину и вниз по рукам. Язык у нее был проколот, нос – тоже, а в ушах, пожалуй, было так много металла, что хватило бы на пулю.

Если Грей была самой высокой модой, то Виви представляла собой чистый рок-н-ролл. Я оглядела ее с головы до ног.

– Эй, Фуриоса^[13], шла на съемки «Безумного Макса» и заблудилась?

Взгляд подведенных черным глаз сестры задержался на мне, пока она затягивалась сигаретой. Редкая женщина может выглядеть настоящей сиреной с бритой головой и сигаретой в руках, но Виви это удавалось.

– Как видишь, Гермиона.

На ум снова пришла та песня: «Голос темный, словно дымчатое стекло».

– Кажется, в силу преклонного возраста разум тебя покидает, – произнесла я, качая головой.

Мы обе рассмеялись. Виви соскользнула с капота и заключила меня в медвежьи объятия. Под плотной тканью куртки ощущалась сила ее мышц. Вот кто может постоять за себя. С того самого эпизода, когда какой-то парень попытался затащить ее в свою машину, Виви посещала курсы самообороны.

– Рада видеть тебя, малышка.

– Боже, от тебя ужасно пахнет. Что это?

– А, это, – Виви подняла руку и махнула в мою сторону из подмышки, – эта ядовитая вонь – не что иное, как парфюм от нашей Грей.

«Холлоу» от Грей Холлоу – тот самый аромат, который она велела вшивать в крошечных капсулах в платья ее марки. Два года назад на Рождество старшая сестра прислала мне флакон духов, которые пахли дымом и лесом, а еще чем-то диким и испорченным. Я едва не задохнулась от этого аромата.

Но, как и все, что выпускала Грей Холлоу, он стал бестселлером. Модные журналы назвали его пьянящим и загадочным. Грей тогда отправила по коробке этой мерзости всем учителям в нашей школе, которые ее доставали. Подарок в стиле «Посмотрите, кем я стала, сучки». И они вовсю пользовались этим ароматом. Он впитывался в одежду и волосы, окружая их влажной зеленой аурой, и будто бы затягивал все другие запахи на свою орбиту. Брал их в заложники. Но стоило посильнее включить отопление, как в учебных классах начинало отдавать свернувшимся молоком и гниющим деревом. Однако никто, кроме меня, против этого запаха не возражал.

– Сколько друзей продинамили тебя, прежде чем ты решила позвонить мне? – спросила я, хотя мы обе знали, что ни у одной из нас друзей в Лондоне нет.

– Пять вроде. Максимум шесть, – парировала Виви. – Все устроились на работу. Это просто отвратительно. Так ты идешь или нет?

– Я не могу просто взять и прогулять школу.

– Можешь. Кому ты это рассказываешь? Я так каждый день делала.

– Да, но, знаешь ли, некоторым приходит странная идея – поступить в университет. К тому же Кейт будет беситься, если пропущу занятия. Она и так не хотела отпускать меня на ваш концерт. Ты же знаешь, какой она бывает.

– Гиперопека Кейт и твоя готовность подчиняться – штуки одинаково нездоровые. Дай-ка мне свой телефон.

Угадать мой пароль было несложно: 16 – день рождения Грей, 29 – день рождения Виви и 11 – мой день рождения. Она позвонила маме, и та мгновенно взяла трубку.

– Нет, Кейт, ничего не случилось. – Виви закатила глаза. – Просто хочу похитить Айрис на денек. – На слове «похитить» мы обменялись взглядами. Я покачала головой. – Ее не будет в школе, так что не сходи с ума, когда полезешь проверять в свое дурацкое, нарушающее все личные границы приложение. Ладно… Да, я знаю. Нет, Грей не с нами. Только Айрис и я. Обещаю… Конечно… Понимаю… Да, Кейт, я знаю. Со мной она в безопасности, ясно… Да, после шоу я заскочу домой. Тоже очень хочу увидеться. Люблю тебя. – Виви отключилась и бросила мне телефон. – Готово, ничего сложного.

Интересно, как бы Кейт отреагировала, явись Грей ко мне в школу и забери меня с уроков без предупреждения. Полагаю, к нам уже спешил бы наряд полиции.

– Похитить? – переспросила я. – Серьезно? Не самое удачное слово.

– Я случайно. О, черт, у нас гости.

Через стоянку к нам торопилась миссис Фистал.

– Айрис, я решила проверить, как ты. Тебе лучше? – спросила она.

– К сожалению, нет. Кажется, мне нужно домой, – ответила я и указала на Виви.

Миссис Фистал перевела взгляд на сестру.

– Здравствуйте, Вивиан, – холодно произнесла она.

