Loe raamatut: «Девятый круг удачи»
Часть первая
Забудь… забудь… и откажись…
– Сегодня ты просто бесишь меня, – зло буркнула Клара, откинула одеяло и вскочила с постели. Но ей мало было сказанной фразы, она бросила вторую, пока еще мирную: – В состязаниях по занудству ты стал бы чемпионом.
Шелковый халатик висел на спинке кровати, она резко сдернула его и, не надевая, а держа в руке, прошла в угол к столику, стоявшему у противоположной стены рядом с балконной дверью. Налив в длинный бокал розового шампанского, Клара отпила глоток, после фыркнула:
– Ну и дрянь… Из какой кислятины это делают? Сколько раз говорить – я люблю полусухое? Мне плевать на производителя… Артур, ты слышишь?
А ему плевать на ее требования, упреки, жалобы, стоны, просьбы, слезы, как и на саму Клару наплевать. А посему лучшее, что он мог сделать, – ответить молчанием, тем самым не дать повода ей впасть в истерику. Это она способна на конкурсе самых противных баб не только титул чемпионки хапнуть легко, но и зарабатывать на мастер-классах в данной категории. Однако в заработках она не нуждается, а жаль, занялась бы чем-нибудь полезным вместо пилинга мозгов – чужих, разумеется, конкретно – его.
Клара обернулась и от увиденной картинки горькая усмешка задержалась на ее губах, усмешка обиды и разочарования. Артур полулежал на подушках, скрестив на груди руки, и смотрел в сторону, а там – стена без каких-либо украшательств; выглядел он хмурым, наверное, думал о неприятных вещах. Но какое дело Кларе до его неприятностей, по большей части они надуманны, да и вообще, проблемы есть у каждого, маленькие или большие – они есть всегда, не в спальнях же о них думать. Энергетический посыл исходил от нее мощный, он прочувствовал негативные биотоки и покосился на Клару, бросив вялым тоном:
– Оденься…
– А что тебе не нравится во мне?
Давненько перешагнувшая рубеж молодости Клара повернулась вокруг оси, бесстыдно показывая обнаженное тело со всех сторон. Нет, для тридцати семи выглядит она на все сто, да-да, на все сто тысяч баксов, истраченных на апгрейд экстерьера. Сказать, что деньги сделали ее бесподобной красавицей – это была бы бессовестная ложь, фигура у нее… сойдет, а лисья мордочка заурядненькая, хотя пластический хирург старательно искромсал личико вдоль и поперек. Искусство хирурга плюс дорогая упаковка и – все вместе кое-как смотрится. Только чтоб из-за Клары не спать ночами, а днем сходить по ней с ума… даже слепой вряд ли станет, у слепых видение внутреннее, оно замечает то, что зрячим не всегда доступно.
– Просто не люблю, когда ходят голыми, – пробубнил он после небольшой паузы, переведя взгляд снова на пустую стену, там интересней.
Подумав, Клара решила не злить Артура, накинула халатик, но не завязала поясок на талии. Она раздернула тяжелые шторы, потом прозрачные занавески, открыла балконную дверь, постояла немного. Видимо, ей хотелось вдохнуть свежего воздуха, тем самым охладить голову, иначе гаденыша Артурчика попросту прибьет, последнее время он регулярно напрашивается на взбучку. Да, она распускает руки, он тоже не остается в долгу, вот такая у них битая-разбитая love story.
Клара забрала со столика бокал с шампанским и вальяжной походкой (как придорожная шлюха – краем глаза оценил Артур) подошла к кровати, стала в ногах. М-да, у них что-то не клеится, она это понимала (он тем более). Однако вместо того чтобы искать причину и способ ее устранения, Клара подавляла раздражение, что плохо ей удавалось, а он… Он очень смазливый, моложе на целых восемь лет – фактически между ними пропасть! И как бы дамы бальзаковского возраста ни заверяли, будто разница в годах не имеет значения, она есть, черт ее возьми! И никакая пластика не сотрет границы, недостача юности и света – это внутри, в сердце, в глазах, на губах, отсюда желание взрослой дамы озорничать смотрится со стороны пошло, вульгарно. Клара все понимала. К этой пропасти имеется ядовитая добавка: бабы пачками вешаются на него – от соплячек до старых калош, убила бы их всех вместе с ним.
