Loe raamatut: «Месть невидимки»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Покушение
(пролог)
Его привела в чувство падающая сверху вода…
Ледяная и тяжелая, она крутым кипятком шпарила вспухший язык и порванные дёсна.
Нет, холодная вода не может быть такой жгучей. Это – свинец. Жидкий расплавленный свинец.
Так оно и есть!
Он видит жгучее серебро кипящей жидкости. Она льется из раскаленного до красна ковша. Красного, как облитый кровью белок бычьего глаза…
…Он у копыт лошадей, обутых в лаковые мокасины. Одним концом веревки кто-то крепко вяжет ему лодыжки, а другой её конец приторачивают к седлу. И, стерва, лошадь, сорвавшись с места, волочет его по бездорожью.
И бугры, и булыжники толкут его, как крупу в ступе…
Одуряющая тошнота выворачивает наизнанку желудок, и вытряхивает всё наружу.
Во рту смердит так, словно кто затолкал в него протухший пук морской травы…
…Караев смотрит на себя со стороны. Тело выгибается. Судорожно вздрагивает. И он совсем не похож на себя…
«Так это не я… Это не со мной, – с равнодушной отстраненностью думает он. – Не со мной… Я просто рядом… Наблюдаю…».
Но этот бездонный, раскалённый огнём ковш… Эта свинцовая вода… Она же жжет, чёрт возьми!.. Уворачиваясь от неё, Караев переваливается на бок и, от пронизывающей всё его тело боли, кричит. Скорее, не кричит, а протяжно, с булькающим хрипом, взвывает…
Он тянет руку к губам. На них кровь. Она розовая и пузырится.
«Сломаны ребра… Надломленные кости вспороли плевру… – по профессиональной привычке диагностирует Караев. – Эта розового цвета кровь – верный признак…»
– На рентген!.. Готовьте к операции!.. – приказывает он, шаря руками вокруг в поисках своего халата.
Где-то на донышке сознания Караев понимает: речь идёт о нём самом. Но порядком замутившийся рассудок никак не может увязать его с реальностью.
– Помогите ему подняться! – услышал он над собой чей-то повелительный голос.
Хотя почему «чей-то»? Он ему был хорошо знаком. Сотню раз слышал по телевизору и однажды, в живую, на съезде медработников. Он, голос тот, принадлежал – Ему. Тому, к кому Караев шел. И собравшись с силами, он, как ему показалось, резво вскочил на ноги. На самом же деле, не будь могучих рук обступивших его молодых парней, он, наверное, так и остался бы корчиться у чьих-то начищенных до блеска мокасин.
Едва держась на ногах, Караев стоял перед человеком, приказавшим поднять его.
«Что это со мной? – спрашивал он себя. – Все как в дыму…»
Наконец дым рассеялся, и он увидел перед собой Президента. Да, это был Он. И Караеву опять показалось, что он все вспомнил. Он, было, всплеснул руками, но те же самые парни перехватили их и заломили за спину.
Внимательно всмотревшись в намокшую от воды, блевотины и крови тщедушную фигурку стоявшего перед ним человека, Президент негромко, но резко бросил:
– Оставьте его!
Караеву, однако, удобней было стоять именно так, когда его поддерживали.
«Президент выразил мне свое благоволение», – подумал он и, растерянно улыбаясь, прошамкал:
– Хошпошин Пшешишент, я шел к фам.
– Что-что?!
Караев повторил.
Он очень старался, а потому закашлялся. Кашель вызвал острую боль. Скукожившись, он осторожно что-то выплюнул на ладонь.
«Зубы», – сказал он себе и бережно опустил их в карман.
– Ничего не пойму, – брезгливо морщась, произнес Президент.
На помощь пришел один из парней, что цепко следил за каждым жестом Караева.
– Он говорит: «Господин Президент, я шел к вам».
