ЛюБить. Часть первая

После свадьбы…

Уже на следующее утро после свадебного торжества к ним заехали люди Ларина. Получив приглашение войти, двое парней в костюмах и галстуках молча проследовали за Линой в кухню. Сам Алексей, слегка помятый после вчерашнего веселья, стоял у плиты и жарил вторую партию блинчиков.

– Чего это вы в такую рань, господа? – поинтересовался он, следя за шипящей сковородкой и переворачивая подрумянившееся лакомство.

– Ну, кто рано встаёт…

– Знаем. Знаем. А чё такие опухшие, пацаны? Накидались вчера как следует? – бегло оценив ранних визитёров и пискляво хихикнув, он тут же вернулся к своему занятию.

До этого Алекса, остужающая горячий какао, буквально испепеляла взглядом этих молодых статных парней, но как только Чирик захлюпал лёгкими и закашлялся, тут же переключила внимание на него.

– Я вас жду вечером, – отдышавшись, продолжал он, – подъезжайте в рестик при гостинице «Арктика» часам к восьми. Вся братва будет. Погудим как следует. Всё-таки, такое событие… моя жена… сама Мария Димченко!

Рука с лопаткой застыла в воздухе, и он похотливо посмотрел на Марию.

Всё ещё продолжая топтаться на месте, парни угрюмо кивнули.

– Ну, чё застыли? Садитесь за стол. Позавтракаете с нами.

– Спасибо, – мрачно ответил жгучий брюнет, – не голодны, брат.

– Может, хотя бы чай или кофе? – предложила Мария, уже с самого утра находясь во всеоружии, как полагается деловым женщинам. Брючный костюм оливкового цвета, свежий макияж и высокая причёска, как всегда, были безупречны.

– Женушка моя, свари, пожалуйста, паханам кофейку! – опередил их Алексей. – А то, похоже, они после вчерашнего ещё не оклемались!

– Я приготовлю, мам, сиди! – тут же встала из-за стола Лина и, достав турку, приступила к магии.

– Чирик, разговор есть…

– А когда их не было? – обернулся к ним Алексей, разведя в сторону руки. – Сами отказываетесь позавтракать и другим не даёте! И вообще, чё вы припёрлись в такую рань? У нас, между прочим, ещё официально брачное утро не закончилось!

– Лёх, ты же понимаешь… – вмешался второй, – было бы не срочно, не потревожили бы!

Выражения лиц этих двоих не предвещали ничего хорошего. Алексей напрягся, а на его лбу проступила складка. Откинув несколько раз шею в стороны и добившись хруста, он сморщился и вывалил блины на большое блюдо.

– Ладно, – протянул он, выжигая их взглядом и заметно напрягаясь, – пойдемте.

Алекса прекрасно знала, что вечером планировалось продолжение свадебного банкета, а также посиделки в доме у Алексея и его матери, куда были приглашены все гости. Но отчего-то эти двое приехали к ним в семь утра, нарушая идиллию первого семейного завтрака. Теперь этот гладиатор с голым торсом и в одних только брюках, выпекавший минуту назад румяные блинчики, с особым пристрастием взял Марию за руку и, приобняв покрепче, повёл с собой в гостиную, приглашая парней идти следом.

– Мам! Что с кофе-то? – окликнула её Лина.

– Доченька, принеси, пожалуйста, кофе в гостиную.

Запихнув сладкий блинчик в рот, Алекса встала из-за стола и, прислонившись к стене возле арки, навострила уши.

– Чирик… Малого больше нет в живых… – прозвучал тихий приговор.

Воцарилась зловещая пауза. Алексе стало не по себе. Затем послышалось покашливание и взволнованный шёпот Марии.

– Нам очень жаль, что так вышло… Соболезнуем, брат!

– Когда это произошло? – голос Алексея звучал так, будто его только что хорошенько огрели по голове.

– Сегодня ночью… Около двух часов.

– Б…я! Мрази! Тварины… – прохрипел Чирик. – Это что же получается? Братишку убили в день моей свадьбы? В самый, сука, счастливый день моей жизни?

Послышались три сдавленных смешка, содержащие оттенок безумства.

