Loe raamatut: «Чужой: Река боли»

Font:

Christopher Golden

ALIEN™: RIVER OF PAIN

Печатается с разрешения издательства Titan Publishing Group Ltd.

1
НАШ ГОСТЬ

ДАТА: 4 ИЮНЯ 2122 ГОДА

Эллен Рипли долгое время обходила лазарет «Ностромо» стороной. В его белых стенах и ярком освещении исчезали даже малейшие тени, а воздух наполняли звуки машин и электрический шум.

Она же – как уорент-офицер на борту «Ностромо» – провела гораздо больше времени в сером сумраке коридоров и отсеков, который нарушался лишь мерцанием рабочего освещения. И, как ни странно, за годы работы на разных кораблях, ей стало привычнее находиться в тени, чем на свету.

Но здесь было не так.

«Ностромо» прокладывал себе путь в системе Дзета-2 Сетки, везя на Землю двадцать миллионов тонн минеральной руды, когда бортовой компьютер корабля, Мать, откликнулся на сигнал бедствия с планетоида под названием LV-426. Мать вывела экипаж из гиперсна раньше времени и приказала все выяснить.

Рипли это не нравилось с самого начала. Они не были ни исследователями планет, ни колонистами. Это была не их работа.

Но приказ прозвучал четко. Капитан Даллас напомнил ей, что их работа – делать все, что велит Корпорация. И они взялись за дело.

После посадки Даллас, его помощник Кейн и штурман Ламберт вышли на поверхность, чтобы осмотреть источник сигнала – брошенный корабль явно нечеловеческого происхождения. Тогда-то внутренний звоночек Рипли и сработал. Они понятия не имели, какая опасность могла поджидать их внутри того корабля, и капитану, старпому и пилоту не стоило это проверять.

Но они попали в кошмар.

После этого Рипли не было уютно среди теней «Ностромо». Она искала лазарет – не ради лекарств, а ради его света. Там уже сидел Эш, научный работник судна. Он пользовался на корабле неким особым положением, и это бесило Эллен. А иногда и вовсе казалось, что он смотрит на остальных, будто на образцы в микроскопе.

И от этого у нее по коже бегали мурашки.

Тем не менее Эш был ученым, а значит – и их надеждой на то, чтобы выяснить, что на самом деле случилось среди неутихающих атмосферных бурь на поверхности LV-426… и что случилось с Кейном.

Но Рипли не могла слепо исполнять приказы – хватит этого с нее! Ей было не по себе от требований, которые предъявляла им Компания, и ее беспокоила озабоченность Матери ксеноморфной жизнью на той мерзкой луне. Но когда Эллен озвучила свои тревоги, никто не захотел ее слушать.

«Ну и черт с ними!» Она не собиралась давать им выбор. На Земле ее ждала дочь – она пообещала Аманде, что вернется домой, и не собиралась нарушать своего слова.

Рипли решила следовать своим инстинктам, задавать все вопросы, которые требовали ответов, и не обращать внимания на то, кто мог от этого пострадать.

Рипли вошла в лазарет тихо, с таким чувством, будто переступила границу чужой страны без разрешения короля. Осмотрела рабочее пространство лаборатории, экраны, белые стены и желтые кнопки – сейчас все было погружено в приглушенное освещение.

Пройдя во второй отсек, Эллен увидела Эша – тот сидел перед видеоэкраном справа от нее. Сам он был невелик, но его присутствие ощущалось очень явно. В его каштановых волосах уже виднелась проседь, а глаза сияли льдисто-голубым цветом.

Эш склонился, чтобы посмотреть в микроскоп, и так увлекся своим занятием, что Рипли удалось пройти по помещению несколько футов незамеченной. Изображение на экране заставило ее содрогнуться от отвращения.

Там было паукоподобное инопланетное существо, вцепившееся в лицо старпома, но различить все детали она не могла. Существо походило на какой-то хвост, обвивший горло Кейна, и каждый раз, когда люди пытались его убрать, оно сжималось сильнее. Разрезать его тоже было нельзя: из мерзкой твари выплескивалась кислота, которая прожигала все на своем пути сквозь три уровня «Ностромо». Еще палуба-две, и она проела бы обшивку, погубив всех.

Эша оно восхищало.