– Ты шел ко мне? – переспросил Президент, с гадливостью глядя на рвотную слизь, свисавшую с лацкана мокрого пиджака стоявшего перед ним человека.
Тот закивал.
– Интересно, – протянул Президент. – И в подарочек принёс с собой адскую машину…
Караев повернул голову в сторону, куда указывала брошенная Президентом пятерня. Подернутые мутной наледью, его глаза, наверное, с минуты блуждали по столу, на котором лежал ворох лома – разбитый таймер, смятые платы, покореженные электронные детали… И вдруг его глаза на какой-то миг сверкнули пронзительной осмысленностью.
– Мой аппарат! – довольно отчетливо вскричал он и ринулся к столу.
Резкий удар в солнечное сплетение снова вышиб из него сознание. Однако упасть ему не дали. На полусогнутых ногах и с упавшей на грудь головой покуситель повис в железных руках двух молодцов.
Потом он снова пришел в себя. И снова, странно улыбаясь, посмотрел на Президента. Тот отчитывал свою охрану:
… – В высшей степени ротозейство! Как вы могли допустить такое?! Подумать только: террорист не просто проник в президентский аппарат, он беспрепятственно вошел в мой кабинет! И никто его не видел! Курам на смех! Вы обязаны были перехватить его еще у дверей…
– Его не было там. Там вообще никого не было, кроме вашего референта-докладчика. Я стоял у лифта и в открытую дверь видел всю приемную, – сказал один из телохранителей.
– А я, – подхватил докладчик, – по вашему поручению говорил по телефону. Приемная в это время действительно была пуста. Правда, был момент, когда двери в ваш кабинет открылись и закрылись. Я подумал, что кто-то из охраны, с кем вы вошли к себе. Выглянул посмотреть, нет ли кого.
– Хватить врать! – рявкнул Президент. – Не с неба же он свалился ко мне… Сейчас я о другом: какая необходимость была избивать его до такого состояния? Ни оружия, ни гранаты вы при нем не обнаружили. Даже это, что вы принесли из его машины, мало чем похоже на взрывное устройство.
– Он оказал сопротивление, – вступился за подчиненных начальник охраны.
– Молчать! – грубо хлестнул Президент. – Хочешь сказать – этот сморчок полез на вас с кулаками?.. Не поверю!
Виновато потупившись, начальник охраны умолк.
– Ну, хорошо, – уже мягче продолжал Президент, – свалили, дали пару тумаков, заломили руки, обыскали… Но зачем было так по-зверски бить ногами?.. С ним теперь невозможно говорить. Вообще от него мы ничего вразумительного не услышим дней десять…
– Мы его ногами не били, – опрометчиво вставил один из телохранителей.
Президент осёкся. Смерив говорившего с ног до головы тяжелым взглядом, он медленно направился к нему.
– Мальчик, – тихо произнес Президент, – посмотри на свои туфли.
Телохранитель послушно стал разглядывать их.
– Что ты видишь на них?
– Кровь… – пролепетал тот.
– Когда я на шум вышел из комнаты отдыха, ты, мой мальчик, носком туфля, дважды, при мне, с размаха ударил этого беспомощного человечка по затылку…
После непродолжительной паузы, не повышая тона и обращаясь сразу ко всем, Президент веско спросил:
– Я предупреждал вас, что больше всего на свете не люблю вранья?
– Предупреждали, господин Президент, – ответил за всех начальник охраны.
– Я не от тебя хочу это услышать.
– Предупреждали, – пролепетал напуганный телохранитель.
Президент тяжелой поступью вернулся к столу и оттуда, глядя на начальника своей гвардии, произнес:
– Рекомендую подумать, генерал, насколько годится этот молодой человек к продолжению работы в вашей команде.
– Есть, господин Президент!
– Забирайте этого горе-киллера в зал совещаний. Пусть посидит там, пока за ним не явятся из МНБ… Теперь – с глаз долой!