Воцарилась ещё одна тяжёлая пауза, и по рукам Алексы побежали мурашки. Лина продолжала молча варить кофе и сервировать поднос, всё чаще бросая на неё строгие взгляды.

– Мне нужны подробности… – процедил сквозь зубы Алексей.

– Мы ещё мало разнюхали…

– Мне нужны… – он зарычал, но голос его сорвался и затих.

Несложно было догадаться, что эта огромная очеловеченная машина сошла с рельсов и, дав слабину, расчувствовалась. Новость об убийстве одного из его братков на некоторое время усадила его в кресло. Не взирая на присутствующих, он нечленораздельно мычал, сдавливая руками собственную голову. Эти двое молча ждали, опустив головы в пол и играя желваками. Ещё мгновение, и Алексей оказался на кухне. Он посмотрел по сторонам, взял со стола свой телефон и молча удалился. Алекса видела, как его глаза будто наполнились кровью и в одно мгновение окрасились лютой ненавистью. Видеть чью-то боль было выше её сил, и Алекса, не выдержав, удалилась в свою комнату.

Ещё вчера этот молодой худощавый парень забегал в ЗАГС, чтобы поздравить новобрачных. Опоздав на регистрацию, он, словно мотылёк, влетел в зал и, пробежав мимо гостей длинными, торопливыми шагами, остановился напротив ослепительной невесты. Чуть отдышавшись, он передал ей праздничный букет и обратился к Ларину. Возможно, Алекса не придала бы большого значения очередной сцене поздравления, но то, как изменился Алексей с приходом этого парня, привлекло её внимание. Короткое приветствие тут же перешло в диалог. После крепких рукопожатий, похлопываний и объятий жених немного пожурил опоздавшего, но как только раскрасневшийся парень смущённо сообщил ему, что категорически не сможет поехать праздновать в ресторан, Ларин буквально оторопел. Находившийся в счастливой эйфории жених сделал крепкий захват за плечи и, скрутив друга, приступил к шантажу. Всё выглядело так, будто два переростка вдруг решили вспомнить детство и подурачиться. Но как только Алексей понял, что парень не разыгрывает перед ним мелодраму, а говорит вполне серьёзно, он тут же его отпустил. «Слышь, Малой, если я узнаю, что тут замешана баба… и ты из-за этого не приехал ко мне на свадьбу… Я превращу твои колокола в бубенчики! Ты меня понял?». – «Замётано, Чирик! Никаких баб, не переживай!». – «Слушай, может, я чего-то не знаю, а? У тебя ничего не стряслось?». – «Ничего серьезного, брат! Всё нормально. Потом как-нибудь возможность будет, покумекаем». Тем временем гости продолжали атаковывать с разных сторон, поэтому парень ещё раз принёс молодоженам свои искренние извинения и, получив от главы банды пару дружеских тумаков, откланялся.

Следующие несколько дней в доме творилась суета: несмолкающий телефон, конвейер странных типов с безумными глазами и отморозков с отрешёнными лицами. Они свободно входили в дом, получали какие-то указания, уходили, потом вновь возвращались. Ларин взял машину Марии и теперь пропадал, то навещая близких погибшего, то проводя время в церкви, то занимаясь подготовкой к похоронам. Он стал редко появляться дома, а когда возвращался, Алекса испытывала странное беспокойство. Угрюмый, неожиданно сутулый, будто на него взвалили всю тяжесть мира, он мог неподвижно сидеть на одном месте и прожигать ледяным взглядом дырку в стене до тех пор, пока кто-то не выводил его из этого состояния транса звонком. Отвечая, он в дикой спешке хватал свою барсетку, пачку сигарет, фирменную зажигалку и уезжал в неизвестном направлении.

Мария старалась сохранять спокойствие, усиленно занималась коммерческой деятельностью и вела привычный образ жизни. «И как она не устаёт?» – с жалостью подумала про себя Алекса, завтракая перед школой и зная наверняка, что когда ночью она бегала в туалет, та ещё не спала и что-то обсуждала с Лариным на кухне. В силу обстоятельств именно ей, младшей из Димченко, неоднократно приходилось проводить с мамой день и бывать у неё на работе. И каждый раз Алекса поражалась тому, как такая работа может нравиться женщине. Весь её рабочий день был построен на деловых встречах, переговорах, переездах из одной части города в другую, подписании документов, нахождении в офисе и других жутко скучных и рутинных вещах, таких, как бухгалтерия, отчетность, закупки, поставки, продажи.

