Loe raamatut: «Зуд Гималаев»

Часть первая

В Катманду рано темнеет, а был конец ноября, и уже в шесть часов солнце заходило за вершины холмов становилось темно. Днем было еще жарко, но к вечеру заметно холодало.

От выхлопных газов на улицах непальской столицы может перехватить дыхание и до девяти вечера движение не стихает. В темноте сквозь гарь и пыль просвечивают фары мотоциклеток, какофония клаксонов, издаваемая малолитражками, оглушает, и в заторе стоят и рикши, и мотоциклы, и люди не могут пройти и терпеливо стоят, дыша выхлопными дымами. Уличные регулировщики и некоторые особо щепетильные туристы дышат через полотняные повязки, что делает их схожими с врачами-эпидемиологами.

Услышав русскую речь, Евгений остановился и повернулся на голос. В Непале знакомятся запросто, для этого не нужно специального повода, тем более, если увидел соотечественников.

У входа в супермаркет «Тамель» сидел худощавый мужчина с короткой бородкой, рюкзак стоял подле него, он разговаривал с кем-то в дверях. Они решали, сколько спиртного брать.

– Привет, – сказал он, подходя к незнакомцу и машинально пожав быстро протянутую ему руку.– Давно приехали?

– Фёст тайм ин Непал? – передразнил он.– Миша.

Этим вопросом непальцы неизменно атакуют иностранцев, звучит как ритуальный рефрен: Первый раз в Непале? Откуда вы?

– Евгений. Куда путь держим?

– Да здесь рядом, в Даунтауне. Завтра в горы. А вы?

– Давай уж на ты. В горы я не ходок, не люблю я это, снизу оно как-то интереснее, без горной болезни и прочих неприятностей и ограничений.

– Тогда с нами?

– Не вопрос, – охотно согласился Евгений.– Только взять надо.

Он зашел в супермаркет, который в любом европейском городе считали бы минимаркетом, поэтому супермаркет нужно писать в кавычках, вот так – «супермаркет». Выйдя из «супермаркета» с бутылкой непальского рома Кукри, Евгений познакомился со всей компанией. Они уже закупились и ждали его на улице. По тому, как они отскакивали от проезжавших мотоциклов, Евгений понял, что они здесь недавно, максимум второй день. Так и оказалось. Их звали Игорь, Михаил, Василий, Галина и Алина.

Женщин звали очень похоже – Галина и Алина – это первое, что Евгений успел запомнить. Второе – это номер, в котором Галина и Алина ночевали в Даунтауне, но, конечно же, машинально.

Приезжие обычно останавливаются именно в таких гест-хаузах, их везут сюда таксисты из аэропорта, за что получают комиссионные.

«Приезжие». Для Евгения они были приезжими. Он жил в Черри, подальше от шума, в номере с окном во двор, а не в коридор по которому днем и ночью снуют люди, такие же альпинисты.

– И что вас в горы-то тянет? – сказал он не для того чтобы получить ответ, а просто чтобы завязать беседу. – Голова болит и кружится от кислородного голодания, выпить нельзя, мясо есть нельзя, а похвастать даже покорением вершины не приходится, ходите вокруг да около, фотографируете пейзажи.

– Чувствую в твоем голосе раздражение, – осторожно сказал Игорь.

– А как же иначе? Катманду – альпинистская столица мира. Тьфу, в самом деле, пошлость какая! Задолбали вы нас, катмандинцев, понаехавшие.

Василий был из Санкт-Петербурга, Михаил из Пензы, Игорь из Москвы, Алина и Галина из Москвы. Для компании, собравшейся для треккинга, то есть горного туризма, дело обычное.

Они были, как теперь называется, «бизнесмены». У одного аптека, у другого ремонт офисов, у третьего торговля – все при деле, благополучны и сыты.

– Понятно,– сказал Михаил.– Понаехали тут, а Катманду не резиновый. Так чем же мы вас задолбали, катмандинцев местных? Что в нас такого неправильного?

