Loe raamatut: «Горький вкус ванили»

Моему мужу посвящается.

«Роман читается с особенным настроением, когда узнаёшь историю автора. Это впечатанные в строки признание, посвящение, колыбель памяти. Воздушно, с юмором и чувственностью Лана рассказывает о любви. Найти своего человека – особенная удача. К сожалению, находятся люди, использующие других, в этом их большая ошибка – за фальшивкой всегда стоит пустота. Но любовь всё победит, залечит, и даже воскресит, если нужно. В изящном love contemporary романе можно пройтись по Парижу и виноградным полям Прованса, пока герои решают, какой же им сделать выбор».

Татьяна Рамос, литературный редактор.

«Ваниль. Поверьте, в этой книге ее достаточно, при этом в меру и с тонким вкусом. Я давно оценила авторскую кухню Ланы. С удовольствием проглотила эту историю и жду добавку».

Марина Генцарь-Осипова, писатель и наставник русскоязычных авторов, основатель сообщества «Пиши как художник».

Глава 1. Не по правилам

– Блошка моя¹, для чего тебе этот Париж? – руки мадам Бланше то поднимались к небу, то опускались. Она в беспокойстве прохаживалась по комнате, и, наконец, присела на кровать.

Клэр молчала и только деликатно складывала вещи в чемодан.

– Там серость, суета. И моря нет.

Клэр пожала плечами, не поворачиваясь:

– Надену шарф.

– Ты ведь и на Лазурном можешь найти работу с твоим-то опытом. Или перебраться в Марсель, до него рукой подать. Мы с отцом столько сил вложили в твое воспитание, а теперь и ты меня оставляешь, – голубые глаза мадам Бланше смотрели умоляюще, она глубоко вздохнула, подчеркивая неприязнь к столице Франции.

– Да, маман, – ласково ответила Клэр.

В комнате царил торопливый шорох. Детские портреты на стенах, пара игрушек, фотоальбомы, призы и кубки за первые места в конном спорте, фото с выпускного, на которых Клэр Бланше из воробушка год за годом превращалась в девушку, беспристрастно наблюдали за происходящим. Старинная лампа ручной работы покрылась тонкий налетом пыли. Фарфоровые подсвечники-лебеди, купленные на день рождения маман, уже не зажигались по праздникам. Старинная мебель, доставшаяся в наследство от бабушки – комод из светлого дуба и туалетный столик —сиротливо опустела. Решилась. Девочка, выросшая в родительском поместье, сосредоточенно складывала старые вещи в надежде обрести новое будущее. Пальто, шарф, джинсы. Говорят, в ноябре в Париже бывает прохладно. Крупные петли на свитере, связанном мамой, напоминали переплетенную паутину жизненных неудач. Клэр бережно положила его поверх остальных вещей.

Как я в нее попала?

– Подумаешь, с работы уволили, – продолжала мадам Бланше, – и этот… оказался… непорядочным. В жизни и не такое бывает. Но мчаться на другой конец Франции? Клэр, ма шери, опомнись! Море, воздух… От себя не убежишь.

Ее голос звучал уверенно: мама умела убеждать. Клэр выпрямилась, и ее стройная фигура напомнила восклицательный знак. Отголоски воспоминаний оживились в памяти. Да, на работе подставили. Да, не повезло в любви. И тот несчастный случай, после которого заново научилась ходить… Жизнь безразличной рукой отняла у Клэр всё.

Знакомьтесь, неудачница Клэр Бланше.

– И это увлечение – тортики печь, – мадам Бланше пустила в ход последний аргумент. – Это что, кризис тридцатилетних? Поверь, сердце мое, ты непременно разочаруешься. Разве этого хотел отец?

Клэр вздрогнула, но продолжила перебирать вещи и воспоминания в памяти. Взгляд устремился в окно: туда, где солнце недавно обнимало теплом виноградные листья.

Разве этого хотел отец? Нет.

