Калиго: лицо холода

****

Лезвие меча проносится прямо возле уха Сирилланда, едва не задев мочку. Он отпрыгивает в сторону, но топор из рук не выпускает.

– Это все на что ты способен? Ну же, покажи хоть одну достойную атаку.

Сирилланд заносит оружие над головой и с боевым кличем бросается на соперника. Его острие метается из стороны в сторону, снизу-вверх, но рассекает лишь пустой воздух. Пинок ногой застает парня врасплох, но он чудом удерживает равновесие. Все говорили, что это лишь тренировочный бой для оттачивания навыков, но Сирилланд прекрасно знал: с Асбъёрном нельзя сражаться понарошку. Каждая битва со старшим братом норовит обернуться настоящей войной, которая может понести свои жертвы. Его движения быстрее, а взмахи меча еще мощнее и жестче, чем при настоящем сражении с викингами. Одно неловкое движение – и кончик клинка задевает плечо Сирилланда, оставляя на нем глубокий порез. Юноша делает выпад, но Асбъёрн его успешно блокирует. Он нападает на противника с разворотом, но брат увиливает от броска и одним ловким ударом улаживает того в грязь. Бросок оказывается настолько сильным, что, падая, Сирилланд прикусывает губу. Не успевает он коснуться земли, как блондин нависает над ним скалой.

– Ты настолько же слаб, насколько жалко выглядишь, Сири, – кончик оружия впивается в его шею, до ушей доносятся ликующие возгласы других меченосцев. – И дерешься не лучше, чем престарелая портниха. Когда-нибудь придет время защищаться от врагов, и тогда твои навыки врачевания тебе не помогут. Но, не переживай, – он вытирает лезвие о рукав и засовывает в ножны, – мы с настоящими воинами защитим этот город.

Асбъёрн уходит вместе с приятелями, встречающими его одобрительными хлопками по спине, пока Сирилланд с трудом перекатывается на живот. Рот наполняет соленовато-едкий привкус собственной крови. Юноша терпеть не может, когда старший брат называет его женским именем. Словно того, что он валяется у его ног в луже, недостаточно, чтоб принизить его мужественность. Он ненавидит драться и предпочитает решать проблемы окольными путями, но Асбъёрн не воспринимает никаких методов, кроме чистого насилия. Лишь оно приносит ему удовольствие. Каждый вопль, стон, плач, свист лезвия, разрезающего кожу, кровавый всплеск, окатывающий сугроб – услада для его души. Если бы крик боли можно было засунуть в стеклянную банку и слушать, когда тебе вздумается, Асбъёрн бы так и поступил, а кровью врагов умывался бы по утрам. Иногда юноше кажется, что судьба громко над ним посмеялась, заставив жить под одной крышей с живорезом.

– Все прошло не так уж плохо, – Сирилланд поднимает голову и натыкается на протянутую ладонь.

– Все не плохо, а просто ужасно.

Коэргус выдавливает кислую улыбку и помогает парню подняться. Его золотистые волосы сегодня заплетены в тугую косу, которую полагается носить всем воинам Варанэ. Сирилланд такой почести не заслужил, и его белесая, измазанная слякотью шевелюра свободно свисает на плечи.

– Вначале всегда сложно. Ты ведь еще только учишься. Ты хоть представляешь, сколько раз меня тыкал лицом в грязь Асбъёрн, пока я не научился как следует держать клинок?

– Неужели?

– А-то, – фыркает он. – Или ты думаешь, этот шрам у меня для красоты?

Сирилланд пытается встать на ноги, но те предательски подкашиваются. Ему повезло, что рядом оказался Коэргус, способный подхватить его и довести домой. Юноша никогда не задумывался, откуда у того кривая отметина на щеке. Будучи младшим из трех братьев, Сирилланд всегда полагал, что ему достается больше всех, но, как оказывается, Асбъёрн не щадил никого из них. Парни не спеша продвигаются к хижине. Они были еще за холмом, когда мать, заприметившая их с окна, уже спешила навстречу.

– Что случилось? – ее обычно бархатистый голос вздрагивает от волнения. – Это снова Асбъёрн? Я ему руки повыкручиваю!