Евгению хотелось сказать: «Неправильное в вас то, что вы дельцы, а значит, сволочи».

Но вместо этого он сказал:

– То что вам безразлична эта страна. Вы приезжаете в Катманду на два-три дня, потом в горы, оттуда на самолет и нет вас. И вам все равно, сколько платить за номер, пять долларов или десять. Вы спокойно переплачиваете за все в три раза. Вы делаете непальцев алчными и ленивыми, развращаете их. Это из-за вас для непальцев здесь одни цены, а для иностранцев другие.

– Честно говоря, мне совершенно безразлично, сколько платить за номер, пять или десять долларов, – сказал Миша.– Хоть двадцать. Какая разница?

– Вот-вот, потому что для вас это копейки и вы не живете здесь долго. Если в Москве вы можете заплатить за номер двести долларов, что для вас десятка! Но некоторые не могут платить по двести долларов за номер и для них есть разница между пятью и десятью долларами.

– Думаю, что если ты чего-то не можешь, то это твоя проблема, а не наша.

В Даунтауне есть балкон, выходящий во внутренний двор, где можно расположиться, поставить стол и пить пряный непальский ром, практически на свежем воздухе. К компании присоединился поляк, но имени его Евгений не запомнил. Поляк был симпатичный, наливал и пил. Василий почти все время молчал, Игорь говорил, но его никто не слушал, Михаил из Пензы, кажется, был самый авторитетный. Конечно, пришлось отвечать, зачем и почему он здесь.

– Я тибетолог, – привычно объяснил Евгений. – Изучаю тибетскую медицину, пишу статьи, книги, даже читаю лекции, а поскольку тибетская медицина неотделима от тибетского буддизма, место мое здесь, поскольку именно в Непале центр его зарождения и сосредоточения. Предупреждая вопросы, скажу сразу, тибетский буддизм отличается от индийских практик тем, что не пытается нейтрализовать негативные энергии, а использует их, меняя минус на плюс. Это называется Тантра. Благодаря ей можно достичь освобождения уже за одну жизнь. Это называется Дзогчен. Чтобы вам было понятнее, это как выход из Матрицы, только не по-голливудски. Освобождение – это абсолютная свобода и абсолютное наслаждение. Христиане изнуряют себя постами, а тантрические практики доставляют наслаждение. Если нет наслаждения, значит, это не Тантра, наслаждение – путь к Освобождению. Например, секс можно использовать для духовного пробуждения, если направить оргазм в срединный энергетический канал тела.

– Как это? – заинтересовался Игорь.

– Уметь надо.

– А ты умеешь?

– Нет, не умею.

– Ты не больно-то распаляйся, – вмешался Михаил. – Никто тебя о буддизме расспрашивать не собирался. И вообще, почему ты, тибетолог, не в Тибете?

– Я был в Тибете. Но со здешними тибетцами мне легче общаться, они более открыты к общению, насколько это вообще возможно, тибетцы – не самый открытый народ.

– Здешние что, лучше?

– Что значит, хуже или лучше? Эмигранты лучше сохранили традиции, поскольку не подверглись китаизации, к тому же они более интеллектуальны, так сказать естественный отбор, многие знают английский, поэтому с ними легче общаться. Разговорным тибетским я владею еще слабо. Кроме того, в Непале главные места силы, Сваямбу, Боданат, Парпинг, Намо Будда, Лумбини, здесь лучшие танки…

– Я думала лучшие танки у нас, – перебила Галина.

– У нас железные, стреляют и предназначены для войны, а здесь это картины, изображающие божеств и предназначенные для медитации. Среди здешних тибетцев много сильных тантристов, врачей, художников. Живут они в Боде, завтра мы туда поедем.

– Завтра мы идем в горы, – напомнил Михаил.– А в Боде мы уже были сегодня.

– Это вам только кажется. Но в горы так в горы. К тому же я плохо переношу высокогорье. В Тибете просто нечем дышать.