Винодел месье Бланше хотел, чтобы семейное дело продолжали, из поколения в поколение передавали опыт и искусство виноделия. Он мечтал, чтобы дочь ухаживала за гектарами плодоносной земли, одной рукой изящно дегустируя вино, а другой – управляя трактором. «Лучше бы вместо меня родился мальчик», – бормотала про себя Клэр, каждый раз натягивая резиновые сапоги. Невезучая, но светлая. С живинкой. Как и имя.

Всё. Не. По. Правилам. Так и запишите в резюме.

Клэр набрала воздуха, поправила упавшую на лицо прядь каштановых волос и повернулась к матери. Ее оливковые глаза блестели.

– Мама, – она взяла в руки ладони матери, постаревшие, но хранящие мягкость и аромат виноградного масла. – Знаю, отец хотел для меня другого будущего. Яркого, с бокалом в руках, а не со скалкой, и чтобы рядом был породистый граф: статный, с харизмой. Но мне нужна другая жизнь: та, где нет места прохвостам. Стать виноделом – не моя судьба.

Глаза мадам Бланше не отрывались от дочери.

– Я не могу отличить бордо от божоле-нуво, не знаю, что пить с рыбой, а что – с мясом. Память о папе всегда со мной, но я не хочу притворяться той, кем не являюсь. Знаю: он мечтал увидеть меня в белом платье между виноградниками. Всем сердцем желал, чтобы вечерами перед камином я могла класть голову на сильное плечо, но, поверь, Париж подарит мне новые возможности. Надоело собирать из себя мозаику по кусочкам.

Неизвестность радовала Клэр и пугала мать. Мадам Бланше настороженно наблюдала за дочерью, внутренне уверяя себя, что через пару месяцев они вот так же будут разгружать чемоданы, когда та вернется. «Париж разбивает сердца, – думала она, – а эта девочка никогда надолго не оставалась одна».

У Клэр не было длинных ног, ухажеры не восхищались ее пышными формами: их тоже не было. Изящные черты лица, сочный небольшой рот и прямой взгляд. Каштановые волосы струились по плечам, словно лозы по согретому солнцем деревянному стволу. Наивная. Ранимая. Сахарная статуэтка на торте, напоминающая мадам Бланше в молодости. Отец говорил жене, что Клэретт – главный плод их плантаций.

– Доченька, – женщина беззвучно сложила ладони у лица и тело ее затряслось от всхлипов. Клэр обняла мать и поцеловала в лоб.:

– Мне не везет, да и не важно. У Вивиан есть квартира, помнишь? Пока поживу у нее. Я уже нашла место стажера в одной из известных кондитерских, если продержусь там, то потом многие двери откроются, – взглянув на семейное фото, с которого пятилетняя Клэр улыбалась в объятьях отца, она воодушевленно продолжила: – А с винодельней мы что-нибудь придумаем. Дядя Жак поможет, я поговорила с ним. Мы же семья. – Клэр уже небрежно бросала вещи, боясь передумать: любимая пижама с ананасами, еще одни джинсы, маленькое черное платье. Без него в столице не обойтись. – Потом устроюсь на работу и пополню банковский счет. От себя не убежишь, верно, но это шанс найти себя.

Клэр улыбнулась сквозь слезы и решительно захлопнула крышку чемодана.

Глава 2. Восемь гвоздей в Париже

В рабочем кабинете Гийома Лекомта можно насчитать восемь гвоздей. Каждый из них старательно вбит в «стену славы», как называют ее коллеги. На этой восьмерке позируют дипломы, сертификаты и грамоты, фотографии сверкают рамками и улыбками. Только одному снимку гвоздя не нашлось – он занял почетное место на рабочем столе владельца «Лекомт и Ко». Тот собственной персоной, сложив руки за спиной, неподвижно стоял у просторного окна и в задумчивости осматривал кабинет. Гийом скользил взглядом по изображениям под стеклом. Успех успешный. На одном снимке жмет руку президенту испанского концерна, на другом – открывает новый филиал международных поставок в Марселе. Взгляд перебрался с официального на личное: туда, где гвоздям не место. Любимый кадр. Двое мальчишек с одинаковыми глазами, носами и улыбками, в костюмах моряков весело щурятся в объектив. В темных глазах Гийома заиграл еле заметный огонек.