– Артур, что ты все время пялишься на стену? Там телевизор?
– Закрой балкон, – сухо сказал он. – Холодно.
И то правда, неласковый ветерок надувал тюлевую занавеску, совсем не препятствуя октябрьскому холоду, врывавшемуся в спальню.
– А мне жарко! – огрызнулась она на манер дворовой собаки, живущей за забором на цепи и облаивающей прохожих. – Жарко! И душно.
Взглянув на нее, Артур опустил голову, лишь бы она не заметила, как противна ему, впрочем, он частенько жалел ее, как жалеют убогонькое существо, появившееся на земле по ошибке. Но Клара не тупая, как ее гламурные подружки, она зоркая и успела заметить ледяные иглы в его очах, отчего завелась, перейдя на оскорбления:
– Ты меня не удовлетворяешь!
Нет, все-таки она дура. Думает, таким образом нанесла удар по его мужскому самолюбию? Ха-ха-ха! – рассмеялся Артур про себя, но не вслух, он знал: смехом приведет в бешенство злую фурию, а оставить ее без ответа на этот раз невмоготу, ну, вот никак…
– Ты меня тоже, – вернул он бумеранг индифферентным тоном.
– Секс с тобой скучный! – выпалила она, заводясь.
Еще одно его слово – и начнется извержение, Кларуся предсказуема, как погода для синоптика. Он устал от сотрясений и настраивал себя на безмолвие, хотелось посмотреть, что из этого номера получится: сдуется Клара или все равно накрутит себя до бешенства? Если честно, ему по барабану все ее состояния, если б она сдохла в мучениях здесь и сейчас, ему тоже было бы наплевать, а может, он даже обрадовался бы…
Дзинь!.. Явно бокал разбился. Следом что-то как будто рухнуло на пол – что-то большое… Артур оторвал взгляд от стены и посмотрел прямо перед собой, туда, где стояла Клара – а ее нет. В прятки решила поиграть? «Идиотка», – подумал он. Вздохнув громко, что означало: как ты меня достала, как ты мне надоела, Артур промямлил:
– Клара, прекрати свои игрища, ты выглядишь глупо, не девоч…
Осекся на полуслове и одновременно вздрогнул, так как рядом на тумбочке взорвалась лампа – пах! Осколок стекла врезался в щеку, однако вынимать его было некогда, ведь неизвестно, какая следующая безумная идея стукнет в неадекватную голову Клары. Артур скатился с кровати на пол и замер лицом вниз, гадая: чем это она по лампе? Сама по себе взорваться не могла. Конечно, всякое бывает, но сначала бокал разбился, потом лампа… нет, не случайно.
– Тупая дура, – неслышно процедил Артур, после чего громко крикнул: – Клара, твоими штучками я сыт по горло, ты уже перешла все границы… Клара!..
В спальне стояла тишина. Артур вспомнил о фишках любительницы дурацких приколов: сейчас как выпрыгнет с хохотом ведьмы, чего доброго – плясать станет, у нее точно не все дома. Он повернулся на спину, приподнялся на локтях и вдруг – тюк! Именно такой резкий и странный звук раздался возле уха, одновременно щепки от тумбочки отскочили в разные стороны, парочка мелких попала ему в шею. Артур оглянулся…
Мама дорогая! В дверце из карельской березы четкая дырка!
– Пуля? – выговорил потрясенный Артур и перекатился под кровать, к счастью, места там достаточно. – Клара, ты рехнулась?!
Теперь он услышал шорохи… суетливые… как будто на балконе шла некая возня… Конечно, там Клара готовится к очередному дебильному спектаклю, поэтому и дверь открыла. Ну, все, с него хватит!
Для начала он осторожно выглянул из-под кровати, чтобы определиться в расстановке сил и тактике боя. А то, что сейчас Артур старым воспитательным методом заедет ей и в глаз, и в ухо, и еще куда попадет кулак, – это неизбежно! Глаза пробежались по видимой части спальни – пусто, он перевел взгляд на балкон… вот тут у него реально зашевелились волосы.
