С Палной у Марьи получилась дружба. Болтали по-свойски, пока бабка Люба не стала спрашивать, зачем Машке в Орлы надо было приехать. Марья замкнулась, а мудрая бабка настаивать не стала, но на заметку взяла.
Вообще, Машку в селе «приняли». И как не принять? Пална ее защищает, Волохов прислушивается. Ниночка Протасова после Машкиного подвига с грозным боссом молчать не стала, и многие подивились Кановской смелости, поняли, что Волохов ее ценит. А уже если сам Волохов и Пална… А тут еще и Гусанова жена поддала.
Машка пришла к Игорю с предложением о работе в понедельник вечером. Семья была в сборе, ужинала. Машу к столу пригласили, но она отказалась, поблагодарив. Не захотела есть на глазах жены Гусановской, уж слишком неприязненно смотрела баба. Вышли с Игорем на крыльцо.
– Я предлагаю тебе, Игорь, перейти под мое руководство. Оклад постоянный. Премиальные. Должность невелика, но стабильна. Коммунальная служба населенного пункта. Если проявишь себя хорошо, дам в подчинение двоих. Гору и Жору. Жду от тебя ответственной работы и надеюсь, что научишь молодых болеть о деле так же, как болеешь сам.
Гусанов задумался:
– С чего такая честь-то? Я же напортачил. И с фабрики ты тогда меня погнала.
– Хочешь по существу? Ладно, слушай. Ты почему остался на ночную разгрузку вместо Самойлова, а?
– Ну, не оставлять же все. Там шуровали люди поставщика. Мало ли чё?
– Вот. Тебя никто не заставлял. Сам решил и решил правильно. Взял ответственность. Далее, ты не отпирался, когда тебя обвинили в косяке, даже пытался помочь. А мог бы уйти. Мастер ты неплохой, Илья Бекасов мне рассказал все. Мог бы и в другом месте работу найти, плюнуть на фабрику. А ты сидишь дома и ждешь решения Волохова. Это, Игорь, совесть называется. Значит человек ты хороший.
– Хороший человек не профессия.
– Вон он профессионал Самойлов, смылся и в ус не дует. Уже на головной усадьбе подрядился. А мне нужен надежный мужик. И чтобы Гору с Жорой научил о деле радеть. Они слушают тех, кто орет громче, таких у нас полны карманы, а толку ноль. Ясно?
Гусанов внимательно смотрел на Машку и диву давался:
– Откуда ты умная такая выискалась, а? Сама дотумкала или научил кто?
– Отец. Своего ума у меня еще с гулькин хер, а вот его слова накрепко помню тем и живу.
– Нд-а-а-а… Вон ты какая, Заноза.
– Какая есть. Спрашивать буду строго. Это тебе на заметку. А что с фабрики тогда погнала, так это моя обязанность. Погнала по праву.
– Соглашайся, Игорь, – жена Гусанова, Вера, разумеется, подслушивала, а теперь и сама на крыльце показалась. – Хоть один человек понял, что не ты виноват, а Самойлов козлина! Спасибо, Марья Сергевна. Мы тебе еще аукнемся по добру.
– Подумайте, решите. Ответ надо дать к среде. Дел много, – и ушла, попрощавшись.
Вот с тем известием жена Гусанова и разлилась соловьем по Орлам, поддержала, так сказать, Марусино реноме. А тут заметили еще, что Кан сдружилась с Алёнкой Рябининой, Мазур за ней хвостом таскается, близняхи вокруг вьются. Считай, что банду сколотила Заноза, а значит, окопалась и приживается. Свет дала, фабрику налаживает, так чего ж еще? Плюсом идут бесплатные концерты с Волоховым. Короче, полный набор радости для орловских жителей.
У Машкиного дома посидели еще, «погрохотали» весело и спать ушли. А утро выдалось до того славное, что Машка просто не смогла дома усидеть. Раненько, в половине шестого, когда коровок уже повели на Козий Луг, Машка решила, что надо на пробежку пойти. В городе она бегала по утрам, а тут все недосуг было. А вчера Гора сказал ей, что вокруг Орлов, прямо по берегам Краснухи дорожка протоптана. Бегают и они с Жорой, и брат Еленкин, и Волохов. Еще две девчульки с Речной. Правда, в разное время и не всякий день.
