Я ответила. Он уважительно присвистнул:
–Я почему-то сразу так и подумал. Подумал, что ты, скорее всего, работаешь каким-нибудь начальником в ревизионной службе.
–Почему?– я опешила.
–У тебя взгляд такой. Смотришь и сверяешь со своей таблицей из критериев. Как к тебе окружающие относятся?
Мне стало грустно, но он мягко накрыл мою руку своей и заглянул в глаза. Я вкратце рассказала, пусть знает. Если в голове "тараканы", лучше сразу расстаться.
–Во дают! Как же ты с этим справляешься?
– По-всякому. Раньше как-то не обращала внимания, а несколько дней назад не выдержала. Захотелось уехать на край света. Взяла отпуск по семейным обстоятельствам на сорок пять суток, позвонила другу детства. Набрала кучу подарков ему, его жене и детям. Села в поезд, и вот – еду.
–Скажи, а у тебя только один друг детства? А более близкого человека нет?
– Нет. Была тетя Элла, но она умерла десять лет назад. Потом была одна старушка, Клавдия Ивановна, но мы с ней встретились слишком поздно. Только два года и побыли вместе. Она тоже умерла. А потом, больше никого.
–Про замуж, я не спрашиваю. Что одни "козлы" на пути?
–Да нет, в основном придурки и мерзавцы. Я их как магнитом притягиваю. Устала.
Сразу вспомнился Максим и на глаза навернулись слезы.
–Вот и у меня тоже самое.– задумчиво проговорил Дым Дымыч, не замечая моих мокрых глаз.– Когда родителей не стало, мы остались жить с сестрой в одном доме. Она скоро вышла замуж, родила двойню. Шум, гам. Муж вечно под градусом. Ругань. Надоело. Решил жениться и уйти. Начал встречаться с одной девчонкой. Так, вроде бы, симпатичная. А как узнал поближе.… То ей кольцо купи, то шубу она хочет, то отдыхать летом в Турции. Я подумал-подумал… и уехал на Камчатку. Два года с геологами. Классно. Потом поехал на Магадан. Тоже год или больше, лес валил, золото мыл. Все бы ничего, но отношения там совсем простые. Надоело. Навкалывался до одури, пришел – выпил, спишь. И тогда я решил искать свое счастье по всей стране и уехал в Норильск на комбинат. Там проработал три года. Почти женился. Женщина попалась неплохая, но выпить была профи, а когда выпьет, на мужиков вешается, на всех, без разбора. Я уехал. И вот, уже шестой год кочую по городам и весям.
– А теперь куда?
– Все равно. Ты куда едешь?
Я ответила. Он подумал, тряхнул лохматой головой:
–Годится. Там я еще не был. Ты сколько там собираешься пробыть?
– Может месяц, а может, останусь навсегда. Как примут.
–Ты в друзьях сомневаешься?
–Даже не знаю, что сказать. Понимаешь, звоню и пишу всегда я. А теперь, и вовсе напросилась в гости. Люська, когда я с ней разговаривала, согласилась как-то обреченно. Может быть, мне это только показалось, по телефону трудно разговаривать, когда не видишь глаза собеседника. Но я очень хорошо знаю свою подругу.
Я не собиралась этого рассказывать, само как-то выскочило. От неожиданности, я замолчала и отвернулась к окну. Дым Дымыч, тоже молча, смотрел в окно.
– Ты очень одинока.– убежденно сказал он.– Тебе обязательно нужен друг.
–Друзья на деревьях не растут.– пошутила я.– А с моей репутацией…
Я тяжело вздохнула, проглотила ком ненужных сожалений, и, улыбнувшись, спросила:
–А у тебя, наверное, друзей пруд пруди. Мы едем только сутки, а тебя уже весь поезд знает.
–Как тебе сказать. Я с людьми схожусь очень быстро. Но что бы дружить, этого мало. Потом я вечный "шалтай-болтай". Прихожу, ухожу, живу. Снова ухожу. Уезжаю. Иногда навсегда. Возвращаюсь я всегда только в Москву. Как будто что-то тянет, что-то ищу. А что? Не знаю. Вроде бы ничего и никого не терял. Стараюсь помогать людям, но к себе никого близко не подпускаю. Честно говоря, боюсь "грязных" лап на чистом теле моей души. Вот так, как мы сейчас с тобой разговариваем, я еще ни с кем не разговаривал. Просто уверен, что ты ни с кем не будешь меня обсуждать, а я тебя.