…Охрана удалилась в мгновение ока. В кабинете остался один референт. Вжав голову в плечи, он ждал, что сейчас прозвучит неумолимое – «за ротозейство и т. д. – вы уволены». Однако, непонятно чему усмехнувшись, Президент по-доброму скомандовал:
– Марш на место, сукин сын! – и, перехватив убегавшего докладчика почти у самых дверей, добавил:
– Сейчас подойдёт министр национальной безопасности. Сначала пропустишь его, а минут через десять пригласишь пресс-секретаря.
* * *
Несколько резких непродолжительных звонков в дверь отвлекли Инну от духовки. «Странно, кто бы это мог быть?» – вытирая о передник руки, гадала она. Как звонит в дверь муж – она знала. Даже по звонку могла определить – в каком настроении он пришел.
Смотреть в дверной глазок не имело никакого смысла: на лестничной площадке темно. Перегорела лампочка.
– Кто там?
– Инна ханум, это я, – услышала она голос знакомой ей женщины, что разносит по квартирам жировки.
– Ну и ну! Опять эти чёртовы квитанции, – проворчала она и, взявшись за рукоять двери, дважды щёлкнула ключом…
А дальше произошло, как в кино. Невероятная силища выкинула её вместе с дверью наружу в цепкие руки людей, чьи скользкие, как мокрицы, пальцы, с бесцеремонным бесстыдством ощупали её с ног до головы, а затем с той же силой зашвырнули обратно в квартиру. Она слышала, как её лицо хрястнуло об стену, и слышала глухой стук, упавшего на пол своего тела. Именно слышала, а не чувствовала. Наверное, сгоряча. И сознания, кажется, не теряла. Может, на какой-то миг… Она тотчас же вскочила на ноги. И её тотчас же, те же самые лапищи понесли в комнату и швырнули в кресло.
Инна хорошо это запомнила. И ещё запомнила человека, усевшегося за их обеденный стол и вальяжно откинувшегося на спинку стула. Нет, не самого человека. Он был безлик. Инна запомнила его щетинистые глаза. Именно щетинистые. На этом пустом, как бетон, лице, их шевеления напоминали ей вздыбившиеся собачьи загривки. Больше ничего приметного в нём не было. Разве только то, что он единственный, кто не надел на себя маску и камуфляжный костюм. Он в них и не нуждался. Если бы не глаза с пробирающим до озноба садизмом, он навряд ли кому мог бы запомниться.
– Ты знаешь, почему мы здесь… – не то спросил, не то утвердительно процедил он.
– Не имею представления, – сдавленно выдохнула она.
– Брось врать! – грубо бросил он и с картинной медлительностью, высвободив закинутую руку из-за спинки стула, посмотрел на часы.
Потом, не поворачивая головы и ни на кого не глядя, приказал включить телевизор.
Вспыхнувший экран высветил зал с людьми. Вверх по амфитеатру с микрофоном в руках взбегал Повзнер. Шла его авторская программа «Мы».
Инна с мужем всегда с интересом смотрели эту передачу. Но сейчас ей было не до неё. И вообще не до телевизора.
– Господин полковник, переключить на АзТВ? – спросил сидящего за столом человек в маске.
– Не обязательно, – отмахнулся тот, заинтересованно глядя на вбежавшего в комнату сотрудника.
– Нашёл! – радостно сообщил тот, ставя перед полковником распечатанную пачку стирального порошка «Барф».
– Откуда этот порошок? Я пользуюсь другим, – с недоумением спросила Инна.
– А это уж ты нам скажешь, хозяюшка, – зловеще ухмыльнулся полковник и, скорчив гримасу, с отвращением, двумя пальцами, снял с пачки свалявшийся ком сухой паутины.
– Я обнаружил её за ванной. Там толстенная пыль и паутина.
– Ну, и что ты мне суёшь? – заглядывая вовнутрь пачки, прорычал он.