На балконе чужак! Правда, видел Артур только плотную тень в темноте снаружи, да и то недолго, но по всем параметрам тень мужская, и она, что называется, линяла! Кто это? Почему? Зачем? В следующий миг четкая мысль обожгла все тело: в Артура ведь стреляли! Но выстрелы… их он не слышал. Из чего стреляли-то? Не из рогатки же!
Мысль быстрее ветра, но и человек на балконе умел действовать с той же скоростью, и пока хозяин дома лихорадочно соображал, что тут произошло, чужак спрыгнул вниз. Следом Артур выполз на волю, на четвереньках быстро-быстро, словно гончая, достиг балкона – там никого не было.
Но ему не показалось, нет, не показалось, что стреляли! Он пока еще в своем уме, чтобы мерещилась чертовщина, к тому же есть подтверждение – пуля в дверце тумбочки, дырка на светлом фоне реальность, а не плод фантазии. И второе доказательство – осколок в скуле все еще торчал, Артур машинально вырвал его, отбросил, не глядя. А бокал? И его, наверно, тоже снесла неслышная пуля. Однако чьи это проделки? Да что тут думать: догадайся с одного раза.
– Клара, я тебя прикончу!
Она, она устроила представление, больше некому, в ней сдохла актриса больших и малых театров. Это же Клара переоделась в мужика, пока Артур лежал и не смотрел в ее сторону, теперь линяет, потом будет ржать, как лошадь, и рассказывать подружкам с глянцевым мировоззрением, как напугала его, а те будут реготать. Они же не смеются, они громко регочут, открыв пасти во всю ширину и показывая разом наличие зубов.
Поднимаясь на ноги, одновременно поворачиваясь лицом к спальне, он собирался кинуться за мерзавкой (но сначала халат взять), догнать и наконец-то выместить всю свою «любовь». Отметелит по полной, чтобы гадина залезла под корягу и месяц носа не высовывала оттуда!
Но Клара… Она никуда не делась, не слиняла. Клара разлеглась на полу спальни, имитируя обморок, будто цирк с бесшумными выстрелами придуман не ею, а исполнил его не сообщник. Артур двинул к телу, осатанев от злости и цедя сквозь зубы:
– Вставай! Знаешь, всему есть предел, твоим выходкам тоже. Вставай! Ты хреновая лицедейка…
Остановился у тела Клары, мучительно преодолевая желание врезать ей, руки водрузил на пояс, чтобы как-то контролировать их – они же чесались! Она валялась на спине… Развалилась… Распласталась… Халат не прикрыл нагое тело, выглядела эта чужая по всем меркам женщина похабно. Артур смотрел в лицо с открытыми глазами и выжидал, когда Клара продаст себя, моргнув.
Прошла минута… вторая… Он присел и только тогда понял, что Клара, отравлявшая ему жизнь каждый божий день одним своим присутствием, редкая стерва, изворотливая хищница… мертва. Тут впору плясать от радости, но! С какого перепугу ей умирать? Да у нее здоровье и аппетиты во всех возможных сферах, как у бессмертных из фильмов фэнтези.
Из-под Клары, со стороны сердца, медленно выползла густая лужица… От увиденного по спине Артура пробежали мурашки, а во рту он ощутил привкус крови. Постепенно доходило: она не сама по себе скончалась, не инфаркт с инсультом ее убил, а кто-то другой… Человек на балконе?!
От ужаса Артур отшатнулся и, не удержавшись, упал на пятую точку. Его бросило сначала в жар, потом реально ощутил в жилах ледяной холод, по виску что-то потекло – это была струя пота, которую он вытер ладонью.
Артур отползал назад, подальше от трупа и от смерти.
