Почти двенадцать, Марк точно скоро позвонит, спросит, когда я буду дома. Если уже не звонил. Я ищу телефон. Четыре пропущенных вызова. Боже! Он меня убьет. Набираю номер брата.

– Почему не брала трубку? – слышу вместо приветствия.

– Спала, – голос меня подводит. Звучит виновато.

– Когда домой?

– Скоро, – отвечаю я. – Чай попью и приеду, – Слава входит в спальню, я спрыгиваю с постели, накрываю ладонью его губы.

– Не задерживайся.

– Хорошо. Пока, – я сбрасываю вызов.

Слава дергает головой, забирает телефон из моих рук, отбрасывает его на кровать.

– Марк? – интересуется, обнимая меня.

– Да.

Необычное чувство. Я обнажена, но не чувствую себя неудобно. Если только немного. После того, что Слава делал вчера со мной, глупо стесняться. Мое тело приятно тянет, бедра немного саднят, губы словно чужие, они мне кажутся жутко огромными. Я ныряю ладонями под футболку, глажу мужскую спину, поднимаюсь к лопаткам и провожу ноготками вниз.

– Ты и так оставила следы, – хмыкает он. Его руки опускаются мне на попу, сжимают. – Ляль, я тоже тебя очень хочу. Только нужно повременить пару дней.

– Я просто тебя обняла, – отвечаю я смущенно. Но он прав, между моих ног влажно.

– Я так и подумал. Пойдем поедим. Кофе или чай?

– Чай, – отвечаю я. – Только я оденусь, – я поворачиваюсь к нему спиной в поисках. – Можно я возьму…

– Знаешь, а я передумал, – он неожиданно подхватывает меня на руки, роняет на постель, сдвигает к краю, сгибает колени и широко их разводит, устраиваясь между ног.

– Слав, что ты делаешь? – мой голос дрожит.

– Смотрю, – говорит спокойно, словно происходящее нормально.

Он касается меня там, раскрывает пальцами и склоняется. Я сейчас сгорю со стыда! Я закрываю лицо ладонями и тут же вскрикиваю, чувствуя горячий язык.

– Сла… – я захлебываюсь вздохом.

А он продолжает ласкать. Кружит по самому чувствительному местечку, доводя меня до исступления. Я больше не испытываю стыда, открываюсь, подаюсь бедрами, сосредоточившись только на ощущениях. Но в одно мгновение Слава лишает меня этого.

– Попробуем по-взрослому? – спрашивает он, стирая ладонью влагу со своих губ. Я не сразу понимаю, о чем речь, смотрю на любимого мужчину затуманенными глазами.

– О, – до меня доходит смысл слов, – хорошо.

– Только ты скажешь, если тебе будет больно.

– Хорошо, – повторяю я завороженно, как он приспускает домашние штаны, берет член в руку, направляет его, растирает головкой влагу. Чуть подается бедрами и медленно входит. Мне хочется отползти. Член слишком большой.

– Больно? – спрашивает Слава.

– Нет, не больно. Я не знаю, как объяснить.

– Туго, – он подбирает слово. – У тебя там очень узко. Я кайфую от этого.

Он входит на полную длину и начинает плавно двигаться. Очень медленно. Сегодня совершенно другие ощущения – нет боли, мне нравится, как член погружается в меня, наполняя. Каждое его движение разливается горячей волной.

– Быстрее? – Слава читает мои мысли.

– Да, – произношу одними губами.

Движения толчками. Уверенными. Сильными. Каждый я чувствую ярко. Я впиваюсь пальцами в простыни. Комкаю ткань. Тяну. Рву. Перед глазами мерцают белые пятна. Мне хочется быть еще ближе, максимально кожа к коже, я упираюсь лопатками в матрас, выгибаюсь дугой, теряясь в совершенно новых ощущениях. Острых. Заставляющих стонать. Громко. Абсолютно не сдерживаясь. Я чувствую себя дикой. Меня захватывают инстинкты.

– Ляль… – выдыхает хрипом Слава мое имя. – Тише, девочка, я же не железный…

Мне нравится знать, что Слава на грани, что он не может сдержаться. И причина этому – я! Я!

Тело простреливает словно сотнями острых иголочек удовольствия. Они впиваются в кожу и растворяются под ней, расслабляя каждую мышцу. Слава нависает надо мной, скользит по животу членом, помечая белесыми следами ребра и грудь.