– Здоро́во, Фистал, – отозвалась Виви и подняла руку… чтобы показать учительнице средний палец. Та поджала губы и, покачав головой, двинулась в обратном направлении. Да уж, Виви никогда не была образцовой ученицей.

Я шлепнула ее по животу.

– Виви!

– Что? Я сто раз говорила этой старой карге, что меня зовут Виви, а она твердит свое дурацкое Вивиан. К тому же она влепила мне два по английскому.

– Конечно. Потому что ты ни одного-единственного раза не ходила на ее уроки.

– Якобы.

Я закатила глаза.

– Ты сегодня связывалась с Грей?

– Нет. Пару дней мы не созванивались. Попыталась набрать ей сегодня, когда приземлилась, но у нее, похоже, телефон сел. Но ничего, план она знает. Идем. Поедим чего-нибудь в ожидании нашей чрезвычайно деловой и важной сестры. Надеюсь, она почтит нас своим присутствием.

Виви одну за другой курила сигареты с гвоздикой и потягивала пряный эрл-грей. Я успела забыть, как с ней бывает весело. Пообедав кебабом, мы отправились гулять по ее любимым местам в Лондоне: гитарный магазин на Денмарк-стрит, блошиная лавка в Камдане. В студии татуировки в Кентиш-таун^[14] добрых пятнадцать минут она уговаривала меня набить рукав. Пока мы перекусывали круассанами и пиццей на дрожжевом тесте, сестра рассказывала о том, как провела последние шесть месяцев с нашей последней встречи: про европейское турне через Германию, Венгрию и Чехию; про концерты в руинных барах, пустых бассейнах и на заброшенных складах; про красивых европейских женщин, которых она соблазняла по пути. Некоторых деталей я, пожалуй, предпочла бы не знать.

В назначенный час Грей так и не появилась. Было немного странно проводить время вдвоем с Виви. Всю нашу жизнь, даже после того как мои сестры съехали из дома, мы встречались втроем. Всегда в полном составе. Без Грей мне чудилась какая-то незавершенность. Словно вся наша внутренняя сестринская иерархия рухнула и обратилась в хаос. Каждая знала свою роль: Грей была боссом, лидером, капитаном, который принимает решения и несет за них ответственность. Виви – вечным источником веселья и сумятицы, рассказчицей анекдотов, дикаркой… Но и она, при всей своей любви к анархии, постоянно признавала авторитет Грей. Подозреваю, что она ушла из дома в пятнадцать лет отчасти затем, чтобы вырваться из системы, железные правила в которой устанавливала старшая сестра. Я играла роль младшенькой, малышки, нуждающейся в защите. Со мной сестры всегда были добрее и мягче, чем друг с другом. Грей редко давила на меня, как это было с Виви. А та редко огрызалась и кричала на меня, как это делала с Грей.

Ближе к вечеру мы отправили старшей сестре в «ватсап» фотки. Пусть посмотрит, как мы отрываемся без нее и сколько всего она пропускает. Это такой особый вид сестринского наказания: Грей ненавидела, когда мы оставляли ее в стороне и не сообщали заранее о наших вылазках. Она была генералом, а мы – ее маленькой, но преданной армией. «Если Грей прыгнет с моста, ты тоже прыгнешь?» – как-то спросила мама, накладывая шину на мой сломанный мизинец. За пару часов до этого то же несчастье произошло с моей старшей сестрой. Так что я нашла молоток в гончарном чулане отца и раздробила свой.

Вопрос остался без ответа. Был ли это вообще вопрос?

Я не повторяла за сестрой. Я была ею. Дышала и моргала с ней в унисон. Чувствовала боль, когда ей было больно. Соберись Грей прыгнуть с моста, мы сделали бы это вместе, держась за руки.

Однозначно. Конечно же. Само собой.

Вечером перед концертом мы встретились с девчонками из группы Виви, чтобы поужинать вместе. Вечно пьющую немку с голосом, как у Дженис Джоплин^[15], звали Кэндис. А еще была Лора – датская барабанщица, которая выглядела как фея и играла как банши^[16]. Я, кажется, влюбилась в нее с того самого момента, когда впервые увидела на сцене во время поездки в Прагу полгода назад. Грей тоже прилетала. Все вместе мы провели выходные, блуждая по лабиринтам мощеных улочек старого города, питаясь исключительно трдельниками и запивая их исключительно абсентом.

Когда мы смотрели выступление группы в залитом красным светом подвальном баре, Грей знала все слова наизусть и подпевала каждой песне. Это мне нравилось в ней больше всего: ты можешь не видеться с ней месяцами, а потом она вдруг появляется, зная каждую букву каждой твоей песни, словно это сонеты Шекспира. Грей не просто знала, что я хорошо учусь, она общалась с учителями и читала каждое мое сочинение, а при встрече обязательно хвалила их сильные стороны.

