Он улыбнулся, потрепав её по волосам, прикоснулся губами к щеке. Я с силой сжала пальцами бумажный стаканчик с кофе и тот, лопнув, залил брызгами мое голубое платье. Девчонка, шмыгнула носом – она ревела! Он обхватил руками её лицо и начал покрывать его поцелуями, слизывая слёзы.

Видеть этого я уже не могла.

Рванула к ним, но ноги не слушались и я, пошатнувшись, остановилась. Сердце стучало в груди как бешеное. Меня колотило. Меня трясло. Дыхание сбилось, словно я пробежала стометровку, хотя по правде же я только что пробежала два года наших отношений. Все счастливые дни пронеслись перед глазами за долю секунды.

И нет, у него никогда не было плаксивых сестер.

Он не работал волонтером.

Даже не знаю, что еще придумать.

Это была она. ЕГО ЛЮБОВНИЦА.

Пока я приходила в себя, они развернулись и пошли к эскалатору. Шум торгового центра ворвался снова в мою реальность, и я поплелась следом. Глотала слезы, которые были горче её?

Пока спускалась вниз, стараясь не упустить их из вида, точно решила, что не отпущу её. Не подойду, чтобы он видел. Но живой она от меня не уйдет! Дикая ревность и лютая ненависть вспыхнули во мне как костер, и мыслить здраво я уже не могла. У меня никогда ничего не отнимали, все в этой жизни по одному щелчку пальца принадлежало мне.

И тут эта пигалица?! Да кто она такая?! Как посмела, дрянь?!

Нет, я не убийца, но я посмотрю в её жалкие зареванные глаза… И я очень хочу увидеть в них страх и сожаление, что посмела покуситься на ЧУЖОЕ!

Они почти час просидели на лавочке в сквере. Я сидела через дорогу от них, в тени зеленой листвы, но меня можно было заметить. Но он был так увлечен подругой, что по сторонам даже не смотрел. Практически беспрерывно смотрел ей в глаза и гладил руки. Успокаивал, уверенный в том, что я сейчас на работе – с девяти утра до шести вечера я не могу гулять по улице и тем более посещать торговые центры. Но сегодня – насмешка судьбы! – именно сегодня начальница отправила меня в любимый магазин своей дочери, чтобы забрать подарок. Подарок для её дочки и надо же, подарок и для меня. У судьбы.

Я уже не плачу. Я просто смотрю и не могу поверить.

Сравниваю. Ей лет восемнадцать, не больше, да я и сама недалеко от нее ушла – мне двадцать один. Два года из которых я встречалась с этой сволочью. Я бы поверила ему, что это всего лишь знакомая, если бы не эти интимные жесты, объятия и поцелуи.

Наконец, они поднялись. Я подскочила, прячась за огромный ствол дерева, и с бешеным сердцебиением принялась всматриваться в её лицо, в шевеление его губ – как жаль, что я ничего не слышу. А потом он чмокнул её, крепко сжав в объятиях, и быстрым шагом пошел на выход из сквера.

Мы остались с ней ОДНИ.

Аритмия. Стук собственного сердца заглушает всё вокруг. Я осталась с ней ОДНА.

Девчонка долго смотрела ему вслед, и мне даже почудилось, что это была их последняя встреча, что он ее бросил, но даже это обстоятельство не меняло дела.

Я ДОЛЖНА С НЕЙ ПОГОВОРИТЬ!

Он никуда не денется, ровно в семь вечера мы будем сидеть с ним за ужином, как и всякий вечер до этого. А вот она…увидеть ее еще раз я не горю желанием, но и упустить сейчас не позволительная роскошь. А потому, я выдыхаю и решительно иду к ней.

Она разворачивается и бредет вглубь парка. Я иду следом, словно маньяк, преследующий свою жертву.

Ветер колышет ее каштановые волосы и до меня доходит шлейф ее парфюма. Вдыхаю жадно, морщась. Беснуюсь. Мне хочется ее разорвать! Я словно зверь сейчас в человеческом обличии, и мне хочется…крови. Какие-то древние, животные инстинкты ведут меня за ней и заставляют придумывать изощренные способы пыток. Мне хочется, чтобы она меня боялась. Чтобы она раскаялась. Чтобы она исчезла!