Машка надела треники, майку и кроссы, выскочила на волю и припустила «посолонь» Свияжской к Ленина. Там сбежала пологим спуском к реке и засекла тропку: правда, протоптали спортсмены местные. И бежала вольготно, дышала полной грудью, смотрела по сторонам, пока резвые ножки отмахивали метр за метром. Правда за поворотом, после бани Зиновьевых налетела со всего маху на Мишаню. Машку даже в травку майскую снесло.
– Тебя куда против часовой стрелки несет? Бугай! – Маша испугалась, правда, не ударилась.
Мишаня поднял Машку одной рукой.
– И тебе здравствуй, Маш. Не зашиб? – Мишка в майке, спортивных штанах и навороченных кроссовках стоял над ней, даже лицо сделал немножко виноватое.
– Нет. Все в порядке. Миш, ну кто так бегает? Все по часовой двигаются, если круг.
– Откуда мне было знать? Я всегда один бегаю. Как удобно, так и двигаюсь. Давно начала?
– Минут десять.
– Ок. Давай вместе? Только не болтай, ладно? И ногами перебирай живее! Ну, готова? – Машка кивнула, и побежали оба, теперь уже грамотно, с точки зрения Маруси.
Неслись Машка резвоногая и здоровый Мишка. Солнце светит, птички поют. Петухи надрываются, куры квохчут. Коровки мычат. Речка блестит, глаз слепит, а жмуриться на нее приятно. И силы прибавляется и воли какой-то – молодой, сильной и свежей! Маша даже закричать хотела от радости, но побоялась смешить барина. А Мишка сам улыбку давил.
Приехал он вечером и засел дома. Никуда не пошел, ни с кем говорить не хотел. Не то, чтобы грустил о Марине, но четыре года из жизни выбросить тяжко. Помыкался и решил, не фиг соплями исходить и ломанулся утром на пробежку. Оно ведь как, тело работает, напрягается, а мысли дурные вылетают. Вот и побежал мысли из головы выветривать. А тут Маня: стройная, черноглазая, хвост высокий по спине болтается, кудрями хлещет. А может не все так и плохо, а?
Отмахали изрядно, умылись у Краснухи, аккурат напротив взгорка, где банька Черединцевых стояла.
– Машка, пойдем в магазин? Там с утра сырки творожные продают. Если булку белую купить, да с творогом, да с молоком, прямо кайф. Угощаю, – поржал Мишаня.
А Машка что, согласилась. Сырки за счет барина? Прекрасно. Халява, хоть и не роскошная.
– Давай.
Сказано, сделано. Накупили сырков гору, булок и два пакета молока. Машка все смеялась, что Волохову столько не слопать, а он ее взял и удивил. Один сырок прямо целиком впихнул в себя.
Устроились они на порожке администрации. А что? Солнышко и дома рядом, и вообще, благодать. Зелень кружевная на ветерке покачивается, трепещет. Легкий матерок соседей, опять таки, добавляет колориту.
– Миш, а с чего такой гвалт на селе?
– Так сажать сегодня-завтра. Инвентарь готовят. Огороды большие, семьи многолюдные. Покупают микрокультиваторы, а те за зиму либо ржавеют, либо перестают фурычить. Вот и наслаждаемся мы сейчас с тобой народным творчеством. Первый на селе Черединцев-старший. Излагает капитально. Не смейся! Это целое искусство – материться. У меня по началу глаз дергался от такого словесного потока, а потом я даже ценителем стал. Не веришь?
– Верю! – Они засмеялись и долго еще слушали высказывания соседей «промеж» себя, а потом, по мере выявления проблем технического свойства, и «промеж» других семей.
Шла такая витиеватая перебранка через заборы, такие словечки летели, что впору ухи свернуть. Но Маша была дамой стойкой, привычной к мужскому, крепкому словцу, а Мишка сидел и ценил. А еще смотрел на Машку, когда та не отворачивалась. Понимал, что рад видеть ее, что не ругаются они оба, и приятно вот так сидеть на порожке. Эх, Кан, красивая ты, есть в тебе «бабий чёрт». Ну, на селе так называли женщин с «изюминкой».
– А ты будешь огород копать? – Машка пила молоко прямо из пакета.
– А как же. Буду.
Маня чуть не поперхнулась!
– Иди ты… Правда? У тебя огород есть?
– У меня нет. Но помочь надо. Вот у Зотовой Ирины Петровны мужа нет, а детей трое. Вдова. Она директором в школе. Местная. Я иногда помогаю. Кстати, Машка, давай уже, присоединяйся к жизни села. Идем, посмотрим, что там у нее с техникой. Я лопатой много не напашу.