– Я тебя накажу за это, – тяжело дышит, прислонившись лбом к моему лбу. – Думал, не успею… – он криво улыбается, целует меня. – Ты придешь ко мне в кабинет, практиканточка? – шепчет и смеется. – Очень хочу в понедельник поговорить с тобой у себя в кабинете. Наедине.

– О боже, – я смеюсь, зажмуривая глаза. Мне ведь нравится это непристойное предложение. – Приду, Вячеслав Львович.

– Я за это подпишу тебе отчет по практике.

– Дневник, – поправляю я.

– И дневник тоже. Что скажешь подпишу. Жду тебя в девять ноль-ноль, Елизавета Алексеевна.

Я помню про наш разговор со Славой все выходные. Да и как я могу забыть о нем? Напоминанием служит большой букет белых роз на столе и десятки шутливых и пошлых сообщений в телефоне. Я тороплю время, хочу нажать волшебную кнопку на пульте и перемотать до момента встречи.

В понедельник я одна из первых в офисе. В коридоре тихо. Двери кабинета тех, кто пришел пораньше, распахнуты, пахнет кофе и свежей выпечкой. Я вхожу в приемную, включаю свет, уже привычным жестом нажимаю кнопку кофемашины, кладу сумочку на стол. Беру папки с делами, что понадобятся сегодня Славе, и иду в его кабинет. Держусь за прохладный металл ручки с ощущением неправильности происходящего. Когда Славы нет на рабочем месте, дверь всегда открыта, а сегодня с утра почему-то нет. Распахиваю массивную створку и застываю.

В глазах на мгновение меркнет. И мои мир рассыпается…

Рассыпается на миллионы кусочков, как стеклянный бокал, брошенный о каменный пол. Разлетается вдребезги, и его невозможно собрать и невозможно склеить.

– Лиза, ты рано, – без сожаления в голосе произносит Слава.

Даже без удивления. Абсолютно ровным тоном, словно я не застала его перед распластанной на столе Ариной. Словно она была одета и не подставляла ему задницу.

Хочу сказать, что не верю своим глазам, но я им верю. Я не верю в то, что это происходит со мной. Что мой первый и единственный мужчина меня предал!

Он ведь говорил, что любит меня. Смотрел так, что я верила. Целовал до искр перед глазами и нехватки кислорода в легких. А сейчас…

– Дверь закрой! – Арина криком выводит меня из ступора.

– Извините, – шепчу я, отступая.

Папки сами падают из рук.

Я отворачиваюсь, но перед глазами так и стоит мерзкая картина. Слава и Арина… Мне так хочется спросить, почему ты так со мной поступил. Зачем подарил крылья и сам же вырвал их? Я же верила тебе! Отдала себя. И не только тело. Сердце! А оказалось, что любовь тебе не нужна… не нужна преданность и честность. Я ошиблась. Ты привык получать желаемое и сразу забывать. Ты всегда так поступал. И почему я решила, что со мной будет по-другому?

Я закрываю дверь, хватаю сумочку со стола, выбегаю из приемной. Стук моих каблуков оглушает. Бьет по вискам. Я не знаю, как добираюсь до лифта, нажимаю кнопку трясущимися пальцами. Какая-то часть меня ждет, что Слава бросится догонять, попытается все объяснить.

– Елизавета, что с тобой? – Лев Петрович перехватывает меня за локоть. – Что случилось?

– Ничего, – я трясу головой, не поднимая на мужчину взгляда.

– Ты же плачешь.

– Вам показалось, – отвечаю я, дергаю руку. – Отпустите! – прошу, еще больше захлебываясь болью. Я едва сдерживаю себя, чтобы не закричать: «Радуйтесь, ваш сын с Ариной! Как вы и хотели!»

– Как Вячеслав отпустил тебя в таком состоянии?

В этот момент мне кажется, что Лев Петрович все знает. Наотмашь бьет словами. Унижает еще больше. Уничтожает.

– Да отпустите! – вырываюсь я и вбегаю в лифт.

Забиваюсь в угол и жду, когда он откроет двери на первом этаже, чтобы сбежать из места, где моя жизнь рушится. Как карточный домик рассыпается от одного неловкого движения.

