Loe raamatut: «Мое темное желание»

Посвящается всем девчонкам, чьи отцы разбили им сердца прежде, чем это довелось сделать мальчику…

Даже для чудес необходимо немного времени.

– Фея Крестная, «Золушка»¹

Серия «Бестселлеры Л. Дж Шэн и Паркер С. Хантингтон»

Parker S. Huntington, L. J. Shen

MY DARK DESIRE

The moral rights of the author have been asserted

Печатается с разрешения литературных агентств

Brower Literary & Management, Inc., и Andrew Nurnberg.

Русификация обложки Екатерины Климовой

Дизайн обложки Виктории Лебедевой

Перевод с английского Валерии Мчедловой

Copyright © 2024. MY DARK DESIRE.

Parker S. Huntington & L.J. Shen

© Валерия Мчедлова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Прежде чем вы приступите к чтению, мы хотим поблагодарить вас за то, что дали Заку и Фэрроу шанс. Мы любим шутить, что эти двое – совсем как мы: столкновение культур, которым как-то удается найти общие точки. Мы обе еще никогда не писали таких книг, и для нас большая честь иметь такую возможность.

Я (Паркер) даже не думала, что смогу поделиться своей культурой с миром, тем более через любовный роман. Я наполовину вьетнамка, наполовину китаянка и выросла в округах Ориндж и Колумбия в чудной, невероятной, дружной семье. Многое из того, что описано в «Моем темном желании», основано на моем личном опыте. Безумном, почти неправдоподобном и увлекательном. Мне не терпится поделиться с вами частичками моей жизни. А ты, Аи, просто святая, раз согласилась написать эту книгу вместе со мной и без конца слушала, как я бубню о своем детстве.

К слову… я (Аи) наслаждалась каждой секундой, пока писала эту книгу со своей лучшей подругой. История прекрасна, полна отменных перепалок, а еще отражает мою дружбу с Паркер. (Один процент наших разговоров посвящен работе. Остальные девяносто девять – еде и семье.) Паркер – моя спутница жизни в работе, а учитывая, что доля разводов среди американцев азиатского происхождения составляет всего 12,4 %, велика вероятность, что мы вместе на всю жизнь.

Многое из того, что мне нравится в Заке и Фэй, рождается из наших ежедневных бесед. На этом закончу, чтобы вы могли погрузиться в историю. Приятного чтения!

Целуем и обнимаем,

Паркер и Аи.

(P.S. Тетя настоящая. И история с угнанной машиной тоже была. Я не верила, пока Паркер не показала мне квитанции. МНЕ ТОЖЕ НУЖНА СЕЛЕСТА. – Ли.)

Саундтрек

LMM – Hwasa

LIPSTICK – Koven Wei & Aleebi

INVITATION – JUNNY ft. Gaeko

A$$A$$IN – Beauty School Dropout

Punchdrunk – Vaines

LEFT RIGHT REMIXX–XG ft. CIARA & Jackson Wang

People Watching – Conan Gray

Braindead – Sion

i hope u see this – thuy

Pretty When U Cry – ieuan

this is how I learn to say no – EMELINE

Back To Me – The Rose

I Love You 3000 II – Stephanie Poetri & Jackson Wang

Free Them – ONE OK ROCK ft. Teddy Swims

Seven – Jung Kook ft. Latto

Yesterday – Jay Park

A Little Bit Yours – JP Sax ft. Eric Chou

Leaves – jaesun & Zeru

Tomboy – Destiny Rogers

TWIT – Hwa Sa

Over 85 – Hojean

Still Life – BIGBANG

cut my hair – MINO

When You Loved Me – Eric Chou & Shan Yi Chun

Cinderella's Dead – EMELINE

WINTER WITHOUT YOU – XG

Sinking – James Lee & Shan Yi Chun

All in – LAY, Victor Ma, & Shan Yi Chun

Пролог

= Зак =

Мой отец всегда говорил, что люди – это бумага, а воспоминания – чернила.

Но я даже не подозревал, что мою книгу окунут в смолу, а потом разорвут в клочья.