– Ты?! Да ты один сможешь двадцать га перепахать!
– Мань, а зачем? Я тебя припашу и все. Проверь технику.
– Так-то я выходная.
– А где совесть твоя, а? Сидит тут, булки трескает. Идем, сказал! – Мишка просто не хотел отпускать Марусю.
Потянул за руку, и пошли к Зотовым. Там покопались с культиватором. Все прочистили, подготовили. Когда соседи приметили Маню, начали и к себе заманивать. Вот и прошел погожий денек в чужих садах и палисадниках. Чинила, продувала, подкручивала. И знаете что? Ей понравилось. Никаких лишних мыслей о Юре, ничего, что напоминало бы ей о разбитом сердечке. Труд сделал из обезьяны человека? Ха! Он из человека сделал счастливого человека. И так бывает.
Мишка все время рядом был. Будто караулил Занозу свою личную. Залипал постоянно, то на ее улыбчивом личике, то на хвосте кудрявом, то на попке. Вот классная у нее попка. Да и грудь весьма…. А еще злобился, когда молодые парни пытались привлечь внимание Маши. Прямо мордой чернел! Вот такая вот «пидерсия» творилась с Мишаней.
А вечером случились шашлыки нежданные. Маша и Еленка сидели в палисаднике и болтали. К церкви шли нарядные женщины, несли куличи и яйца крашеные: Пасхальная ночь. Маруся с Еленкой тоже яиц накрасили и кулич «спекли», хоть и с опозданием. Пост они обе не держали, но традицию уважили и ждали утра, чтобы отведать того кулича с изюмом и орешками.
Сообщение от Мишки пришло неожиданно, выдав легкую трель и заставив девушек подскочить.
– Маша, громкая у тебя связь, – улыбнулась Еленка.
Мишка:
«Что делаешь?»
Машка:
«Ты еще спроси как дела и как настроение. Что надо?»
Мишка:
«Язва ты! Приходи на шашлыки. Гости у меня»
Машка:
«Мы с Леной сидим»
Мишка:
«Вот вместе и приходите. Быстрее давайте!»
– Лен, нас на шашлыки зовут к Волохову. Пойдем?
Еленка даже ресницами захлопала:
– Я не пойду. Маш, я и к Волохову? Нет. Я его боюсь. Это только ты такая смелая.
– Ты со мной же. И, потом, он нормальный парень. Ну, местами. Идем, некрасиво отказывать начальству, – Не то, чтобы Машке очень хотелось идти, но вот сейчас Еленка уйдет домой, а она одна останется, и мысли донимать начнут.
А если учесть, что впереди куча выходных, то запросто может сорваться и поехать в Москву. И предлог найдет, и воли может не хватить. А там Юра…
Еленку уболтала, и они пошли на суаре. Будто в сказку попали. Дом светился огнями, пел музыкой. Красота, сосны, солнце садится за Краснуху. Речка блестит. Сидели на открытой веранде Волохова в удобных креслах и болтали. Занятное ощущение, два шага и ты уже не в селе, а в богатом загородном доме.
Гости были и свои, и пришлые. Из своих – оба Бекасовы с женами и они, Маша с Еленкой. А еще Олег Верещагин, глава Зябликов, с женой и маленьким сыном. Сын его, Егорка, сразу поладил с Еленой и вот уже оба сидят, книжки какие-то смотрят, даже рисовать принялись.
Вот ведь… Еленка и девушка красивая, и детей любит, и по хозяйству мастерица, а мужа нет. И характер спокойный, не то, что у Машки, и умница и вообще… Чего мужикам надо, а? А может и не мужики переборчивы, а сами девушки? Кто знает.
– Маша, а давайте знакомиться, – Олег подсел в Марусе и улыбнулся.
Мужик основательный: взгляд упрямый, умный, если не мудрый. Лет к сорока. Да, умный мужик и приметливый. Не укрылось от него, как дружок его, Мишанька, косит на приезжую. Вот и решился на «разведку легким боем».
– Давайте. Я знаю, кто Вы. Олег Верещагин, – и Машка принялась улыбаться.
Трепались, оценивая друг друга: приняли, взвесили и понравились. Вино убывало, шутки не иссякали. Вот и языки развязались, и вопросы пошли свойские. Разумеется, о том, почему Машка тут появилась. Она дала привычный ответ, мол, не хочу об этом, а Олег и настаивать не стал. Сказано же, умный.