– Все нормально, – с трудом выдавливает Сирилл. – Мы лишь тренировались. Такое случается.

– С этими тренировками я останусь без сыновей! Я… как же он… святой Акмелас, – она застывает при виде глубоких порезов на коже юноши. – Веди его в дом. Живо!

Коэргус кивает и отправляется к лачуге, поддерживая раненого с одной стороны, а мать – с другой. Вместе они заводят его на кухню и усаживают на лежанку возле очага. По велению женщины средний сын удаляется, предоставляя ей возможность заняться ранениями младшего. Сирилланд с благодарностью смотрит, как Илва стягивает с него стеганую рубаху, как набирает в ковш воды, промывает раны и наносит на них свежеприготовленную кашицу из тысячелистника, чтоб купировать кровотечение. Далее следовало бы наложить листья остролиста для обеззараживания. Парень прекрасно об этом знает, потому что сам делал так не один раз. Матерь научила его этим древним методам лечения, которые передавались испокон веков от Годы²⁶ к Годе, и хоть прошло много лет с тех пор, как она покинула палату врачевателей, знания, полученные в ней, она унесет с собой в Асгард.

– Ты очень смелый, Сирилл, – выдыхает она, накладывая на его предплечье лоскут ткани. – Ты храбро выдерживаешь все поношения брата, но вам вовсе не обязательно воевать. В ваших жилах течет одна кровь.

– Это не так, – прочищает горло он. – Тогда как в моих жилах течет кровь, в его – струится раскаленная лава, жаждущая испепелить все на своем пути. Мы вылиты не из одного сплава. Мы совершенно разные.

– Когда-то твой отец говорил то же самое.

Белесые брови Сирилланда сходятся на переносице.

– Да, а ты думал, ты единственный на Саарге, у кого проблемы с родичами? В свое время Аабергу доставалось не меньше, – взгляд седоволосой женщины потускнел, словно ее мысли перенеслись в другое время, а тело осталось здесь, в Варанэ, в собственной кухне, перед камином, согревающим порезы ее униженного, но горячо любимого сына. – Твой отец рос в семье рыболова, который возлагал на него большие надежды. Он стремился воспитать такого же преданного подледника, как и он сам, но вместо этого взрастил доблестного воина, лучшего охотника в деревне, который по сей день удерживает этот гордый статус.

Юноша мрачно опускает голову.

– Ты говоришь это мне, чтоб застыдить?

– Я рассказываю тебе это, чтоб показать, что не все дети оправдывают ожидания родителей. Некоторые их разбивают, ломая собственные жизни, другие – отвергают, позоря свою семью и род, но есть и те особенные единицы, готовые зубами и ногтями бороться за свою мечту. Ты – особенный, Сирилланд, – теплая ладонь опускается на грудь юноше, согревая его сердце. – Ты не похож на остальных. В твоем теле нет стержня меченосца, но зато есть стебель траволечителя, крепнущий день за днем. Твоя душа послана в этот мир для великих свершений. Она жаждет его спасти от горестей и несправедливости, и когда-нибудь ей это удастся. Обязательно.

Женщина сама не понимала, насколько была близка к правде. Материнское сердце видело то, что было незаметно для окружающих, а может, оно просто пыталось ободрить сына. Но так или иначе, ее слова попали в сердцевину истины, в которой Сирилл застрял на тысячу лет. Роковой случай со священным оленем разрушил всю его жизнь, но в то же время подарил небывалый дар, открыв немыслимые для обычного человека возможности. Сирилланд, сын Ааберга из Варанэ, и правда особенный, ведь теперь, наделенный силой холода, подчинивший себе семь равноденствующих ветров, он действительно может изменить мировой устой к лучшему. Сразить все невзгоды, иссечь дремлющее зло, искоренить грех на зачаточном уровне. Только ему и никому другому дана возможность очистить людские тела от пороков и пагубы, отправить души в высший мир, в котором они не познают боли, утраты и страданий. Сирилланд не просто особенный. Он – избранный, поцелованный в ледяную щеку самой Судьбой. И он ни за что не подведет ее. Он приведет свой народ к чудесному перерождению.