Эта овечка сворачивает на узкую тропинку, ведущую вглубь леса, так ни разу и не обернувшись. На ней блеклое дешевое платье цвета хаки и дешевые босоножки. Как он вообще мог на нее повестись?!

Я, конечно, крадусь практически, иду тихо, но совсем не далеко от нее. Но ей, видимо, сейчас не до этого.

Мы проходим еще метров сто и она, вдруг останавливается. Замирает, прислушиваясь, а потом резко оборачивается. И мы встречаемся взглядами. Мой – я уверенна – дикий и беспощадный, и ее – удивленно-испуганный. Конечно же, она знает кто я. Конечно же знает…

– Привет! – говорю я чужим, не знакомым даже мне голосом. Таким, от которого у самой в жилах стынет кровь.

Девчонка бледнеет. Даже закатное солнце, что золотит её кожу, не может справиться с этой белизной. Она как немая открывает и тут же закрывает рот. Смотрит за мою спину, в надежде на спасение, но там никого нет. Я даже не оборачиваюсь. Просто знаю и все.

Меня бесит, что она молчит. И я делаю шаг в её сторону.

Она пятится, блеет тихое:

– Здравствуй.

В её глазах удивление сменяется растерянностью и страхом. Она вновь озирается по сторонам.

– Расскажешь? – спрашиваю, усмехнувшись, машинально сжимаю кулаки – хочется вцепиться ей в волосы.

– Ч..что? – заикается она.

Господи, да она еще жальче, чем я думала. Жалкая. Слабая! Вот-вот заплачет. Но я не Тим, мне не жалко и эти спектакли пусть оставит для кого-то другого!

А потому, практически в ту же секунду я бросаюсь к ней и с силой хватаю за россыпь тусклых волос. Она вскрикивает и пытается отмахнуться. Но я сильней. Наматываю ее волосы себе на кулак и тяну к земле, так, что она сгибается пополам. Воет, кричит, но я грубо приказываю:

– А теперь заткнись и слушай меня внимательно – чтобы между вами не произошло, знай, это было в последний раз. Тим мой муж, мой и только мой. А ты мелкая тварь, которая посмела встать у нас на пути. Я тебя уничтожу, поняла? Закопаю прямо в этом лесочке, и никто никогда не узнает – если ты еще раз нарисуешься возле него! Тебе ясно?

Я уже кричу на весь лес, с силой тряся её.

Она ревет. Заикается. Кивает головой. Снова пятится. Но я еще не закончила!

– Что у вас с ним? – спрашиваю, как дура, хотя и так все прекрасно понимаю.

– Ничего, – говорит она сипло и мои брови взлетают вверх от удивления и ее наглости.

– Разве? – снова кружу вокруг нее словно ворон. Она сжимается, становясь еще меньше.

– Совсем ничего. Все в далеком прошлом. Мы когда-то встречались.

– Даже так, – я усмехаюсь. Ничего про нее не знала, хотя он рассказывал мне про свою бывшую, которая отвешивала ему в соцсетях лайки. Но это явно была не она. – А как же ваши поцелуйчики?

Чувствую себя полной дурой. Унижаюсь словно. Аж тошно, противно от самой себя.

– Это… – она тупит взгляд в землю. Замолкает. Ей, нечего сказать. Как и мне.

– Пошла вон! – цежу сквозь зубы и смотрю, как она лихо разворачивается на пятках и бежит сломя голову прочь. На влажной истоптанной земле остались две дырки от ее каблуков. Я наступаю на них белоснежным кроссовком, с остервенением растаптываю, стирая, и иду домой – готовить любимому ужин.

Он дома.

Бросаю ключи в прихожей, разуваюсь. Смотрю на себя в настенное зеркало прихожей и сдуваю выбившуюся из пучка прядь белоснежных волос. Я блондинка от природы, в то время как его пассия – блеклая шатенка. Щуплая – кожа да кости и что он только в ней нашел?! Я же с округлыми формами – аппетитными и довольно упругими – два раза в неделю не меньше хожу в зал.