–Это, безусловно. Говорят, что дорожные встречи, особенно в купе, делают совершенно незнакомых людей откровенными. Люди рассказывают вслух о наболевшем, уверенные, что больше никогда не встретятся. А рассказы обрастут байками и превратятся в вымысел. Мне бы не хотелось так думать про тебя. Моя откровенность с тобой совсем другого рода. Я позавчера вот также говорила сама с собой, пытаясь что-то понять. Все безуспешно. Сам себе не соврешь, но и разобраться со своими бедами не сможешь. Ты совсем другой, чем я. Но мне с тобой легко.
–А мне с тобой. Ты меня понимаешь на уровне подсознания. В душу не лезешь, а такое чувство, что знаю тебя не один год. Можно тебя попросить?
–Попроси.
–Дай мне свой номер телефона. Вдруг мы еще встретимся когда-нибудь. Или я буду в Москве. Я тебе позвоню. Сходим куда-нибудь в театр, или кафе.
Я кивнула, достала из сумочки визитку:
–Ты только не подумай. Я не хвастаюсь. Просто здесь все мои телефоны. Вдруг ты будешь в городе, а я на работе или в командировке. А телефон может в самый неподходящий момент разрядиться, или упасть и разбиться, или его украдут. Не хочу рисковать, а так по одному из четырех номеров ты сможешь меня найти. Если захочешь встретиться.
–Еще как захочу.
Мы неловко замолчали. Тут к Дым Дымычу подошла Тося:
–Дым Дымыч, там наши механик и электрик тебя ищут. Пойдем, пожалуйста, со мной.
–Подождешь меня, а? Скоро уже обед. Пообедаем вместе?
–Хорошо.
Я заказала чашку чая и яблоко и осталась ждать своего попутчика.
За оставшиеся три дня Дым Дымыч успел заработать столько, что полностью окупил не только свой билет и наши обеды – ужины, но еще и сложил в карман энную сумму денег, которую ему принес солидный мужик уже перед самым приездом в наш городок. Дым Дымыч подписал договор, предъявил свои документы, а на предложение остаться и работать на железной дороге, ответил:
–Спасибо. Буду иметь ввиду. Сейчас я должен выполнить свое обещание. А когда буду возвращаться, то позвоню. Давайте, я запишу Ваш телефон.
Он достал толстую телефонную книжку и четким почерком вписал в нее все данные собеседника. Они расстались взаимно довольными. Представитель железной дороги расписал ему напоследок все прелести оплаты, премии, жилищных условий, графика работы и отдыха. Я слушала и думала, что на месте Дым Дымыча не устояла бы. Но он только улыбался и кивал.
Внезапно мне стало жалко расставаться с ним. За пять дней, проведенных рядом с непоседой, я сама как-то ожила. Мы много говорили, рассказывали свои воспоминания. Я – детские, школьные и институтские, он – все подряд. Его можно было слушать, как увлекательный роман. Если бы мы встретились в другой жизни, то, наверное, стали бы лучшими друзьями.
Но теперь нам предстояло расстаться. Может быть навсегда. Он никогда не останавливается, приходит, уходит, живет, снова уходит. А я веду весьма стационарный образ жизни. Даже в отпуск хожу один раз в два – три года. Все равно, я буду его ждать. Он ведь обещал, что позвонит, и мы пойдем в театр или кафе.… Впрочем, мужику с железной дороги он тоже обещал позвонить. Так что, неизвестно, скольким людям он обещал еще позвонить. Внутренний голос стал нашептывать мне о беспочвенности ожиданий. Градус настроения стремительно понижался. Я повесила нос.
– Слушай, Лёля. А где тебя можно будет найти в этом городишке? Я буду за тобой скучать. Вдруг удастся встретиться еще там?
– Я остановлюсь на улице Косыгина, дом 13.Запиши.
–Этот адрес я запомню. Не волнуйся. Если с работой все будет без аврала, я обязательно приду.
–Дым Дымыч, ответь мне честно. Сможешь?
–Конечно. Что тебя интересует?