– Вот ты упертый! Но за это я и люблю тебя. Снова выиграл сделку! – Себастьян ворвался в кабинет, прервав мысленную экскурсию в прошлое.

«Упертый», – так называл Гийома друг детства Себастьян Этьен. Хотя с такой внешностью достаточно просто стоять, как статуя Аполлона в саду, – всё равно все подпишут. Широкие плечи, дорогой костюм, плотно облегающий сильное тело, четкие движения, непроницаемое лицо. Каждая прядь смоляных волн послушно прилегала одна к другой – экзотический коктейль из строгости и элегантной обаятельности. Натура Гийома был подобна спокойному ветру в горах: настойчивому, но уверенному. Для него не существовало препятствий. Он просчитывал всё заранее. Совершенная противоположность брату-близнецу Жерому. Вот он, справа на фото, состроил очередную гримасу в надежде развеселить слишком серьезного брата. Изворотливый ум и азарт Жерома не раз подставляли их в детстве и в юности. «Мы два полюса: ты Северный, я Южный, – шутил Жером об их непохожести. – Ты, Гийом, слишком люксовый, ухоженный, хоть и некоролевских кровей».

Гийом боялся ошибок, поэтому проверял дела с архитектурной точностью. Если автомобиль, то самый надежный. Если свидание с сюрпризом, то с изучением местности и меню ресторана, вплоть до улиц и карты местности. А если жениться, то только на умной, привлекательной и по любви. Ни шагу без плана.

Себ подошел ближе, хлопнув друга по плечу. Заметил его взгляд на фотографию на столе.

– Воспоминания?

Гийом кивнул.

– Мы были не разлей вода. Ровно до того дня, как… – к горлу подступил ком, пришлось глубоко вдохнуть.

– Я знаю.

Гийом повернулся к окну. В его ширине с особым элегантным размахом город погружался в охристые, освещенные фонарями сумерки. Осенняя прохлада окутала улицы. Тяжелые, наполненные дождем облака притаились на самой макушке здания Монпарнас, цеплялись за крыши домов и, усталые, как и парижане после трудового дня, медленно двигались. Разноцветные пальто и последние осенние листья скользили по улицам, горожане торопились: кто в метро, кто на автобус. Вдалеке очертания высоток, укутанных в серую дымку, медленно погружались под ночное одеяло. Последние «кораблики-мухи» курсировали по Сене, а за ними огоньки-отражения змейками струились по водам главной реки. Столичные жители готовились достать кашемировые шарфы. Гийом неспешно оторвал взгляд от окна, на лице его заплясали тени радости.

– Значит, подписал? Отлично. Не зря же мы его два месяца обхаживали.

– Поправочка – ты обхаживал. Только мой лучший друг умеет так искусно аргументировать. Это стоит отметить, – подмигнул Себастьян.

Сказано – сделано. И хотя Гийом отличался любовью к красивым вещам и комфорту, простота его тоже манила. Без водителя и машины, как в студенческие времена, он от случая к случаю спускался в метро. И в этот раз друзья выбрали тот же маршрут.

Они с Себастьяном знали друг друга с восьмого класса. Одним майским днем компания старшеклассников пристала к Себу.

– Эй, ты! Бублик! Катись сюда, – смеясь, позвали его.

Он был довольно упитанным, и это провоцировало насмешки, а он отличался стеснительностью и молчал в ответ на нападки обидчиков. И в тот раз он, казалось бы, крепкий сын фермеров, пыхтел, краснел, вытирая подступивший к вискам холодный пот, но не двигался.