Рипли просто хотела, чтобы оно сдохло.

– Поразительно, – негромко заметила она, кивком показывая на изображение на экране. – Что это?

Эш резко поднял взгляд.

– А, это? – отозвался он. – Пока не знаю, – он выключил экран, выпрямил спину и попытался показаться любезным, что было на него не похоже. – Ты что-то хотела?

«Какая вежливость, – подумала Рипли. – Хотя мы оба сейчас чертовски вежливы».

– Да, я… хотела кое о чем поговорить, – пробормотала она. На самом деле она не знала, зачем пришла. – Как Кейн?

Воздух между ними гудел сам по себе, совсем не так, как при постоянном шуме электричества. Со дня, когда Эш стал членом экипажа – навязанный Компанией перед самым отправлением с Тедуса с грузом на борту, – Рипли испытывала к нему неприязнь. Случалось, что люди воздействовали на нее именно так: стоило им войти в комнату, как она тут же настораживалась. Будь Эллен кошкой – как Джонс, талисман корабля, – от встречи с Эшем у нее вставала бы дыбом шерсть.

Сейчас он старался не смотреть ей в глаза и хотел – она это чувствовала, – чтобы она поскорее ушла.

– Держится. Без изменений.

Рипли кивнула на потемневший экран.

– А наш гость?

Он бегло взглянул на нее.

– Ну, как я уже говорил, я еще… разбираюсь, – ответил Эш. Он поднял планшет-микросканер и изучил дисплей. – Но я уже выяснил, что снаружи он покрыт слоем протеин-полисахаридов. И что забавно, он имеет свойство сбрасывать клетки и заменять их поляризованным кремнием – это дает ему длительную устойчивость к неблагоприятным условиям окружающей среды, – он умолк и быстро ей улыбнулся. – Достаточно?

«Достаточно, – подумала Рипли. – Достаточно ли?» С таким же успехом он мог просто сказать ей выметаться прочь.

– Вполне, – ответила она, но с места не сдвинулась. – А что это значит? – Эллен наклонилась, чтобы заглянуть в микроскоп.

Эш встрепенулся:

– Прошу, не нужно.

Рипли склонила голову и, не удержавшись, изобразила гримасу. Она знала, он очень бережно относился к своей лаборатории, но зачем было так напрягаться, когда она попыталась посмотреть в микроскоп? Ведь она даже к нему не прикасалась.

– Прости, – извинилась она, хотя прозвучало это явно неискренне.

К Эшу вернулось самообладание.

– Ну, тут у нас любопытная комбинация элементов, – объяснил он. – Благодаря этому получается, что он живучий сукин сын.

По телу Рипли пробежал холодок.

– И ты его впустил, – упрекнула она.

Эш с обиженным видом поднял подбородок.

– Я исполнял приказ, ясно? – раздраженно ответил он.

Рипли пристально на него посмотрела и в этот момент точно поняла, зачем зашла в лазарет.

– Эш, когда Далласа и Кейна нет на корабле, командую я, – сказала она.

Он помрачнел.

– Ой, да. Я забыл.

Но это была ложь, и они оба это знали. Он даже не пытался показаться убедительным. Но Рипли беспокоило, почему так? Просто потому, что Эш такой придурок? Или потому что он не признавал ее место в командной иерархии? Или это вообще не было связано конкретно с ней? А может, он просто считал, что ему дозволено делать все что заблагорассудится, без оглядки на последствия?

«Сейчас я положу этому конец», – решила она и вслух добавила:

– Кроме того, ты забыл основной для всех ученых закон о карантине.

– Нет, его я не забывал, – спокойно ответил он.

– Ах, вот как, – сказала Рипли. – Значит, просто нарушил?

Эш недовольно посмотрел на нее. Его правая рука лежала на бедре.

– А ты понимаешь, что случилось бы с Кейном? Его единственный шанс выжить – это вернуться сюда.

Его раздражение принесло Эллен удовольствие. Приятно было видеть, что она может его достать.

– Боюсь, что, нарушив карантин, ты подверг риску все наши жизни, – парировала Рипли.

– Может, мне и стоило оставить его снаружи, – ответил Эш, после чего вернулся в свое привычное состояние отстраненного превосходства. – Может, я и поставил под угрозу остальных, но это был риск, на который я был готов пойти.