Алекса до сих пор помнила то морозное утро, когда на часах не было семи, а переполненный всевозможными продуктами питания грузовичок уже стоял у чёрного входа в их магазин и ждал разгрузки. Ежась от холода в своей маленькой шубке, Мария вместе с охранником кавказкой внешности принимала коробки, помогала перетаскивать их и, успевая при этом что-то конспектировать, подсчитывала, фасовала и распределяла товар по полкам. Дождавшись, когда магазин откроется и начнёт свою работу, Мария давала продавцу последние указания, захватив с собой несколько толстых папок, и брала курс на второй объект – мини-предприятие по производству рыбных консервов. Там она контролировала исправность станка, наличие тары, проверяла свежесть рыбы, трезвость рабочих и приступала к отгрузке сразу нескольких фур готовой продукции для продажи оптом. После прогулок среди живой мойвы и сайры они отправлялись на склад алкогольной продукции, где Алекса могла с пользой провести время, сидя возле тазика с тёплой водой и снимая старые этикетки с пивных бутылок для вторичного использования или сдачи их в пункт приёма стеклотары. Единственное, куда мама так ни разу и не взяла её, так это в исправительную колонию Мурманской области, на территории которой она открыла свой производственный цех, поставив там необходимые станки и оборудование не только с целью заработка и трудовой адаптации зеков, а в надежде, что сможет наладить отношения с надзирателями и начальниками казённого дома и перевести заключённого Андрея Сизова из Нижнего Тагила в Мурманск, добиваясь для него уменьшения срока и его досрочного освобождения.

Несмотря на то, что Алексей не очень жаловал маминых компаньонов по бизнесу, они всё же приехали к ним в гости для делового разговора в неформальной обстановке. И первый же приём столь чинных гостей в дорогих строгих костюмах превратился в нечто совершенно бесцеремонное. Алексей Ларин моментально превратился в Червонца или, как его нарекли люди из криминального мира, Чирика, и теперь сидел, широко раскинув ноги и властно обхватив Марию за талию, наглым, вызывающим взглядом прожигал всех присутствующих. Находя множество предлогов, Алекса крутилась на кухне и не могла не заметить, как из-за случайно обронённого кем-то слова его холодные, колючие глаза наливались кровью, а непристойное чавканье жвачкой лишь усиливалось. Его бестактное поведение и развязная манера заставили Алексу внутренне содрогнуться, как и в тот злополучный свадебный день, когда при выходе из лимузина один из его друзей, галантно подавший Марии руку, вдруг получил увесистую оплеуху, сопровождающуюся недвусмысленной угрозой о том, что он не посмотрит, кто перед ним стоит, и проломит голову любому, кто решится поухаживать за его женой…

И как на самом деле чувствует себя сейчас её мама? Счастлива ли она в этом браке? Девочка несколько минут следила за тем, как они общаются между собой. Всегда компанейская и гостеприимная Мария вела себя намного сдержаннее, чем обычно, она заметно волновалась о темах разговора, затрагиваемых за столом, не блистала красноречием и слишком часто поглядывала на его щетинистое, светлоглазое лицо, искажённое то самодовольной улыбкой, то оскалом. Он беспрерывно курил, не ослабевая своей хватки, а как только наступал общий гогот веселья, выпускал три коротких отдельных смешка, будто загонял пули в сидящих перед ним людей.

Алекса была крайне обескуражена. Наблюдая картину со стороны, она ломала голову над тем, как этот мужчина, который раньше, несмотря на свою брутальность и жёсткость, так трепетал, смущался и лебезил перед её мамой, вдруг стал хозяином положения, заставляя Марию играть по его правилам.