– Так там не стиральный порошок. Там аммонал.
– Ах, вот как… – свирепо заиграв желваками, полковник запустил руку в пачку.
И в это время стоявший у телевизора человек в маске сообщил:
– Эльхан мялим, началось.
Полковник резко обернулся к телевизору. На экране появилась заставка «АзТВ». И все, кто находился в комнате, уставились на неё, как на какую-то невидаль. Голос за кадром дважды через паузу объявил: «Внимание! Передаём экстренное сообщение!»
А через пару секунд на экране возникло напряжённое лицо диктора.
«Уважаемые телезрители, – густо произнёс он, – мы прерываем передачи всех каналов телевидения для экстренного сообщения.
Пресс-служба Президента Азербайджана уполномочена сообщить:
Сегодня Президентской Службой Безопасности было предотвращено дерзкое покушение на Главу государства. Личной охране удалось в считанные секунды обезвредить покусителя, который незамеченным проник в кабинет Президента.
Глава государства невредим. Преступник схвачен и даёт показания.
Судя по документам, обнаруженным у задержанного, им оказался врач Маштагинского психоневрологического диспансера Караев Микаил Расул оглы.
В автомашине марки „ВАЗ 2106“, принадлежащей Караеву, сотрудники органов национальной безопасности обнаружили электронное взрывное устройство с запущенным таймером. Автомобиль стоял припаркованным к фасаду комендатуры Президентского аппарата. По мнению специалистов, „адская машина“ изготавливалась кустарным образом и обладала способностью поднять на воздух все здание.
По факту покушения возбуждено уголовное дело. Ведется следствие.
Президент благодарит за умелые действия и проявленные высокие профессиональные качества всех сотрудников своей охраны».
В комнате стояла оглушительная тишина. Ошарашенная услышанным, Инна потерянно смотрела перед собой. Окаменевшие в мел губы и пробежавшая по лицу судорога, независимо от нее, выстукали дробную, но достаточно разборчивую фразу:
– Он все-таки сделал это…
– Что?!.. Что ты сказала?! – подскочив со стула, выкрикнул полковник.
Инна невменяемо качала головой.
– Как?! – взбеленился полковник. – Ах ты, гадина! – схватив женщину за волосы, он притянул её лицо к себе и со скрипом в зубах процедил:
– Гадина! Не ты ли сказала: «Он всё-таки сделал это?»…
– Отпустите… Больно… – взмолилась Инна.
– Я тебя спрашиваю! – царапая её щетинистым взглядом, не унимался полковник.
– Я не отказываюсь.
Отбросив её голову на спинку кресла, полковник подбоченился.
– Так-то лучше, – похвалил он и с мягкой вкрадчивостью добавил:
– Сейчас садись за стол и всё по порядку напиши. Всё без утайки. Чистосердечное признание снимет с тебя вину. Я это обещаю, – привычно соврал полковник и сочувственно, вкладывая в свои слова какой-то заговорщический смысл, добавил:
– Ну, какая может быть на тебе вина?.. Её, если и захочешь, не придумаешь.
– Хорошо, – отозвалась она и, окончательно взяв себя в руки, спросила:
– Как мне тебя называть?.. Кто ты?..
– Почему «ты»? – вскинулся полковник.
Инна с неподдельным недоумением и не без иронии посмотрела на него: мол, неужели непонятно?
Полковник скривился, но, быстро овладев собой, как ни в чём не бывало, представился:
– Я начальник следственного управления Министерства национальной безопасности, полковник Эльхан Худиев… Пишите на моё имя… Инна Борисовна…, – сделав упор на её имени с отчеством, он не преминул продемонстрировать свою осведомлённость, – если не ошибаюсь, девичья ваша фамилия – Марголис.