– Кось, ты чего на телефон не отвечаешь? – спрашивает елейным голоском. Он и раньше так говорил со мной и меня всегда это умиляло. Сейчас же слышится притворно.

Оборачиваюсь. Тим стоит в кухонном проеме и улыбается. На поясе мой фартук, щека в муке. На всю квартиру пахнет блинчиками.

Заботливый – раньше. Двуличный – сейчас!

– Да так, – я неопределенно качаю головой. Прохожу мимо него в ванную. Он пытается схватить меня и поцеловать, но изворачиваюсь, чем вызываю в нем ступор.

– М-м, моя кошечка не в настроении? – мычит, откидывая кухонное полотенце и идя за мной.

Раньше, еще вчера! Его игривый тон меня возбуждал, сейчас же полное отвращение. Захлопываю перед его носом дверь, закрываю замок. Включаю ледяную воду и умываю лицо. Глаза жжет, щипит, слезы навернулись некстати. Провожу в ванной минут пять, не больше, а когда выхожу, Тим стоит под дверью и выгнув бровь смотрит на меня.

Он знает? Или еще нет? Она успела ему настрочить миллион сообщений с жалобами или молчит как сыч?

Смотрю в его глаза и не нахожу ответа.

– Как дела? – спрашивает он учтиво. – На работе совсем достали?

Снова тянется ко мне, и я позволяю ему обнять меня. Хочется дышать его запахом, жмурясь от удовольствия, как раньше. Но теперь это не позволительная для меня роскошь.

Никогда никого не прощала. И в этот раз не буду. Да и мне не пятьдесят лет, горевать о неудавшемся замужестве. У меня еще вся жизнь впереди и таких как он будет много.

Думаю, так, а у самой сердце кровью обливается.

– Я не хочу есть, – говорю и иду в спальню, вырвавшись.

Он идет следом. И когда я падаю навзничь на кровать, опускается на меня сверху. Привычно ощущаю его ладонь на моей груди, которую он ловко под меня подсунул. Сжимает. Упершись о локти и колени, не наваливается на меня всем весом, а лишь нависает и горячо шепчет в шею что скучал.

Я чувствую, что его в джинсах закипает жизнь. Слышу звук расстёгивающейся ширинки. Он мнет мою задницу, пытаясь стянуть с меня брюки. И я с отвращением к себе понимаю, что тоже хочу его. Безропотно расслабляюсь и позволяю ему сделать это. Он входит в меня с довольным стоном, я и сама сладко выдыхаю и вгрызаюсь в подушку зубами.

Он кончает в меня, и сквозь его рычание я слышу, как пиликает его телефон. Раз, потом второй, третий. Еще и еще.

И я даже знаю кто это такой настойчивый. Такая.

Он идет в душ, на мое удивление, не беря с собой телефон. И я беру его первой. Но нет, это всего лишь спам.

Ночью я не сомкнула глаз. А уже на следующий день меня ждал сюрприз.

Из Рима вернулась моя сестра. Прикатила к нам в гости прямо из аэропорта. За бокалом вина она долго рассказывала о своем путешествии, о чартерных рейсах и всех неудобствах перелета. Я слушала в пол уха, а перед глазами стояла та моль.

Все порывалась с ней поделиться, но не находила сил. Слишком лично. И слишком позорно.

– Все-таки, классную вам квартиру предки подарили, – в очередной раз восхитилась она нашей трешкой в историческом центре города. Я скептически ухмыльнулась. Трешка как трешка, могла быть и лучше. Я всегда жила в достатке, так же, как и Тимур. Наши отцы партнеры по бизнесу, а мы знакомы с самого раннего детства. И кажется, что о том, что мы поженимся и будем семьей мы знали еще со школьной скамьи. Он мой друг. Он мой первый мужчина. Он моё всё.

Был. До вчерашнего дня. Семья для меня святое.

Мой отец богат, но я знаю и вижу, как он любит мою маму, даже спустя двадцать пять лет брака. Это редкое по нынешним временам качество, и я верила и надеялась, что Тим сможет быть на него похож.