Я вырос со щедрым отцом. Деньги. Характер. Любовь. Прекрасные нравственные качества и еще прекраснее – зубы. Он дал мне все.

Но какой самый ценный дар он мне преподнес? Свою жизнь.

Двенадцать лет

Как и все несчастья, худший день моей жизни начался вполне безобидно.

Мы с папой ехали на заднем сиденье его «Бентли Флаинг Спур», а наш водитель то и дело перестраивался из полосы в полосу в отчаянной попытке лавировать в большом потоке машин. В ушах звенела нескончаемая череда автомобильных гудков. С неба лило как из ведра, гроза преследовала нас от аукционного дома. По радио так громко играла Bookends от Simon & Garfunkel, что я не мог расслышать собственные мысли.

Выдохнув на стекло и нарисовав на инее саблю, я почувствовал, как папа сверлит взглядом мой затылок.

Он вздохнул.

– Тебе бы пошлина пользу какое-нибудь хобби.

– Хобби бесполезны. На то они и хобби. – Я изобразил пальцы, обхватившие саблю, и кровь, капающую с острия. – К тому же у меня есть хобби.

Наш водитель фыркнул и включил левый поворотник.

– У тебя есть таланты, – поправил папа. – Если ты в чем-то хорош, это не значит, что получаешь от этого удовольствие. А праздно просиживать все лето в ожидании, когда вернется твой лучший друг, это не хобби.

Тупоголовый Ромео Коста. Просто взял и уехал. Даже не попрощался. Сначала в начальную школу в Италии. А теперь в какой-то унылый летний лагерь, в который его силком отправил отец. Из Европы он приехал редкостной бездарью. На этот раз я даже отчасти ожидал, что он вернется с оттяпанным куском мозга.

Я озадаченно посмотрел на папу.

– А зачем мне получать удовольствие от того, чем я занимаюсь?

Его губы тронула мягкая улыбка. Отец был внушительным. А может, просто казался таковым, потому что я еще не успел вымахать. Но он занимал все заднее сиденье своим телом. Своим присутствием. С черными волосами и морщинками от смеха в уголках глаз. И жутким шрамом на лбу, который он получил, когда сопровождал бойскаутов младшей группы. Меня попытался утащить орел, но отец в последний момент повалил меня на землю, как нападающий футбольной команды, ударился о шезлонг и рассек себе лоб.

Папа постучал меня по виску пальцем.

– Если тебе не нравится путешествие, то как ты сможешь насладиться его конечной точкой?

– А разве конечная точка жизни не смерть? – Я пригвоздил его взглядом, чтобы не пришлось наблюдать, как мое творчество испаряется с запотевшего окна.

Папа рассмеялся.

– Ты слишком умен – себе на беду.

– Это не отрицательный ответ, – пробормотал я, испытывая непреодолимое желание заткнуть уши, чтобы не слышать сигналящие машины и шум дождя.

– Конечная точка – это семья. Любовь. Место в мире, которое можешь назвать своим.

Я стряхнул веточку с кроссовки.

– У тебя много таких мест.

– Да, но только одно из них – мой дом. Именно там ты и твоя мать.

Я рассматривал его, наморщив лоб.

– Что мы такого сделали, отчего ты так счастлив?

– Вы просто существуете, глупыш. Этого достаточно.

Я развалился на сиденье, стуча по коленке от бесконечной скуки.

– Если мы делаем тебя таким счастливым, то почему ты вечно покупаешь хлам, чтобы себя порадовать?

– Искусство – это не хлам. – Папа накрыл мою ладонь своей, чтобы я перестал хлопать себя по колену. – А человеческая душа, воплощенная в материале. Души бесценны, Зак. Старайся беречь свою, как только сможешь.

Я пододвинулся ближе, поглядывая на бархатный мешочек между нами.

– Можно взглянуть?

– Не раньше твоего дня рождения.

– Это мне?

– Только носить его с собой нельзя. Это опасно.