Так где же она теперь?

В «Леди Гамильтон^[17]» – любимом баре Виви, названном в честь знаменитой красавицы восемнадцатого века, мы поужинали острой жареной курицей в японском стиле. Кстати, первой татуировкой Виви стала картина Джорджа Ромни, где Эмма Харт предстает в образе Цирцеи^[18], очаровательной женщины с большими глазами, пухлыми губами и развевающимися на ветру волосами. Не знаю, что сестра нашла раньше, бар или историю этой дамы, но так или иначе, когда бы она ни приехала в Лондон, мы неизбежно заглядывали сюда. Внутри бар был теплым и уютным: мебель и стены цвета темного дерева, на потолке – фигурные планки винного цвета и панно из лепнины. Пока мы ели, свечи роняли на стол капли белого воска. Виви плеснула мне в бокал домашнего красного вина. Еще одно различие между моими сестрами: бюджет. Если бы здесь была Грей, мы провели бы вечер в «Скетче»^[19], заказывая блюда от шефа и поглощая один за другим двадцатифунтовые коктейли.

Я с тоской подумала о завтрашних уроках и подготовке к ним, которую пропускала, проводя вечер здесь. Потом переключилась на шею Лоры и попыталась представить, какова она на вкус, если ее поцеловать. Наверное, в школьной форме я выглядела настоящим ребенком. Потом мне вспомнился мужчина с рогами. Стоило Виви появиться в городе, как вокруг меня тут же начала происходить какая-то странная фигня.

После ужина мы двинулись в сторону Камдена, мимо мини-маркетов и ночных парикмахерских. Из дверей закусочных пахло горячим маслом. Даже зимним вечером в будни на улицах вокруг станции Камден-таун было полно народа. Одетый в кожаную куртку панк с ядовито-оранжевым ирокезом собирал с туристов по фунту за фотографию. Представитель компании по производству электронных сигарет раздавал бесплатные пробные наборы прохожим, возвращающимся домой с работы или выглянувшим, чтобы зайти в ближайший продуктовый. Из залитых медовым светом баров высыпали гуляки. Парочки, держась за руки, шагали в сторону Одеона, чтобы посмотреть кино.

Группа Виви «Духовные сестры» была приглашена играть в «Джаз Кафе», которое в противовес своему названию представляло собой, скорее, ночной клуб с живой музыкой, расположившийся в старом здании «Барклайз бэнк». Белые колонны и окна в виде арок придавали ему псевдогреческий стиль. Голубые неоновые буквы провозглашали клуб одним из самых знаменитых джазовых мест Лондона. Перед входом, несмотря на холод, уже собралась небольшая толпа, при виде которой Виви и ее подруги остановились.

– Господи боже, – сказала Лора, – мы что, стали знаменитыми?

«Духовные сестры» были известны в узких кругах тех, кто посещал модные подвальные бары гранжевых европейских городов, но знаменитыми они точно не были. До славы, которую имела Грей, им было очень далеко.

Виви окинула взглядом очередь и прикурила сигарету.

– Кажется, я сказала менеджеру клуба, что, если они пригласят нас, на концерт явятся моя сестра и стадо полураздетых супермоделей.

– Стадо? – переспросила Кэндис. – Уверена, что это подходящее слово для супермоделей?

– Самое подходящее, Кэндис.

– Продвигать концерты за счет собственной сестры – по-моему, слегка аморально, – заметила я.

– Супермодели для того и созданы, чтобы впаривать людям всякую хрень, – ответила Виви. – Какой смысл быть близкой родственницей одной из них, если время от времени нельзя использовать ее имя ради собственной выгоды?

– О боже, Айрис, – в толпе кто-то отчаянно замахал руками, – мы здесь!

Дженнифер Вейр и Жюстин Хан стояли рядом со входом. Дженнифер махала мне, а Жюстин стояла, скрестив руки на груди, и смотрела прямо перед собой, плотно сжав челюсти.

– Подружки твои? – спросила Виви, когда Дженнифер вынырнула из толпы и потянула за собой Жюстин.

– Скорее, смертельные враги, – пробормотала я в ответ.

– Боже мой, я так надеялась тебя тут встретить! – воскликнула Дженнифер. – Мы приехали пораньше и отстояли в очереди уже не меньше часа.

– Наши поклонницы, да? – спросила Виви.

– О да, конечно, – ответила Дженнифер. Виви скользнула взглядом по Жюстин.