– Вот ты записал к себе в книжку кучу телефонов и адресов, и всем обещал позвонить. Даже мне. Ты, правда, это сделаешь?
–Конечно. Лёля, я всегда выполняю свои обещания. Про железную дорогу, я действительно подумаю. Мне график не нравится, особенно если я вдруг когда-нибудь обзаведусь семьей. А с другой стороны, это даже удобно. Смотря какая, жена попадется. От некоторых, таких как моя сестра, хорошая отмазка, чтобы сбежать.
–Ты смеешься. А я серьезно.
–И я серьезно. Если ты будешь меня ждать, то я не пойду на железную дорогу. Я приеду в Москву, когда ты уже будешь там.
–Я все равно не понимаю, ты шутишь или серьезно говоришь?
– Я и сам не знаю. В этот раз все произошло совсем по-другому. Мне надо разобраться во всем, в себе. Я знаю только одно – мы обязательно встретимся. Но к чему это приведет – я не знаю.
–Такой ответ меня вполне устраивает. Будем собираться. Поезд прибывает на конечную станцию.
Глава 5.
Я выглянула из вагона. Саня высился над встречающими, вертел головой, высматривая меня среди пассажиров, спускающихся из вагонов на перрон. За эти годы он стал совсем огромным, как медведь: необъятные плечи, окладистая борода, шапка-ушанка. Таких обычно рисуют американцы в своих фильмах – мультфильмах про страшных русских.
–Саня! Я здесь!– Я высунулась из двери, дожидаясь, пока он подойдет, чтобы попросить его вытащить тяжеленные сумки.
Саня шел размашисто, как бульдозер по целине. Народ просто рассыпался в стороны, чтобы не попасть ему под ноги.
–Лёлька! Лёлечка! Выходи живее!
–Саня! Тут сумки тяжелые. Поднимись!
Но меня уже аккуратно отодвинули в строну. Дым Дымыч выносил сумки из каптерки. Он протянул их Сане одну за другой. Саня перехватил их на весу, словно они ничего не весили, и протянул ко мне руки:
–Прыгай! Поймаю!
–Сейчас, за чемоданом схожу и выпрыгну!
Я повернулась к Дым Дымычу, он грустно улыбался:
–Ну что, давай прощаться. Я вижу, тебя встречает внушительная кавалерия.
–Давай. Спасибо тебе, Дым Дымыч. За все, спасибо. Я буду ждать тебя. Приходи, приезжай, звони. Вдруг мы станем настоящими друзьями. Ведь такое может случиться?
–Обязательно. Когда два человека стремятся к одной цели, дорога становится короткой. Я буду скучать за тобой, Лёля. И обязательно приду.
Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Чтобы скрыть смущение, быстро пошла в купе за чемоданом. А он зашел в каморку к проводникам.
Когда я выбралась на перрон, меня подхватил Саня, прижал к себе так крепко, что мои ажурные ребра хрустнули, я задохнулась. Мы расхохотались. Саня подхватил сумки, я взяла чемодан и авоську с книгами, и мы пошли к машине.
– У тебя "Нива"?
–Ну да. По нашему городку только на ней можно проехать. Здесь не Москва. Надеюсь, ты в сапогах приехала? У тебя какой размер?
–Не беспокойся. Я догадывалась, куда еду, поэтому в резиновых сапогах на меху.
–Молодец. Предусмотрительно.
Ехать было совсем недалеко, минут пятнадцать. Дорога была колдобистая, мы подпрыгивали на ухабах, говорить было совсем невозможно. Саня, не отрываясь, смотрел, как объехать ямы, чтобы не застрять посреди пути. Я вертела головой по сторонам, мы ехали по частному сектору. Дома мне показались добротными, но невысокими. Все, как один, деревянные срубы из толстых бревен, крыши двускатные, крытые шифером или черепицей, редко металлом. Из всех труб шел густой дым. На улице было градусов двенадцать мороза. Здесь еще повсюду лежал снег, но тоже уже не пышный, а как бы просевший. Все-таки последние числа марта. Весна. Санин дом стоял в ряду таких же, ничем особенным не отличаясь. Высокие ворота и невысокий штакетник смотрелись не гармонично, но приемлемо. Между домом и забором был неширокий палисадник, весь в высоких кустах, видимо сирени или боярышника. В этом я совершенно не разбираюсь. Саня вышел из машины и распахнул обе створки ворот. Заехал в просторный двор и остановился у крытого навеса. Я удивилась, пол под навесом был дощатым, крашенным коричневой масляной краской. Такой я видела последний раз в детстве у Саниной бабушки дома. Под навесом стояла Люська. Располневшая и существенно постаревшая, с седыми висками. Она улыбалась. Я выскочила из машины и кинулась ее обнимать и целовать. Люська заплакала:
–Олька! Какая ты красивая! Годы тебя не берут!