– Как?.. Почему?.. Кто?.. – шептал он, с ужасом глядя на Клару. – Пуля… Так ее застрелили? Застрелили… Мы с ней были вдвоем… одни…
«Бежать!!!» – мысль ударила в лоб вопреки всякой логике…
Улицы пестрели огнями и было людно…
…хотя час пик давно прошел. Если свернуть с проспектов и бульваров в переулки, попадешь в глубокую темень, запросто ноги можно переломать, отважившись пройтись по неосвещенной улочке. Но там, где кипит жизнь, в вечернее время все краски мира встречают горожан сверканием, а внутри Артура поселилась чернота, сверкающих красок он не замечал. Да и не понимал – куда идет, зачем. Обнаружил себя на одной из главных улиц города, только когда его несколько раз толкнули пробегавшие мимо прохожие, и остановился в недоумении. Артур не помнил, как здесь очутился, какой-то провал в памяти образовался, словно он больной психически.
– Чего стал посреди дороги? – бросил мужчина, обгоняя его.
Артур отошел к стене здания, с удивлением смотрел на людей – их так много! Поздний вечер, а народ мчится в обе стороны… Кстати! А сколько времени? Около девяти всего лишь, значит, как минимум часа два он «гулял». Но куда идти? Артур огляделся и двинул налево – там скоро будет поворот в сторону пешеходного бульвара, где осенью и зимой никогда не бывает по вечерам много народу, а посередине – длинный, вдоль всего бульвара, сквер. Артур лишний здесь, но и ему сейчас необходимо уединение, люди его пугали.
Действительно, на бульваре было тихо, лишь кое-где целовались на скамейках парочки, туманно светили круглые фонарики… Похожие лампы стоят в его спальне на тумбочках, одна из них сегодня… вдребезги!
Стало душно, словно кислород перестал поступать в легкие, Артур дошел до пустой скамейки и, запахнув длинные полы пальто, уселся, потом и вовсе упал спиной на деревянную спинку, запрокинул голову. Нет, звезд не увидел, лишь черноту в вышине, подсвеченную матовыми фонарями, черноту, похожую на ту, что заполнила и его. Но и здесь сосредоточиться мешала музыка, она едва слышалась, тем не менее мешала.
Выпрямившись, Артур попал глазами на рекламный щит у входа напротив, его хорошо подсветили, одна из четырех фотографий манила к себе. Он поднялся и, как зомби, побрел к щиту. Это оказалось объявление под названием «Hand Made», внизу расшифровка: «Ручная работа», а еще ниже – фотографии четырех участниц, предоставивших свои работы и мастер-классы. Взявшись за массивную дверную ручку, Артур открыл дверь (музыка стала громче), с минуту он так стоял, не решаясь войти, и все же осмелился.
В большом зале, где по глазам ударил яркий свет, народу собралось довольно прилично, самого разного возраста и разного достатка, судя по одежде. Вдоль стен стояли застекленные стенды-витрины с работами, возле них толпились небольшие кучки людей, которые болтали между собой. Видимо, выставка подходила к концу, потому что все держали в руках стаканчики с шампанским, а шампанское обычно пьют в конце подобных мероприятий.
Артур искал глазами и нашел ту, которую хотел увидеть, очень хотел и давно, совершенно случайно он повернул на бульвар, заметил рекламу… или не случайно? В группе из двух женщин и одного мужчины она стояла у застекленных витрин под вывеской «Люсия-Lucia», была нарядной, праздничной, веселой и светилась, будто ее подключили к электричеству. Этот свет… Артур в своей среде не видел светящихся людей, а его окружают те, кто имеет все, что можно захотеть при жизни и купить. Смеясь, она пробегала глазами по залу, словно в поисках кого-то невидимого, кто вызвал внезапное беспокойство, и тут увидела его…
Полтора года назад…
…была весна. Ночь. Луна. И балкон. А на балконе она. И все в ней чарующе прекрасно: обнаженное тело с изгибами и выпуклостями, медленные движения и покачивания, похожие на ритуальный танец, тихое мурлыканье, плавные колыхания длинных волос. Она – молодость, та же весна, дыхание которой заползало в комнату, охлаждая все предметы, но не голову Димы. Откровение завораживало, смелость восхищала, впрочем, в столь поздний час Людочку никто не видел. Почему-то все с первой минуты знакомства с ней, словно по сговору, хотя этого не могло быть, называли ее Людочкой.