****

Калеб открывает глаза и втягивает в себя горный воздух. В его легких, привыкших к затхлым выхлопам Нью-Йорка, он кажется чужим. Чем-то незнакомым, неестественным, немного диким, слегка нелепым, подобно дыму на дне океана. Вкус долгожданной свободы отдается кислинкой во рту, которую не помогло бы сгладить даже хорошее вино. Хотя, может, это лишь послевкусие ужасной похлебки из консервов? Правда, сейчас, после полутора суток голода, Калеб был бы рад даже ей. Он здесь, на горной вершине, в миллионах метров от цепкой хватки отца, но ощущение, что тот, не прекращая, наблюдает за ним своим пыльным оком, не отпускает ни на мгновение. Словно он – Бог или Дьявол, а то и все вместе. В детстве Калеб именно так и считал. То, что Старик Колдвотер так просто отпустил единственного наследника к черту на куличики, да еще и без охраны, до сих пор не приживается у него в голове. Скорее всего, это влияние отца Акли, Гудмена-старшего. Как бы там ни было, Калебу бы не хотелось потратить этот единственный шанс пожить свободной жизнью, чтоб потеряться на горе и замерзнуть насмерть.

Аллестер нервно ворочается в спальнике, бубня какую-то несуразицу про Повелителя холода. Калеб тоже пытается забыться сном, но что-то не дает ему покоя. Запах. Должно быть, сказывается усталость и голодание, но юноша готов поклясться, что слышит аромат жареной тушки. Он переворачивается, надеясь, что смена позы поможет успокоить раздразненный желудок, но тут замечает белеющий силуэт Акли возле огня. С ним Кэт. Что они там делают? Сидят, мило беседуют, смеются, тянут… ало-черные кусочки ко рту? Это же… Калеб не может поверить своим глазам. Неужели это действительно… мясо? Но откуда?

– Что здесь происходит?

– А, это ты, Кэб, – поспешно прожевывает Кэйтин, завидев юношу возле костра. – Присоединяйся к нам. Мы тут пируем.

Юноша пропускает ее приглашение мимо ушей.

– Откуда у вас еда?

– Ак поймал ночью какого-то зверя. Вкус у него просто невероятный. Вот, – протягивает она ему кусочек. – Попробуй.

От запаха жаркого у Калеба живот сводит, но он не спешит набрасываться на дичь. Его больше интересует Акли и его неожиданно раскрывшиеся охотничьи способности.

– И какого же хищника ты выследил?

– Тихо, я сам справлюсь, – шепчет блондин куда-то в пустоту. – Это рысь.

Дурное предчувствие бьет Калеба в затылок. Гудмен никогда не отличался внимательностью и терпением. Они нередко ездили с группой на охоту, чтоб отточить навыки стрельбы из лука, но Ак ни разу не удосужился подстрелить даже утку. А сейчас целая рысь – одно из самых опасных диких существ Севера. Юноше сложно в это поверить еще и потому, что единственный нож, который они нашли в рабочей хижине, находится у Кэйтин. В это время Ивейн просыпается от шума и, заметив ажиотаж возле огня, тут же будит Элиота.

– Вы че тут раскудахтались? – плюхается на снег боксер. – О, наконец хоть че-то едабельное!

Он тут же хватает кусок побольше и впивается в него зубами. Ак ловит недоумевающий взгляд Иви и нервно оглядывается.

– Как же ты умудрился преуспеть на охоте, – продолжает Калеб, – без оружия?

– Я взял складень²⁷.

– Неужели?

Скулы Ака выступают вперед. Он ведет себя странно, и теперь это подмечает не только Калеб. Ерзает на месте, шикает в сторону, словно кто-то мешает ему сосредоточиться. Вот только позади него никого нет.

– Мальчики, – старается сгладить обстановку Кэйтин, – может, не стоит каждый раз биться лбами, как буйволы? Давайте просто поед…

– Забавно, потому что нож остался в рюкзаке Кэт.

Юноша кивает брюнетке, и она нехотя проверяет его догадку, вытягивая из кармана складную ручку.

– Ой, а ведь правда! А как же ты так, Ак?

– Цыц – машет он в сторону рукой, словно прогоняет назойливого комара. – У меня есть свой.