– Тем лучше. – Я потер ладони, переключив внимание на шкатулку ручной работы из плотной хлопчатобумажной ткани в руках папы. – Ну а это?

Мы только что забрали трофеи, которые он завоевал в аукционной войне. Вернее, забрал папа. Я сидел в машине и собирал кубик Рубикд, не утруждаясь даже на него смотреть, пока отец проходилпроцесс подтверждения личности и верификации. Меня никогда не интересовало искусство. Последние двенадцать лет папа пытался вбить мне в голову свою мудрость в надежде, что в нее отчасти проникнет и его одержимость. Как бы не так. Я мог подискутировать о преимуществах гунби² по сравнению с монохромной живописью³, но не мог заставить себя проявить хоть каплю интереса к вороху линий на бумаге.

Порой я втайне желал, чтобы у меня был такой отец, как у Ромео. Тот разрешал ему брать огнестрельное оружие и ручные гранаты. Ром даже умел управлять танком. Вот это круто.

Папа сдвинул тяжелую крышку и наклонил шкатулку ко мне.

– Подарок твоей матери на годовщину.

Между обитыми атласом стенками лежала круглая нефритовая подвеска, высеченная в форме льва. Красная нить обвивала изогнутый край, украшалась чередой бусин и заканчивалась огромным узлом Пан Чанг⁴ и двумя кисточками. Два миллиона долларов – и за что? Мама ее даже носить не станет. Порой взрослые принимают невероятно глупые решения. Папа называл их порывами и говорил, что они в человеческой природе. Может, я и не человек вовсе, потому что меня ничто особо не будоражило. Я всегда все тщательно продумывал и ничего не жаждал. Даже конфет.

Я откинулся на спинку сиденья.

– Похоже на кусок сырной плесени, выросшей в пластиковом контейнере в шкафчике Оливера.

Другой мой лучший друг чистоплотностью не отличался от дикого кабана. Впрочем, это утверждение не вполне справедливо по отношению к кабану, поскольку у него нет возможности ежедневно принимать душ.

– Sha haizi. – Глупый мальчишка. Папа со смешком отвесил мне подзатыльник. – Однажды ты научишься ценить прекрасное.

Дождь усилился, стуча в окна, словно молил его впустить. За искаженным от потоков воды стеклом мерцали красные и желтые огни. Гудки стали громче.

Почти приехали.

– Ты уверен, что маме понравится? – Я вытер нос рукавом рубашки. – Подвеска похожа на ту, что Селеста Айи⁵ подарила ей несколько лет назад. – Почти уверен, что тетя купила ее в сувенирной лавке аэропорта по пути из Шанхая.

– Очень понравится. – Папа обвел пальцем очертания подвески, не прикасаясь к ней. – Жаль, что в январе мне пришлось лететь в Сиань. К тому времени, как я узнал, что на аукционе в Вашингтоне появилась вторая подвеска, ее уже кто-то купил.

– Есть еще одна? – На сей раз я нарисовал на стекле осьминога, лишь вполглаза наблюдая за дождливым Потомаком, что проносился за окном. Еще несколько миль – и мы свернем на Дарк-Принц-роуд. – Разве это не понижает ее ценность?

– Иногда. Но в данном случае подвески изготовили комплектом для него и для нее. Они принадлежали несчастным влюбленным во времена империи Сун.

Я оживился. Наконец-то мы дошли до самого интересного.

– А что с ними случилось? Их обезглавили?

– Зак.

– А, точно. – Я Спохватился и провел пальцем поперек горла. – В те времена применяли смерть от тысячи порезов⁶. Наверное, им искромсали все руки.

Папа помассировал виски, глядя на меня с легкой улыбкой.

– Ты закончил?

– Нет. Как думаешь, когда они отрезали людям носы без анестезии, те умирали мгновенно или от потери крови? – На дороге стало свободнее, и машина набрала скорость. Наконец-то.