– Не понял разве? Катись давай, а то начинку выдавим…

Себастьян не шелохнулся. Банда приблизилась. Его стали толкать. В ход пошли редкие удары, за ними последовали пыльные ботинки.

– Вы забыли математику? – проходивший мимо Гийом отвлек ребят от издевательств. – Четверо больше одного, не стыдно? – он сжал кулаки.

– Шагай мимо, буржуазный щенок, не твое дело.

– Теперь уже мое, – юный Гийом засучил рукава и направился к хулиганам. – Сила не только в мышцах, но и в голове, – прошептал он.

В тот день он разогнал шпану. Это стоило ему разбитых губы и носа. Спасибо отцу, который настаивал на владении восточными единоборствами. Гийому нравилось тренироваться: он видел, что может победить противника, не применяя кулаков, а вот Жером к подобному был безразличен. После этого случая Себастьян поклялся до конца своих дней быть верным другом Гийому.

Дальше университет, стажировка в Лондоне, а после Гийом возглавил семейную компанию и позвал друга руководить отделом логистики.

Лифт перенес друзей с поднебесного шестидесятого этажа на землю. Сухой офисный воздух сменился влажной прохладой. Гийом и Себастьян спустились в переход. Подземная трасса без устали проглатывала и выплевывала пассажиров. Кто-то возвращался домой, а кто-то бежал: от себя, от других, от жизни.

Повиснуть в вагоне и под стук колес разглядывать рядом стоящих – так по-парижски. Гийом с детства любил наблюдать за городской суетой. Вокруг всегда витал запах шика, парфюма и денег. Поглощенные экранами смартфонов горожане внимательно изучали их содержимое, не замечая соседей по креслу. Друзья уселись недалеко от выхода.

– Эй, милый, дай погадаю, – послышался грудной женский голос. Под переливы гитары толпа цыган раскачивала вагон. Из нее выделилась цыганка. Она шла вдоль сидений, посмеиваясь и осматривая недовольные лица пассажиров. Бедра цыганки покачивались в такт мелодии, которую она напевала. Остановилась перед Себастьяном, взмахнула бахромой на юбке и хитро ему улыбнулась:

– Месье, счастье будет тебе. Обязательно. Хочешь узнать когда? А если деньги есть – имя ее назову.

Себастьян замотал головой:

– Мадам, поверьте, мой случай безнадежный.

Смуглянка загоготала в ответ звонким густым смехом, но вдруг замолчала.

– Прошу вас, не стесняйтесь, – Гийом протянул ей руку, но цыганка отрицательно мотнула головой и прошла мимо. В какой-то момент оглянулась, глаза ее были широко раскрыты, она поцеловала крест.

– Себастьян Этьен, прислушайтесь к счастливому зову судьбы, – Гийом, улыбаясь, посмотрел на друга.

– Мой случай безнадежный, поверь, – повторил тот.

Поезд домчал до нужной станции, и под гул нетерпеливого бега толпы друзья выбрались из метро и быстро нашли бар. Уселись, оглянулись.

По бокалу красного?

Вечер потянулся дымком ароматных запахов, перестуком приборов с бокалами и разговорами за соседними столиками. Обсуждая сделку, друзья вспомнили ассистентку итальянского партнера, которая строила глазки и бесконечно вздыхала, глядя на Гийома.

– Месье Лекомт, вы свободны для рандеву в следующем месяце? – изобразил ее жеманство хмельной Себастьян.

– Мое сердце свободно только для удачных деловых отношений с вашим шефом, – напыщенно ответил Гийом.

Друзья рассмеялись и соединили бокалы за успех.

– Добрый вечер, месье, – через пару часов охранник приветствовал его у ворот, распахнув калитку.

– Добрый, Лоран. Прекрасный вечер, не правда ли?

