Loe raamatut: «Вначале я умер…»
Все персонажи вымышленные. Любые совпадения случайны.
Представьте себе мир, в котором жизнь идет наоборот – мир, в котором люди появляются на свет немощными затхлыми стариками и старухами, затем на протяжении всей жизни молодеют и покидают мир милыми жизнерадостными младенцами.
74. Я
Я появился на свет промозглым октябрьским днем на центральном городском кладбище Набережных Челнов.
Кладбище не самое уютное место на земле, а в осенний дождь уж тем более. Однако, в нашем мире абсолютно подавляющее большинство людей появляются на свет именно на кладбищах, именно здесь они начинают свой нелегкий жизненный путь.
Моросящий дождь, непрекращающийся вторые сутки кряду, изрядно подмочил моих немногочисленных родных и близких, собравшихся в тот памятный день, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение этому важному событию: появлению на свет нового человека – Думова Валентина Алексеевича, именно так было написано на моем надгробном обелиске. Из-за дождя у них у всех были мокрые лица и невозможно было определить кто из них действительно плачет, а у кого просто капли дождя стекают по лицу. Тем не менее, скорбь ощущалась во всем – в печальных выражениях лиц; в тихих, на грани шепота словах; в едва заметных сдержанных жестах и преобладании черного цвета в одежде. Все понимали, что я пришел в этот жестокий суровый мир и мне предстоит до конца пройти свой нелегкий жизненный путь. А судя по двум датам на моем надгробии – дате появления на свет и дате отправления в мир иной – дорога жизни мне предстояла достаточно продолжительная – 74 года.
Да, я проживу 74 года – ни больше, ни меньше, никакой интриги, никаких загадок судьбы. 74 года и точка. Это можно сказать с абсолютной уверенностью, ведь те парни, что делают эти судьбоносные надписи на надгробных плитах, очень редко ошибаются в прогнозах и, как правило, с точностью до одного дня определяют продолжительность жизни каждого человека.
Чуть выше двух дат на обелиске находилась моя фотография, с которой на собравшихся смотрел мужчина лет 70, с продолговатым лицом, карими глазами, прямым носом и редкими седыми волосами. Из одежды было видно темно-серый костюм, голубую рубашку и синий галстук в красную полоску. Фотография была не самая удачная и заметно потускневшая от времени. Но, даже не будучи кусочком радуги на земле, моя фотография в тот момент являлась самым ярким и самым цветным элементом этой скорбной обстановки. И кто-то из присутствующих наверняка бы заметил это и даже усмотрел бы в этом некую философскую мысль – мол, несмотря на любые превратности судьбы, каждый человек является яркой и неповторимой индивидуальностью – если бы не моросящий дождь с пронизывающим ветром, заставлявшие всех думать только об одном: как бы поскорее оказаться в сухом и теплом помещении.
С кладбища меня перевезли в морг, где моё пока еще бездыханное тело привели в относительный порядок. Еще через два дня, после оформления всех необходимых документов, меня доставили в больницу, где подключили к аппарату искусственной вентиляции легких и кардиомонитору контроля деятельности сердца.
Тук. Тук. Тук. Мое сердце произвело первые глухие толчки. Светящаяся линия на кардиомониторе прервала свой прямолинейный бег и выдала пару небольших зигзагов. Еще пара секунд, еще пара ударов сердца и на мониторе заплясала ломаная кардиограмма. Мое сердце начало ритмично отбивать обратный отсчет моей жизни. В следующее мгновение яркий свет ворвался в мое сознание одновременно со сдавленным стоном, донесшимся со стороны. Я с трудом открыл глаза.
Первое, что я увидел в своей жизни был белый потолок больничной палаты. Как станет известно позже, последним, что я увижу в своей жизни тоже будет белый потолок больничной палаты. Тут почти без вариантов – в нашем мире абсолютно подавляющее большинство людей кончают одинаково, в смысле заканчивают жизнь одним и тем же способом – предсказуемо скучным и однообразным. И казалось бы от этого наша жизни должна потерять всякий смысл, но нет. Ведь главное в жизни человека это не моменты его появления на свет и ухода в мир иной, а то что произошло между ними.
Я опустил взгляд вниз. Рядом с моей больничной койкой стояли три человека: старушка лет 70 – источник сдавленного стона, мужчина лет 45 и зрелая женщина ровесница мужчины.