– Закари Сан, удивительно, что ты мой сы…

Рев клаксона заглушил его голос. Шум дождя. Весь мир. Папа замолчал, широко распахнув глаза. Машина резко рванула в сторону, будто пытаясь избежать столкновения. Папа отшвырнул шкатулку, бросился на меня и, обхватив руками, сжал до боли. Он пригвоздил меня к сиденью. Его лицо озарила ослепляющая вспышка фар.

«Бентли» опрокинулся на бок, а потом перевернулся на крышу. Мы приземлились вверх ногами. Папа так и остался на мне. По-прежнему ограждал меня. Все произошло стремительно. Громкий, пронзительный звон. Потом боль. Всепоглощающая, невыносимая боль. Всюду и вместе с тем нигде. Я разом ощущал онемение и агонию. Стал часто моргать, будто это поможет мне видеть или даже слышать.

– С тобой все хорошо, Закари. Все нормально. – Он произнес эти слова одними губами, его лицо оказалось в паре – сантиметров от моего. Все его тело содрогалось. Отец опустил взгляд между нами, затем зажмурился и сделал прерывистый вдох. – Wo cao.

Я вытаращил глаза… Он чертыхнулся. Папа никогда не ругался.

Что-то липкое и темное капнуло с него на мою правую ногу. Я смахнул это.

Кровь.

Это была кровь.

Папина кровь»

И тогда я увидел. Ландшафтные грабли пронзили его насквозь. Пригвоздили к двери. Зазубренный край упирался мне в живот, задевая кожу. Я втянул его, стараясь при этом дышать.

Я часто заморгал в надежде, что этот кошмар развеется. Папин вид приобрел четкие очертания: все его лицо в крови, осколки стекла торчали из кожи, словно иголки ежа. Повсюду кровь. Она текла по его виску от шрама на лбу к подбородку. Его кровь – теплая, с металлическим запахом, липкая – пропитала мою одежду, кожу, волосы. Я хотел оттолкнуть его. Хотел закричать. Он снова зашевелил губами, но на этот раз я ничего не смог разобрать из-за звона в ушах.

«Я тебя не слышу, – произнес я одними губами. – Повтори».

Я пытался пошевелиться, дотронуться до его лба, остановить кровотечение, но отец был слишком тяжелым, а мне постоянно приходилось втягивать живот, чтобы меня не пронзили грабли.

Красный мешочек.

Я потянулся за ним, как можно дальше протягивая руку. Грабли слегка прорвали кожу, но мне удалось схватить мешок и перевернуть его вверх дном. Нож. Я взялся за рукоять и постарался перерезать ремень безопасности. Он порвался сбоку, но все без толку. Я все равно не мог пошевелиться.

«Генри», – я попытался выкрикнуть имя нашего водителя. Нет ответа.

Оглянувшись через правое плечо, я увидел Генри, который прижался лбом к спущенной подушке безопасности, издавая непрерывный пронзительный рев клаксона. Я знал, что он мертв, хоть и не видел крови. Он походил на безжизненную марионетку, а его расширенные зрачки выглядели пустыми.

Папа снова пошевелил губами. Взглядом умолял меня услышать. Я хотел, правда хотел, но слышал лишь автомобильную сирену.

С папиной щеки на мою капнула слеза. Из моего горла вырвался свист, будто капля обожгла меня в том месте, куда упала. Папа никогда не плакал. Он все медленнее шевелил губами, накрывая меня своим телом. Защищая от всего, что происходило или уже произошло. Мы оказались в заточении покореженной стали. Я при всем желании не смог бы выбраться из-под него.

Мне удалось сжать руку в кулак и стиснуть его рубашку, пока он не рухнул на меня. Руки дрожали под его весом; одной я все еще сжимал рукоять ножа. Папины глаза оставались открытыми, но я знал, что он мертв. Его душа уже унеслась прочь. И я наконец-то понял, что он имел в виду, когда сказал, что души бесценны.

Чувства возвращались ко мне одно за другим, словно потоки дождя.

Сперва слух.

– Там есть кто-то еще?

– Ребенок.

– Живой?

– Черт подери… Сомневаюсь. Грузовик врезался в них на полной скорости. У них не было шансов.

Затем осязание.