Он назвал её девичью фамилию не столько для того, чтобы она поняла, что ему известно о ней всё, сколько для того, чтобы сыграть на её еврейском качестве. Худиев был убеждён, что любой еврей, когда дело касается его шкуры, отречется от кого угодно и от чего угодно. И он тем самым прозрачно намекал, что ей именно сейчас следует отмежеваться от преступника.
Инна слушала его внимательно. «Ты» кавший ей высокопоставленный хам из спецслужбы перешёл на «вы». Не извинился, правда, но это чёрт с ним. Такова уж их работа. Главное – она поставила его на место. Теперь оставалось дать понять, что намёк его до неё дошёл и она категорически против.
– Я – Караева. Жена профессора Микаила Расуловича Караева, – твёрдо произнесла она.
– Правильно… – скользко улыбаясь, согласился он. – Это, конечно же, надо указать. Ни в коем случае не забывая, что вы Марголис… – гнул своё Худиев, усаживая Инну Борисовну за стол. – А главное – обязательно объясните, откуда у вас это? – полковник положил руку на коробок с броской надписью «Барф».
– Позвольте спросить, какой криминал в стиральном порошке?
– Вы не знаете, что в нем?
– Конечно знаю. Мыльный порошок, – с удивлением глядя на него, не без ядовитости усмехнулась она.
– Значит, не знаете… Что ж, тем лучше для вас! – театрально воскликнул он. – Это тоже в пользу вас. В пачке, что у меня в руках, аммонал. Попросту – взрывчатый, а не мыльный порошок.
– Откуда ему здесь взяться? – растерянно развела руками Инна Борисовна.
– Вот-вот! – подхватил Худиев. – Похвально!.. Напишите: мол, приносил эти пачки муж. Откуда? В каком количестве? Где хранил? У кого приобретал?.. Если знаете, разумеется.
Женщина, наверное, с минуты две оцепенело смотрела на полковника.
– Ну?!.. Будете писать?.. – придвигая к пальцам Инны ручку, скрипучей жестью проскребли его губы.
Инна Борисовна молча кивнула.
«Всё равно его ничем не прошибёшь», – подумала она. И тут её осенило:
– А можно на имя министра Национальной безопасности?
– Ещё лучше! Я лично вручу ему, – предвкушая близкую удачу, пообещал он.
Поблагодарив его, Инна Борисовна в правом углу листа размашистым почерком написала:
«Министру Национальной безопасности Азербайджана
генерал – майору Ф. Зейналову»
Затем, отступив, старательно вывела:
«ЧИСТОСЕРДЕЧНОЕ ПРИЗНАНИЕ».
– Прекрасно, Инна Борисовна! Умница! – с придыханием, обдав её затхлой вонью недавно съеденного им лука, похвалил полковник.
– Эльхан мялим, у меня к вам убедительная просьба. Прошу минут десять не отвлекать меня. Я не могу, когда кто-то стоит за спиной. Не в состоянии сосредоточиться.
Худиев хотел было возразить, но Инна Борисовна опередила его:
– Вам не обязательно отлучаться. Пока я буду писать, можете сидеть здесь, на диване.
– Не против. Пишите хоть целый час. Никто вам мешать не станет… Вы правы. Вам нужно собраться с мыслями, – и Худиев сел на диван.
Инна Борисовна писала быстро. Изредка, вероятно что-то вспоминая, задумывалась, а затем снова, с прежней рьяностью принималась за дело.
«Хороша баба… Лакомая стерва… Ух, какие груди и задница… Помять бы её пару ночек…», – искоса наблюдая за Караевой, смаковал полковник.
Он уже поздравлял себя с победой. И живо представил себе, как будет докладывать о ней. Обязательно расскажет, как искусно и ловко ему удалось провести эту хитрую бестию… Он на все сто был уверен, что Караева напишет всё, что ему нужно. А если что его не устроит, заставит добавить.
«Добавит. Никуда не денется… Ишь как строчит… Аж сиськи трясутся… Она всё знает о своём муженьке… Спешит отбелиться… Не поможет… Ты к нам надолго, птичка аппетитная…», – со злорадным сладострастием думал он.