В тот весенний вечер она думала: ее никто не видит, кроме Димки, но он… ему можно смотреть. Да, пусть смотрит, какая грациозная Людочка, какие у нее гибкие руки, стройные ножки, тонкая талия, плавно переходящая в бедра, волнистые волосы, достающие до талии, ими нежно играет шаловливый ветерок… А грудь! Это объект черной зависти: no silicon, кругленькая и третьего размера, а не минус два.
Пусть, пусть смотрит Димка и помнит, что лучше Людочки нет на свете. А чтобы он хорошо рассмотрел и запомнил, она, подняв руки вверх, медленно и плавно раскачивалась на балконе в свете луны, переступала на цыпочках и кружилась под симфонию, звучавшую внутри. Она знала: он не спит на их новом диване, а кушает ее синими, как небо в ясную погоду, глазами, поэтому своим движениям Людочка прибавила томности и неги.
Лежа на боку и подперев голову рукой, Дима действительно не сводил глаз с курносого чуда. Этот райский уголок в середине квартала сохранил признаки советской коммуналки: здесь все знали друг друга, да и жили одним кланом, только по разным квартирам. Двух- и трехэтажные домики самых странных архитектурных форм лепились кучно, словно боялись, что без обоюдной поддержки рухнут или их раздавят монументальные строения вокруг. Чтобы каменные массы не давили на мозг, каждую пядь свободной земли жильцы засадили деревьями, со временем те закрыли кронами убогие постройки и защитили от глаз из окон высоток. Весной здесь курорт, как сейчас: цветет сирень и жасмин, опьяняя ароматами, они просто одурманили Людочку, заставив нагой танцевать на балконе. Глупо и мило.
– Людаша, простудишься, – сказал Дима. – Еще холодно.
Ага, не спит! Тихо рассмеявшись, Людочка певуче промурлыкала:
– Не-ет… не простужусь… Я купаюсь в лучах луны… они ласкают меня… а ветерок, нежный весенний ветерок целует… От этого нельзя заболеть…
– Иди ко мне! – потребовал Дима.
Соблазнила! А ведь любовь – страстная, жгучая, горячая – уже была сегодня, но он снова позвал. Димка совершенно земной, он хочет земных наслаждений, а наслаждение – Людочка, ее губы, ее руки и тело. Она повернулась к нему лицом, взявшись за перила балкона, а в комнате темным-темно. Но зачем им свет? Она откинулась назад и, глядя в звездную бездну, сказала:
– Обещай любить меня вечно.
– Я хочу любить тебя сейчас, – заявил неромантичный Димка, Людочка снова рассмеялась.
И вдруг внизу раздался мужской баритонистый глас:
– Я бы тоже любил тебя с большим удовольствием. Вечно.
– Ой! – взвизгнула она, присев, словно нашкодивший щенок. Прежде чем уйти с балкона, Люда не удержалась и бросила вниз: – Идиот!
В этом дурацком положении, как какая-то каракатица, у которой ни красоты, ни изящества, Людочка неуклюже ретировалась в комнату, запрыгнула на диван и прижалась к Димке. Так грубо нарушить волшебство весенней ночи! Даже плакать захотелось.
– Кого ты идиотом обозвала? – спросил Дима, обнимая ее, холодную, как лягушка, но он же способен разогреть.
– Соседа. У него даже имя идиотское – Тихон! Вот свинья… Нет, он похож на медведя, и кличка у него медвежья. Подглядывал за мной! Ух!
– Завтра набью ему морду, – пообещал Дима, целуя Людочку. – Чтоб не подглядывал. И за приставания.
– Приставания? Какие приставания?
– Метла доложила, как он тебя в машину сегодня тащил.
Метла – старуха лет шестидесяти, метет проспект по утрам. Это главная боль квартала, потому что сеет она одни недоразумения, видя события в собственном преломлении.
– Неправда, всего-то предлагал подвезти, – ластилась к нему Людочка. – Затащить меня никуда невозможно даже такому большому медведю, как наш сосед. Я умею отбиваться и знаю несколько приемов, показал один знакомый.
– Какой знакомый? Кто он? – грозно спросил Дима.
– Не ревнуй. Ревность – это удел дремучих шизиков.
– А я ревную. Ко всем. Даже к луне. Так кто и что тебе показал?
– Тренер! Несколько точек, надо лишь в них попасть.