* * *

После школы Алекса вернулась домой в задумчивом настроении. Весь день во время занятий за окном шёл снег, и она практически не сводила глаз с белых хлопьев, медленно падающих вниз. Они напоминали ей множество лёгких перышек, умиротворяюще скользящих в воздушном вальсе. От почти сказочного голоса учительницы литературы, которым она рассказывала трактовку одной любопытной повести, ей и вовсе захотелось, чтобы с ней приключилось нечто необыкновенное.

Некоторое время литературное послевкусие сохранялось в ней, но невыносимая тишина в доме всё же взяла над ней верх и стала выветривать последние капельки благоговения. Дома не было ни души, исключение составляли лишь животные. Обдумывая, как остановить неумолимо назревающую скуку, она схватила первую попавшуюся кассету и, вставив её в магнитофон, хрустнула кнопкой play. По квартире разлилась энергичная поп-музыка, создав ощущение оживления и чьего-то незримого присутствия. Тщательно вымыв руки и лицо жидким кокосовым мылом, запах которого не могла терпеть сестра, она взглянула на себя в подвесное ажурное зеркало и неожиданно расстроилась. Капельки воды еще дрожали на коже и скатывались, оставляя влажные дорожки.

«Почему я выгляжу именно так? – рассматривала себя Алекса, оттягивая пальцами прохладные щеки. – Почему у меня такое лицо? Именно такой нос, а не другой? А эти уши? И когда, наконец-то, я изменюсь? И изменюсь ли вообще?». Изучая своё отражение и строя уродливые гримасы, она не находила в себе ничего особенного и привлекательного. Разочарованная этими наблюдениями, она убрала волосы в хвост, переоделась в спортивный костюм и отправилась на кухню, чтобы приготовить какао. Пока в чайнике закипали пузырьки, она присела на тахту и, вытащив из чехла мобильный телефон, отправила маме нежнейшее сообщение. Несмотря на то, что они виделись совсем недавно, она успела крепко соскучиться. Перс, мирно лежащий до её прихода на кухне, словно по наитию, оторвал своё туловище от пола, поднял голову, уставился на неё гипнотическим взглядом и издал звук непонятного происхождения. И как у такого породистого, пушистого, королевского зверя с богатой родословной, с плоской надменной мордой и шерстью белоснежно-голубого оттенка, которая маленькими одуванчиками вальсировала по квартире, может напрочь отсутствовать какой-либо темперамент? Усмехнувшись над его мышиным писком, Алекса насыпала в металлическую миску горсть кошачьего корма. На кухне тут же послышались хруст и глухое мурчание. Открыв дверцу холодильника и бегло осмотрев его содержимое, она без зазрения совести захлопнула её обратно. Как обычно, она была абсолютно беспристрастна к еде и, как всегда, ей придётся уверять маму в том, что она обедала.

– Ну, иди же ко мне… Тэрри! Тэрри… – позвала она, заглянув к сестре в комнату.

Собака лежала в центре комнаты на персональном ворсистом ковре и, размахивая нечёсаным хвостом, шумно дышала, вывалив на бок свой розовый язык с тёмным родимым пятном. Замерев и прислушиваясь к тому, что она говорит, Тэрри медленно перевернулась на живот, лениво поднялась и, виляя мохнатым задом, двинулась к ней.

– Жарко тебе, моя хорошая! Хочешь гулять. Ну, подожди немного, скоро Лина вернётся и с тобой погуляет.

В отличие от совершенно предсказуемых глаз кота, выражающих лишь желание поесть, глаза ньюфаундленда менялись с каждым её словом – сначала в них проскальзывала надежда, потом радость, грусть и, наконец, чуткое внимание. Да уж… ни одно, ни другое животное не было наделено темпераментом, и теперь Алексу радовало хотя бы то, что собака не была обделена умом. Щедро намяв той загривок и погладив живот с торчащими сосками, она разместилась рядом и положила голову на разомлевшую собаку. Комната сестры была оформлена в тёмных тонах, но при этом здесь ощущались комфорт и нотки романтичной юности. Полукруглая коричневая тахта была усыпана множеством декоративных подушечек и выглядывала из-под шоколадно-кремового балдахина, свисающего сверху с золотого изощрённого крючка. Повсюду находились подарки ухажёров – плюшевые медвежата от самых маленьких размеров до самых больших. На отдельных полках ютились коллекционные слоны из фарфора, камня, стекла и даже металла. У одной из стен находился большой зеркальный шкаф, забитый сверху донизу модными вещицами. Возле него красовались высокие бра на ножках, перед тахтой находился круглый журнальный столик с глянцевыми изданиями, красивыми коробочками, импортной косметикой и бесподобными рисунками, которые сестра время от времени создавала с помощью простого карандаша. На стене висело эксклюзивное зеркало в рельефной раме с оставленным отпечатком губной помады, принадлежащим хозяйке комнаты. Вся эта обстановка говорила о том, что Лина была наделена дизайнерскими способностями, к которым примешивался безукоризненный вкус в мире музыки и стиля.