Рипли придвинулась чуть ближе, сцепившись с ним взглядом.

– Великоват риск для научного работника, – проговорила она. – Это же выходит за рамки устава, верно?

– Я выполняю свои обязанности так же ответственно, как и ты, ясно? – ответил Эш.

Рипли еще раз скользнула глазами по экрану. Она хотела заглянуть в его компьютер, но не была уверена, что поймет там хоть что-нибудь.

Эш с вызовом смотрел на нее.

– Делай свою работу, – добавил он, – а я буду делать свою, хорошо?

В голове Рипли пронеслась дюжина возможных ответов – ни один из них не был ни вежливым, ни приятным. Но вместо них она лишь сделала вдох, затем выдох и, повернувшись, вышла из помещения. На самом деле ей только и нужно было, чтобы Эш делал свою работу – только складывалось впечатление, будто ему было интереснее существо, вцепившееся Кейну в лицо, чем спасение старпома.

«Почему?»

2
ТОЛЧКИ

ДАТА: 11 ОКТЯБРЯ 2165 ГОДА

Грег Хансард стоял в гуще атмосферного хаоса, бушующего на поверхности LV-426. Ему хотелось кричать. Атмосферный процессор над ним издал громкий металлический скрежет и затрясся так, что он ощутил дрожь машины под ногами.

– Какого черта вы там делаете, ребята?! – рявкнул Хансард по радиосвязи.

Его сердце подскочило в груди и забилось в ритме с грохотом процессора. Он почувствовал, что задыхается в своей дыхательной маске. Грег осознавал всю иронию своего положения, но желание сорвать с себя маску от этого не уменьшалось. Хотя, конечно, он бы этого не сделал – песчаная буря, может, и сводила с ума, но не до такой степени.

– Все, что в наших силах, – вот что мы делаем! – прокричал один из инженеров. При таком ревущем ветре Хансард не понял, кто это был. – В корпусе генератора трещина! Если сбросить скорость наполовину, мы сможем починить его, и не придется выключать все полностью.

– Выполняйте! – крикнул в ответ Хансард. – Просто сделайте это, и чем быстрее – тем лучше. Нельзя больше допускать задержек.

– Черт, шеф, мы же не выбирали эту проклятую планету! – ответил инженер.

Хансард с досадой опустил голову.

– Знаю, знаю, – сказал он. – Я сам задушил бы того идиота, который ее выбрал.

– Хансард, тебе стоит подойти сюда! – еще один голос по радио. Его он сразу узнал.

– В чем дело, Наджит? – спросил Грег, начав обходить машину. Атмосферный процессор возвышался над его головой на шестьдесят семь футов¹, вибрируя, стуча и выплевывая пригодный для дыхания воздух.

– Лучше сам посмотри, – ответил Наджит.

Внутри процессора находилось три инженера и еще шесть – снаружи. Наджит был конструктором. Уже шесть лет Компания пыталась терраформировать LV-426 – теперь ее называли Ахероном, – и уже закладывала фундамент для будущей колонии. Основное здание центрального комплекса было готово – там вместе со строителями и инженерами сейчас жила дюжина колонистов. И управлял всем колониальный администратор, Эл Симпсон.

Однако не проходило и дня без того, чтобы Симпсон не обрушивался с критикой, требуя ускорить процесс терраформирования. И насколько мог сказать Хансард, Симпсон был идиотом, который работал на людей, чей идиотизм простирался до куда более крупных масштабов.

Колония – ее назвали «Надеждой Хадли», в честь одного из разработчиков проекта, – была основана совместными усилиями правительства Земли и корпорации «Вейланд-Ютани». Она находилась под управлением колониальной администрации, которая, по общепринятому мнению, придерживалась всех правил, установленных Межзвездной торговой комиссией. Сам Ахерон не был планетой в полном смысле слова, хоть и считался ею. Это была просто глыба, зависшая черт знает где, одна из лун планеты Кальпамос.

Бури, состоящие из слепящих потоков ветра, песка и пыли, не стихали здесь почти никогда. И как бы плотно Хансард ни закупоривал свои маску, капюшон и защитный костюм, песок все равно проникал повсюду.