– А, да-да, я забыл, ты же у нас боец ушу…
– Все время забываешь, – надулась Людочка. – Я плохой боец, поэтому меня держали только на упражнениях, а по твоей милости не хожу на занятия.
– Думаешь, приятно помнить, что твоя девушка занимается вместо элегантных танцев мужицкими побоищами? Меня все бомжи засмеют: моя девушка опасная штучка, может в глаз заехать, причем ногой.
– Да! – шутливо, на манер тигрицы, прорычала она, резко перевернув Диму на спину и очутившись сверху (он, разумеется, поддался), про соседа-нахала вмиг забыла. – Я очень опасна! Для всех мужчин, которые ко мне приближаются. Но не для тебя! Потому что тебя я о-бо-жа-ю.
И поцелуи… поцелуи… Ему двадцать семь, ей двадцать четыре, это было их время, они не знали и не думали о том, что там – впереди. Пожалуй, в обоих укоренилась уверенность, что дорогу в будущее, выражаясь фигурально, судьба полила шоколадом, осталось скользить по сладкому потоку, как на сноуборде…
А утро наступило рядовое, оба спешили на работу, потому что немножко проспали, кстати, это не первый раз, отсюда и завтрак проглатывали на скорости голодных волчат. Но Людочка и у плиты, несмотря на крошечное пространство кухни, порхала, словно бабочка, мурлыкая веселую песенку – она постоянно поет что-то под нос, а Дима… украдкой поглядывая на него, она невольно улыбалась.
Он ее тотем, идол с лицом положительного киногероя, у которого все идеально: высокий рост, атлетическая фигура, волнистые каштановые волосы (на зависть девчонкам) и, конечно же, лицо. Людочка обожала, когда его темно-синие глаза смотрели на нее с восхищением, автоматически отключалась, когда рельефные губы касались ее губ, а она обожала целовать его в ямочку на подбородке. Ей нравилось наблюдать, как он дышит, кстати, нос у Димы с горбинкой, вовсе не портил идола, напротив, добавлял аристократизма. Но главное – он хороший. Да-да-да, хороший! Не сразу Люда это поняла, не сразу его оценила и приняла.
Сначала она вообще не решалась с ним встречаться – он ведь такой-растакой, за ним в универе толпы девчонок бегали, хотя он не поп-звезда, а Людмила считала себя слишком обыкновенной. Кстати, ей и говорили, мол, на себя посмотри и на Димку, вы такие разные, но это не так, у них много общего. Он оказался настойчив, и два года они встречались: кино-мороженое, долгие прогулки, поцелуи в темных уголках. А пять месяцев назад решили жить вместе, предложение поступило от Димы, но Людочка некоторое время думала, она чересчур осторожная. Он обижался, злился, переживал… о, сколько терзаний мучает ревнивое сердце! А как было ему сказать, мол, жить вместе – предложение странное, почему не замуж зовешь? Щепетильность не позволила вот так напрямую задать вопрос. В конце концов победил Дима, они нашли эту квартиру практически в центре города, недорогую (!) и перевезли свои узлы.
Однако! Не пора ли насторожиться? Вот уже несколько дней по утрам Дима весь в себе, казалось, дневной свет на него действует угнетающе, как на вампира.
– Димуля, что с тобой? – спросила Людочка беспечным тоном, не предполагающим проблем у идола.
Какие проблемы, откуда? Она поставила чашку с чаем перед ним и уселась напротив идола за крошечный столик у окна, за которым на ветках щебетали шустрые пичужки. Дима услышал вопрос, тряхнул головой, будто сбрасывая с себя нечто мешающее, и улыбнулся, беря чашку:
– Со мной? Просто не выспался. Ух, горячо…
– А мне показалось, тебя что-то гложет…
– Только поиск достойной работы.
Работа – единственная проблема, и Людочка каждый раз, когда заходила речь на неприятную тему, давала понять, что не в деньгах счастье:
– Ты неплохо зарабатываешь.
– Шутишь? Могу и должен больше зарабатывать, я все же диплом получил не для того, чтобы машины мыть.
– Я тоже работаю не по специальности, когда-нибудь все устроится, надо спокойно искать то, что нравится.