– Согласен, месье. Немного прохладный, осень в Париже.

Частный отель укрылся за геральдическими лилиями на кованой ограде. Последние два этажа – с террасой на крыше. «Затаить дыхание и наслаждаться», – именно так рассказывала агент по недвижимости о старинном здании в шестнадцатом округе. Гийом бросил ключи на столик и, не включая свет, погрузился в кресло. В гостиной царила тишина, лишь камин потрескивал искрами. Причудливые тени отражались на стенах. Еще одна победа, еще один контракт. Гийом перевел взгляд на окно XIX века, за которым виднелся изящный балкон с ажурной решеткой и кадками с цветами, а вдалеке Эйфелева башня подмигивала всем желающим. Гийом любовался ее огнями, которые бусинами нанизывались на железный каркас.

– Скорее к окну, сейчас она зажжется, – слышится взволнованный голос мамы.

Гийому и Жерому по шесть лет, они восторженно бегут к окну в тот момент, когда «Железная дама» Парижа надевает вечерний наряд. Папа откладывает газету в сторону и присоединяется. Жером встает на цыпочки, чтобы как следует рассмотреть пятиминутный спектакль.

– Пусти, я родился на шесть секунд раньше тебя! – отталкивает брата Гийом в надежде занять место получше.

Папа берет близнецов на руки и все четверо восторженно наблюдают за преображением той, что известна всему миру.

– Месье, нам нужно сообщить вам кое-что.

Так начинают жандармы свою речь в один из дней, чтобы сообщить братьям, что их родители погибли в автокатастрофе. После смерти родителей они с Жеромом каждый вечер по привычке сидят у окна. Уже не верещат от радости, только грустно смотрят на знакомые мерцающие огни.

Прошло больше двадцати лет, а Гийом помнил лавандовый запах полотенец мамы, ее поцелуй в щеку и футбол по воскресеньям с отцом. После смерти родителей братьев воспитывала тетя, переехав к ним. Гийом исправно учился и решил, что, несмотря ни на что, добьется успеха. У Жерома с учебой и работой не ладилось. Потом и его не стало. Гийом включил настольную лампу, небрежно открыл хрустальный графин и янтарный напиток вылился в стакан. Заглушить боль. Тишину. Прошел год, а он так и не смирился со смертью брата. Гийом посмотрел на дно стакана, где смятое отражение качалось на оранжевых волнах напитка. Теперь можно было снять деловую улыбку, маскирующую скорбь. Один на один с прошлым. Тоска ежедневно точила лезвие, то и дело вонзая его в сердце. Он тщетно искал ответ.

Почему ты покончил с собой, брат?

Теплый душ немного помог уйти от тяжелых мыслей. Гийом вернулся в кресло, закрыл глаза. Он надеялся избежать кошмарных сновидений, в которых Жером приходил и просил прощения, касаясь его плеча. Эта ночь не стала исключением и казалось, что присутствие брата реально.

Я схожу с ума.

Гийом решил поработать при свете абажура: в пятницу намечалась важная сделка в Марселе.

A может быть, всё это не сон?

Глава 3. Самолет на двоих

Морской бриз ласкал слух. Где-то между облаками чайки пели прощальную песню. Пляж Марселя был грустен и безлюден. Клэр всегда приезжала сюда, чтобы помолчать наедине с морем. Ветер старательно заплетал волосы, обнимал за изящную талию, прогуливался по плечам. Она опустила руки в холодную осеннюю воду и закрыла глаза. Море в ответ целовало тонкие пальцы и касалось ботинок. «Променяла меня на серый камень?» – вздыхало оно волнами и отступало. Через три часа самолет, Марсель-Париж. Экономкласс, что может быть лучше?

Чайки, прощайте!

У стоек регистрации толпились желающие променять море на столичную суету. Пара чемоданов, пальто, шляпа – модная столица все-таки. Клэр теребила посадочный талон.

Неужели я это делаю? Неужели решилась?