Между тем, Инна Борисовна вернулась к первой странице. Видимо, чтобы проверить, не упустила ли что?
– Неужели всё? – на всякий случай спросил он.
– Ещё чуть-чуть… – не отрываясь от листа, ответила она.
На самом деле Инна Борисовна лукавила. Она уже всё написала. Оставалось только поставить подпись и указать дату.
…За дверью, в передней, слышались глухие голоса и топот снующих по кухне людей.
– Понятые здесь? – строго спросил кто-то.
– Вот они, – показали ему.
– Никуда не отлучайтесь! Стойте здесь! – приказал тот же строгий голос.
– А я могу идти? – спросила его женщина.
– Ты кто такая?! – подозрительно спросил он.
– Я из ЖЭКа. Помогала вам войти сюда…
– Выйди на лестничную площадку. Здесь не мешай. И никуда не уходи! – грубо велел он.
Инна Борисовна ничего этого не слышала. Ей было ровным счётом наплевать, что происходит там, за дверью, и кто кому что говорит.
Она целиком окунулась в своё «Чистосердечное признание». Но Худиев не упускал ничего. Тихо поднявшись, он бесшумно, чтобы не отвлекать Караеву, подошёл к двери и, приоткрыв её, коротко распорядился:
– Капитан, у тебя шумно… Мешаешь работать… Мамедову, сотрудницу ЖЭКа, отпусти. Пусть уходит…
Инне, однако, ничто не мешало. Она вдумчиво и не спеша вчитывалась в каждую строчку написанного.
Я, Караева Инна Борисовна, жена профессора Караева Микаила Расуловича, настоящим ставлю Вас в известность о следующем.
Мой муж, М.Р.Караев, – известный психиатр, доктор медицинских наук, автор пяти фундаментальных монографий и свыше ста научных статей, публиковавшихся в престижных журналах Великобритании, США, Франции, Италии, Японии, Индии и т. д.
Последние пять лет проф. Караев занимался исследованиями, результаты которых, буквальным образом, ниспровергали накопленные человечеством за сотни и сотни лет основы традиционной методологии лечения психических больных. Это стало возможным благодаря весьма неожиданному и своеобразному подходу к решению столь непростой проблемы. Именно он, этот подход, позволил ему радикальным образом избавлять людей от запущенных и тяжелых форм психических недугов. То есть от сумасшествий. Четверо пациентов, числившихся в разряде безнадёжно больных, после применения на них этого, не имеющего аналогов в мировой психиатрии, метода лечения, уже через месяц были выписаны с окончательным диагнозом – «практически здоров».
На исходе третий год, как эти люди живут среди нас и находятся в здравом уме и рассудке. И рецидив, как утверждает проф. Караев, – исключен, потому что ему удалось выправить самое главное, что давало сбой в сложной механике психики.
Ключ к разгадке столь серьёзной врачебной проблемы лежал отнюдь не в медицине, а в совершенно иной области науки – космогенной физике. Хотя я не уверена в точности названия этого вида науки.
Могу, однако, с уверенностью сказать, что проф. Караев занимался изучением Пространства-Времени. По его глубокому убеждению (теперь доказанному неопровержимыми фактами), вся психическая, мыслительная и поведенческая деятельность находится в тесной увязке со структурой спирали Пространства-Времени. Однако в подробности вдаваться не стану. По двум соображениям. Во-первых, потому, что многого не знаю, а во-вторых, потому, что мои околонаучные объяснения не могут соответствовать «жанру» настоящей «работы».