– Валентин, ты меня слышишь? – старушка неуверенно помахала мне рукой. – Это я, Оксана, твоя жена.
Я медленно закрыл и открыл глаза, давая понять, что услышал ее. «Так вот значит, какая мне досталась жена», – подумал я, оглядывая ее с головы до середины бедер, на уровне которых начинался край больничной койки. Среднего роста, худощавого телосложения с узким овальным лицом, обрамленным седыми волосами, неаккуратно собранными сзади в узел. Она была безвкусно одета – выцветшая зеленая кофта поверх коричневого платья в бежевый горошек, а её тусклые карие глаза, будто подобранные под одежду, выражали слишком уж откровенную обреченность и смирение со своей судьбой.
Я перевел взгляд на мужчину.
– Привет, пап! – он неуверенно приподнял правую руку, приветствуя меня. – Я твой сын, Дима, а это моя жена Наталья.
– Здравствуйте, Валентин Алексеевич, – женщина кивнула мне головой.
«Значит сын и невестка», – подумал я. Они неплохо смотрелись вместе и выглядели вполне довольной жизнью семейной парой.
Я едва заметно кивнул им после чего на несколько часов провалился в бессознательный сон.
Когда я пришел в себя, у моей койки сидела очень милая девушка лет 18-17 в кремовой водолазке и голубых джинсах. На спинке стула висела темно-коричневая курточка. В сравнении с предыдущими визитерами, у нее был очень гармоничный образ и со вкусом подобранная одежда – видимо сказывался ее более богатый жизненный опыт.
– Дедушка, привет! – сказала она, как только увидела, что я открыл глаза. – Я твоя внучка, Даша.
Она была самой юной и соответственно самой опытной и мудрой в нашей семье. Я посмотрел на ее правильной формы лицо, большие голубые глаза, темные прямые волосы – она была очаровательна.
– Я рада, что ты с нами, – она улыбнулась мне искренней, жизнерадостной улыбкой.
Я не смог сдержаться и улыбнулся ей в ответ. Ее это обрадовало, она взяла меня за руку и не сильно сжала.
– Все будет хорошо, вот увидишь.
Сделав усилие, я пожал ее руку в ответ. Внучка заулыбалась еще шире. Ее слова подбодрили меня и вселили уверенность – похоже, не все так плохо в этом мире и в конце концов я тоже стану молодым и мудрым и начну относиться к жизни легче и проще…
На следующий день сразу после утреннего обхода врачей ко мне пришла жена.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, присаживаясь на стул возле койки.
– Нормально, – ответил я.
– Дашенька мне рассказала, что приходила к тебе вчера. Она славная, правда?
– Да, она очень милая.
– Нам всем очень повезло с ней. Нам досталась такая умная, добрая и заботливая внучка и дочь. Впрочем, и на остальных членов нашей семьи тоже грех жаловаться. Сейчас я расскажу тебе о них.
Я кивнул головой и попытался приподняться на подушке, но у меня не хватило сил, я был еще слишком слаб. Тогда жена заботливо поправила мне подушку и помогла устроиться поудобнее – все-таки есть свои плюсы в том, чтобы появиться на свет позже жены – в благодарность я похлопал ее по руке.
Моя жена Оксана была младше меня на три года – ей оставалось прожить 71 год. Она появилась на свет семь лет назад и все это время жила одна в ожидании моего прихода. Она была на пенсии и пока не работала. По ее словам ей было очень скучно и одиноко все эти годы, особенно тяжелым был последний год. А сейчас она очень рада, что я наконец-то пришел и теперь мы сможем вместе идти по жизни. У нас во владении есть небольшой загородный дом с небольшим участком, где мы будем жить вдвоем. И ближайшие почти десять лет до окончания пенсионного возраста мы можем заниматься садом-огородом.
Наш сын Дмитрий был нашим единственным ребенком. На тот момент ему оставалось жить еще 46 лет. Он работал старшим менеджером в магазине бытовой техники в крупном торговом комплексе. Зарплата была не слишком высокая, но на жизнь хватало и его семья не бедствовала. Они с женой и дочкой жили в своей трехкомнатной квартире недалеко от центра.
Его жена – наша невестка Наталья, была младше него, ей оставалось прожить 43 года. Она работала экономистом младшего звена в частной транспортной компании.
Даша была у них единственным ребенком и соответственно была единственной нашей внучкой. Ей оставалось 18 лет. Она прожила достаточно интересную и насыщенную жизнь, и по словам жены, сможет рассказать мне еще много занимательного и полезного о жизни.