– Твое лицо мне знакомо. – Сестра щелкнула пальцами и указала на нее. – Точно, вспомнила! Ты та девчонка, которая побрилась налысо перед всей школой. Это было чертовски круто. – Виви протянула руку и накрутила на палец прядь длинных темных волос Жюстин. – Жаль, что ты их снова отрастила. Мне ты нравилась лысой.

– Не смей меня трогать, чертова ведьма! – рявкнула Жюстин, а затем развернулась и поспешила к итальянскому ресторану через дорогу.

– Жюстин! Жюстин! – закричала Дженнифер вслед. – Простите, не знаю, что на нее нашло. – Девушка вновь обернулась ко мне. – Твоя сестра здесь? Она ведь придет?

– Вообще-то я ее сестра, – вмешалась Виви.

– Думаю, должна появиться, – ответила я. – Сегодня мы с ней не связывались.

– А вы пойдете в «Кукушку» после концерта? Божечки, как думаешь, Тайлер Янг приедет вместе с ней?!

– В «Кукушку»?

– Это самый крутой и ультраэксклюзивный клуб в Лондоне! О да, обычным людям туда не попасть, но Грей и Тайлер постоянно там тусуются!

На лице Виви появилась язвительная улыбка. Она презирала людей, которые говорили о нашей сестре так, будто знают ее. Грей принадлежала нам. Только нам.

– Мы обязательно тебя предупредим, если что, – произнесла она, взяв эмоции под контроль. – До скорого.

До Дженнифер явно не дошло, что ее отшили.

– О, как видите, я теперь потеряла место в очереди. Можно мне войти с вами? Я прямо-таки мечтаю побывать за сценой!

Виви сделала последнюю, очень долгую затяжку и выпустила гвоздичный дым прямо в лицо Дженнифер.

– Ты хоть одну нашу песню знаешь или явилась сюда доставать Грей? Назови любую песню.

Дженнифер застыла.

– Я… не думаю… Это нечестно.

– Кстати, – продолжила Виви, раздавив окурок ботинком, – как называется наша группа?

Дженнифер снова открыла и закрыла рот, как рыба, выброшенная на берег.

– Да уж, так я и думала, – объявила Виви. – Брысь в очередь.

– Виви, такая Виви. Всегда с легкостью заводит друзей, – промурлыкала Лора, когда двери перед нами открылись, и мы вошли в клуб.

Сестра обняла своих подруг за плечи и вошла, как и полагается рок-звезде.

– Просто чокнутые какие-то, – заявила она, совершенно забыв, что завтра в школе именно мне придется вновь иметь дело с этими «чокнутыми», которые теперь сверлили меня взглядом, скрестив руки на груди.

Пока на сцене шел разогрев, мы немного посидели в гримерке. Затем «Духовные сестры» вышли на сцену, и, так как Грей не появилась, я вновь написала ей сообщение.

«Они уже начали. ГДЕ. ЖЕ. ТЫ?»

Странно, что она не видела мои предыдущие сообщения. Виви могла неделями не проверять соцсети, но Грей из них не вылезала. Я открыла инстаграм^[20]. У меня был закрытый аккаунт, и в личных сообщениях висели тысячи запросов. Когда ты сестра суперзвезды, все хотят урвать свой кусочек – точнее, добраться до нее через меня. Поэтому и рыщут по моим инстаграму и фейсбуку.

Моя кузина учится с тобой в одной школе. Мне кажется, ты очень сексуальная. Пришли мне фотку, где ты голая, красотка (если стесняешься, пришли фотку сестры).

Передай Грей, если она разобьет сердце Тайлеру, я ее убью. Найду и убью.

Привет. Кажется, я знаю, что случилось с вами в детстве. Как насчет версии, что вас похитили инопланетяне? Двоюродный дедушка моего лучшего друга работает в зоне 51. Он утверждает, что есть доказательства. Расскажу все в деталях за небольшое вознаграждение. Ответь мне.

Знаю, что ты вряд ли когда-нибудь прочитаешь это, но у меня ощущение, что мне СУЖДЕНО стать знаменитой моделью. И если передашь сестре мои снимки, буду БЕСКОНЕЧНО тебе благодарна.

Я перешла в аккаунт Грей, чтобы посмотреть, когда она опубликовала последнюю фотографию. Грей Холлоу, супермодель, девяносто восемь миллионов подписчиков. ДЕВЯНОСТО ВОСЕМЬ МИЛЛИОНОВ. Ее фото с другими супермоделями, фото ее обложек, фото с поп-звездами, сделанные за сценой во время их концертов, Грей на яхте, Грей со своим бойфрендом, моделью Тайлером Янгом, в каком-то подсвеченным розовым ночном клубе… Видимо, в той самой «Кукушке».