–Люська! Родная моя! Как я счастлива, видеть вас!
Подошел Саня и мы стали обниматься втроем. Потом я увидела поодаль троих Саниных деток. Старшая, Ниночка, ей двенадцать, была вылитая Саня. Крупненькая, полненькая, рыжеватая с яркими конопушками на носу. Средний, Никита, походил на сестру как две капли воды, только был моложе лет на пять. А маленькая Олька, лет трех – четырех, была вылитая Люська, хрупкая, бледненькая, черноволосая, черноглазая, похожая на бельчонка. Она, явно страшась меня, пряталась за брата и сестру, робко выглядывая у них из-за спины. Я обняла всех троих по очереди.
–Саня, тащи сюда сумки. Я вам всем сразу подарки раздам, А потом уже убуду устраиваться. Ладно?
Мы прошли на веранду. Здесь было довольно тепло после улицы. Саня поставил сумки на стол, за которым легко могло уместиться человек десять-двенадцать. Дети жались к матери, любопытно заглядывая в сумки, с которых Саня уже срывал пленку и скотч. Расстегнув молнию, я стала доставать свои покупки, как Дед Мороз из мешка под елкой. Чем больше я вытаскивала всякие инструменты для Сани, шампуни, халаты для Люськи, махровые полотенца, постельное белье, конфеты, шоколад, кофе, чай, печенье в жестяной банке с красивым рисунком, еще всякие кухонные мелочи, которые иметь удобно, но сам себе никогда не купишь, тем больше Люська выглядела какой-то измученной, мне даже показалось, что все это ее не радует. Но у детей, при виде сладостей, глаза просто загорелись. Вторая сумка была полностью забита игрушками и одеждой для детей. Не зная размеров, я просто взяла им все на вырост, но оказалось, что только-только в пору. Легкие, невесомые, но очень теплые куртки из современного материала, переливались от светлого к темному цветами. У Ниночки от розового сверху к темно-бордовому книзу, У Никитки расцветка была как на военной форме. У Ольки желтовато-зеленой. Ниночке я привезла большой планшет, Никитке конструктор и модель настоящего парусника. А Ольке лошадок и кукол от самых маленьких, до огромного пупса, которого можно поить из бутылочки и менять одежду. Мне его посоветовали в Детском мире, сказав, что это "писк". Пупса Люська сразу унесла, мол, рано еще, пусть пару лет подрастет, а остальных маленькая Олька прижала к себе, тихо прошептав "Спасибо". Пока Саня и дети рассматривали подарки, Люська повела меня в дом:
–Оля, ты можешь спать с малышкой в ее комнате, там у нас стоит диван. Он, правда, старенький и сильно скрипит, зато комната непроходная. Или, если хочешь, то в зале, на новом диване. Но через зал бегают дети. Ты где хочешь?
–Давай в зале. Не хочу будить малышку.
–Ну и отлично. Располагайся, переодевайся. Будем ужинать.
Люська ушла. Я посмотрела ей вслед. Что-то неладно у моей подруги.
За ужином царило настоящее веселье. С детворой мы подружились сразу и навеки. Даже моя маленькая тезка пересела ко мне поближе. За столом мы засиделись до полуночи, пока Люська, спохватившись, не отправила детей спать. Саня пошел укладывать Ольку, она до последнего сопротивлялась, надеясь, что я пойду с ней. Мы остались с Люськой одни, убирать со стола и мыть посуду.
–Люсь, ты чего такая замученная? Случилось что-нибудь? Ты не заболела?
–Нет, Лёля, ничего не случилось. Устала просто, очень. Олька постоянно болеет. Один день сходит в садик и к ночи температура под сорок. А тут еще баланс не клеится, налоговый период заканчивается, моя товарка бросила все и уехала в Красноярск. Все разом навалилось.