***

Несколько часов истерики сменяются полной апатией. Если бы не Есения, не знаю, чем бы все закончилось. Она была рядом каждую минуту. Ничего не спрашивала и не говорила. Ложилась рядом и гладила меня по волосам. Заставляла пить и есть. Врала Марку, что у меня грипп, и не разрешала лишний раз входить.

Я больше не живу – существую. Я не помню, какой сегодня день и чистила ли я зубу с утра. Все это не важно.

Слава не пришел.

Не позвонил.

Его словно никогда и не существовало.

Никогда…

Он исчез. А я все придумываю и придумываю для него оправдания…

– Нужно выйти из комнаты. Я не могу больше врать. И Марк не дурак, – тихо говорит Есения. – Утром он предлагал положить тебя в стационар. Он думает, что у тебя температура держится пятый день.

– Ничего не говори! – отвечаю я не своим голосом.

Как мне признаться брату, что я предала его? Кем я стану в его глазах?

– Не скажу. Но ты должна выйти и поесть.

– Я поем, – обещаю я.

Спуститься на ужин к родным и запихивать в себя безвкусную пищу оказывается не так сложно, как отвечать на вопросы о человеке, которого хочу стереть из памяти.

– Ты предупредила Сизова, что заболела? – спрашивает брат.

– А он тебе не сказал? – я сама себя ненавижу за этот вопрос.

– Мы толком не общались. У него завал на работе.

Я ухмыляюсь и повторяю:

– Завал.

– Так что?

– Он знает, – мне трудно произнести имя мужчины, растоптавшего меня.

– Тебе придется отработать пропущенные дни?

– Не нужно. И так подпишут дневник.

– Хорошо. Но лучше бы пройти практику целиком.

– Марк, – Есения переключает внимание моего брата на себя, – давай завтра после обеда съездим в нашу с Егоркой квартиру. Хочу взять кое-что из одежды.

Глава 23

Почему-то все убеждены, что лучший доктор – время. Ложь. Проходит неделя. За ней вторая… третья… месяц…

Я научилась улыбаться. Научилась приводить себя в порядок с утра и красиво одеваться. Научилась не обвинять себя в том, что случилось. Научилась разговаривать с близкими, чтобы у них не возникало вопросов о моем настроении, делать вид, что меня интересует фильм или книга. Я даже перестала ждать. Но боль никуда не ушла. В груди по-прежнему холод и тяжесть. Словно мне кто-то на шею повесил огромный груз. Он сворачивает мои плечи, и мне стоит огромных усилий держать спину ровно.

– Не хочешь съездить на пляж? – предлагает Есения, передавая глубокую чашку с картофелем. Наша Ирина ушла в отпуск, и мы вторую неделю хозяйничаем на кухне. В отличие от меня, Есения отлично справляется с готовкой. А у меня почетная миссия чистки овощей.

– Зачем? – спрашиваю я. – У нас есть бассейн.

– Ну не знаю. Мне кажется, там будет веселее. Возьмешь с собой Юлю, мы купим вареной кукурузы, трубочек со сгущенкой, будем объедаться и валяться под солнцем. Ну, как идея? Да и Егор не против. В воде не так болит нога.

– Можно, – я улыбаюсь фальшивой улыбкой в ответ.

– Вот и супер. Вечером поговорю с Марком. А ты позвони подруге.

– Я поеду без нее, – отвечаю я.

– Так будет даже лучше, – тут же реагирует Есения. – Отдохнем… семьей, – добавляет она неуверенно.

– Да, семьей, – подтверждаю я.

Мне не хочется обижать невесту брата. Марку очень повезло с ней. Надеюсь, он понимает это… Очень надеюсь. Если он совершит ошибку, позже будет жалеть. А Есения не из тех, кто с легкостью прощает. Мы с ней в этом похожи. Правильные и гордые. Юлька говорит, что слишком правильные и гордые часто несчастны. Возможно, она права.

Есения достает из холодильника тушку курицы. Я морщусь при виде желтоватой кожи, сосредотачиваюсь на картошке в своих руках. Отчего-то во рту скапливается слюна. Мне хочется ее выплюнуть.

– К-хм, – я откашливаюсь.

– Давай просто потушим курицу с картошкой. Сытно и вкусно, – предлагает Есения.

– Я за, – отвечаю я, зажмурившись. – Да что ж такое, – шепчу.

Она подходит ко мне, склоняется.

– Все хорошо?