Но видимо он из другого теста. Из говна он, а не теста!

– А ты чего такая хмурая? – сестра протянула руку и коснулась моего золотого браслета из последней коллекции Картье.

– Да нормально всё, – я улыбнулась. – Слушай, а ты бы простила измену?

Лика округлила карие глаза. Она копия мама – темненькая и кареглазая, не высокого роста. Я же копия отец – высокая, гордая, зеленоглазая.

– А к чему ты спрашиваешь такое? – она настороженно посмотрела на дверь. – Тим что тебе не верен?

Я фыркнула.

– Ну причем здесь Тим? У нас свадебное путешествие на носу, какие могут быть измены? Я просто спрашиваю. Интересно вдруг стало.

– Ну не знаю, – протянула она, скрутив пухлые губы в трубочку. – Если у него будет столько же бабок как у нашего отца, не уродское лицо и он будет по-умному ЭТО от меня скрывать, то простила бы. Все мужики такие, ты же знаешь.

– А наш папа?

– О! его не приплетай, пожалуйста, он у нас святой человек! А может просто делает все по-умному.

– Фу!

– Вот тебе и фу.

– То есть по любви ты замуж не пойдешь? Только за деньги?

– Ты же знаешь. Это тебе повезло и любовь, и бабки. Мне такого женишка папа не заготовил.

Я промолчала. Сестра всегда меня ревновала к родителям, я младшая меня больше любят – по ее мнению. Отсюда и бесконечная зависть. Но ведь это я окончила школу с золотой медалью. Я гордость и прилежная дочка родителей. А она оторва, постоянно в какие-то грязные истории вляпывается. А потом обиды.

Выдохнула.

– А как же гордость?

Лика громко рассмеялась.

– Косточка, хватит нести чушь.

Меня покоробило.

Кос, кося, косточка – как меня близкие только не называли. Их это умиляет. И только отец называет меня Констанция – так, как меня и зовут. Странное имя знаю. Необычное по нынешним временам. Но мою бабушку, мать отца звали так же. И я этим горжусь.

– Ладно, буду на тренировку собираться, – спохватилась я, рада предлогу сбежать от сестры. Та тоже засобиралась, водитель отца уже ждал ее у подъезда. Мы попрощались и я, сходив в душ, переоделась сразу в спортивное. Мятного цвета топ и такие же лосины идеально смотрелись на моей точеной фигуре. Мазнула губы гигиенической помадой. Они у меня от природы пухлые, так что никакого гиалурона! Собрала волосы в высокий хвост. В уши гвоздики с бриллиантами, бриллиант на шею в виде капельки на прозрачной нитке. Капля духов на шею и запястье. Долго искала ключи от машины, но все же нашла. Тим мне еще ни разу не позвонил.

Тренировка прошла по плану. Потом бассейн, сауна, душ. Хотела еще задержаться на массаже, но район, в котором находилась, не давал мне покоя. А все потому, что это как раз старые застройки вдоль злополучного парка, в котором вчера состоялось мое рандеву. И именно в эти дворы так торопилась та моль.

Жилых домов здесь было не много, сплошь двухэтажные бараки, да частный сектор. Решила немного прокатиться по этим улочкам, никогда раньше внимания на них не обращала. Отчего-то чувствовала, что обязательно ее увижу… и ведь насмешка судьбы – увидела…

Глава 2. Попалась птичка

КОНСТАНЦИЯ

За окном страшенный ливень. Моя машина виляет по лужам, словно в пьяном бреду. Ни черта не видно, дворники едва справляются. По обе стороны от меня бараки, гаражи и снова бараки. Никогда не замечала раньше, что мой не дешевый фитнес зал в такой дыре. С фасада он респектабелен и красив. Рядом торговый центр и рестораны, а за ними оказывается такое дерьмо.

Как хорошо, что я никогда не жила в подобных условиях. Как же все-таки мне повезло. Наверное, только оказавшись за зоной комфорта, начинаешь понимать и даже ценить все то, что у тебя есть. Я живу, не зная проблем, ни ипотек, ни кредитов – я не считаю деньги, которые трачу. В день могу и тысяч сорок спустить. У меня безлимит на карте, что выдал мне отец еще на совершеннолетие. Плюс я работаю в офисе его дочерней компании. Сама пробираюсь по карьерной лестнице, хоть мне и открыты все двери и делают поблажки. Все, кроме начальницы. Она дама с принципами. Ее даже мой отец уважает.