Повсюду.

Каждый хренов день.

Из всех возможных вариантов для колыбели новой людской колонии «Вейланд-Ютани» выбрала именно это место – почему? Атмосферные условия не позволяли даже составить нормальные карты из космоса, но какой-то засранец все равно решил построить здесь первоклассное жилье.

Хансарду казалось, будто само это место было против их присутствия. Им удалось установить атмосферные процессоры с разными промежутками по всей поверхности, но самый важный – огромный, собороподобный «Процессор Один» – был еще не достроен. И при этом они постоянно сталкивались с самыми разными трудностями. От толчков в земле появлялись трещины – как-то в такую даже провалился один из мелких процессоров. Рабочий процесс то и дело затягивался из-за всякого рода происшествий, ошибок геологов и неисправного оборудования.

И вот теперь… а что теперь?

Ощущая тревогу от издаваемого машиной стука, он прошагал вокруг основания процессора. Земля тряслась, и Хансард подумал, что, наверное, он дрожит и сам. Во рту у него стоял вкус грязи.

– Наджит? – позвал он, думая, что тот уже должен был находиться где-то рядом.

– Я здесь! – последовал ответ.

Всмотревшись в беспокойную завесу песка, Хансард разглядел три фигуры. Но они находились вовсе не у процессора, а стояли в дюжине футов от корпуса машины, уставившись на землю.

«Вот дерьмо, – подумал Хансард. – Только не говорите, что…»

Процессор трясло. Хансард обернулся вокруг, чтобы посмотреть на него, затаив дыхание. Машина содрогалась так сильно, что было заметно, как корпус сдвигается с места. Вдруг до него дошло, что толчки исходили не только от машины.

– Сукин сын! – крикнул он.

Скрежет металла внутри сооружения перерос в скрипучий грохот.

Повернувшись обратно, Хансард побежал к остальным. Их действительно оказалось трое. Но внутри находилось еще трое. Внутри этого скрежещущего, стонущего металла.

– Что за… – начал он.

– Еще один разлом! – крикнул Наджит.

Подойдя поближе, Хансард смог увидеть трещину в земле, в которую, будто песок, высыпались плотные комья атмосферной пыли и вулканического пепла. Наджит обежал трещину, проследовав вдоль нее от самого процессора, чтобы определить длину, затем остановился и повернулся к одному из двоих конструкторов.

– Пятнадцать футов! – крикнул он. – И она растет!

Но Хансарда не заботило, на какое расстояние трещина тянулась от процессора. Он подбежал к внешнему корпусу и уставился на щель в том месте, где она появлялась из-под машины.

– Нет, – зашептал он. – Нет-нет-нет-нет!

Он смотрел сквозь завесу сдуваемого ветром песка. Процессор вздрогнул, и лязг изнутри напомнил ему архивную видеозапись работающего древнего локомотива, которую он когда-то видел.

– Вырубите его! – рявкнул он. – Вырубайте все и вылезайте оттуда!

– Шеф… – осторожно начал Наджит.

Хансард набросился на троих конструкторов.

– Возвращайтесь, идиоты! – приказал он, активно жестикулируя. – Вы что, забыли про «Процессор Три»?

По радио были слышны голоса инженеров, находившихся внутри. Они кричали друг на друга – приказы и ругательства смешивались в исполненный паники коктейль.

– Думаешь, будет хуже? – крикнул Наджит.

Земля по-прежнему сотрясалась. Дрожь локализовалась, но сколько она еще продлится – сказать было нельзя. Прежде чем приступить к строительству, они полтора года занимались изыскательскими работами, однако никаких признаков локализованных толчков не выявили.

До тех пор, пока не стало слишком поздно.

– Уже и так достаточно плохо! – гаркнул Хансард.

Процессор ахнул, и гул внутри затих, хотя корпус продолжал трястись. Когда буря ненадолго ослабла, он смог осмотреть машину сбоку и заметил трещину в гладкой металлической поверхности – она зияла в двадцати футах над землей.

«Дерьмо!»

– Выметайтесь оттуда, сейчас же! – крикнул он. – Нгуен! Мендез! Выме…

Вдруг Хансард остановился и посмотрел себе под ноги. Земля вроде бы замерла, толчки ослабли. Он на несколько секунд затаил дыхание, пока не появилась уверенность, что все, наконец, прекратилось. Пусть это было и неважно.