Продолжая лежать на собаке, извергающей горячее дыхание, она томилась вопросом, чем бы заняться. На улице было снежно и в то же время солнечно, поэтому сидеть дома за уроками совершенно не хотелось. В такие дни она предпочитала прогулки с друзьями по местным дворам и площадкам в поисках душевного клада. Подумав о том, как весело они проводят время, играя в догонялки и кувыркаясь с мальчишками в сугробах, на её личике заиграла лукавая улыбка. Из-за физической выносливости и невероятной прыткости её редко могли поймать, и она часто получала титул победителя, но с другой стороны, ей так хотелось быть пойманной тем, кто ей нравился, что она умело хитрила, попадая в руки догоняющему.

Теперь, когда она немного отдохнула, её вновь потянуло подвигаться. Обычно, если её здоровая энергия вдруг не находила какого-нибудь подходящего физического занятия, ей непременно была необходима ментальная деятельность, поскольку Алекса могла думать о чём-либо двадцать четыре часа в сутки. Но если же происходило так, что ей вдруг не о чем было порассуждать, она буквально испытывала голод и истощение так же, как и в эту минуту абсолютного бездействия. Ей непременно нужна была пища для размышлений, какое-то внутреннее движение, любое, даже самое крохотное событие, мимолетное потрясение. Встряска. Перемена. Что-то, что заставило бы её маленькую головку погрузиться в мыслительный процесс.

Заметив на столике игровую колоду карт, она взяла её в руки и, хорошенько перетасовав, раскрыла перед собой ровным веером. В голове вырисовывалась любопытная мысль, но потом она сбивалась, будто происходило короткое замыкание, мешающее ухватиться за неё и дать ей развитие. Нужно было сконцентрироваться, или, наоборот, отвлечься. Алекса взяла в руки две карты и, поставив их на пол, аккуратно соединила края, построив палатку. Ну вот и нашлось занятие, подумала она и соединила рядом еще пару карт. Алекса не отличалась усидчивостью и терпением, именно поэтому ей требовались огромные усилия, внимательность и сдержанность, чтобы карты с лёгкостью выстроились в небольшие пирамидки. Осторожно выполняя каждое движение, она старательно строила свой собственный карточный домик, но как только большая голова ньюфаундленда, недвижимо следившая за тем, что она делает, вдруг широко зевнула, хрупкая конструкция рухнула.

Сначала она с сожалением смотрела на разбросанные карты, а потом вдруг вытащила из общей кучи две. От пристального взгляда на двух валетов пиковой и бубновой мастей в ней вдруг проснулась нежность. И правда, на изображении под беретами были светлые и тёмные волосы, в точности, как у Дениса с Костей. «А что, если рискнуть, как в игре в рулетку, зажмурить глаза, протянуть руку, довериться судьбе и вытянуть только одного из них?». Алекса раздумывала… Интересно, на кого из мальчиков ей укажет это шуточное гадание? А что, если под карточной рубашкой окажется тот валет, который не вызовет у неё чувства облегчения и радости? Что, если она пожалеет о выборе? До сих пор ей было сложно определиться в своих чувствах, ведь, выбрав одного, ей бы не хотелось ощущать холод и дефицит внимания от другого. Почему ей нравятся оба? И почему Юльке нравятся оба? Как вообще можно делить одно сердце на двоих? Или оно имеет свойство вмещать гораздо больше любви, чем кажется?..