Бешеный ритм сердца заглушал речь милой стюардессы. Еще не поздно было вернуться.

– Посадка в 13 часов 55 минут. Выход номер 14. Приятного полета.

– Благодарю, – Клэр сжала паспорт в руках и направилась к выходу.

А может быть, мама права: от себя не убежишь и стоит вернуться?

Клэр подняла глаза на рекламный плакат. На нем стройные ноги в кроссовках возвещали, что «лучше поздно, чем никогда». Речь шла о спорте, но Клэр восприняла смысл фразы буквально и вошла в самолет. Место номер 7С.

С книгой время быстро пролетит.

Клэр пристегнула ремень безопасности.

Оревуар, Прованс с лавандовыми полями и винными плантациями отца, с вечерними свечками, берегами Кассис, мостом Авиньона, на котором, как в песне: «Мы будем кружиться и кружиться». ²

Постепенно пассажиры заполнили салон.

– Позвольте, милочка?

В соседние кресла опустились две нарядные, элегантного возраста мадам с модными журналами в руках. Женщины весело щебетали о парижских распродажах. В перчатках, с аккуратно уложенными белоснежными волосами, они источали аромат зрелой красоты.

Боже, а на мне мамин свитер, волосы а-ля «сбежавшая из дома» и зеро косметики.

Клэр почувствовала себя неловко и плотнее запахнула пальто. Вивиан наверняка явилась бы в самолет в боевой готовности.

Ах, милая Ви, подруга детства. Расстояние разлучило домá, но не дружбу. Лишь бы мужчина моей мечты не решил познакомиться прямо сейчас.

Клэр улыбнулась. Ну, конечно. Это только в романах так бывает: они соседи в самолете, красавчик обливает ее кофе, а она – прекрасна. Они влюбляются, женятся, живут долго и счастливо. Но с ней не тот случай. Клэр уткнулась в шарф и безразлично оглядела пассажиров.

– Переживаете, милочка? – заботливо поинтересовалась одна из дам.

– Немного, – Клэр сильнее сжала подлокотники и, почувствовав колебание в теле, зажмурилась.

– Не стоит волноваться! По статистике, авиакатастроф гораздо меньше чем автомобильных! – добродушно улыбнулась вторая, поняв Клэр по-своему.

Капитан сообщил о взлете и о том, что через несколько минут борт покинет Лазурный, унося съежившуюся от страха Клэр. Бизнес-класс уже потягивал игристое и закусывал тарталетками с копченым лососем. «Это тебе не эконом», – буркнула одна из соседок, тыча пальцем с идеальным маникюром в сторону счастливчиков, мелькающих в неплотно закрытой шторке.

Расслабься уже, самое страшное позади.

Клэр открыла глаза.

Жива.

Люди из бизнеса негромко общались. Неторопливые, вальяжные. Один из пассажиров встал, отрывистыми жестами что-то объясняя соседу. Его движения были уверенные, четкие, и в то же время деликатные, мужчина как бы поставил точку в разговоре, подписал каждую фразу. Он открыл полку и достал ноутбук.

Наверняка говорит о сделке.

Клэр любовалась элегантным костюмом глубокого синего цвета, жемчужно-белой рубашкой, игриво выглядывавшей из рукавов. Завершала образ «вишенка» – запонка цвета моря.

Наверняка у него сильные руки и утонченные пальцы. Да, так и есть. Сам мистер Грей к нам пожаловал.

Клэр хихикнула и мысленно поблагодарила авиакомпанию за экономкласс и спектакль. Со спины она разглядела безупречно уложенные темные волосы, высокую фигуру незнакомца. Пальцы Клэр в нетерпении сжали рекламный журнал.

Боже, должно быть, он очень красив.

– Отношения в тугой узел, – напомнил мозг.

– Самолет на двоих, – сделала заказ душа.