Процессор можно было отремонтировать, но зачем? Еще толчок – хоть завтра, хоть через десяток лет – и все может развалиться опять. Эту машину оставалось просто бросить – забрав лишь части этого металлического корпуса, построенного на земле, которую они считали более надежной. Но на Ахероне никогда нельзя было быть уверенным в надежности чего-либо.

– Шеф, – проговорил Наджит, становясь рядом с ним.

Хансард смотрел на бурю, обдуваемый ветром.

Поверженный.

Кто бы ни дал LV-426 ее новое название, он явно имел хорошее представление о его нелепости. В греческой мифологии Ахероном называлась одна из рек загробного мира. И значение у этого слова было довольно мрачное.

Река боли.

3
РЕБЕККА

ДАТА: 15 МАРТА 2173 ГОДА

Расс Джорден смотрел на капельки пота на лбу своей жены и чувствовал, как его сердцу становится тесно в груди. Она сжала его руку так крепко, что он ощутил, как кости в ней соприкоснулись друг с другом. Он заметил, что она задержала дыхание, а лицо скривилось в маске ярости и боли.

– Дыши, Энн! – взмолился Расс. – Давай, милая, дыши.

Энн сделала вдох, и все ее тело расслабилось, а через мгновение она сжала губы и начала протяжно выдыхать. Последние несколько часов она выглядела бледной, но теперь лицо ее казалось почти серым, а круги под глазами посинели. Она склонила голову набок и с мольбой посмотрела на мужа, будто прося что-нибудь предпринять, хотя они оба знали, что он мог лишь сидеть рядом и, как прежде, любить ее.

– Почему бы ей просто не вылезти сюда? – спросила Энн.

– Ей и там уютно, – ответил Расс. – Там тепло и она слышит, как у тебя бьется сердце. А здесь большая, пугающая вселенная.

Энн опустила взгляд на свой огромный живот – за последние пару часов тот сильно сместился вниз. Потом нахмурилась, так что лоб прорезали строгие линии.

– Давай, вылезай, малышка. Если хочешь стать частью нашей семьи, ты должна быть смелой и немножко сумасшедшей.

Расс тихо рассмеялся, но расположения к юмору сейчас не чувствовал. Энн мучилась родами уже семнадцать часов, и за последние три шейка ее матки не раскрывалась шире семи сантиметров и уже на шестьдесят процентов сгладилась. Доктор Комиски дала ей выпить средство для резкого старта процесса, предупредив, что стимуляция может усилить родовую боль.

Энн издала глухой стон, и ее дыхание участилось.

– Расселл…

– Она скоро выйдет, – успокаивал он. – Обещаю. – И тихонько добавил: – Давай, Ребекка, уже пора.

В палату вошел медбрат. Энн в этот момент сжала зубы и выгнула спину, напрягшись всем телом. Расс задержал дыхание вместе с ней – при виде ее боли ему хотелось кричать. Он с тревогой и отчаянием оглянулся на вошедшего.

– Ты можешь как-нибудь ей помочь, Джоэл?

Медбрат, худощавый и темноволосый, сочувственно покачал головой:

– Я же говорил тебе, Расс. Она хотела, чтобы все прошло естественно – так же, как было с Тимом. Сейчас уже поздно давать ей что-либо, от чего ей могло бы стать существенно легче. Болеутоляющие, которые она уже приняла, – лучшее, что мы можем сделать, не причинив вреда ребенку.

Энн выругалась на него. Джоэл подошел к койке и положил руку роженице на плечо, и та снова начала дышать, расслабившись после очередных схваток.

– Доктор Комиски будет здесь через секунду и еще раз тебя осмотрит.

Расс сверкнул взглядом на медбрата.

– А если у нее состояние еще не улучшилось?

– Я не хочу кесарева! – отрезала Энн, говоря между вдохами.

Джоэл похлопал ее по плечу.

– Ты же знаешь, это совершенно безопасно. А если ты беспокоишься из-за шрама…

– Не мели ерунды, – задыхаясь, проговорила Энн. – От кесарева сечения не оставалось шрамов еще со времен, когда родилась моя бабушка.