Папа был холодным. Очень холодным. Слишком холодным. Я знал, что это значит. Кусочек плоти упал с его лица мне на грудь. Если он и был горячим, я этого не почувствовал. Я содрогался всем телом, зажмуриваясь, борясь с желчью, подступившей к горлу, и не переставая втягивать живот.

Слезь с меня. Я не хочу чувствовать твою смерть. Я вообще не хочу чувствовать.

Наконец, я снова обрел дар речи.

– Жив, – прохрипел я, слыша, как люди стонут, кряхтят и кричат, пытаясь перевернуть машину. – Я жив.

Но я вовсе не чувствовал себя живым.

– Держись, приятель, – крикнул кто-то. – Мы тебя вызволим. Но это займет некоторое время, хорошо?

– Хорошо.

Не хорошо. Ничего хорошего.

Я поджал губы, слушая их разговоры.

– Погоди. А это не?..

– Да. Бо Сан. Тот самый Бо Сан. – Тишина. – Да твою ж мать.

– Он?..

– Придется сперва срезать его, чтобы добраться до ребенка. В него воткнулись грабли через расплавленный металл.

– Черт подери. Бедный парень.

Глава 1

= Фэрроу =

– Слышала, что у ее парикмахера подписчиков в Instagram⁷ меньше, чем у нее самой. – Тэбби лопнула жвачку, сидя на заднем сиденье «Мерседеса GLE». – А у нее типа четыре тысячи? Пусть тогда мясник из «Балдуччи» делает прическу, и дело с концом.

– Она щеголяет челкой, будто сейчас 1999-й. Никому не хватает смелости сказать ей, что челка ужасно смотрится на кудрявых волосах. – Реджи захихикала. – И балаяж у нее прямо-таки рыжий. – Тэбита и Реджина Баллантайн, дамы и господа. Мои сводные сестры. Вместе они извергали столько яда, что его хватило бы для уничтожения целого густонаселенного острова.

Моя мачеха Вера фыркнула, сидя за рулем.

– Будет вам, девочки. Как немилосердно. – Слова не вязались с ее злобным хихиканьем. – Сильвия – хорошая девчонка. Простовата, но это не ее вина. Вы видели ее мать?

Тэбби фыркнула.

– К сожалению.

Я что есть силы прикусила губу, чтобы сдержаться и не напомнить, что Сильвия Холл только что приступила к юридической практике, с отличием окончив Джорджтаунский университет. Ее голова могла предложить миру нечто большее, чем неоправданно дорогую стрижку.

Но я была не в том положении, чтобы высказываться. Во-первых, потому, что женщины семьи Баллантайн на дух меня не переносили и любые мои слова используют против меня. А во-вторых, потому, что я буквально находилась не в том положении, чтобы высказываться: притулилась в багажнике, свернувшись в позе зародыша и дыша как можно тише, чтобы не выдать своего присутствия.

Внедорожник ехал мимо ухоженных лужаек Потомака. Воздух за окном благоухал ароматами распустившихся цветов. А я чувствовала одну только вонь сапог для верховой езды Тэбби. Смесь запахов навоза, сена и конюха, с которым она трахалась на этой неделе.

– Мы почти приехали? – Реджи причмокнула губами и защелкнула какой-то тюбик. – Сказать по секрету, я волнуюсь, понимаете? Никогда не была в доме Закари Сана.

– Сфотографируй его, потому что это случится с тобой в первый и последний раз, – фыркнула Тэбби. – Я вообще не понимаю, зачем ты заставила нас поехать, мам. Все знают, что Констанс Сан вырезала бы себе почку, лишь бы ее сын женился на той, кого выберет она сама.

– У Закари Сана своя голова на плечах. Если он решит, что хочет сделать своей невестой одну из вас, его никто не остановит.

На худой конец, меня восхищал неиссякаемый оптимизм Веры Баллантайн. Тэбби и Реджи были не желаннее изнуряющей хронической болезни. Смертельным сочетанием высоких запросов и низкого интеллекта.