Дима не был расположен обсуждать свое незавидное положение, взглянув на наручные часы, он засобирался:
– Извини, Людаша, пора, обещал сегодня пораньше… Я убегаю.
– Конечно, беги. А я уберу здесь и тоже побегу.
Через стол Дима поцеловал Людочку и сунул ей в руки конверт формата А4. Людочка достала лист… а там она! Опять она, только вчерашняя, обнаженная, и, кажется, Дима приукрасил ее немножко. Он потрясающе рисует цветными карандашами, это его хобби, рисует в основном людей, Людочку – само собой. Ей больше нравятся рисунки графитовым карандашом, наподобие старых фотографий, в них есть своя магия: смотришь и дорисовываешь цвета. Этот как раз такой. Когда он успел? Но ведь Дима ушел! Людочка кинулась на площадку и крикнула вниз, откуда доносились его шаги:
– Спасибо! Мне очень нравится!
Он не откликнулся – некогда, на ходу надевая джинсовую куртку, Дима сбежал по старой деревянной лестнице, стонавшей под его ногами на все скрипучие лады. Выйдя из квартала на шумный проспект, он задержался, воровато огляделся, ничего подозрительного не заметил, после чего решился продолжить путь. Как правило, до автомойки он добирался на троллейбусе, потом немного пешком, но в то утро хотел кое-что проверить, а потому миновал троллейбусную остановку, следуя на своих двоих тем же маршрутом.
Он обманул Людашу. И это была его первая ложь, обманул ради нее, чтобы не переживала зря. Но она какова! Рентген! Как ей удалось заметить то, что он тщательно скрывал? А ведь беспокойство стало постоянным его спутником.
Вот уже несколько дней ему мерещилось, будто за ним… Диме не нравилось слово «следили», он подобрал скромнее – надзирали. На основании чего так подумал? Дело в случайных встречах, их слишком много, чтобы не обратить внимания. В общем, ему постоянно попадались три человека и крутой «мерседес» черного цвета, словно фантом из преисподней.
Мужчины, их двое – один пожилой где-то за шестьдесят лет, второму примерно сорок, и женщина… Сколько же лет леди? Сложно определить, ей могло быть и двадцать пять, но обилие косметики делало ее старше, а могло и сорок, в таком случае, тот же раскрас и стильная упаковка молодят… наверное. Дима плохо разбирался в женских ухищрениях, но именно она – такая сочная, яркая, независимая привлекла его внимание первой, ее часто сопровождал один из двух мужчин. А то и вся троица хищно пялилась из окон «мерседеса»! Дима старательно изображал, будто не замечает поистине зоологического интереса к его персоне, но случайные встречи тянули на закономерную стабильность.
Так что же следовало ответить Людочке? Допустим, выложил ей, и что она подумала бы о нем? Шиза накрыла, мания преследования? Нет, надо сначала самому понять, в чем тут дело.
Дима шагал вдоль проспекта, впечатывая ступни в тротуарную плитку, каждый шаг отдавался гулом в его голове, а глаза пытались объять необъятное. Темп взял умеренный, в утренней спешке так легче заметить тех, кто придерживался скорости Димы. Периодически, как бы невзначай, он оглядывался, на затылке-то глаз не установлено, но… и за спиной никого не замечал. После тридцатиминутной «прогулки» понял: опаздывает. Дима вскочил в последний момент в троллейбус на заднюю площадку, повернулся к широкому окну лицом и зорко высматривал – едет ли за троллейбусом знакомый мерс… Не ехал. Робкая надежда шевельнулась: его беспокойство – неумеренная фантазия…
В настоящий момент она смотрела на него…
…с некоторым удивлением и не более того, других эмоций на лице Артур не заметил, а они должны быть, как он понимал.
– Здравствуй, – сказал, когда подошел.
– Здравствуй, – улыбнулась она в ответ приветливо, но опять не более того, так улыбаются знакомым, с которыми ничего не связывает.
– Отлично выглядишь, – нашелся он.