Если мужчины, за исключением поляка, не понравились Евгению только потому, что они были деляги, а он ненавидел капиталистов, то женщины не понравились каждая по-своему.

Галина была крупная блондинка с грубыми чертами лица, выдававшими плебейское происхождение, попросту «белобрысая дылда». Женщинам с такой фактурой хорошо удавались роли фрезеровщиц, крановщиц, бульдозеристок и мастеров машинного доения, амплуа подруги главной героини в советских фильмах времен освоения Целины. Хотя как всякий умный человек и патриот, Евгений недолюбливал русскую интеллигенцию, откровенная простонародность в женских лицах производила на него гнетущее и отталкивающее впечатление.

Алина была, напротив, привлекательна, и очень хорошо знала это. Слишком хорошо знала. Такие обычно раздразнят, раззадорят, раздадут авансы, а потом оставят ни с чем, за что их и называют «динамо». Алина была яркой и впечатляющей представительницей этого жанра, достаточно было одного взгляда, чтобы это понять. Такие женщины очень гордятся собой, не терпят критики и возражений и по любому поводу используют свою сексуальную харизму, причем не всегда даже в корыстных целях, а просто чтобы поразвлечься или самоутвердиться. Им нравится производить впечатление, но при этом они себе на уме, расчетливы и всегда умеют вовремя остановиться.

У нее были большие, насмешливые глаза, аккуратный, красиво очерченный, капризный и упрямый рот, изящный, правильный нос, длинные ресницы и тонкие брови. Все идеально, но чуточку неидеально, ровно настолько чтобы появилась загадочность, тайна и сексуальная неотразимость. Аристократка, умница и, похоже, еще не законченная стерва. По-своему, наверное, даже добрая. Темно-русые, почти каштановые волосы ниспадали на ее плечи свободными волнами. Она поймала его взгляд, и он знал, что сейчас она достанет заколку и соберет волосы над головой. Она так и сделала: достала из сумочки и закусила заколку, собрала рукой волосы над головой и заколола их.

А потом произошло то, чего он никак не ожидал. Он почувствовал влечение. Сначала зуд был несильным, но очень быстро его интенсивность возросла до почти нестерпимой с локализацией в нижней части живота, половом члене, который быстро и сильно напрягся, и особенно, в головке, расходясь тянущим дискомфортом по внутренней стороне бедер, из-за чего ноги требовали движений. От мощной эрекции моментально пересохло во рту и засосало под ложечкой. Но что самое неожиданное, по глазам Алины он понял, что с ней творится то же, и она не меньше его обескуражена. Может быть, впервые в жизни она растерялась и не знала, что делать.

В немом ужасе они уставились друг на друга. Сначала они еще пытались отчаянно бороться, прятали взгляд, ерзали, нагоняли на себя беспечность и равнодушие, делая вид, что участвуют в общей беседе, но все более бессвязными фразами и невпопад. Евгений выпил подряд три рюмки рома, зная, что опьянение – лучшее средство от похоти, но на этот раз не сработало. И опьянение было странным и неправильным – учащенно забилось сердце, на лбу, а потом по всему телу выступил обильный пот, горло окончательно пересохло, и больше он уже не мог принимать участия в общей беседе, не мог не смотреть ей в глаза, в которых видел, что она тоже сдалась и близка к обмороку. Что ж, человек – это часть природы, это было выше их сил, и чем они виноваты? Можно бороться с голодом, холодом, жаждой, но что делать, если приспичило в туалет? В медицине есть такой термин – ургентный императивный позыв, и тут уж любой аутотренинг бессилен.

Они одновременно поднялись из-за стола. Алина тут же опустилась обратно, а Виктор, бросив на ходу что-то про туалет, устремился в коридор в сторону «дамского» номера компании.