– Вот и я о том же, – ответил медбрат. – Ради ребенка…

Энн, словно огорошенная, повернулась, чтобы взглянуть на него.

– Джоэл, скажи, с ребенком что-то не так?

– Не сейчас, – ответил Джоэл. – Все, что мы видели, выглядит совершенно нормальным, анализы крови и генов тоже говорят, что ребенок здоров. Но могут возникнуть осложнения, если… Слушайте, об этом я правда не могу говорить, лучше, чтобы доктор Комиски сама все рассказала.

– Черт возьми, Джоэл, мы знакомы уже два года! – гаркнул Расс. – Колония у нас маленькая. Если тут есть о чем беспокоиться…

– Нет. Просто помолчите, – сказал Джоэл, выставив перед собой руку. – Если бы вы были одни, беспокоиться стоило бы. Но вы не одни. Здесь есть медицинский персонал, который наблюдает тебя, Энн, и твоего ребенка. И вся колония ждет, когда твоя девочка нам явится.

Энн вскрикнула и снова сжала руку Расса. Он взглянул на красивое лицо своей жены, искаженное сейчас от боли, и понял, что одной из влажных бусинок на ее щеке была вовсе не капля пота, а слеза. И что все это уже давно стоило прекратить.

– Веди сюда Комиски, – приказал Расс.

– Она появится здесь в любую… – начал было Джоэл.

– Веди ее!

– Ладно, ладно, – Джоэл поспешил из комнаты, оставив Джорденов наедине с их страхом, надеждой и ребенком, который, похоже, не горел желанием с ними познакомиться.

Между Рассом и Энн повисло тревожное молчание. Она, истощенная, использовала промежутки между мучительными пиками схваток, чтобы дышать, отдыхать и молиться, чтобы, когда доктор Комиски вернется, ее шейка матки успела расшириться полностью и она смогла вытолкнуть из себя ребенка.

– Я не понимаю, – устало прошептала она. – Когда я рожала Тима, между первыми и последними схватками прошло всего четыре часа. А спина… боже, она так не болела. Что же не так?

Расс пристально смотрел на белые гладкие мониторы, установленные над койкой и рядом с ней. Если с ребенком что-то случится, то там сразу же сработает сигнал, но пока приборы лишь мигали голубыми и зелеными огоньками и издавали слабый, почти музыкальный шум. А за мониторами, в тишине и темноте, стоял куда более крупный агрегат – это был огромный блок под прозрачным, по большей части, колпаком.

Если бы Комиски пришлось извлекать ребенка хирургическим путем, она поместила бы Энн в этот блок. Но та боялась вовсе не шрамов – а того, что тогда ей будут заниматься уже не человеческие руки. Блок натальной хирургии выполнял кесарево сечение полностью самостоятельно, и мысль об этом ввергала обоих Джорденов в ужас. Люди могли где-то промахнуться, но их хотя бы заботил результат. А машины не осознавали ни последствий, ни ценности жизни.

– Неужели мы ошиблись? – спросила Энн отрывисто.

Расс приложил к ее лбу холодное, влажное полотенце.

– С Тимми все было легко, – сказал он. – Мы и подумать не могли, что иногда бывает вот так. И рожать естественным путем казалось разумной идеей.

– Я не об этом, – сказала его жена, слабо взмахнув рукой и пошевелив пальцами, будто пыталась стереть его ответ. – Я имею в виду, когда мы прилетели на Ахерон. В «Надежду Хадли».

Расс нахмурился.

– У нас не было выбора. Дома не было работы. Нам вообще повезло, что выпала возможность работать на другой планете. Понимаешь…

– Понимаю, – проговорила она, а затем напряглась, шумно выдыхая сквозь зубы с началом новых схваток. – Но заводить детей… здесь…

Мониторы мигнули красным, всего на мгновение – и Энн замерла и закричала от боли.

– Все, хватит! – рявкнул Расс.

Он вскочил с места, завалив стул, и хотел уже направиться к двери, но Энн не выпустила его руку из своей. Он повернулся, чтобы сказать ей, и увидел, что на мониторах все снова зазеленело. И никаких сигналов больше не звучало.

Но ему было все равно. Одного мигания – достаточно.

– Комиски!