У меня не было родных братьев и сестер, зато у моей жены была младшая сестра Полина. У нее был муж Костя и две дочери близняшки. С ними мы будем часто общаться.
Пока жена рассказывала мне о членах нашей семьи – самых близких мне людях, с которыми мне предстоит долгие годы делить все радости и невзгоды, считаться с их мнением, беспокоиться, проявлять внимание и заботу, в моей голове зарождалась одна навязчивая мысль. Из самых глубин моего сознания она медленно поднималась вверх, пока наконец-то не отпечаталась неоновой вывеской в коре головного мозга – «Жизнь не справедлива!»
Это не справедливо, думал я. Почему мне досталась именно такая жена, именно такой сын? Почему не лучше? У меня могла быть более молодая, более красивая жена, да и сын бы мог быть более успешным и состоятельным. Но судьба почему-то распорядилась именно таким образом и послала мне именно такую семью.
В последующие два дня меня навестили большинство из моих родственников – двоюродные братья и сестры, племянники и племянницы, а также пара-тройка соседей и занкомых. Они заходили в палату, представлялись, говорили что-нибудь подбадривающее и терпеливо ждали, пока я их рассмотрю и запомню. И чем больше я узнавал свое окружение, тем больше становилось мое недовольство порядком мироустройства. Кто все эти люди? Зачем они в моей жизни? И почему я должен общаться с ними всю оставшуюся жизнь? Вопросов было слишком много.
Параллельно процессу знакомства с внешним миром, я познавал и самого себя, свой внутренний мир. Я понял, что человек не приходит в этот мир пустым, он приходит с определенным набором знаний и умений, которыми его наделила судьба. Судьба естественно наделяла всех по-разному: кому-то больше, кому-то меньше, кому-то вообще ничего. Что касается меня, то помимо стандартных навыков читать-писать-считать и знания простейших законов физики, я еще детально знал процессы обработки металлов давлением, способы механической обработки металлов и технологию производства пластиковых окон и дверей. Я смотрел на окно в своей палате и отчетливо представлял, как устроен механизм оконной фурнитуры, из каких материалов произведены все её элементы и какой способ герметизации был применен при производстве тройного стеклопакета. Я негодовал про себя – почему мне достались именно эти знания, а не знания банкира, например, или кардиохирурга? Мир устроен не справедливо – люди появляются на свет со своими достоинствами и недостатками, которыми их по слепому жребию наделила судьба, и я уверен, большинство людей недовольны тем, что получили, считая, что заслуживают лучшего.
То же самое и с разного рода привычками и вкусами, с которыми человек приходит в этот мир и от которых не может избавиться до конца своих дней. Я смог убедиться в этом лично, когда меня перевели в 4-хместную палату. Из моих соседей один цокал языком, даже во сне, другой постоянно грыз ногти на руках, третий громко рыгал, и все друг на друга злились из-за этих чертовых привычек.
В общем, насколько я успел понять в этом мире почти каждый человек начинал жизнь в состоянии крайней раздраженности.
Мне поставили диагноз «инфаркт Миокарда» – довольно распространенное заболевание среди пожилых людей, только начинающих свою жизнь. Нас «инфарктников» был целый этаж в больнице. Но нам еще повезло – мы появились на свет в общем-то дееспособными. Этажом ниже было отделение инсультников, вот у них точно была незавидная участь – всем им суждено было начать свою жизнь с нескольких месяцев в больнице. Многие из них были частично парализованы, а некоторым особо невезучим предстояло провести в больнице почти год, прикованными к койке.
Как-то после ужина, несмотря на запрет врача, я встал с кровати и направился в зону отдыха, что была в конце коридора. Там стоял большой телевизор, у которого собралось человек 8-10 больных, с некоторыми из них я уже успел познакомиться ранее. По «ящику» не было ничего интересного и больные, усевшись в круг, обсуждали предстоящую жизнь.
– Сын вчера приезжал, – радостно заявил мужчина лет 60 с нездоровым цветом лица, – он с внуками ремонт затеял у меня дома, говорит закончили, можно переезжать. Так что жду, не дождусь выписки!
– Повезло с сыном, судьба осчастливила, – философски заявил пузатый мужик в клетчатой рубашке, заправленной в домашние трико.