– Олег, ну про себя я знаю, а вот вы почему здесь?
– А по идейным соображениям, Маш, – смеялся. – Жена у меня, Люся, города не любит. И я сам не понимаю, для чего я там нужен. Сидеть в кабинете и указы подписывать? Я должен видеть дело, понимаешь? И начало его, и конец. Вот строится дом, к примеру, а потом я вижу, что из той стройки вышло. Реальное дело. Вот дом, вот люди в нем поселились. В деревне так же. А указы и распоряжения – бумага.
Маша не могла не оценить, не могла не проникнуться, тем более, что и сама была так воспитана и жизнь принимала той же схемой.
– А Миша? Сейчас скажете, чтобы я его и спрашивала, да? Не ответит он мне, а любопытно.
– Почему не ответит? – смеялся Олег, зная о непростых отношениях «Волохов – Кан».
– По причине полного несовпадения характеров! – И ржачь.
– Ладно, я расскажу, но знай, если ляпнешь ему, он меня мелко нашинкует и сожрет в полночь на орловском кладбище, – Олег ни за что не стал бы трепаться о Мишке, но сейчас был тот момент, когда надо было.
Мишка выпил и все чаще смотрел на Машу, да такими глазами, которых Олег никогда не видел. Догадался друг, что неспроста и решил помочь этим двоим понять друг друга. Зная Мишу, его скрытность, принял на себя ответственность. Волохов сам никогда не расскажет.
И поведал Машке историю и про отца Мишкиного, бывшего бандюгана, и про смерть его и матери. Коснулся темы «наездов» и добил Машку окончательно, рассказав еще кое-что:
– Мишке восемнадцать было, когда все случилось. Он характером в отца, потому и начал мстить. Не один, конечно, с друзьями Волохова-старшего. По молодости все кажется героическим, фильмы про коммандос в мозгу крепко сидят. Вот и Мишка… Напортачить сильно не успел за полгода-то, так, мелкие стычки. Но, если бы не друг отца, Мишанька наш был либо мертв уже, либо в авторитете где-нибудь в Питере. Или в тюрьме. Отправили Мишку в армию, там и перебесился. Вернулся уже вполне себе в разуме. Университет окончил, на работу подался, а дружки его и враги не отпускали. Вот так и оказался Миша в Московской области, а уж потом и здесь, в глухомани. Я достоверно не знаю, но догадываюсь, что припёрся он сюда долги отдавать. И за себя, и за отца. Совесть дело такое. Тебе на заметку, он за смерть родителей отомстил. Никого не убил, но… В общем, жестоко. Себя казнит, работой лечится. Спрашивает с людей жёстко, но и себя не щадит. Понятно тебе?
Машка поняла всё. И стало ей ясно, почему «барин», отчего слово свое считает законом. И откуда характер такой грозный. Миша сам сюда приехал лечить душу больную? Как и Машка? Только у Маруси все проще, правда, не менее больно.
– Поняла, Олег. Я ничего не скажу. Спасибо.
– Ну, если меня поняла, тогда и его пойми. Не ссорься с ним, а помогай. Хотя, ты и так помогаешь. Эх, жаль ты к нему попала, а не ко мне! Такой инженер из под носа уплыл. А и хват, Волохов, – Олег попытался смягчить впечатление от тяжелого рассказа, и Маша ему помогла, улыбнувшись.
Вино, шашлыки и танцы сделали свое дело. Веселье приятное было, долгое. А Машка время от времени поглядывала на Волохова, пытаясь объяснить самой себе – он плохой или хороший? Но, то ли повзрослела она тут в Красных Орлах, то ли еще чего, а поняла, нет людей совсем плохих и совсем хороших. Говорят за них поступки, дела.
А дело Волохова вон оно, за забором. Цветет садами, сияет огнями, радует многочисленными детскими улыбками, довольными, не бедствующими людьми. Стоит крепким новым мостом через Краснуху, веселит ровным асфальтом и дает надежду на хорошее будущее, стабильное и благополучное. А судить или оправдывать не ей. Она и сама не без греха. Любовница. Дешевка. Шалава….
– Ты чего на меня смотришь так весь вечер? – Волохов подошел к Машке: стояли на мостках у реки. Темно, тепло, вода плещется.
– Нравишься.
Мишка даже напрягся, плечи жгутами собрал, руки положил на перила и сжал крепко:
– Давно ли, Маш? Еще утром ругалась, обзывалась.