–Хочешь, я тебе помогу? Могу дома с Олькой остаться, могу с тобой на работу пойти, баланс проверить. Ты же знаешь, я могу.
–Спасибо, Лёля. Может тогда, завтра возьмем Ольку с собой. Она у меня в кабинете поиграет тихонечко, а мы в две руки. А? Завтра крайний срок.
–Легко, Люсь. Тогда сейчас – спать. А как же Ниночка и Никитка?
–Они привычные. Никитка дождется Ниночку в школе, он в продленке. Она его покормит и уроки проверит. За них я не переживаю.
–Слушай, они же еще маленькие. А вдруг, что случится?
–Ничего не случится. Ниночка мне стала помогать, когда Олька родилась. Олька слабенькой родилась, недоношенной. Было трудно. Сейчас немного легче. Но все равно…
Люська горько вздохнула, я подошла и обняла ее. Она вывернулась:
–Не надо, Лёля. Пошли отдыхать. Извини, у нас душа нет, баню будем в субботу топить. Тогда и помоешься.
–Не переживай, Люся. Я в поезде перед самым приездом в душ ходила, вымылась, голову вымыла. Меня Тося предупредила. Сказала, что в городе с водой туго.
–Видишь, даже в поезде условия лучше, чем у нас. Нам еще повезло, у нас свой колодец есть во дворе. А центральный водопровод, то даст воды, то – нет. На водонапорной башне насос постоянно сгорает. Механик совсем спился. Приведут в чувство, он наладит. Дня два – три есть в кране вода, потом он уходит в запой, вода заканчивается. Такое вот, веселье.
–Слушай, со мной в поезде ехал один парень, Дым Дымыч. Он все умеет. Надо его найти, он вам все насосы починит.
–Было бы классно. А как его фамилия? Он к кому приехал?
–Не знаю. Знаю только, что его Дмитрий Дмитриевич зовут. Мы в одном купе ехали. Он всю дорогу занимался ремонтом, все им починил. Начальник поезда на него только что не молился, уговаривал остаться работать на ж/д.
–Ладно, завтра все узнаем. Городок у нас небольшой, все всё про всех знают. Пошли спать. А может он и наш насос отремонтирует? Тогда можно будет баню два раза в неделю топить.
Я тихонько прошла к своему дивану, переоделась в темноте в пижаму и легла под одеяло. Ниночка и Никитка еще не спали. Они переругивались вполголоса.
–Убери свои шмотки. Мне некуда мой новый конструктор положить.– Шипел Никитка.
–Засунь его себе под кровать. Куда я уберу?
–Под кроватью места нет. Там мои игрушки лежат. А ты в свой шкаф засунь свои новые шмотки.
–Я еще буду их мерить завтра. Потом найду вешалки и развешу. Я же – не ты. У меня все в полном порядке. Это у тебя на полке ничего найти невозможно.
–Конечно. У тебя три полки в шкафу, а у меня только одна и ящик для носков. Попробуй все поместить.
–Надо быть аккуратнее. Когда я твои вещи раскладываю, то еще даже место остается.
–Вот ты и раскладывай.
–Кончай возмущаться. Спать осталось мало. Завтра на уроках будешь носом клевать. Спокойной ночи.
–Спокойной ночи.
Я удивилась. Мы с Саней в детстве бы обязательно подрались, выясняя, чьи козыри старше. В таких случаях Санина бабушка разводила нас по углам, для успокоения, так сказать.
В эту ночь я спала мало, но крепко. Едва в доме хлопнула дверь, я сразу же открыла глаза. Люська уже вовсю хлопотала у плиты, делая оладушки к завтраку.
–Доброе утро, Люся. Ты что, совсем не ложилась?
–Нет, что ты? Я выспалась. А тесто я еще вчера развела. Сейчас позавтракаем и разбежимся, кто куда. Ты не передумала?
–Конечно, нет. Я уже готова к выходу, только умоюсь и кофейку хлебну.