– К тому же… – Вера переключила радио на классическую станцию, хотя не могла отличить Йо-Йо Ма⁸ от Йоу Габба Габба⁹. – Там будут и другие богатые, влиятельные мужчины, готовые, чтобы их прибрали к рукам. Есть еще этот герцог… Оливер… как его там?

– Фон Бисмарк. – Тэбби изобразила рвотные позывы. – Он настоящий бабник. Наверное, заразит меня венерическими заболеваниями, если дыхнет в мою сторону.

Реджи фыркнула.

– Забавно, как ты притворяешься, что не заинтересована.

– Чья бы корова мычала, сестренка.

– Да будет тебе известно, он однажды приглашал меня в свой особняк на Альмафитанском побережье.

– Только тебя и каждую вторую женщину. – Тэбби цокнула. – Ух ты. На твоем месте я бы сразу взялась за дизайн свадебных приглашений.

Я крепче обняла колени, мысленно перебирая результаты своих многомесячных изысканий. У меня надежный план. Проникнуть внутрь. Забрать свое. Уйти незамеченной под покровом ночи и дизайнерского платья, которое позаимствовала у Реджи. Это не первая моя хитроумная выходка, и последней она тоже не станет. Я боец с рождения. С тех пор как моя пропащая донор яйцеклетки положила меня в коробку из супермаркета и оставила у папы на пороге с запиской:

Вся твоя.

Надо было отвечать на мои звонки, мудак.

Аборт обходится дешевле ребенка.

Тэмми.

В то время папа уже женился на Вере после бурного романа. По словам Тэбби, Вера уговаривала отца «избавиться от этого создания».

«Откуда тебе знать, что она правда твоя?» – возмущалась она все мое детство, прекрасно зная, что я ее слышала.

Но мне не нужен был тест ДНК. За меня поручилась мать-природа. Мне достались папины холодные голубые глаза. Золотистые волосы, вившиеся у нас обоих густыми волнами. Те же изящные черты лица, длинные ноги и руки, и даже одинаковые родинки под правым глазом.

Вера вздохнула.

– Жаль, что Ромео Коста уже занят.

– Можно подумать, у нас когда-то был шанс.

Реджи зевнула.

– Можно подумать, мы хотели такой шанс. Я слышала, он социопат.

– В самом деле? – Тэбби разметала волосы по подголовнику. – А я слышала, что он пожертвовал новое родильное отделение больнице Джонса Хопкинса, как только его жена забеременела.

– Наверное потому, что им придется расширить вход бульдозером, чтобы ввезти ее в день родов. Мой косметолог рассказала, что на вчерашнем ужине в Белом доме Даллас Коста съела половину нижнего слоя трехъярусного торта, и он рухнул на какого-то нефтяного барона.

Существа 1 и 2 зашлись в приступе смеха.

– Кто-то еще чувствует запах хлорки? – Реджи шмыгнула носом. – Клянусь, запах Фэрроу так и стоит в носу. Выгони ее, мам. От нее весь дом провонял.

– И куда же я ее выгоню? – Вера включила кондиционер на максимум. – Нам нужны деньги за аренду, чтобы заткнуть все дыры, которые оставил ваш отец. Люди уже болтают. Когда я брала напрокат эту машину, даже не рассматривала AMG¹⁰. – Она замолчала. – Думаю, мы могли бы упрятать ее в домик у бассейна…

– Только не в домик у бассейна. – Тэбби дернулась вперед – да так, что вся машина чуть не подскочила. – Я переделаю его во вторую гардеробную.

Я не могла поверить, что собралась провести ближайший час среди сотен таких же самовлюбленных и поверхностных людей, как мои сводные сестры. Но у меня не было выбора. Закари Сан завладел тем, что принадлежало мне.

Нефритовая подвеска вообще не должна была оказаться в просторном поместье Сана. Естественно, в случившемся повсюду виднелись красноречивые следы Вериной жадности. Когда папы не стало, она продала его вещи с аукциона, пока дожидалась, когда поступят деньги по страховке. Судя по всему, Зак Сан втрое переплюнул самую выгодную ставку. Теперь этому избалованному миллиардеру принадлежало единственное, что осталось у меня в память об отце.