Машка шутки не поддержала:
– Я что смогу, все сделаю для села, Миш. Я понимаю, что заноза у тебя в … Не суть. Можешь на меня рассчитывать.
Волохов не знал, радоваться или огорчаться. После «нравишься» думал он о другом, и уж точно не ждал прочувствованной речи об ударном труде и преданности Красным Орлам.
– Ладно, уболтала. Буду рассчитывать. Маш, с чего вдруг такие лозунги?
– Балбес ты, – Машка от души сказала, а он…
– Ты тут речи толкаешь, а я балбес? Ты тяпнула лишку? – вроде как опять ругаться принялись мультяшки?
– Сам ты тяпнул!! – Маруся начала психовать, но пока еще не на полную мощность.
– Ладно, дай подумать. У тебя истерики к дождям? Или к ясной погоде? Или комар укусил не тот?
– Зашибись! Ты, Мишка, полная деревяшка! Вот и говори тебе после этого хорошие слова! «Лозунги», «тяпнула»! – ну и дальше по плану…
Олег смотрел на все это безобразие и улыбался, как не в себя. И другие гости смеялись, слушая ссору, понимая, что ругаются не потому, что ненавидят, а скорее наоборот. И виделось все в ином свете. Похоже, тут не вражда, а некие чувства-с. Со стороны всегда виднее.
Жаль село не узнало о догадках гостей званого вечера. Люди собрались у Волохова проверенные. Бекасовские жёны обе не болтушки, и мужики у них понимающие. Еленка подруга Машина, ей можно довериться. А Верещагины уехали, как только вечеринка завершилась. Слухов не случилось, сплетни погибли не родившись.
Машка и Мишка помирились, съели по шашлычку и запили вином. Волохов даже проводил девушек до домов, выслушал «спасибо» за вечер и поплелся к себе. Выпил нормально, но не шатало и башка ясная. А все почему? Да адреналин бегал по его жилам. Сказала же «нравишься»… Его и бомбануло. Для себя Мишка это пояснил весьма образно – заноза, которая сидела в слове на букву «ж» сдвинулась куда-то ближе к сердцу и опасно зависла возле него. Почему опасно? Так Машка же: поймет, что нравится Волохову, веревки из него совьет и качельки для садика смастерит.
Глава 10
Пасхальный день Маша провела с Еленкой: ездили утренним автобусом на головную усадьбу, забирали заказы свои из пункта доставки. Платьица летние, сарафанчики и босоножки. Сделали маникюр и педикюр, пороскошествовали так сказать. Прошлись по магазинам, прикупили трусиков интересных: и в кружевах и попроще. Выпили чаю, съели по мороженому и в село вернулись далеко за полдень. Пошли к Марусе наряды примерить: b смех и гвалт, одно слово – девочки.
– Машуля, я завтра вместе со всеми на огороды. Надо картошку посадить.
– Я с тобой, можно? Помогу, как смогу. Лен, только я в этом деле новичок. Знаешь, у нас дача есть в Подмосковье, но там мама только цветы сажает и немного зелени, чтобы к столу подать. Укроп, салат.
– Ты что? Не надо помогать. Это тяжело и вообще… Неудобно, как-то.
– Пф… Очень даже удобно! Что там надо, а? Картошку в ямы складывать?
– Ну, в целом, да. Зачем тебе это?
– Как, зачем? Я в селе живу, должна иметь хотя бы элементарное представление и земледелии. – Посмеялись, и Еленка ушла к семейному ужину домой.
Маша осталась одна, снова примерила сарафанчики. Один, беленький такой, уж очень пришелся ей по душе. И лямочки тоненькие, и пуговки очаровательные. А юбка отделана вышивкой ришелье. Крутилась перед зеркалом, даже босоножки новые натянула. Да, и на селе хочется быть модной и красивой! Волосы распустила, причесала. Ну, недурно. Вроде даже похорошела на чистом воздухе или показалось? Вон щеки румяные, глаза блестящие, кожа светится. И улыбалась и на себя любовалась. А тут звонок.
– Да?
– Маш! Привет! – московская подруга, Настя.
Ей единственной доверила Маша свой новый номер телефона, потому, как Настя была в курсе ее личной жизни.
– Настюшка, дорогая, привет! Как ты?
– Я-то прекрасно, а ты? Как там село твое? Слушай, тут все о тебе спрашивают, я никому ничего не говорю. И телефон твой не даю. Но приветы от тебя передаю регулярно. Ты из всех контактов пропала.