Домой мы вернулись уже поздним вечером. За нами заехал Саня. Маленькая Олька заснула, едва ее усадили в кресло в машине. Мы были тоже как два выжатых лимона. Еще никогда до этого мне не приходилось делать баланс в таком темпе. И это при том, что я прекрасно знаю, как проверить все статьи баланса, но, чтобы самой в нем что-то исправлять? Это было впервые. Люська и плакала и смеялась, говорила, что теперь совершенно спокойно переживет налоговую проверку, после того, что я с ней сделала, ни один инспектор не страшен. Назавтра наметили, как следует выспаться, натопить баню, сварить домашнюю лапшу и отдохнуть, как следует.
Сидя после бани на веранде у накрытого стола, мы предавались воспоминаниям. Саня подливал и подливал нам в рюмочки разные настойки.
–Не бойся, Лёля. Это все мы сами делали. Нагнали самогоночки, закрутили в трехлитровые банки, а когда пошли ягоды, мы их вместе и соединили. Здесь градусов тридцать, ну может быть сорок. Фигня. Зато не простынешь, и голова болеть не будет.
Мне было очень хорошо. Люська совсем поплыла. Я хотела отправить ее спать, но она отказалась наотрез. Сидела и смотрела на нас влюбленными глазами. Мы с Саней наперебой вспоминали свои детские шалости, как он мне полную голову песка насыпал, а я ему все карманы на рубашке оторвала, а его бабушка вручила мне иголку с ниткой и рубашку и велела пришить, как было. Как мы у нее утащили связку красного перца, а он оказался острым. Мы уже успели потереть носы и глаза этими же руками. Бабушка посадила нас в бочку с дождевой водой, и мы по очереди ныряли в нее с головой и орали во все горло. Наверное, мы бы могли так просидеть до самого утра. Но Ниночка сказала, что не может угомонить Ольку, тогда Саня безропотно встал и сам пошел укладывать дочь спать. Мы с Люськой остались одни за столом. Наступила тишина. Люська смотрела в свою тарелку, как-то отрешенно, словно думала совсем о другом.
–Люсь, а почему у вас на калитке висит амбарный замок? Что там, за калиткой?
Люська сразу встрепенулась:
–Там за калиткой моя тетка, Клавдия Ивановна, живет. А что?
–Кто?– я не поверила своим ушам.– Как зовут твою тётю?
–Клавдия Ивановна. А что?
– Почему же вы ее не пригласили?– у меня внутри все сжалось.
–Мы с ней поссорились, давно. Уже лет десять не разговариваем и не встречаемся.
–Люсь, да разве ж так можно? У тебя что, так много родных, что ты можешь вот так разбрасываться ими. Не разговаривать? Не встречаться?
– Слушай, Лёля! Скажи честно. Ты зачем приехала? Чтобы Саню забрать! Да?
–Ты в своем уме, Люсинда? Что ты такое говоришь?
–Я же вижу, как вы друг другу относитесь! Как он тебя ждал! Он тебя всегда любил и любит! Только о тебе и думает! Бывает, спрошу его о чем-нибудь, а он как не слышит, все думает о тебе.
–Ох, и дурочка же ты, Люська! Полная Балда! Да Санька, он же прямой как аршин. Он про два дела сроду думать не умеет. Если он гвозди забивает, то может только про гвозди думать, иначе руку разобьет молотком. Помню в институте, мне пришлось вместе с ним сопромат учить, он ни фига запомнить не мог. А знаешь почему?
–Почему?
–Он перед самой сессией с тобой познакомился. У него сразу мозги набекрень съехали. Ни о чем думать не мог. Он к тебе: "Как Вас зовут?", а ты ему: "Люсинда!"– гордо так. Он и сел, и – все. Тут курсовую сдавать надо, а у него одна ты на уме. Сидит перед зеркалом, учится галстук завязывать и ко мне пристает: "Слушай, а какую мне рубашку надеть? Люсинде какой цвет больше нравится?". Я ему: "Тебе курсовую по сопромату надо доделать! Какая Люсинда? У нее, между прочим, тоже сессия." Как врезала ему учебником по башке. Еле-еле сессию не завалил. Мне самой надо было тоже экзамены сдавать, а тут у Сани одна любовь на уме. Как он из института не вылетел, удивляюсь. А ты говоришь, он обо мне думает. Нет. Саня однолюб, он может только про тебя думать. Выброси свои страхи из головы и мне голову не морочь всякими глупостями. Поняла?– я стала закипать от возмущения.