Ивейнджин смотрит ему за спину, но так и не понимает, к кому он только что обращался: к Кэйтин или к самому себе? Пальцы так и тянутся к поджаренному ломтю, но Калеб останавливает ее движением, и по натянутости его плечевых мышц девушка невольно улавливает: что-то здесь не так.

– Чье это мясо, Акли?

– Я ведь уже сказал! Че непонятно-то?!

Крик бизнесмена будит Аллестера, о котором, казалось, все забыли.

– А ты постарайся объяснить поточнее.

– Да какая разница-то?!

– В самом деле, в чем смысл спора? – усаживается журналист, откусывая от румяного куска. – И где это Силкэ?

Бледные губы Гудмена-младшего вытягиваются тонкой линией. Он открывает рот, но вместо ответа лишь шепчет что-то в сторону. Иви различает едва заметное свечение за его плечами, похожее на блик от костра. Только пламя горит теплым светом, а пятно возле бизнесмена отливает холодным металлическим отблеском. Будто тонкая серебряная пленка, обволакивающая Ака с головой. Может, Иви подводят глаза от горной болезни?

– Нам всем надо питаться, если хотим дойти до поселка. Не один ли хрен, откуда оно, если с его помощью мы не подохнем с голоду? – обращается Ак к группе. Эл одобрительно кивает.

– В натуре, Каб, че ты к нему присосался?

Блик внезапно перемещается вправо, увлекая Ивейнджин за собой. Чем дольше девушка на него смотрит, тем больше становится пятно. Расширяется, темнеет, проявляется, обрастая все более четкими контурами. Может, так сказывается гипоксия или изнеможение, но Ивейн готова поклясться, что у видения мужские черты. Не успевает блондинка приблизиться, как клякса тает в воздухе, оставив после себя лишь темный след в сугробе. Что это: камень, ветвь?

– Не заставляй меня повторять.

– Ак, – не выдерживает Кэт, – скажи ты уже ему!

Иви откапывает находку, поднося ее к свету.

– Говори! – хватает Калеб блондина за ворот. – Чье это мясо?!

– Того, кто уже не будет нам надоедать.

Визг Ивейн перекрывает вой ветра. Она со всей силы швыряет ветку в сторону, и та приземляется перед костром, являя присутствующим обглоданные человеческие пальцы. Кэт выворачивает содержимое желудка на снег. Элиот отпрыгивает в сторону, упав на спину. Аллестер впервые за все дни выпускает из рук камеру. И все это время Иви не перестает кричать, показывая пальцем в сторону, где между россыпью валунов сидит окоченелый Силкэ… без левой руки.

– Чертов псих! – ладони Калеба смыкаются на шее Акли. – Ты просто рехнулся!

– Это я еще шизанутый?! Нам нужно что-то жрать, чтоб не подохнуть! Подойдет любая еда!

– Он не еда, а человек! Это ты убил Джаззи?!

– Убил? – сплевывает на землю Ак, отталкивает его в грудь. – Ха! Да этой дуре и помогать не надо было. Достаточно было слегка подтолкнуть, и она сама слетела со скалы. Нечего было присваивать себе мои заслуги.

Калеб валит блондина на землю. Аллестер пятится назад, споткнувшись о свою же видеокамеру, Кэт судорожно запихивает спальники в рюкзаки, пока Иви пытается сдержать надрывной плач.

– Перестаньте! Хватит!

Элиот с трудом разнимает сцепившихся в драке.

– Жевать человечинку – гнусно, – потирает кровоточащую губу Ак. – А окочуриться, по-твоему, лучше? Лично я не собираюсь загибаться здесь, как скотина, и пойду на все, чтоб спастись. Когда речь заходит о выживании, принципы летят к чертям. Этот местный поступил бы с нами так же.

– Да ты только послушай себя! – хватается за голову Ивейн. – То, что ты говоришь, ужасно, мерзко и…

– Он прав, – неожиданно перебивает ее Эл. Кэт застывает с вещами, не в силах поверить ушам. Впрочем, как и Калеб.

– Невероятно. Вы что, здесь все сдвинулись?!

– Знаю, это паршиво, но Ак дело говорит. Когда на кону твоя жизнь, выбора нету. Кажись, это наш единственный шанс.

– Может, твой, но у меня другое мнение!