Ненадолго.

Вера включила поворотник и съехала на гравийную дорожку.

– Приехали. Боже милостивый, только посмотрите, какая очередь. – Наконец-то. Она, шикнув, прекратила спор между моими сводными сестрами, пока мы ждали. – Иисусе, взгляните на охрану у ворот. По-моему, это уже слишком.

Я прижалась к задним сиденьям и закуталась в черную ткань. Сшитый мной вручную материал так хорошо сливался с пустой частью багажника, что я точно знала: обыскивать здесь не станут.

– Откройте. – Охранник постучал в окно багажника. Дверь открылась и стала подниматься в мучительно медленном темпе. Яркий луч фонарика пронзил ткань, в которую я замоталась, а потом дверца захлопнулась. – Порядок. Следующий.

Вера со скрежетом въехала на стоянку. Мои сводные монстры вышли из машины, уступив место парковщику. Как я и предполагала, он поставил машину на подъездной дорожке, как можно дальше от въезда во владения площадью в два акра на Дарк-Принц-роуд. Затем сел в гольфкар вместе с другими парковщиками и поехал обратно на главную дорогу.

Как только свет фар померк, я перебралась из багажника на водительское сиденье и приоткрыла дверь. На меня свирепо уставился террариум Сана, повсюду освещенный слепящими прожекторами, словно подначивая в него вторгнуться. Даже на расстоянии в несколько десятков метров он отбрасывал на ухоженную лужайку угрожающую тень. Я на цыпочках прошла к главному дому по освещенной фонарями дорожке, спрятавшись между рядами роскошных машин, когда мимо проехал парковщик на «Лотус Эвия». Реджи убьет меня, когда увидит, в каком состоянии ее платье. От холодной испарины атлас прилипал к коже. И я порвала разрез на несколько сантиметров, пока сидела, скрючившись в багажнике.

Во время своего исследования я выяснила кое-что еще: эта вечеринка знаменовала официальное начало охоты невест Закари Сана. Буквально. Я не сомневалась, что присутствующие потенциальные невесты намеревались устроить друг другу «Голодные игры», пока не останется одна-единственная победительница. Если верить сплетням столичного округа, Закари Сан к полуночи нехотя выберет кандидатку, с которой станет встречаться, лишь бы ублажить свою пресыщенную, отчаянно жаждущую внуков мать.

Все они по-своему привлекательны. Высокие и низкорослые. Пышные и стройные. В шелковых платьях и с безупречными манерами. Дочери сингапурских миллиардеров и бывших сальвадорских олигархов. Корейских чеболей¹¹ и голливудских продюсеров. Но их всех объединяло одно – желание стать следующей миссис Сан.

Я опустила голову, надеясь слиться с толпой, и стала проталкиваться среди гостей в вечерних платьях и смокингах. Мне превосходно удавалось оставаться невидимой, чему я научилась еще в детском саду. В основном для того, чтобы спастись от жестокого обращения, которому меня подвергали Вера и Существа 1 и 2, когда у них выдавался плохой день.

Особняк возвышался надо мной во всем своем великолепии – с фасадами из светлого французского известняка, величественными колоннами и безупречными садами, которые могли посоперничать с Версалем. Я проглотила ком в горле и вошла внутрь с потоком нетерпеливых тел. По бокам вестибюля располагались парадные изогнутые лестницы. Я прошлась взглядом по той, что вела к моей цели. К кабинету Закари Сана. У подножья стояли охранники, сложив руки перед собой и вставив в уши гарнитуры.

В углу моя сводная семья неоправданно громко смеялась над словами мужчин в дизайнерских костюмах. Вера прижимала к груди закуски, пытаясь нахмуриться сквозь преграду из ботокса. Она старела так же быстро, как портилось молоко в сауне, и демонстрировала паршивый характер ему под стать. Мне нужно было не попадаться на глаза, но я не особо волновалась. Больше меня никто здесь не знал.