Тем не менее, считаю необходимым подчеркнуть: в процессе исследования и проводимых экспериментов проф. Караев открыл невероятнейший из эффектов. Становясь под луч изобретённого им аппарата, он становился невидимым. То же самое и неоднократно происходило со мной и с теми пациентами, с которыми профессор работал…
Отдавая себе отчет в том, что его изыскания имеют для государства громадное стратегическое значение, проф. Караев с изложением своего открытия дважды обращался к министру здравоохранения и министру внутренних дел, трижды к министру оборону и к Вам, генерал. Столько же раз к Президенту республики. Это, я думаю, проверить не составит труда.
Его письма во всех инстанциях вызывали одинаковую реакцию – либо отписывались, переправляя их в Минздрав, либо отмалчивались. В реальности же, Караева, правда, не открыто, не официально, объявили сумасшедшим. Лишили института, кафедры и послали работать простым врачом в известную Вам психиатрическую клинику.
М.Р.Караев, как истинный патриот своей страны, хотел, во что бы то ни стало, своё открытие предоставить в распоряжение государства. Он много раз безуспешно пытался попасть на приём к Президенту. И тогда он решил явиться к нему, став невидимым. Фактор, согласитесь, который мог бы убедить Главу государства без лишних слов.
Признаться, я отговаривала его от этого шага, потому что я, как и тысяча других людей, потеряла веру во всё…
Вот почему, когда я услышала по телевизору сообщение о том, что мой муж, Микаил Караев, был задержан, якобы при попытке убить Президента, я вскрикнула: «Он всё-таки сделал это». Я искренно сожалею, что он ослушался меня…
Что касается стирального порошка «Барф», я им в хозяйстве никогда не пользуюсь. Я предпочитаю «ОМО». Мой муж покупками для дома (за исключением хлеба и иногда продуктов) не занимается. Так у нас заведено.
Происхождение пачки «Барфа», будто бы найденной за нашей ванной и набитой до отказа так называемой взрывчаткой (по утверждению ваших спецназовцев), лучше всего вам объяснит невоспитанный полковник Худиев со своей, подстать ему, командой.
Прошу Вас за нанесённые мне оскорбления, и проявленное хамство, привлечь полковника Эльхана Худиева к ответственности. Такой не может носить звание полковника и тем более представлять столь солидную организацию, как Министерство Национальной безопасности…
Я в этом убеждена.
За сим И. Караева
– Всё! – прочитав и подписав написанное, объявила она.
– Дайте сюда! – откинувшись на диване, небрежно потребовал он.
– Потрудитесь взять сами, – отрезала Караева.
– Что ж, мы люди не гордые… Не гордые, Инна Борисовна…, – злобно скривившись, поднялся он с места.
* * *
…Обрадовавшись, что сердитый капитан смилостивился и разрешил убираться восвояси, Мамедова, не дожидаясь лифта, побежала вниз по лестнице. Но уже в двух шагах от подъезда путь ей преградили двое в штатском. Как она их ни упрашивала, они были неумолимы.
– Стой и дыши свежим воздухом, – посоветовал один из них и, чтобы успокоить, добавил:
– Закончим – уйдёшь.
На улице было ветрено, и Мамедова решила пройти в парадную. Но тут кто-то взял её за плечо:
– Что случилось здесь, Сания?
Это был сосед Караевых, он жил на два этажа ниже.
– Дом окружен со всех сторон, – продолжал он, – в кольцо пускают, а из кольца – ни в какую… Я забыл в машине продукты, хотел вернуться, так меня чуть ли не тычками заставили идти обратно…
– Ой, и не говорите, Джавад мялим… Здесь такое… Такое… Аж, ужас, – зашептала Сания. – Наш Караев… Профессор… Хотел убить Президента.
– Ну и ну! – протянул Джавад и пристально, с оттенком явного недоверия, глядя в лицо Мамедовой, спросил:
– Ты, Сания, ничего не путаешь?
* * *
… Худиев читал неторопливо. Начал вслух. Затем стал бормотать, а потом молча, со скрипом в зубах. И по мере того, как взгляд полковника бежал по строчкам, его розовато-благодушное лицо превращалось в одно багрово-синюшное пятно.