Калеб подбирает с земли нож и устремляется к Акли. Тот выставляет руку вперед, и лезвие рассекает его куртку до крови. Боксер пытается оттянуть его, но парень отталкивает его.

– Чего ты… всегда… все… усложняешь? – шипит Ак, оттаскивая оружие от шеи. – Будь-то тусовка или… бизнес-встреча, ты… всегда все гро…бишь. Ты хоть… представляешь… как мне это… осточертело, Каби?

– Не называй меня так!

Хук слева, удар лбом: Гудмен-младший упорно борется за жизнь, пиная противника коленом в живот. От неожиданно нахлынувшей боли Калеб теряет равновесие и падает, ударившись головой, в то время как Ак нависает над ним с его же клинком.

– Я буду называть тебя, как захочу и делать то, что мне вздумается!

– Не трогай его! – вырывается крик Ивейн.

На лице Ака загорается садистская улыбка, когда лезвие прижимается к пульсирующей шее. Достаточно легкого движения, вдоха, подергивания, чтоб все закончилось.

– Покеда, Каби.

Он сжимает пальцы на рукояти, когда внезапно что-то откидывает его в сторону.

– Поднимайся! – Ивейнджин выпускает из рук камень. – Быстрее, вставай!

Накинув один рюкзак на спину и второй на грудь, Кэт помогает Ивейн оттащить Калеба к холму, пока Эл приводит в чувства Акли. Растерявшись от увиденного, Аллестер прикипает к месту. Он понимает, что нужно бежать, но шок и страх притупляют движения. Опомнившись, журналист бросается следом за остальными, когда Ак преграждает ему дорогу.

– Куда-то собрался?

Юноша врастает ногами в землю, выставляя вперед видеокамеру, как щит.

– Я? Нееееет… Что тты? Коннечно же, нннет…

– Хорошо, – вытирает он кровь с затылка. – Ты мне еще пригодишься, очкарик.

Ак бросает сверлящий взгляд на опушку, за которой скрылась остальная часть группы. Будь его желание, он мог бы сейчас догнать трусов и разделаться с ними, но он не хочет тратить силы. Лучше растянуть удовольствие. Тем более это было бы слишком легкой расправой. Нет, им нужно подготовить что-то получше, особенно для этой говорливой выскочки Калеба. Что-то оригинальнее, интереснее, пикантнее, и Акли обязательно найдет способ, как это сделать.

Часть II. По разные стороны баррикады

Глава 4. Обратная сторона Севера

Ветер взмахнул невидимой рукой, стряхнув снег с крепкого мужского плеча. Владыка повернул голову, подставляя лицо солнцу, лучи которого стали столь редким явлением на мертвых землях Саарге. Раньше оно светило здесь постоянно, но чем дольше он оставался в обличие Калиго, тем пасмурнее и тоскливее становилось на острове. Сирилланд шагнул на границу поселения, которое в былые времена, когда земля еще не была отколовшимся осколком льда, а луна и звезды служили единственным временным ориентиром, было ему домом. Настоящим, уютным, семейным очагом, а не пристанищем, в котором он вынужден уживаться из безвыходности. Кажется, это было настолько давно, что воспоминания практически выцвели из его памяти, подобно балкам бревенчатых хижин его родного городка.

Это место едва держится. Каждая из дюжины хибар раскачивается на ветру, словно трухлявая ветка, грозящая обвалиться в любой момент. Одно ледяное дуновение отделяет деревню от краха, и если бы не сила Калиго, Север бы уже сделал ее частью заснеженного пейзажа. Повелитель опускает руку на вытертое пятно двери, и блеклая клякса под белоснежной ладонью вмиг наливается цветом. Осевшие стены склеиваются, проседающая под гнетом снега крыша выравнивается, трещины на балках сливаются воедино, обнажая идеально ровную древесину, и лачуга вновь наливается жизнью. Такое ощущение, что стоит только закрыть глаза, как из двери выскользнет отец с топором, чтоб наколоть дров для очага. Спина матери прогнется у окна, вывешивая на плетеной веревке рубахи. Силуэты братьев и сестер мелькнут недалеко от пастбища, играя в Кубби. Уголки бесцветных губ Сирилла приподнимаются, когда он представляет, как дети, громко ссорясь, распределяют игроков. Его младшая сестричка, Вольфра, всегда хотела быть наравне со взрослыми, поэтому братья, Асбъёрн и Коэргус, возьмут ее к себе в состав. Средняя сестра, Тацилла, и старшая Ольфелла, всегда вместе, как две капли из одного водоема, будут в одной группе. Каждая команда получает по пять Кубберов – защитников в виде срубленных оснований веток, и одного Кубба – Короля, сбить которого приравнивалось к победе.