Они сдирали с себя одежду в бешеной спешке, торопливо, отбрасывая как попало, комом, так человек, застигнутый внезапным приступом диареи и едва успевший добежать, еще полмгновения и он не успел бы! Они буквально вцепились друг в друга, молниеносно слившись в единое целое. Вход был настолько мокрым, что член мгновенно проник в пылающую глубину, несмотря на то, что влагалище было узким. Ритм был бешено быстрым, и все почти сразу же кончилось, это было как одним махом взлететь по лестнице. Евгений едва успел отпрянуть, чтобы вовремя извлечь член и не кончить в нее. Он даже испугался, что не успел, так обильно текло из вагины. Но, попробовав на вкус, он убедился что это смесь ее эякулята и смазки. Не будь смазка столь обильной, он мог и в самом деле не успеть, так сильно Алина сжала его член. Еще три-пять секунд ее трясло лихорадочной дрожью оргазма.

В результате у нее свело ногу.

– Между прочим, – заметил Евгений, разминая ей мышечный спазм, – здесь очень неплохие массажисты.

– Ой, не так больно, осторожнее! – попросила Алина. – Брось мне салфетки, они на тумбочке.

Они вытерлись, поднялись и привели себя в порядок. В спешке он даже не снял майку, и только задрал ее на грудь, а она не успела снять лифчик. Алина расправила постель. И тут же опустилась на нее снова.

Они смотрели друг на друга, не понимая, что происходит.

– Да что же это такое, – сказала она.

– Вот именно,– согласился он.

Они стали раздеваться, поспешно стягивая только что надетые штаны.

На этот раз Алина была агрессивной и явно раздраженной неодолимым влечением, но скоро впала в полусознательное состояние и потеряла способность контролировать себя, втягивая его член и отпуская, плотно обхватив его влагалищем, закатив глаза, она бормотала бессвязные фразы, а он входил и входил в нее, растворяясь в ней без остатка, и только член оставался твердым, работая как стенобитное орудие. Евгений подумал, что пробьет ей сейчас печень или селезенку, и она умрет.

Наслаждение было мощным, длительным, необычайно острым, и в момент извержения он едва не задохнулся, а тахикардия была такой, что ни один врач на свете не отпустил бы его ни в какие горы, как бы он ни упрашивал. Постепенно к нему вернулось зрение.

Стены были розового цвета, и это было ужасно, но еще ужаснее было то, что зуд не проходил. Он лишь стихал на время и почти сразу же возобновлялся, не становясь слабее и не давая повода для шуток. Это было уже не смешно. Казалось, этому не будет конца, и теперь они вечно прикованы к этому номеру и не смогут его покинуть, а вот-вот их хватятся и придут сюда.

Надо было делать все быстро и кончать с этим хоть как-нибудь!

– Давай в рот попробуем,– предложил Евгений.– Когда я кончаю в рот, мне уже ничего не хочется, долго-долго. Правда, в последний раз это было давно, но эффект был очень сильный. Я чуть было даже от жены тогда не ушел, всерьез.

– Ты-то проблему решишь, а я?

– Я сделаю тебе куннилингус.

– Я от этого никогда не кончаю.

– От моего кончишь. Только давай не будем препираться, времени мало! Нас и так уже сейчас хватятся.

Он сел на край кровати и откинулся на спину. Но едва Алина взяла его член в рот, его пробило таким электрическим разрядом, что он тут же подскочил и сложился пополам, придавив ее голову животом. Не обращая на это внимания, она продолжала сосать ритмично, быстро и глубоко. Удовольствие было почти нестерпимым, и он забился, всеми силами пытаясь вырваться, но она не отпускала его. Приближался оргазм, сердце билось с частотой уже небиологической, потому что ни один живой организм этого выдержать не мог, и если бы Евгений мог что-либо соображать, он перепугался бы, что сейчас его хватит удар или инфаркт. Эякуляция пронзила его не наслаждением даже, а болью, такой чудовищной силы обрушился на него удар, что он взвыл и впился зубами в руку, прокусив кожу.