– А как иначе? Ну, расскажи, что нового? Как Дениска? Вы еще вместе? – Еще минут пять обсуждали знакомых, пока Машка не почувствовала в голосе Насти некоего напряжения.
– Колись, что там у тебя? Новый мужик, да? Ну, ты даешь, – не угадала Маша, а жаль…
– Маш, ты только не нервничай, ладно? Понимаешь, на меня вышел Юрка твой. Оказались в одной компании, он и подсел ко мне. Разговорились, то да сё… – и замолчала.
– Что? Что случилось? Говори, не молчи! – Машка уже металась по домику, представляя страшное.
– Все хорошо, чего ты так пугаешься? Ну, он спрашивал о тебе, мол, как ты и где? Маш, я честно ничего не сказала ему. Правда, обмолвилась, что ты в районе станции Тимошково вроде как живешь. Но про село твое ни слова.
– И?
– Понимаешь, он обрадовался, сказал, что едет поездом в том направлении, по делам. Поезд дальнего следования, будет пять минут стоять в твоем Тимошково сегодня. Он просил передать тебе, что будет ждать на перроне. Даже время указал, девятнадцать тридцать. Маша, ты ведь не пойдешь, нет? Скажи, что не пойдешь!
Маша еще не успела ничего осознать, а ноги сами несли ее вон из дома. Звонок уже сбросила, добежала до калитки, одумалась и вернулась за кошельком, а потом бегом по Свияжской: времени в обрез. Стоп! А последний автобус когда? Все, конец! Автобуса больше нет сегодня. Что делать? Куда бежать? Попутку ловить!
И летела Машка по улице, себя не помня, в легких босоножках и белоснежном сарафане. Похожа была на невесту, вот только бежала не к жениху вовсе, а чужому мужу, чтобы хоть пять минут смотреть на него, видеть любимые глаза и волнистые, темные волосы.
Мишаня приметил ее издалека, уж очень белел ее легкий не по сезону сарафанчик на фоне свежей зелени и темных заборов. Залюбовался. Бежит легко, сарафан вокруг стройных ножек вьется, волосы роскошным флагом за спиной. Так и залипал, пока не заметил ее шальных глаз. Даже не шальных, а отчаянных. Будто беда случилась! Он и ломанулся наперерез.
– Машка! Ты куда? Что случилось? – А взгляд шальной поймать нет может!
– Мишенька, миленький, довези до станции!! – бросилась, за руки схватила и умоляет.
– Стой тут. Я за машиной. Я быстро, Маш, – вопросов задавать не стал, понял, что дело важное и срочное.
– Миш, быстрее! – голос Машкин сорвался в крик, а потом и вовсе в скулёж.
Волохова несло очень быстро. Понимал, что беда и что помогать надо срочно. Вопросы потом.
Через минуту Машка уже сидела в машине Волохова, а он давил на газ, что есть мочи.
– К поезду? Во сколько будет?
– В семь тридцать. Мишенька, мы успеем?
Волохов испугался и ее голоса и глаз, бешеных, ярких:
– Успеем. Все! Угомонись. Успеем, Машка, – и замолчал, кидая внедорожник по ухабам грунтовки, потом по бетонке и следом, по асфальту головной усадьбы.
Машка сходила с ума от беспокойства. Мишка видел это, старался вопросов не задавать: все равно не услышит. Да, что за дело такое, горячее, а? Приезжает кто-то? Так подождать может, на перроне-то. Или проездом? Это вернее!
В семь двадцать пять они были у станции. Машка металась по перрону, а за ней метался ее сарафан, волосы и взгляд Волохова. Он попытался всучить ей свою ветровку, а Машка только рукой махнула, мол, не до тебя, отстань.
Мишка стоял неподвижно, прислонясь спиной в столбу и кое-что начинал догонять. А это не из-за «личной причины» принесло Машу сюда? Опалило Волохова, обозлило это понимание, затопило ненавистью и ревностью. Вот ты какая, влюбленная Кан? Ладно, посмотрим, что за фрукт к тебе едет.
Поезд пришел четко по расписанию. Маша застыла столбиком на перроне, только головой вертела, пропустить боялась. Мишка двинулся ближе к ней. И в этот момент…
– Маша, привет! – веселый мужской голос.
Машу крутануло на сто восемьдесят. И вот она увидела того, ради которого мчалась, из-за кого беспокоилась. Мишка понял сразу, если бы она не встретила его по дороге, то бежала бы бегом до тех пор, пока не свалилась бы в пыль дорожную. А там кто знает, может, и ползла бы.