Я питаюсь исключительно в ресторанах. Иногда могу сама что-то приготовить, но это максимум легкий салат. Или Тим побалует своими блинами. У него прямо бзик на выпечке, любит он это дело.

Я одеваюсь в бренды. Я хожу к дорогому косметологу. Я увешана бриллиантами, словно елка.

Я должна быть счастливой. С тем, кого выбрало мое сердце!

И когда я уже решаю уезжать отсюда, резко выворачивая руль вправо, под мои колеса бросается какая-то тень. Я резко давлю на тормоз, стараясь не паниковать, раньше времени и даю себе несколько секунд чтобы прийти в себя.

Перекресток – громко сказано. Так, узкие дорожки в отдаленном частном секторе, в который я как-то забрела. Вокруг ни души. Дождь стеной. Ни черта не видно. Гром и молнии. В низких домах даже света нет, хотя на улице вдруг стало почти темно. Гетто, как оно есть.

Время замирает. Картина перед лицом как из фильма про апокалипсис. И я в этом дешевом триллере главный герой.

Истерично усмехаюсь себе под нос.

Но так и есть. Под моими колесами кто-то лежит.

Я чертыхаюсь, отстегиваю ремень безопасности и дрожащими вмиг руками открываю дверь. Снаружи ветер. Я в одно мгновение становлюсь мокрой до самых трусов. Приседаю. Под передними колесами тело. Не шевелится. Но колеса перед жертвой, а значит наехать или переехать не успела. Просто сбила бампером, но от этого не легче. Вся жизнь проносится перед глазами.

Господи, что же теперь будет!

– Эй! – подхожу и сажусь рядом с телом. Тяну за голубую кофту, за рукав. Рука тонкая и безжизненная. Тяну на себя так, чтобы голова что находится в луже чуть повернулась. Крови нет, и это обнадеживает. А когда заглядываю в безжизненное девичье лицо, обмираю.

Моль попалась в ловушку, – визжит противный голос в голове. Не знала, что моя натура имеет еще и такое Альтер эго. Удивлена. Но противный голосок внутри радуется.

Тяну ее на себя, хватаю за талию – и откуда только силы взялись, тащу к пассажирской двери и не без труда, но затаскиваю ее на сиденье. Захлопываю дверь, какое-то время еще стою и смотрю в окно на её размытое дождем отражение, а потом оббегаю машину и сажусь за руль.

Проверять есть ли пульс не стала. Нажала на газ и сорвалась с места.

Куда ехать, куда эту дрянь везти?!

В больницу?

Полицию?

Позвонить отцу?

А может выкинуть – никто же не вдел!?

Что с этой молью делать?!

Голова разрывалась от паники и этих вопросов. А потом вдруг пришло озарение. Я отвезу ее туда, где никто не найдет, ни одна живая душа. Если она окочурилась по моей вине, я ее там закопаю!

О господи, только не это!

Слезы полились потоком.

Только живи, дрянь, живи! Не порти мне жизнь окончательно!

А если жива….посмотрим.

Я развернула машину в обратную сторону и помчалась к трассе, что вела за город. В старый дом заброшенной деревни, где нет ни единой души! Когда-то там жила моя бабушка Констанция. Вот я и вернусь в наш отчий дом. Отец так хотел съездить со мной туда, походить по заросшему двору, поговорить о семейных ценностях, рассказать о детстве. Я все не находила времени на эту как считала фигню, а теперь вот нашла. Насмешка судьбы, не иначе!

За сорок минут, что я гнала по трассе, моль не проронила ни слова, да какой там, она еле дышала. Пульс я все-таки проверила у нее, когда выехала за город.

И только когда проехала покосившийся указатель деревни «Выхино» начала понимать – что же натворила.

Сбила.

Увезла.

Похитила.