Когда он набрал в грудь достаточно воздуха, чтобы выкрикнуть фамилию еще раз, доктор Теодора Комиски залетела в палату. Это была приземистая женщина с голубыми глазами и объемными каштановыми кудрями. Джоэл покорно проследовал за ней.

– Давайте посмотрим, насколько мы продвинулись, – улыбаясь, сказала врач, жизнерадостная, как никогда.

– Да мы уже половину этой долбаной Вселенной прошли! – прорычал Расс.

Он ненавидел эту фальшивую бодрость, которой врачи так часто прикрывались, будто маской, и ему хотелось накричать на доктора Комиски, чтобы сорвать эту маску. Но это ничем бы не помогло ни Энн, ни ребенку. Ему оставалось лишь стоять и смотреть, как эта бочкообразная женщина, натянув медицинские перчатки, взгромоздилась на стул и, опустившись между бедер Энн, стала шарить там, будто искала потерянную вещь.

– Я чувствую головку, – сказала доктор Комиски заботливым тоном. – Теперь я поняла, в чем дело. Ребеночек неправильно лежит…

У Расса сжалось сердце.

– Что это значит?

Комиски не ответила, вместо этого обратившись к Энн:

– Она лежит личиком к твоему животу, поэтому задняя часть ее черепа давит тебе на крестец… на копчик. Но хорошая новость в том, что ты уже полностью раскрылась и сгладилась. Ребеночек вот-вот появится, чтобы стать прекрасной принцессой «Надежды Хадли».

Расс опустил голову.

– Слава богу.

– А в чем… – проговорила Энн, всасывая воздух, – в чем плохая новость?

– Плохая новость в том, что это вызовет у тебя адскую боль, – ответила Комиски.

Энн встряхнулась, испытав облегчение.

– Я готова, Тео. Давай вытащим нашу новенькую Ньют сюда.

Расс улыбнулся. Они называли так ребенка уже несколько месяцев, представляя, как она растет – сначала крошечная частичка, потом полноценный развившийся зародыш.

– Ну хорошо, – сказала доктор Комиски. – Когда в следующий раз будут схватки, ты должна…

Но Энн ничего не нужно было объяснять. Рожать ей было не впервой. Схватки начались, и она опять завопила, но на этот раз это был не крик боли, а скорее боевой клич.

Тринадцать минут спустя доктор Комиски передала Ребекку Джорден в руки матери. Расс улыбался так широко, что у него болели мышцы лица, а грудь так переполнялась любовью, что казалось, он вот-вот лопнет. Энн поцеловала малютку в лоб, а Расс дотронулся до ее крошечной головки, и ребенок крепко ухватился за его палец, сразу проявив свою силу.

– Привет, новенькая Ньют, – прошептала Энн ребенку и еще раз ее поцеловала. – Ты смотри мне, а то это прозвище так и пристанет.

Расс рассмеялся, и Энн повернулась к нему с улыбкой.

«Ньют, – подумал он, – повезло же тебе, малышка».

ДАТА: 2 АПРЕЛЯ 2173 ГОДА

Когда в «Надежде Хадли» открылся новый рекреационный центр, никто не озаботился тем, чтобы устроить что-нибудь наподобие старинного обычая перерезания ленточки. Эл Симпсон, колониальный администратор, просто открыл дверь нараспашку – и гуляния начались. Братья Финч принесли несколько бутылок домашнего виски, Саманта Моне с сестрой все украсили, а повар Брона Флэрти выложила целый ассортимент пирожных и печенья, приготовленных специально по этому случаю.

Но главной звездой вечера стала Ньют Джорден, уже двух с половиной недель от роду. Эл Симпсон стоял в углу основного зала и потягивал из чашки кофе по-ирландски, наблюдая, как остальные колонисты по очереди нянчились с малышкой.

Завернутая в одеяло и убаюканная на руках матери, она казалась прекраснейшим созданием, безо всяких оговорок. Сам Эл не очень-то любил маленьких детей – они как правило представляли собой плачущие и какающиеся машины, внешне походящие на скукоженных безволосых обезьян. Впрочем, маленькая Ньют была не такой. От нее он не слышал ни звука с начала вечеринки, а благодаря ее большим красивым глазам казалось, будто с этого румяного, здорового детского личика на него смотрит любопытная, зрелая душа.