Все завистливо закивали головами. Хотя в целом завидовать было нечему – этот «везунчик» появился на свет чуть больше года назад и за это время уже третий раз попал в больницу с инфарктом – так тяжело ему давалось вхождение в жизнь.
– А ко мне никто не приезжает. Нет у меня ни детей, ни внуков, – печально произнес седовласый старик. – Я один, совершенно один. И почти полжизни буду страдать от одиночества. И за что меня судьба так наказала?!
– Одиночество не самое страшное в жизни, а наличие детей совсем не гарантирует счастья, – сухо заявила старушка в потертом фланелевом халате. – Вот у меня, например, взрослые сын и дочь, но что от этого толку, если сын под каблуком у своей жены, которая меня терпеть не может, что мне вообще не понятно, ведь мы знакомы с ней меньше месяца. Они вон приходили на днях, а она мне даже пары ласковых слов не сказала, все сына дергала «Нам пора идти, пора идти». А моя дочь вся в своих проблемах – у нее двое детей от разных мужей и она всё никак с ними разобраться не может. За две недели пока я здесь лежу всего один раз навестила, забежала на 15 минут, и то хотела внучку со мной оставить на полдня. И вот представьте, что мне со всем этим придется жить и мучиться до тех пор, пока они малыми детьми не станут и не начнут от меня зависеть. – Старушка тяжело вздохнула, а потом спохватившись добавила. – Про мужа забыла сказать, появится он у меня через пять лет, но неизвестно кого бог пошлет.
Старушка опять тяжело вздохнула и запахнула поглубже халат, словно пытаясь укрыться от предстоящих неприятностей.
– Да уж с детьми и с супругами в нашей жизни это как лотерея, что досталось, с тем и жить придется, и ничего с этим не поделаешь, судьба! – попытался успокоить старушку почти лысый старик в очках с толстыми линзами. – У меня у самого вон двое сыновей, оба без специальности, без образования, живут от зарплаты до зарплаты, у обоих ипотека на 20 лет, короче на свою семью едва хватает. И видимо нам со старухой придется со своей пенсии еще и им помогать, обеспечивать небось до самого детства. Уж не знаю, что это за жизнь будет. Послал ведь бог двух неудачников!
– Успешные и заботливые дети это самая большая удача в жизни, а если еще и супруга хорошая попалась, то можно сказать баловень судьбы! – вновь заявил «философ» в клетчатой рубашке, заправленной в домашние трико.
Все согласно закивали головами, а потом замолчали, про себя оценивая насколько им повезло или не повезло с семьей. Я же в тот вечер понял, что в недовольстве жизнью я не одинок, но в тоже время, пришел к выводу, что мой набор родственничков был далеко не самым худшим. Как оказалось, были те с кем судьба обошлась намного более сурово, окружив их эгоистичными, бестолковыми или бесчувственными женами и детьми. Короче, как говорила жена, мне грех было жаловаться. Но, как я впоследствии еще не раз смог убедиться, жаловаться на судьбу-злодейку было привычным занятием для большинства людей в этом мире.
Мое состояние оставалось не стабильным – то улучшалось, то ухудшалось. А на девятнадцатый день пребывания в больнице я вдруг потерял сознание. Но неожиданным это событие стало только для меня. Врачи были к этому готовы, для них это был сигнал к тому, что меня пора выписывать из больницы. Реанимационная бригада подготовила меня к транспортировке и на машине скорой помощи с включенными проблесковыми маячками и сиреной меня повезли домой. Дважды за время пути врачам пришлось дефибриллятором восстанавливать мой сердечный ритм. Моя жена все это время сидела рядом и, крепко сжав мою руку, нашептывала какие-то молитвы.
Дома
Меня привезли в наш загородный дом. Врач с санитаром на носилках занесли мое бессознательное тело в гостиную, посадили в кресло, дали жене соответствующие инструкции и уехали. Жена включила телевизор, присела рядом со мной и, нервно поглядывая на часы, принялась ждать, когда я приду в себя. Прошло минут пятнадцать, и лишь едва заметное дыхание и слабый пульс указывали на то, что я жив. Немного позднее жена вышла из комнаты и оставила меня одного. В этот момент все и случилось.
Я пришел в сознание от резкой боли в сердце и увидел, что сижу в кресле перед телевизором, схватившись за сердце. Когда боль отпустила, я понял, что смотрю выпуск новостей на центральном канале – Правительство внесло в Госдуму проект бюджета на следующий год. Еще в больнице я был недоволен предлагаемым распределением доходов бюджета, а прямо сейчас мои познания экономики и финансов и вовсе вступили в явное противоречие с заявлениями диктора.