Клэр поставила дыхание на паузу. Надеясь еще рассмотреть незнакомца, когда он сел, она даже чуть привстала, как вдруг капитан сообщил, что прохладительные напитки для пассажиров на подходе. Подоспевшая стюардесса прикрыла перегородку между люксовым миром и остальным, Клэр разочарованно откинулась в кресло и погрузилась в разговоры соседок о последней коллекции Жан-Поля Готье.

– Вы не понимаете. Важно быть на волне сегодня, сейчас. Иначе завтра о вашей компании забудут, а конкуренты пройдут тракторами своих промоакций, – объяснял Гийом соседу, руководителю отдела маркетинга. Интонация и слова его были настолько уверенными, что коллеге осталось лишь пожать плечами и согласиться. Гийом на мгновение смолк и посмотрел в иллюминатор. Марсель красив, но дела все были улажены, пришло время возвращаться в Париж.

– Еще шампанское, месье? – стюардесса одарила обворожительной улыбкой и еле заметно, но дольше, чем следовало задержалась взглядом на лице Гийома.

– Да, спасибо, – коллега выхватил из ее рук флюте и залпом опрокинул напиток.

Разговорчивый сосед скоро начал раздражать Гийома, о чем-то спросил, пришлось вежливо кивнуть в ответ.

Самолет набрал высоту, и Гийом достал ноутбук. Снова имейл от Жизель, которая хотела обсудить новый проект. Он захлопнул крышку. Жизель отличалась демонической привлекательностью и умом. Настойчивость этой женщины наверняка понравилась бы другому, но не ему. Не хотелось привязываться. Не хотелось боли. Снова.

Полгода назад на выставке производства в Мадриде Гийом познакомился с Габриэль. Поначалу деловая переписка превратилась в жизнь на две страны. Встречи, рестораны, подарки, совместное путешествие на Сейшелы. Со скоростью бегущего по горящей дорожке огня страстная испанка разожгла его душу. Участились бесконечные выходы в общество, шик и блеск, в то время Гийому казалось, что он мог ей доверять, мог рассказать о кошмарах, о скорби, что поставила палатку в душе и не собиралась ее покидать. Но в итоге Габи мало интересовалась душой. Скорее, валютой за дверкой банковского сейфа. Красивая до умопомрачения. Богиня в постели. Бриллиант без огранки. А Гийому не хватало той тонкой материи, что дает любимая женщина. Он надеялся, что Габриель поймет его. Гийом не замечал, что девушка встречалась еще с другими мужчинами. Вдали от парижского блеска он рассчитывал услышать «да», когда предложил Габи руку и сердце. Она же объявила, что у нее есть другой, побогаче, и, собрав чемоданы, уехала. Пламя потухло, не успев разгореться. Шесть месяцев притворства. Сто восемьдесят дней обмана. Она с хрустом пережевывала мужчин и, выплюнув остатки, шла дальше, пританцовывая сальсу на осколках души. Гийом поразился той боли, которую причинила ее потеря. Хотелось заглушить мерзкий внутренний голос, напоминающий о суициде брата, в котором, возможно, был виноват именно он. Что делать? Собирать себя и работать, работать, работать. Осколки превратились в бездушный лед. Обман любимой женщины и потеря брата сделали его мастером маскировки чувств.

– А знаете, вы правы, месье Лекомт, – коллега опьянел и с удовольствием пустился в гипотезы о привлекательности бизнеса на фоне экономического кризиса. – Время – настоящий аферист. Оно забирает всё что дорого и без сожаления выбрасывает в колодец памяти. Обезоруживает. Ставит перед фактом. А ты с этим живи потом.

– Это вы о чем?

– О промоакциях, – коллега сладко улыбнулся и осушил новый бокал. – О промоакциях.

Близилась посадка. Коллега продолжал разглагольствовать. Гийом прикрыл глаза и погрузился в сон. Хотя бы здесь ночной кошмар оставит его в покое.