Меня била дрожь. Мысли в голове путались. Телефон здесь не ловил – не думала вообще, что такое возможно, но факт оставался фактом.

Погода за городом была не в пример мегаполису. Здесь ярко светило солнце, а на небе играла радуга после недавнего короткого дождя, от которого даже луж не осталось. Так, серебрилась влагой высокая трава, которой здесь была воля. Из-за нее едва проглядывались покосившиеся крыши домов. Деревня в две улицы, с пару десятком домов, в которых уже давно нет жизни.

Моль в себя не приходила.

Полулежала пристегнутая ремнем к пассажирскому креслу. Голова свешена на грудь. Рот чуть приоткрыт. Но дышит!

Конечно, удобно устроилась в кожаном кресле машины за два миллиона. Овца!

Выдохнула. Огляделась. Ни души – то, что доктор прописал. А доктором этой свиньи – буду я.

Дом бабушки нашла почти сразу. Удивительно как свежи воспоминания из детства, когда я приезжала к ней на лето. До семи лет я часто проводила здесь время. Отец тогда только начинал строить свою империю, денег у нас было немного, не шиковали. А в деревне было хорошо. Спала на мягких перинах, ела пирожки и булочки, носилась размотав косы по двору. В соседнем доме жил внук с бабушкой, кажется Лёвой его звали, мой друг детства. Помню, что мы с ним бесились как бешеные и у него был сиамский кот, с дурной кличкой Карлик.

Закусила губу, стараясь не разреветься.

Внутри жгло страхом и паникой. Сердце стучало набатом где-то в ушах.

Что же я творю…ради чего. Из-за кого.

Коська, до чего ты докатилась. У тебя же всё есть, живи и радуйся! Другие о твоей жизни только мечтают…

Но ведь еще неделю назад я была счастлива. А она все мне разрушила!

Выдохнув, я направилась к дому.

Задача не из простых – к входу не подступиться. Все заросло бурьяном да полыньей. Тлен и небытие. Но пробралась. На двери дома огромный замок. Ржавый. Амбарный. И когда только отец успел его повесить.

Покрутилась, озираясь. Старый покосившийся сарай, баня с резным окном, колодец. Я подошла к бане – перед глазами на мгновение мелькнуло воспоминание из детства – я в розовом махровом халате и ба, которая ведет меня за руку мыться. Дернула её на себя, та нехотя чуть отворилась, упершись в грязь и траву, пришлось повыдирать ее руками. Открыла дверь и на меня дыхнула сырость и затхлость, глянула мгла.

Стало не по себе. Пока вглядывалась в темноту, слышала, как громко сглатываю слюни. Вокруг тишина, да такая что не слышно ни ветра, ни кузнечиков, ни цикад. А тишина это оказывается страшно, особенно когда ты привыкла к нескончаемому шуму городской жизни.

Включила на телефоне фонарь – хоть как-то пригодился, и переступила порог. Справа в углу печка, рядом с ней даже несколько дровишек россыпью, напротив лавочка – когда-то я сидела на ней в огромном тазу и плескалась, мыла голову Барби, и только потом разрешала помыть себя; слева окно, грязное что ни черта не видно. Рукавом спортивной кофты провела по нему – еще и еще, пока дневной свет не оставил на полу кривой прямоугольник света. И в тот же миг увидела, как дверь машины с пассажирского сиденья открывается.

Моль! Оклемалась, падла! Решила прогуляться? Ну сейчас я тебе устрою!

Я выбежала на улицу и в несколько прыжков оказалась возле нее. Она уже успела свесить тощие ноги и теперь замерла, ошарашенно глядя на меня. Ее взгляд… Наверное, так смотрят жертвы в лица своих убийц перед смертью. Ужас. Просто дикий леденящий душу ужас.

Я презрительно окинула ее взглядом – нет, она не совсем здорова. Бледная точно мел. На левом виске кровоподтек, и в левом же глазу полопались капилляры. Глаз красный как у терминатора, навевает ужас.

Сглотнула, беря себя в руки. Девица медленно моргнула и простонала.

– Но-но! – притормозила я её. – Давай только без выкрутасов. Ты мне еще живая нужна!