Парень, что приехал, улыбался и внимательно смотрел на Машу. Кутался в теплый свитер, потирал плечи руками. Замерз? Машка в сарафане, почти босая, если не считать тонких ремешков сандалий, стояла напротив и смотрела такими глазами, что Волохов забыл обо всем, кроме нее.
Любовь. И такая, что море по колено. Все в Машке сейчас ею дышало и светилось. Глаза сияли, сама она искрилась непонятным чем-то. Все ее существо стремилось к этому чернявому в свитере. Мишка сразу вспомнил о матери. Вот и она, так же отца встречала. Так же сияла. Глаза такие же были…
И вот сию минуту понял Волохов, что отдал бы все, включая свою жизнь, лишь бы Машка посмотрела на него вот такими глазами. Хотя бы раз!
– Юра, здравствуй. – Столько нежности в голосе, аж страшно!
А тот что? Стоит, плечи руками растирает и улыбается, как Мишкин отец, при виде матери. Рад увидеть снова это обожание в ее глазах, слепое, ненормальное.
– Я проездом. Тебе Настя передала, да? Хорошо, что ты смогла подойти к поезду. Ну, как ты? Похорошела, смотрю. У меня пять минут. Послушай, дай мне все же свой новый номер. Глупо как-то не общаться после стольких лет, согласись.
Машка подошла ближе к нему, руки ее уж было взметнулись обнять, прижать к себе дорогого человека, а тут объявили, что поезд отправляется.
– Юра, запиши мой телефон, – и рот открыла, чтобы диктовать.
А вот тут Мишка подорвался! Он подскочил к Маше и накинул ладонь на ее рот. Да, глупо, по-детски, но иногда простейший вариант, самый лучший.
– Вот что, гость, вали отсюда. Появишься здесь еще раз, пожалеешь.
Юра отшатнулся, а Машка скинула руку Волохова с себя.
– Ты что делаешь?! – и уже Юрке, – Юра, не слушай ты его! Записывай!
Мишка снова ладонь ей на рот.
– Второй раз повторять не стану.
И Юра понял, что правда, не станет.
– Девушку отпусти, – вроде правильно сказал, но как-то не слишком уверенно.
Машка укусила ладонь Волохова. Он дернулся, а Машка закричала:
– Юра, запиши!
Юрка, поняв, что Маше ничего такого, вроде, не угрожает, пошел к поезду.
Заскочил на ходу и рукой взмахнул. Вроде должен был на Машу любоваться, а смотрел на Волохова, да не просто так, а с некоторым испугом.
– Юра! – Машка дернулась было за поездом бежать, но Мишка не дал, схватил за руку.
– Отпусти! Отпусти меня! Урод! – Он не отпустил, дернул к себе и обнял, сжал ручищами, прижал к себе. – Ненавижу тебя! Ненавижу!
Сорвалась в громкий плачь, забилась в руках Волохова, потом поняла, что поезд ушел и начала оседать на перрон. Мишка не дал ей упасть, подхватил на руки и понес к машине.
Усадил на переднее сиденье, прикрыл своей ветровкой. Потом за руль и домой. Ехали молча. Маша не плакала, не металась. Просто свернулась калачиком и в окно смотрела. А Мишке хоть вой!
Где-то недалеко от Красных Орлов не выдержал Волохов, тормознул на обочине рядом с полем и выскочил вон. Походил туда-сюда, провздыхался. Присел на капот, задумался и не услышал, как Маша открыла дверцу и подошла к нему тихо.
– Миш, спасибо. Спасибо тебе большое. Как хорошо, что ты рядом был и не дал мне сделать глупость.
Мишка и сорвался с капота, с трудом удержал равновесие, но на ногах устоял. Очешуеть! Вот только что, билась раненой птицей, от любви полыхала, а тут слова такие. Так эта….чё…можно уже радоваться? Или как… или где? Вот именно это и крутилось в голове бесконечно изумленного Мишани.
– Заноза, блин! Ты меня до инфаркта доведешь! Это сейчас что такое было? И на перроне?
Машка печально так на него взглянула и голову опустила:
– Личная причина.
– Это я уже понял. А что происходит, ну ни фига не ясно. То ты кусаешься и рвешься, то спасибо говоришь. Вот что, Маня, либо рассказываешь как на духу, либо … Не, только один вариант! Говори! – и грозно так навис, насупился.