Глядя на червового валета, лежащего в стороне от колоды, в её голову закралась шаловливая мысль, и глаза вспыхнули, будто в них зажглись искорки. «Что, если этот червовый валет – вовсе не Денис и не Костя, а кто-то, кто совместит в себе лучшие черты, присущие этим двоим?..». Фантазировать на эту тему было крайне увлекательно, а верить в то, что когда-то в её жизни появится человек, который перевернёт её мир, было крайне волнительно. Она искренне надеялась, что со временем её тонкая косичка превратится в длинные, волнистые, блестящие волосы, какие бывают у сказочных русалок, лицо приобретёт привлекательные черты, а плоская фигура – соблазнительные формы. И тогда они обязательно встретятся в толпе глазами, и таинственный незнакомец остановится, как вкопанный, не в силах отвести от неё взгляда, став заложником вспыхнувших чувств. Он будет прикован к ней, и только к ней. Этот кто-то из миллиарда подрастающих мальчиков!

Взяв невидимый стетоскоп, она внимательно прислушалась к самой себе. Занятие в секции единоборств, которую они посещали вместе с Юлькой и Денисом, было запланировано на восемь вечера, а это означало, что впереди у неё четыре часа свободного времени. Решение пришло неожиданно. Ей отчего-то захотелось выйти во двор, накатать из снега комья и слепить из них огромную снежную статую. Пусть это детская забава, зато это сооружение будет радовать прогуливающихся мимо малышей. Надев дублёнку и нацепив набекрень шапку с помпоном, она вышла на лестничную площадку и вызвала лифт. Дождавшись его и зайдя в кабину, она нажала на первый этаж. Двери почти захлопнулись, когда между ними появился чей-то чёрный грубый ботинок и заставил их вновь разъехаться. Задержав лифт, незнакомый подросток бодро заскочил в кабину. «И откуда он только взялся?» – промелькнула мысль, заставляя быть в напряжении от пребывания в замкнутом пространстве с незнакомым человеком.

Он демонстративно выдохнул, будто бежал за уходящим поездом и в конце концов на него успел, хлопнул ладонью по кнопке и, отпустив лифт вниз, развернулся к ней. Уставившись на неё прямолинейным взглядом, которым разглядывают понравившиеся игрушки, он облокотился о стену. Съёжившись, она отвела от подростка глаза, но перед этим всё же дерзко посмотрела взглядом, говорящим «чего уставился!».

– Ну привет, – сказал он сиплым голосом, какие зачастую встречаются у курящих и, чаще всего, предоставленных самим себе мальчиков.

– Привет, – коротко ответила она, стараясь скрыть волнение.

– Не знал, что у меня есть такая соседка.

– Не знала того же…

– Я, кстати, с третьего этажа…

– Я, как видишь, с пятого.

Алекса заметила, как он удовлетворённо кивнул. Её всегда немного отпугивали слишком раскованные и наглые люди, умеющие долго и пронзительно смотреть в глаза. Но вместе с этим данная категория людей была для Алексы неожиданно-привлекательной, и она часто гадала о том, как же у них выходит смотреть так откровенно и бессовестно. Этот парень, назвавшийся её соседом, не был исключением и выглядел, как настоящий тинэйджер: белёсая густая челка, чисто выбритые виски и длинный хвостик на затылке, вьющийся на концах волос. Эта необычная стрижка, отсутствие шапки, кожаная коричневая куртка на меху, надетая нараспашку, потёртые джинсы грязно-оливкового цвета – во всём его внешнем виде чувствовалась небрежность и расхлябанность, но при этом он выглядел модно.

– Кстати, меня Эдик зовут… – продолжая идти рядом, он почти прильнул к её лицу, заглянув в него, как в интересную книгу. От неожиданности Алекса отстранилась, но успела почувствовать запах его фруктовой жвачки.

– Алекса…

– Вот как? – искренне удивился он. – Неплохо!

С необычайной лёгкостью и без особого усилия ему удавалось смутить её, несмотря на то, что она с детства предпочитала водить дружбу с мальчишками, нежели с девочками. Он казался старше на несколько лет, и, видимо, был давно самостоятельным, коль демонстративно морозил уши и не застегивал куртку.

– Я составлю тебе компанию, – не спрашивая разрешения, решил он.