– А я тебе говорю, не будет никакого улучшения! Не банки нужно накачивать деньгами, а производство развивать! Банки всю наличность пустят на покупку акций IT-компаний и прочей херни! А реальный сектор экономики так и останется без финансирования! – кричал я диктору выпуска новостей. – Сидите там в своей студии ни хрена не понимаете!
Я так разошелся, так разнервничался, что у меня подскочило давление и пульс.
– Набрали в правительство идиотов полоумных! Только и могут, что нести всякий бред по телевизору вместо того, чтобы работать! – не унимался я, глядя на лоснящееся лицо министра экономики, обещавшего рост экономики в следующем году.
– Вырастет на 3%, а как же! С чего ей вдруг расти-то? Жирный ты индюк! Экономика упадет, это и дураку понятно, а вот безработица вырастет и не на 3%, а на все 30! – Сердце немного отпустило, я встал с кресла и бросил пульт от телевизора на диван. – Экономисты хреновы, вам бы в гидрометцентре работать – что через месяц будет, предсказать не можете, а прогнозы на годы вперед делаете!
– Ты чего это разошелся старый, а? – в комнату вошла жена. – А ну давай успокойся. Нашел из-за чего нервничать-то. Иди вон лучше дом осмотри, попривыкни немного.
Жена в первые часы моей жизни вне больницы старалась вести себя, как можно спокойнее и непринужденнее, не показывая паники и волнения, чтобы мое вхождение в реальный мир прошло, как можно более мягко – именно такие инструкции дали ей врачи.
– Хотя, нет. Пойдем, сначала валерьянки выпьешь, успокоишься немного, – добавила она и пошла на кухню.
Жена накапала мне двадцать капель валерьянки в полстакана воды. Выпив успокоительное, я пошел осматривать дом.
Одноэтажный кирпичный дом полностью соответствовал описанию, которое дала мне жена в больнице. Светлая большая гостиная, соединенная с кухней, три небольшие спальни, санузел и котельная. Во всех комнатах был сделан неплохой ремонт, но судя по безвкусице, ремонтом командовала жена – обои и мебель она подбирала так же плохо, как и одежду. В котельной был отдельный выход в узкий коридор в конце которого было две двери. Первая вела в пристроенный к дому гараж на одну машину, а вторая в предбанник и далее в баню, обшитую изнутри липовой вагонкой. В гараже стоял белый универсал Форд. Перед домом была небольшая лужайка с клумбами цветов и место под парковку на две машины. На заднем дворе я обнаружил небольшой сад-огород с теплицей из поликарбоната, несколько фруктовых деревьев и кустарники смородины и малины. По всему периметру участок был обнесен забором из профнастила. «Не густо», подумал я про себя, заканчивая обход наших владений.
Соседний дом, слева от нашего пустовал, а домом справа владела молодая семья, но по словам жены хозяева очень редко появлялись в нем, большую часть года они жили в городской квартире.
Наш дом находился в «Диком поселке», состоявшем из примерно трехсот разномастных частных домов – от шикарных трехэтажных коттеджей до простеньких деревянных избушек. С трех сторон к поселку вплотную подступали панельные многоэтажки «поселка ЗЯБ» (так назывался один из городских районов), а с четвертой стороны поселок граничил с федеральной трассой М7 «Москва-Уфа».
На следующий день мы с женой выбрались в город.
Город Набережные Челны находился в 1 060 км. восточнее Москвы, то есть в самой глубинке России, как говорится глубже некуда. Для понимания – до южных границ России от нашего города было около 600 километров, до северных 1 400, до западных 1 500, а до Сахалина, что на восточном побережье России вообще немыслимые 5 300 километров через Уральские горы да по сибирской тайге и дальневосточной тундре. Ну а для любителей Яндекс-карт точные координаты нашего города следующие: 55 42’с.ш. 52 20’в.д.
Климат был как и во всей средней полосе России: зимний период пять месяцев в году – с середины ноября до середины марта; непредсказуемая весна; короткое лето; слякотная осень и всего 45 ясных солнечных дней в году. Характерны довольно большие годовые амплитуды температур – от минимальных минус 32 градусов по Цельсию зимой до максимальных плюс 32 по Цельсию летом. Да, жителям Набережных Челнов приходилось стойко переносить и суровые морозы и знойную жару.