– Тебе это зачем, Миш? Ты извини, что я так с тобой. Забудь, ладно? – на капот присела и закуталась в Мишкину ветровку.
– И не подумаю. Машка, ты, конечно, можешь и мне сейчас устроить цирк, но я точно тебе говорю, пока не расскажешь, я с места не двинусь и тебя не пущу. Будем в чистом поле ночевать.
– Лично я не против, только есть хочется.
Мишка на секунду подумал, что влюбился в сумасшедшую. Какая еда? Тут трагедия и драма, а она про еду.
– Я жду, – присел на капот рядом с Занозой и приготовился к рассказу.
– Давай домой поедем, а? Я замерзла и чаю хочу. У меня дома есть колбаска вкусная и сырок. Сейчас бутербродов наделаем горячих. Хлебушек мы с Леной такой беленький взяли на усадьбе. Поедем, Миш.
Волохов сделал глаза по плошке, но не отказал, правда, обещание взял с Маши, что все расскажет. Она согласилась и помчались. Минут через пятнадцать уже сидели у Маруси. Она переоделась – джинсы и худи – и на кухне вертелась. А Мишка сидел в гостиной за столом и смотрел в одну точку.
Это точно с ним происходит? Это точно он, Михаил Андреевич Волохов, глава управы села Красные Орлы? В один день понять, что влюбился, тут же почувствовать разбитое сердце, а спустя половину часа узнать, что все не так уж и безнадежно. Но это еще не точно…. Выпить бы! Мишка тоскливо огляделся в поисках бутылки, разумеется, ничего не нашел и стал ждать Машу и обещанные бутерброды. Забавно, что при мысли о них, он понял, что и сам проголодался. Экая хрень! Машкино безумие заразно?
Вот и горячий чай на столе, и огромное блюдо с бутерами. Смачно зашли. Мишка и Машка, как два оголодавших пса, смели половину в минуту. Запили чайком, и Мишка выжидательно уставился на Занозу.
– Обещала, значит расскажу. Только ты не припоминай мне все это слишком часто, ладно? – выдала Маруся.
– Я подумаю.
– Ну, если так хочется в чужие проблемы вникать, тогда слушай, – и рассказала все: про женатого Юру, про ненормальную свою любовь. Особенно долго говорила о том, что хочет и старается от этого избавиться, а выходит паскудно.
– Ты и сам видел. Я телефон сменила, уехала, а все равно настигло. Миш, я симку сменю и совсем контакты прежние отрублю. Если бы не подруга моя, я бы и не узнала, что едет он.
Знала бы Машка, что режет сейчас Мишку по живому, может, и не была бы так откровенна в описании чувств своих. Волохов едва зубами не скрежетал, но держался, понимая, что Машке нужна сейчас помощь, а вовсе не рык ревнивого босса.
– Вариант интересный, но бесполезный.
– В каком смысле? Нет, ты не прав. Я уже потихоньку отходить начала.
– Да видел я, как ты «отошла», Машка. – Ответить ей нечего было, она и голову опустила, в чашку пустую смотрела. – Сама же сказала, что паскудно выходит.
– Ничего другого я не придумала.
– Не то придумала, Маш.
Она засопела обиженно:
– Умный, да? Тогда скажи, что делать? И не фиг тут выпендриваться и критиковать с важным видом.
– О, привет, Заноза. А я сижу, думаю, куда это девочка моя смелая подевалась?
Машка даже поперхнулась! «Девочка моя смелая»?
– Вот не поняла сейчас. А куда это шеф мой психический делся? С какого перепугу столько комплиментов?
– Только один, Маш, смелая. И если ты в состоянии меня выслушать, то сделай это, ок? И не перебивай.
Маня подозрительно так уставилась на Мишку, потом вздохнула и кивнула:
– Ладно, трынди, чего уж там.
– Вот спасибо, дорогая. Маш, скажи мне, когда ты бегала от трудностей, если не брать в расчет твою личную причину? Что? Не было такого? А чего же сейчас тактику сменила? Я еще помню, как ты явилась ко мне в кабинет сразу по приезду и вопила там бесстрашно. Хлесталась за свое место под солнцем. И ведь получила то, чего хотела. Видел я, как ты надрывалась почти месяц, как взвалила на себя уйму работы, чтобы остаться в Орлах. И все почему? Потому, что очень этого хотела. И боролась. А теперь скажи мне, Заноза, чего ты хочешь? Мужика вернуть? Или от него избавиться? Реши для себя и работай в этом направлении, иди к цели.