И это была правда. Обтягивающее и полностью закрытое платье до колен, разумеется, черного цвета – как без черного маленького платья жить женщине, не имеющей возможности купить с десяток разноцветных нарядов? У Людмилы идеальная фигура, она сама по себе украшение, красивые ноги, милое лицо, а все остальные дополнения – неважны. Впрочем, на ней висели довольно красивые украшения из искусственного жемчуга, заплетенного в цветы и всяческие завитки. Правда, всего этого дешевого добра было многовато: и заколка в волосах, и серьги до плеч, и браслеты на обеих руках, и ожерелье, закрывающее грудь, – какой-то цыганский набор, правда, выдержан в одном стиле.
– А ты выглядишь не очень, извини, – ответила Люда на комплимент, – вид у тебя заморенный. Только сейчас пришел? К сожалению, опоздал, мы закругляемся. Там шампанское, пойдем, угощу тебя.
Артур поплелся за ней к углу, где стоял стол с бутылками, стаканами, конфетами и нарезанными на дольки фруктами, ему совсем не хотелось пить спиртное, но стакан взял. И не знал, как вести себя дальше, сейчас что ни скажи – будет невпопад. А ее, кажется, нисколько не смущала встреча, общей темы не нашлось, она и сказала:
– Отдыхай, а я пойду…
– Не уходи! – вырвалось у него, он даже осмелился за руку ее взять, что не понравилось ей. – Извини…
– Люся! – выручила молодая женщина, подбежав к ним. – Прости, но мы едем домой, ребенок с соседкой, ему спать пора. Классно все было! До завтра.
И убежала к выходу, где ее ждал мужчина или муж.
– Покажи свои работы, – не затягивая паузу, попросил Артур и, когда она согласно кивнула, снова пошел за ней. – Ты взяла псевдоним?
– Люсей меня звали в детстве, – пояснила она, – но звучит простовато. А название бренда должно сочетать три условия: быть благозвучным, легко запоминаться и привлекать чем-то необычным. У меня необычно – кириллица с латиницей, так получился мой бренд – «Люсия-Lucia», есть короче вариант: «Л-L», я пока не определилась.
– Украшения? – заинтересовался Артур, будто ему они нужны.
А как раз подошли к витрине, где на подставках красовались серьги, браслеты, кольца, ожерелья из странных материалов и в странном сочетании – кожа, стекло, полудрагоценные камни, металл, прозрачные подвески. Украшениям присвоены названия – наивные и претенциозные, загадочные и с историческим флером, как, например, «Царица Египта» или «Мадам Помпадур».
– Красиво, – похвалил Артур. – И необычно.
– Но это же авторские украшения. А еще все, что на мне, тоже плод моей фантазии и рук, я сама как стенд, ну, чтоб наглядней было. Конечно, это бижутерия, но она сейчас модная. В планах есть намерение научиться ювелирному искусству, подкоплю денег и поеду на курсы. Еще аксессуары делаю, они на другой витрине… сумочки тоже пробую… в общем, тружусь, ищу свое поприще. А что у тебя с лицом?
Он слегка наклонился к полкам, чтобы лучше рассмотреть, услышав вопрос, машинально дотронулся кончиками пальцев до ранки на скуле, ответил с поражающей беспечностью:
– Ай, в меня стреляли сегодня…
– Хм! Ты так говоришь… В тебя каждый день стреляют?
Артур выпрямился, повернулся к Людмиле – такого милого, безоблачного, светлого с открытым взглядом лица он давно не видел, при всем при том в ней многое изменилось, он пока не мог понять – что конкретно. В зале заметно стало тише, просто потому, что народу поубавилось, и ему пришлось задать дежурный вопрос, лишь бы не дать убежать Людмиле, хоть как-то задержать ее:
– Как живешь?
– Хорошо, – улыбнулась она.
И он поверил: она сказала правду, ей действительно хорошо. А ему плохо. Если б кто знал, как ему плохо! И винить-то некого, кроме себя. Однако ей позвонили. Людмила достала из сумочки смартфон и, увидев, кто звонит, отвернулась от Артура, словно хотела спрятаться, но он успел заметить, как мгновенно ее хорошенькое личико осветило счастье. Подделать счастье, изобразить его присутствие в душе, даже артистам не под силу, во всяком случае, редко удается.