Сын Джорденов, Тим, сам был младенцем, когда они только прибыли на LV-426, но появление Ньют стало событием для всей колонии – она была первым ребенком, родившимся на Ахероне. Эл подумал, что если все дети в колонии получатся такими же, как Ньют, то это будет не так уж плохо. Но ему все же казалось, что Ньют – это исключение и пока не стоило менять свое отношение к новорожденным… и к детям вообще, если уж задуматься.

– Милый ребенок, – произнес кто-то рядом.

Эл дернулся, выплеснув кофе из чашки, ругнулся, обжегши пальцы, и перехватил чашку из правой руки и левую.

– Не подкрадывайся ты так! – сказал он и, смахнув с пальцев капельки кофе, подул на кожу.

– Черт, Эл, прости, – проговорил Грег Хансард, сочувственно поморщившись.

Симпсон еще раз встряхнул руку, и боль стала проходить.

– Хорошо хоть я подлил туда ирландского виски, – проворчал он. – Это его немного охладило.

Хансард улыбнулся:

– Ну, раз уж ты не так сильно обжегся, то, может, покажешь мне, где прячешь бутылку?

Элу не очень хотелось делиться, но Хансард был главным инженером колонии и всегда мог составить хорошую компанию. Так что администратор рассудил, что пару унций из своих запасов выделить ему по силам.

– Может, и покажу, – сказал он и сделал долгий глоток из своей чашки. Прежде чем налить Хансарду, он хотел допить свой кофе, пока тот был горячим. – Пожалуй, ты прав. Ребенок у Джорденов очень милый. Не знаю даже, как так получилось, у таких-то родителей.

Хансард издал сухой смешок.

– Да, они те еще неряхи.

Эл ухмыльнулся, пряча улыбку за чашкой и осматриваясь по сторонам. Он всегда имел множество мнений сразу, но колонисты были вынуждены находиться вместе, и если бы колониальный администратор начал злословить о людях у них за спиной, это здорово осложнило бы жизнь в «Надежде Хадли». С другой стороны, его вовсе не раздражали ни непослушные кудри Энн Джорден, ни внешний вид Расса, который постоянно выглядел так, будто перепил накануне вечером.

– Разведчики все неряхи, разве нет? – негромко отозвался Эл.

– От них одни неприятности, вот что я скажу, – ответил Хансард. Он кивнул в сторону людей, которые продолжали ворковать и ахать над младенцем. Отто Финч наклонился, чтобы поговорить с юным Тимом, сыном Джорденов, и дал ему какую-то меховую куклу. – Они неплохие люди, эти Джордены. Но я переживаю за пацана.

Эл, нахмурившись, повернулся к нему. Последняя фраза ему не понравилась.

– И почему же?

Хансард скорчил гримасу и сдвинул брови, будто уже сожалея о своих словах.

– Грег, ты сам начал, – сказал Эл. – Я администратор и не могу оставить это без внимания. Если ты думаешь, что у нас есть проблема…

– Смотря что ты называешь проблемой.

Эл бросил еще один взгляд на Джорденов. Родители выглядели уставшими, но оба счастливо улыбались, гордые своей маленькой семьей. Они были из числа изыскателей, которые работали в колонии, но, как и половина изыскательской группы, подрабатывали разведыванием недр – исследовали поверхность секторов планетоида в поисках залежей минералов, мест падений метеоритов и прочего, что могло представлять интерес для Компании. Научной группе «Вейланд-Ютани», работавшей в колонии, разведчики требовались для того, чтобы извлекать грунт и образцы пород, а также составлять карты. И нередко экспедиции оказывались очень опасными.

– И дело не только в их образе жизни, – произнес Хансард задумчиво. – Да, у колонистов будут появляться дети. В этом и суть нашей задачи, которой мы тут занимаемся. Но разведка – это рискованное дело, а Энн и Расс, кажется, не осознают всей опасности. И это беда для большинства из этих ребят – кто будет растить их детей, случись что? А Джордены… ну, они зашли еще немного дальше, так ведь? Даже сегодня Расс взял Тима с собой на тягач и проехал десять километров на север.

1.Около 20 метров. Здесь и далее – прим. перев.