Он следовал за ней в сторону детской площадки, занесённой свежевыпавшим, липким, белоснежным покрывалом. То, что он заговорил и теперь сопровождал её, доставляло ей удовольствие, но то, что она не имела понятия, как произвести на него впечатление, мешало чувствовать себя комфортно.

– Где обычно гуляешь?

– Везде… – сказала Алекса, ведь её никогда не контролировали, доверяя тому, что их дружная четвёрка вполне целомудренна, надежна и обязательна.

Алекса мысленно отгоняла от себя всё лишнее, но всё же с опасением ждала от него вопроса на тему того, что она собиралась делать на улице. В присутствии этого парня абсолютно невинное и даже в чём-то благородное занятие теперь казалось детской глупостью, и она уже представляла выражение его лица и тот сиповатый развязный хохот, последующий после того, как она расскажет ему, что планировала скатать снеговика, а потом полить его из ведра, чтобы он замёрз и простоял дольше.

– Ну… чем займёмся?

– Даже не знаю… – боясь одного вопроса, она совершенно растерялась от другого. – А чем бы ты хотел?

– А чем ещё можно заниматься на площадке?

Он спросил так, будто ждал от неё определённого ответа.

– Эм… Ты и скажи… – дала заднюю Алекса, предоставляя ему возможность придумать занятие.

– Само собой, общаться! Ну и не только общаться…

Его насмешливые глаза наконец-то оторвались от неё и осмотрелись вокруг.

– Я тебе покажу чуть позже… – перешёл он на шёпот и, ухватившись одной рукой за столбик качелей, начал медленно вращаться вокруг него.

– Загадочный ты какой-то.

Эта фраза так рассмешила его, что он, не стесняясь, широко раскрыл рот и, согнувшись пополам, протяжно рассмеялся.

– Что здесь смешного? – невинно хлопая глазами, спросила она.

– Да… я так… – пытался отдышаться он. – Про загадочного отмочила ты, конечно… Лучше садись на качели. Я тебя покатаю…

Алекса подозрительно взглянула на металлические качели. «Он что, думает, что я не сумею раскачиваться самостоятельно? И вообще качели – это забава для маленьких. Может, он считает меня одной из них?». Она медлила. Предложение казалось абсурдным, но нежелание услышать, как он ещё раз разразится смехом от её неуверенности, было сильнее, и она послушалась. Эдик придержал качели, чтобы она села, а как только она скромно уместила свои зимние ботинки на металлическую подножку, он тут же оказался рядом. Прыгнув одной ногой на край перекладины к её левому ботинку и, задержав другую ногу в воздухе, будто воздушный гимнаст, он уставился на неё в точности так, как в лифте.

– Я думала, ты будешь раскачивать меня рукой…

– Рукой особо не раскачаться. И уж тем более, не полетать, – возмущённо приподнял он на лоб русые брови и шмыгнул носом. – Я с удовольствием прокачусь с тобой.

Всего мгновение, и незнакомый подросток уверенно диктует ей правила… Она сконфузилась. Куда девались её лёгкость и непринуждённость, её свободная и напористая манера общения с мальчиками?.. Она смотрела в сторону и молчала.

– Милая Алекса… – слащаво протянул он, всё ещё болтая в воздухе свободной ногой, которая не помещалась на перекладине. – Дай мне, пожалуйста, немного местечка, чтобы я смог поставить ещё одну ногу… Так мне будет легче раскачать тебя…

Уронив взгляд вниз, она никак не могла взять в толк, как здесь могут уместиться четыре ноги, и всё же постаралась максимально сжать коленки, чтобы увеличить для него расстояние справа.

– Ну и что? Ты так и будешь сидеть вся зажатая? – нахмурился он. – Тебе ведь так будет неудобно, а это означает, что ты не получишь удовольствия.

– Всё в полном порядке, – попыталась сказать она, но он отрицательно покачал головой.