– Поиздеваться? – еле слышно выдохнула она, снова падая в кресло.

– А может и так, – усмехнулась я, наигранно ее пугая.

Я никогда не была жестокой. Я всегда была доброй и жалостливой. Все коты и собаки в округе были накормлены и пристроены. Все соседские бабушки не обделены вниманием. Но то старики и собаки, а эту – не жаль!

– Далеко собралась?

Она взялась рукой за голову, посмотрела по сторонам.

– Где я?

– Где надо! – выпалила грубо и дернула ее на себя.

Она словно мешок с опилками неуклюже вывалилась из машины и упала на колени.

Даже стало жаль её. Какая-то совсем жалко-никчемная. Просто тряпка.

– Вставай давай! – закричала. Хотя голос в этой глуши можно было и не повышать. Меня и так прекрасно слышно на сотни метров вперед.

Она послушно поднялась. Уставилась на меня голубыми глазами. Маленькое лицо. Маленький рот. Маленький нос.

Что за пародия на девушку?

Я ухмыльнулась.

– Куда ты меня привезла? И зачем?

– Молчать. Пока говорить не велено, – прошипела я.

Окинула ее взглядом. Держится за бок. Стоит с трудом – это видно. Может у нее перелом?

– Ты у меня в гостях. – Я улыбнулась. На мгновение поймала свое отражение в стекле – полоумный оскал это, а не улыбка. Вот я и превратилась в маньячку. Дурдом.

– Ты сбила меня? Мне больно.

– Заслужено! И не сбила, а ты сама мне под колёса бросилась. Но я отвечать за это не собираюсь.

– А я никому не скажу.

– А я не верю. Вперед пошла!

Я толкнула ее в сторону бани, и сама до конца не понимая зачем. Она, еле передвигая ноги пошла. Хромая. Со стоном. Я как надзиратель шла позади и дышала ей в спину.

– Будешь жить здесь, – сказала, заталкивая ее внутрь.

Стало не по себе, но слово не воробей. И вообще, я уже далеко зашла, назад дороги нет. Не хочу позора. Не хочу в тюрьму. Не хочу ее видеть на улицах города.

Она нашла в себе силы резко обернуться.

– Ты серьезно? – звенящим голосом. В стылом темном помещении это прозвучало страшно.

– Серьезней не бывает. – Хмыкнула. Руки дрожали, и я засунула их в карманы штанов. – Пару дней так точно, а потом посмотрим.

– Послушай, – кажется, до нее, наконец, дошло, что я не шучу. – Ты меня прилично уже испугала. Еще в тот первый раз. Я больше никогда не напишу и не позвоню ему, это была минутная слабость, безысходность, мне не к кому было больше обратиться.

– Ну, надо же! – перебила я, засмеявшись. – Какой он оказывается у меня благодетель. Занимается спасением бедных овечек?

– Практически да, – сказала она.

Мы стояли друг против друга, и ее голова едва дотягивала мне до плеча.

Мелкая пигалица! Наглая лгунья!

– Теперь я твое спасение. И ты остаешься здесь. Воду и печенье я тебе дам, в машине где-то валялось. Думаю, хватит на первое время. Поговорим по душам и отпущу.

– Хорошо, – вдруг согласилась она и, осмотревшись по сторонам села на лавочку.

Я на мгновение оторопела. Думала она будет кричать, и вырываться, а я посмеюсь, но она покорно безропотно уселась напротив меня. Аккурат на то место, где в детстве я купалась в тазу.

Сволочь!

Даже это невинное воспоминание собой запятнала!

Я выдохнула. Громко, с хрипом. Выбежала на улицу за печеньем и водой. Даже оборачиваться не стала – сбежит, так сбежит. По бурьяну все равно далеко не уйдет. Но когда я вернулась, специально через несколько минут, оттягивая этот момент, она все также сидела на лавке, уронив голову на ладони. Сидела и плакала.

Актриса!

– Меня сейчас стошнит, если ты не успокоишься! – пробурчала я и, бросив ей пачку крекера, взяла колченогий табурет и села, напротив. Затхло. Зябко. Долго здесь не просидишь – можно и дубу дать!