Папа был слишком приземленным человеком, чтобы водиться с этой толпой. А я всегда избегала любых мероприятий, на которых необходимо пресмыкаться перед самыми состоятельными представителями Потомака. Брак казался мне пустой тратой времени. В жизни должна быть только одна любовь. Ты сам. И может, еще собака.

Дождавшись, когда штатный сотрудник помчится наверх по лестнице, я поспешила за ним. За нами последовала симфония голосов с первого этажа. Я шевелила губами, делая вид, будто веду с ним беседу, чтобы развеять подозрения охранников. Как только мы повернули за угол, я направилась в библиотеку, в которой располагался кабинет. Я выучила планировку особняка наизусть. Спасибо, Zillow¹².

Когда Зак выкупил поместье у швейцарской знати, то не внес почти никаких изменений, только превратил подземный гараж в высокотехнологичную художественную галерею. Сперва я думала, что придется пробираться в нее. Вот только наткнулась на обложку Wired¹³ прошлого месяца. Увидела материал о последнем недружественном поглощении, которое совершил Зак. Вот она. Увековеченная на блестящем развороте журнала, почти незаметная под силой его бездушного взгляда. Подвеска. На полке. Под стеклом.

Lo siento¹⁴, лопух. Ты вот-вот не досчитаешься одного предмета искусства.

Я неспешно прошла по коридору мимо картин, которые, наверное, стоили дороже всего имущества Баллантайн. Особенно сейчас, когда Вера и ее дочери погружали папину компанию на такое дно, какое неведомо даже «Титанику». Не представляю, о чем он думал, когда разделил право владения клининговой компанией на четыре доли. Трое из нас не работали ни дня в своей жизни.

Впереди показалась дверь библиотеки. Я сжала дверную ручку так, что побелели костяшки пальцев, ожидая, что она не поддастся. Два месяца я училась вскрывать всевозможные замки с помощью набора, который припрятала сейчас в лифчике. Но дверь распахнулась легко и беззвучно. Поток холодного воздуха коснулся кожи, отчего побежали мурашки. Я прошла внутрь, закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной, позволяя себе отдышаться. Не впервой я совершала то, за что могла оказаться за решеткой. Но впервые крала у одного из самых влиятельных людей в мире.

Я не стала тратить время на то, чтобы оценить кабинет Зака Сана по достоинству, хотя еще никогда не оказывалась в таком экстравагантном месте. Не стала, ведь подвеска, словно маяк, указывала мне путь. Лежа в том же стеклянном коробе, что и на развороте журнала, рядом со своей точной копией. Комплект для него и для нее.

Что ж, похоже, так оно и есть. Одна из подвесок – его, а другая – моя.

Их невозможно спутать. У папиной подвески был изъян, который делал ее исключительно нашей. В детстве я сделала кисточкам «стрижку». Нити стали на пару сантиметров короче, чем нужно.

Я прошла мимо стола, не обращая внимания на документы, которые полетели на ковер от потока воздуха. Наконец-то – наконец-то – я коснулась пальцами толстого стекла. Прямо над папиной подвеской.

– Прости, что так долго. – Глаза защипало от слез. – Он запер тебя в золотой клетке. Не волнуйся. Я тебя вызволю.

С тех пор как умер папа, я хранила его любимую подвеску в тумбочке, чтобы крепко прижимать к груди, когда просыпалась посреди ночи, тоскуя по нему. Пока Вера не продала ее, папин запах все еще сохранялся на затейливых узелках. Уверена, он уже испорчен бесстрастным существованием Зака.

Я верну ее, папа. Обещаю.

Подняв оборванный подол бледно-голубого платья, я отцепила портативный стеклорез от пояса нижнего белья. Со щелчком выдвинула лезвие, а потом проткнула уголок стеклянного колпака. В ушах раздался неистовый глухой стук, когда я начала обводить кругом маленький замок.

А потом услышала это. Так громко, что звук затмил стук моего сердцебиения.

– Что это ты творишь?

Черт.