Однако главным недостатком Набережных Челнов все же являлся не климат, а абсолютное отсутствие хоть какого-нибудь моря поблизости. Солнца в Набережных Челнах было мало, а моря не было совсем. Однако, несмотря на это челнинцы, а именно так правильно называть жителей города, были людьми очень доброжелательными и вежливыми, и вели себя вполне адекватно, не в пример жителям далеких южных стран, живущих на теплом солнечном морском побережье, но при этом вечно всем недовольных и бесконечно бастующих против всего и вся.
Да, моря в Челнах не было, но зато была река Кама по берегу которой и растянулся город с населением 530 тысяч человек. Казалось бы солидная цифра – 530 тысяч человек, но по российским меркам это был небольшой городок, всего лишь 34-й в списке крупнейших городов России. Иначе говоря по размеру наш город был и не большой и не маленький. То есть он был не достаточно большой, чтобы в нем можно было потеряться физически, но в тоже время достаточно большой, чтобы при желании скрыться от друзей и знакомых. В общем, как не крути, а Набережные Челны были среднестатистическим провинциальным городом.
Но была у Набережных Челнов одна особенность, отличающая его от всех остальных российских городов: он был поделен на комплексы – это такие разделенные широкими проспектами и улицами жилые массивы, состоящие из 30-50 многоподъездных многоэтажек – что-то наподобие кварталов в Нью-Йорке только намного больше (в этом плане нью-йоркским кварталам до челнинских комплексов еще расти и расти; можно даже сказать, что Набережные Челны – это город, которому завидует Нью-Йорк). Соответственно все жители города ориентировались исключительно по комплексам, и называя свой домашний адрес говорили так: «Я живу в двадцать пять восемнадцать», что означало 25-й комплекс, дом 18. Конечно, у всех проспектов и улиц города были свои названия и порядковые номера домов на них, но в обиходе они практически не использовались. И если в поисках нужного дома, Вы обратитесь к коренному челнинцу со словами: «Извините, пожалуйста, Вы не подскажите, где находится дом 157 по Московскому проспекту?», то он старательно наморщит лоб, но вряд ли сможет ответить Вам что-нибудь внятное. А вот если у того же прохожего Вы спросите: «Не подскажите где находится дом 30/11 (что означает 30-й комплекс, дом 11)?», то, как минимум, он подскажет верное направление движения, а если повезет, то и вовсе воскликнет: «Так вот же он!» и укажет рукой на соседнюю башню рядом с магазином «Челны-соль».
Конечно, это приводило к определенным сложностям для сотрудников различных учреждений, вроде паспортного стола, почтамтов и прочих, которым приходилось вести фактически двойной учет – для местных регуляторов номера домов указывались по комплексам, а для федеральных по улицам и проспектам. Но что поделать, любая уникальность требует жертв. Зато программистам наш город бы понравился, а чуваки из Купертино думаю вообще были бы в экстазе от того факта, что адрес человека можно записать исключительно цифрами и символами, например: 53/44-161, что означает 53-й комплекс, дом 44, квартира 161. И никаких тебе слов и даже букв в адресной строке!
Официально центром города считалась площадь «Азатлык» (в переводе с татарского «Свобода»), расположенная прямо перед громоздким зданием городской администрации. На этой площади каждый год 15 декабря устанавливалась главная городская новогодняя елка. В шаговой доступности от площади находилась знаменитая высотка «два восемнадцать» (2/18) – 24-х этажная круглая башня, прозванная в народе «тюбетейкой» – за ее сходство с татарским национальным головным убором. В свое время башня начала отклоняться от вертикали на какие-то доли градуса, то есть фактически начала падать и челнинцы стали шутить, что у нас появилась своя Пизанская башня. Хотя жителям близлежащих домов, находящимся вокруг башни в радиусе равном ее высоте, было совсем не до шуток. Но затем приехали инвесторы из Москвы и превратили заброшенную башню в престижный деловой центр.
Но главной визитной карточкой Набережных Челнов являлся КАМАЗ – крупнейший в Восточной Европе завод по производству грузовых автомобилей и двигателей. Предприятие имело статус градообразующего – на нем работало 40 тысяч челнинцев. А благодаря многократным победам спортивной команды «KAMAZ-Master» в ралли-рейдах «Дакар», бренд КАМАЗ был известен далеко за пределами России.