– Что-о-о?! – взревел Худиев и из ладоней его, как из дула ружья, выбластнул шелестящий всполох белых бумаг.
Полковник резко, жиганским взмахом руки резанул ими по Инниному лицу. Острый кончик одного из листов впился в неуспевший зажмуриться глаз. Караева вскрикнула и, согнувшись к коленкам, невольно закрылась руками.
– Шлюха! – взревел Худиев. – Жидовская вонючка!.. Мало того, что со своим говном задумала убить Президента, так она ещё вздумала издеваться надо мной!
Схватив за волосы согнувшуюся от боли в глазу женщину, полковник несколько раз ударил её головой о спинку кресла.
– Мразь!.. Гестаповец!.. – выдохнула Инна и с неистовой яростью ногтями вцепилась в ненавистную физиономию наклонившегося над ней Худиева.
Визг полковника, дискантом прозвучавший на всю квартиру, огорошил всех, кто его слышал. Теперь уже он стоял, обхватив окровавленное лицо. И не переставая вопить, изрыгал площадную брань…
На шум сбежалось несколько человек в маске. Один из них, сдавив лапищей шею Караевой, поднял её с кресла и, словно тряпичную куклу, бросил к порогу. Потом, в один прыжок оказавшись рядом с ней, наступил на поясницу и так вдавил в пол, что она не могла не то что пошевелиться, но даже вздохнуть. Остальные обступили залитого кровью начальника.
– Бросьте! – отогнал он их. – Поработайте с этой шалавой… Здесь… Прямо при мне…
И три изголодавшихся шакала ринулись на беспомощно трепыхавшегося подранка.
Её отчаянно призывных криков никто, кто был в квартире, не слышал. Хотя все находились совсем рядом. За стеной и за дверью. Впрочем, их никто слышать и не мог. Рот, взывающий о помощи, спецназовцы залепили лентою жёлтого скотча.
Из комнаты доносились лишь глухая возня, стук опрокидывающихся стульев, скребущий звук двигающегося стола и звон высыпавшейся из серванта посуды… Потом немного поутихло… Только, казалось, ходуном ходил то ли диван, по которому прыгал слон, то ли тот же слон катал, волоча по полу, какой-то неподъёмный тюк.
Четверть часа спустя в комнате наступила гробовая тишина. Отозвавшись зловещим шипением, распахнулась дверь. В переднюю с расстёгнутой до пупа гимнастёркой вышел спецназовец. Позвякивая бляхой ремня, он по-хозяйски прошел в туалет. В оставшейся полуоткрытой двери кто-то увидел истерзанную, полуголую Инну Борисовну. Лица видно не было. Плечи и тело её передёргивало судорогой. Плача, и, стыдливо закрываясь лоскутами изодранного ситца, она вышла на балкон.
Худиев с ненавистью смотрел ей в след. Ни его, ни спецназовцев, бесчестивших женщину, это нисколько не беспокоило. Балкон давно был превращён в маленькую комнатушку. И то, что это был балкон, говорили лишь широкие, в полукруг поставленные стекла… И группе захвата, вместе с её командиром, невдомёк было, что одна из рам была отомкнута…
* * *
– Что значит – «ничего не путаешь»? – явно обидевшись на соседа, развела руками Мамедова.
И Сания стала пересказывать всё, что она слышала от спецназовцев.
– Он был увешан гранатами… Уже хотел взрывать их, и тут…
…И тут что-то тяжелое и мягкое, с хрястом ударившись об асфальт и обдав их горячими брызгами, упало у самых их ног. И Джавад и Сания, разинув рты, оцепенело уставились на то, что лежало перед ними… Первым очнулся мужчина.
– Инна Борисовна… – просипел он.
В то же самое мгновение, из гортани Сании, сдавленной спазмом, охватившего её ужаса, вырвался утробный вопль…