– Да, – спешу я заверить.

Открываю глаза, и тошнота скручивает желудок спазмом. В руках Есении обрезки куриной кожи, что она кидает в ведро у моих ног. Я бегу к раковине и оставляю в нем содержимое желудка. Хорошо, что с утра я пила только чай.

– Умойся холодной водой, – Есения дает мне совет. – Я сейчас уберу, – она мечется между разделочным столом и ведром, скидывая упаковку от курицы. Уже нарезанные куски собирает пакет и закидывает в морозилку.

– Спасибо, – хриплю я.

– Идем, провожу тебя в спальню, – она приобнимает меня и ведет к лестнице – Это в первый раз?

– Нет, – признаюсь я тихо. – Третий. Два дня назад впервые вырвало.

– Лиза, у… вы… – она подбирает нужные слова.

– Да, – отвечаю я, сглатывая горечь. – Секс был. И не раз.

– О господи!

– И я понимаю, что со мной происходит.

Мы входим в мою комнату, я сажусь на кровать, приваливаюсь к изголовью.

– И что теперь делать? – спрашивает Есения, опускаясь рядом со мной, берет за руку. Сжимает пальцы.

– Ничего.

– Что значит ничего? Ты поговоришь с ним? – я отрицательно кручу головой. – Так же нельзя.

– Можно.

– Он должен знать. Или ты?.. – она смотрит на меня выжидающе.

– Нет. Я не пойду на аборт. Поэтому я ничего и не скажу Сизову. Я не знаю, как он отреагирует. Ему не нужна я, а значит, не нужен и этот ребенок. И ты обещай, – я перехватываю ладонь Есении, – что никому ничего не расскажешь. Ни Марку. Ни Славе. Никому! Пообещай! Пообещай, Еся! Я тебя умоляю, пообещай.

– Обещаю, – сдается она. – Но… будет очень тяжело. Марк… он не простит Сизову. Я боюсь представить, чем все может закончиться.

– Я знаю! Я понимаю! И поэтому прошу молчать. Я скажу сама, когда срок уже будет большим.

Есения плачет вместе со мной.

– Ты поломаешь себе жизнь, – говорит она.

– Но ты же не поломала, – отвечаю я. – Не отказалась от брата. И я смогу.

– Это другое.

– Нет. Это то же самое – частичка любимого человека.

Есения сдерживает слово. Молчит. Я вижу, как ей сложно врать моему брату. Я и сама не знаю, как смотреть ему в глаза. Как сказать, что третий месяц ношу под сердцем крохотную жизнь? Марк ведь спросит, кто отец ребенка, а я не смогу ответить на этот вопрос. Но скоро нельзя будет скрыть очевидный факт.

Я спускаюсь в гостиную. Меня останавливают слова брата:

– Сизов уезжает.

– Как уезжает? – интересуется Есения. – Я не знала…

Зачем она интересуется Славой, неужели хочет рассказать о моей беременности?! Она же обещала молчать! Осталось еще немного. Десять дней до срока, когда меня не смогут заставить совершить преступление.

– Я и сам не знал. Случайно дошли слухи. Какие-то проблемы в израильском филиале. Говорят, мать Льва Петровича отошла от дел, а поставленные на должность не справляются. В деле ведь всегда нужен тот, кто будет заинтересован.

– Неожиданно, – произносит она. А я прислоняюсь к стене. Ноги не держат, и перед глазами белые вспышки. – И надолго он уезжает?

– Вроде как. Возможно, навсегда.

– Навсегда, – повторяю я за ним одними губами. Мне бы чувствовать облегчение, но не выходит.

– Странное решение, – голос Есении поник.

– Ну, работа… Тем более если эта контора – семейный бизнес. Бросить нельзя, – рассуждает Марк. – Это его будущее и будущее его детей.

Я вздрагиваю и накрываю живот руками.

– У Сизова будет ребенок? – вопрос Есении бьет жаром по затылку, и я медленно сползаю на пол.

– Да откуда мне знать? Я сказал теоретически. Тем более он едет с невестой. Логично, что в будущем у них появятся дети.

Мне хочется кричать, чтобы они замолчали! Перестали разбивать мое сердце! Оставили живой участочек, что будет биться для моего малыша. Моего! Я не предам его. Ни сейчас, ни в будущем. Сохраню! Буду жить ради не