Еще одной гордостью Набережных Челнов являлась туалетная бумага производства местного картонно-бумажного комбината (КБК). На ее упаковочной обертке так и было написано «Туалетная бумага из Набережных Челнов». А еще там было написано, что бумага «однослойная, без гильзы, без перфорации, цвета естественного волокна», то есть она не белоснежная, не многослойная, у нее нет смягчающей воздушной прослойки и она не пахнет персиком или ванилью. Всех этих «жизненно-важных» качеств у туалетной бумаги из Набережных Челнов нет, но несмотря на это она отлично справляется со своей основной функцией, после чего «полностью растворяется в воде, не засоряя систему водоотведения» – это тоже было написано на ее обертке. К тому же стоила она намного дешевле большинства конкурентов. Другими словами туалетная бумага из Набережных Челнов была воплощением принципа «разумной достаточности» – принципа о котором напрочь позабыли современные производители автомобилей и смартфонов. И я думаю, на ее обертке так и следовало бы написать – «разумно и достаточно», и продублировать на английском языке – «reasonably and sufficiently». Место для этого там есть, я проверял. И тогда можно было бы смело рекомендовать гостям и туристам нашего города купить рулончик-другой «Туалетной бумаги из Набережных челнов» в качестве полезного и практичного сувенира, чтобы вернувшись из дальних странствий домой и взобравшись на свой «трон» они могли плодотворно поразмышлять на тему «Если бы все в нашей жизни было таким же разумным и достаточным, как туалетная бумага из Набережных Челнов…».
Следующий месяц я привыкал… к жене. Она пока еще не знала моих привычек и все делала не так – мало клала сахара в чай, потому что сама пила не сладкий; убирала пульт от телевизора в ящик, чтобы знать, где его найти; часами болтала по телефону со своей подружкой Верой; смотрела по телевизору сериалы и передачи, тогда как я, предпочитал футбол, триллеры или новости. И всем этим она меня страшно раздражала. Конечно, я понимал, что она делает это не специально и она не виновата, что появилась на свет с такими дурацкими привычками, это все судьба. И тем не менее, я не мог удержаться от негодования по этому поводу, иногда мне хотелось встать и, обратив взор к небесам, прокричать: «Эй, судьба, ну хотя бы у мужа и жены то привычки должны совпадать?». А то получается, что самые близкие люди с первых дней совместной жизни начинают дико раздражать друг друга!
Вдобавок ко всему, поначалу жена нередко разговаривала со мной, как учительница с несмышленым учеником, аргументируя это тем, что появилась на свет на 12 лет раньше меня и соответственно была более опытной и умудренной жизнью (так оно в общем-то и было). Естественно меня это страшно раздражало и мы с ней часто ругались из-за этого. Все-таки недаром говорят, что счастье для мужа и жены – это появиться на свет в один день, у таких пар абсолютное равенство и больше уважения в отношениях. К сожалению с нами судьба распорядилась иначе.
Но с чем я действительно не мог смириться на первых порах своей жизни, так это с внешностью моей жены. Выглядела она в то время малопривлекательно: худощавая, с резкими морщинами на лице, редкими седыми волосами и почти всегда в несуразной одежде, она была похожа на пугало с вставной челюстью. Будущая красота пока никак не проявлялась в ее образе, и откровенно говоря, я всерьез опасался станет ли она вообще когда-нибудь красавицей? Вдруг мне досталась вечно-серая мышь, которая и в молодости будет раздражать меня своей внешностью?
– Это все судьба! Это она решила, что я должен жить именно с тобой, но я тебя не выбирал! – в очередной раз высказывал я ей свое недовольство. – И хочешь я тебе напомню, как ты появилась в моей жизни? А вот как – я лежал в больнице без сознания, потом пришел в себя, открываю глаза, а тут ты сидишь! И всё, теперь я должен тебя терпеть, да?!
– Ты знаешь, я может быть тоже не в восторге от того какой муж мне достался! И я тоже тебя не выбирала! – выговаривала она мне в ответ. – Но волею судьбы я должна буду прожить с тобой большую часть своей жизни, а будь моя воля, я бы и дня с тобой не прожила! Но у нас есть общий сын и хотя бы ради него мы должны жить вместе – нам его еще нянчить в детстве.
Часто после таких ссор, немного успокоившись, я пытался сесть и спокойно разобраться в себе. Но сколько я там не копался, я так и не мог разглядеть, что я смогу полюбить в этой женщине и что у нас с ней может быть общего в будущем?