– Ну, давай, рассказывай. Как живешь, чем, с кем, когда вы успели спеться.

Она потерла виски, моргнула больными глазами, облизнула тонкие губы.

– Мы знакомы с самого детства.

– Да неужели, – я хмыкнула, пораженная словно громом. – Мне кажется, ты преувеличиваешь, потому что это я знакома с ним с самого детства.

Она как-то странно на меня посмотрела. Но не прокомментировала.

– Дальше? – приказала я, обхватив себя руками, тем самым машинально повторяя ее позу.

– Мы общались в детстве, потом в юности. Не часто, но раз в месяц бывало. А в тринадцать я влюбилась в него.

С моих губ сорвался смешок. Я напрягла память – в тринадцать мы с ним и нашими родителями отдыхали в Ялте. Он уже тогда вытянулся и был ростом метр семьдесят семь, как и сейчас. Выглядел старше своих лет и девчонки уже обращали на него свое внимание. Многие, кроме меня. Я еще тогда доигрывала в куклы.

– Допустим. И где ты его видела?

– В Рощино, – сказала она, и я вытянулась струной.

Рощино – поселок недалеко от города, где была их дача. Мы с семьей часто приезжали к ним на выходные пожарить шашлыки, наши отцы дружили еще со школьной скамьи, и дружат надо сказать до сих пор. Наши семьи всегда связывала стойкая нерушимая связь. И этой моли там не было места.

– Ты там жила что ли?

– Да. Дом на Зеленой улице, самый последний у леса. Он часто ходил мимо нашего двора с друзьями на озеро, иногда они брали меня с собой.

Но дачу в Рощино насколько я знаю, давно продали, слишком простой она была для наших разбогатевших отцов. Теперь у нас коттеджи подороже и в элитных дорогих поселках. В Рощино же ошивалось одно отребье. Оно уже тогда мне не нравилось, а с годами превратилось в очередной муравейник, куда на лето стягивались все, кому не лень: и пенсионеры, и бедная интеллигенция, и алкаши, и зеки. Как раз у самой кромки леса и ошивалась вся эта шушера, аккурат у ее дома.

Если она не врет…

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

Еще меньше чем я думала. Разница в три года между нами, а кажется пропасть длиною в жизнь.

– Тебе было десять, зачем ты им?

Она пожала плечами.

– Не знаю, но брали же.

Ревность кольнула еще и еще. Меня он никогда не звал на то соленое до жути озеро. Да мы до шестнадцати и не прям чтобы дружили, и все же.

Я вздохнула. В голове рой незаданных вопросов.

– И как давно вы с ним?

Сейчас услышу – целую жизнь, но девка мотнула головой:

– В пятнадцать мы впервые поцеловались. В шестнадцать он стал бегать за тобой. В двадцать один вы поженились.

– А ты? С тобой что было?!

– Я никогда не претендовала на его любовь, знала, что мы из разного теста. Мы просто иногда созванивались.

– Еще? – процедила я.

– Что?

– Что еще было? – рявкнула.

Она облизнулась.

– Ты хочешь узнать был ли у нас секс? Был, но это было до отношений с тобой.

– Не верю. Не ври мне! – я подскочила на ноги, не в силах выносить ее ложь. Перед глазами стояла сцена в парке, где он покрывал её лицо поцелуями. Вспыхнув ненавистью как спичка, я размахнулась и со всей силы залепила ей пощечину. Она взвизгнула и замолкла.

Меня трясло так, как никогда прежде.

Я выбежала из бани и с силой захлопнула дверь. Так яростно, что со старых косяков отлетела высохшая от времени краска. Нашла палку и подперла ею дверь, потом еще одну как засов через металлическую ручку, потом подперла огромным пнем. Подошла к окну и показала кулак.

– Вернусь завтра и только посмей сбежать!

На самом деле, если бы она сбежала, мне стало бы даже легче. Потому что сейчас мне хотелось ее убить.

Я завела машину и почти со спокойным сердцем рванула в город. Пусть посидит одна в ночи в заброшенном посёлке, подумает над своим поведением.

12 3 Järgmine