Тацилла была смышленнее остальных и нередко выигрывала, но только Сириллу удавалось сшибать по две кегли за один удар камнем, что приводило Асбъёрна в настоящую ярость, ведь это против правил. Коэргусу часто приходилось их разнимать, сцепившихся в драке за собственные убеждения, которые нередко заканчивались вырванными волосами и синяками под глазами. Мать подобное поведение ужасало. Она боялась, что рано или поздно эти двое «варваров» поубивают друг друга. «Старший должен защищать младших», – любила повторять она Асбъёрну, – «а не отравлять их жизнь. Акмелас накажет вас обоих за строптивость и сошлет в Хельхейм²⁸, где ваши душу поглотит вечный хлад». Но старший сын всегда отвечал, что его душа и так уже в аду, ведь она должна уживаться с тремя девчонками, одним бесполезным братом и вторым идиотом, который даже соблюдать правила игры не может. Он всегда видел мир в темнейшем из его окрасов, и матерь, несмотря на все нравоучения, не смогла раскрыть ему глаза. Большинство из ее предупреждений были пустой угрозой, но насчет одного она оказалась права: холод Хельхейма действительно охватил одного из них, въевшись так глубоко, что заполнил собой пустоту, на месте которой должно было быть сердце.

Сирилланд тысячи раз вспоминал их с Асбъёрном ссоры, и чем больше он прокручивал едкие слова в голове, тем бессмысленнее они становились. Он бы пожертвовал всеми богатствами Севера за возможность снова с ним поговорить, сказать, как он был не прав, даже если его вины в случившемся было не больше, чем повинности солнца в приходе луны. Иногда приходится идти на уступки ради тех, кого любишь, и Сирилл готов переступить через себя неисчислимое количество раз, если б это позволило ему хоть немного побыть с ненавистным братцем. Даже, если тот в итоге выбил бы ему оба глаза. Но этому не дано свершится. Дабы избавить Сирилланда от мимолетной радости, Акмелас забрал души его близких к себе в Асгард, запрятав их в самом недоступном месте, лишь для того, чтобы ужесточить броню его и без того сурового наказания, которое Сирилл обязан носить до той поры, пока не погаснут звезды.

Судьба возложила на его плечи священную миссию – заботиться о семье, которую Сирилланд с треском провалил. Он подвел мать, отца и младших сестер. Подвел среднего брата, умершего по его вине и старшего, который отдал жизнь, выполняя свой священный долг перед родными. Сирилл подвел и себя прежнего, мечты которого рухнули вместе с падением священного оленя. Он – одно сплошное разочарование, живое огорчение, вечное напоминание о том, чего может стоить милосердие и предательство собственных убеждений. Он больше не тот парень, который бросал камни за лачугой, сбивая Кубберы. Он – Владыка семи ветров, Повелитель вьюг, лицо самого Холода, поддерживающее тонкое равновесие на земле вечного хлада и стужи. Сам того не понимая, Акмелас нажил заклятого врага, который во что бы то ни стало, через десять, сто или целый миллениум лет, найдет способ отомстить за разбитые мечты.

– Мы ступили на нелегкую стезю, Тува, но игра стоит свеч. – рука Владыки накрывает пушистую спину горностая, которого тут же затягивает туманом. Так всегда происходило, когда внутри Сирилланда затаивалась грусть, словно природа ощущала весь тот непомерный груз, который ему приходилось носить под белоснежным плащом.

– Вскоре мы обретем то, что у нас отняли и покажем Акмеласу, на что способен падший. Очень скоро, благодаря новым гостям, наш план воплотится наконец в реальность. Нужна лишь воля случая и немного терпения, мой маленький друг. Терпения…