– Я поставлю её здесь, – чуть надавив на неё ногой, он разомкнул её колени, просунув между ними свою ногу. Теперь их зажатые ноги чередовались, делая его позицию более устойчивой и удобной, но вместе с этим, Алекса испытывала совершенно необъяснимые эмоции от столь тесной близости. Последовала его короткая улыбка. Будто графин, наполняемый водой, Алекса наполнялась странными ощущениями. Скованность и непонимание того, как вести себя, сильно мешали сосредоточиться, но, видимо, Эдику не было знакомо понятие стеснения и неловкости. Возвышаясь над ней, он чуть присел и сделал первый толчок, чтобы раскачаться. Его нога скользнула и проникла чуть глубже, создав трение о внутреннюю сторону её бедра. Ещё толчок, потом ещё один. Алекса больше не улыбалась и не могла вымолвить ни слова, ошарашенная неожиданным теплом, подступающим к низу живота. Сощурившись, он смотрел поверх неё, словно ослеплённый солнцем моряк, смотрящий вдаль, и продолжал энергично толкать качели, крепко сжимая её коленки. Несколько минут, пока в Алексе росло физическое напряжение, они раскачивались молча, но как только он отвлёкся от своих мыслей и посмотрел на неё сверху вниз, она встрепенулась.

– Можно вопрос? – он чуть закусил губы, придавшись размышлению.

– Угу…

– А ты когда-нибудь целовалась? – спросил он, сильно надавив на качели и высоко подлетев вместе с ней. Алекса ощутила, как его подошвы практически оторвались от перекладины.

– Не бойся… я сбавлю темп.

Пара подъёмов, и качели перестали подпрыгивать, выйдя на прежнюю плавность взлета и падения. И что ответить этому парню?.. Этим внезапным вопросом он сковал её по рукам и ногам. Гадая над ответом, она лишь теряла время, удлиняя паузу и давая ему повод думать о ней, как о неопытном ребёнке. Сложно было собрать мысли воедино, ведь на безлюдном дворе, среди снега и прохладного ветра он не по-детски разогревал её этими невинными притеснениями.

– Что молчишь? Целовалась по-взрослому? С языком? – в его вопросе опять звучал вызов, а в глазах стояло нетерпеливое ожидание.

– Целовалась, – хмыкнула Алекса, будто это было совершенно незатейливым занятием, и тут же разозлилась на себя за то, что так мало осведомлена об этой чувственной сфере бытия.

Сейчас ей пришлось чувствовать себя наивной девчонкой и стыдливо краснеть перед этим нахальным подростком, который с явным намерением затрагивал эту щепетильную тему. Хорошо, что уличный морозец так разрумянил её щеки, что было непонятно, как проявляется краснотой та самая застенчивость. Насколько богатыми были её знания о французских поцелуях? За плечами насчитывалось пять спелых помидоров, на которых проходили тренировки, и один «взрослый» поцелуй с девчонкой из класса, чтобы не оплошать в будущем, когда этот навык пригодится.

– Интересно… – протянул он, явно не подмечая её зажатости, и теперь опустился практически к её лицу, больше не утруждая себя раскачиванием.

Качели самостоятельно скользили под музыку ветра, а она чувствовала, как в животе будто играют на клавишах, нажимая то на одну, то сразу на несколько, а после и вовсе увлечённо предаются мелодии, используя всю палитру звуков. «Вот бы это не прекращалось, а только усиливалось!» – со страхом неизвестности подумала Алекса. Она пока не знала, какое имя дать этому ощущению внутри, но тревожилась, что это нечто запретное из жизни взрослых, а не детей. Замерев наверху долю секунды перед тем, как скатиться вниз, она встретилась с ним взглядом. От его лёгкости, непосредственности и лукавства не осталось и следа. Его взгляд больше не был игривым, он стал томным и, казалось, таил какую-то интимную мысль. То ли от резких взлетов, то ли от того, как он смотрел, скрывая и обнажая своё желание, внутри неё что-то ёкнуло и затрепетало. Казалось, он смотрит с вожделением и при этом немой грустью, будто это мучает его. Интересно, что будет в дальнейшем, если этот мальчишеский, но зрелый взгляд уже кажется ей чем-то невероятно захватывающим. Его тёмно-серые глаза прожигали её, то вспыхивая, то мучительно потухая. Алекса слабо управляла собой и пугалась, что он заметит её растерянность. Когда качели полностью остановились, он потянулся к её уху.