Loe raamatut: «Русские корни. Мы держим Небо (сборник)»
Варяжская Русь
Наша славянская Атлантида
Посвящения
Богам и людям Варяжской Руси.
А.Ф. Гильфердингу, С.А. Гедеонову, А.И. Павинскому, И.А. Лебедеву, А.А. Котляревскому, Д.Н. Егорову, А.Г. Кузьмину, С.Н. Азбелеву, В.И. Меркулову, В.В. Фомину
И с огромной благодарностью за терпение моему редактору Л. Незвинской.
ПРЕУВЕДОМЛЕНИЕ!
Тем, кому нравится думать, что славяне только земелюшку пахали да водили в веночках печальные хороводы босиком по травке, эта книга может оказаться крайне неприятной.
Пролог
– Вот если бы дело касалось Тутанхамона или иссохших африканцев, невесть почему сохранившихся на другом конце света; если бы это был Вавилон, или Китай, или какая-нибудь раса, столь же далекая и таинственная, как «лунный человек», – вот тогда ваши газеты поведали бы об этом все, вплоть до зубной щетки или запонки. Но о людях, которые построили ваши приходские храмы, дали названия вашим городам и ремеслам, даже дорогам, по которым вы ходите, – о них вам никогда не хотелось что-либо узнать…
«Проклятие золотого креста» Г.К. Честертон
Что представляется нам при словах «исчезнувшая цивилизация»?
Кишащие змеями руины в сердце ядовитых джунглей, оплетенные лианами личины причудливых идолов, поседевшие от жаркого солнца и песчаных ветров камни пирамид, древний храм на дне океана, на минуту возникающий в иллюминаторе субмарины. Что-то чужое и далекое, растворившееся во мраке тысячелетий.
Но, оказывается, бездна забвения поглощает цивилизации столь же надежно, как океанская пучина, и не требуется долгих эпох, чтоб целый мир превратился в сказку, а сказка – забылась.
Не на далеком континенте, не в допотопные времена, не так уж далеко от нас – здесь, в Европе, менее тысячи лет назад, погибла целая цивилизация. Не ищите книг о ней на полках магазинов и библиотек – ей уже очень давно не посвящали книг. Об этой цивилизации не сняли ни одного фильма. Только немногие знают названия ее многолюдных городов, имена диковинных многоглавых кумиров, которым она поклонялась, названия битв, кипевших на ее берегах. Для большинства же читателей само ее существование остается в безвестности – легендарной Атлантиде Платона в этом отношении повезло больше. Вот тут и книги, и фильмы… а многим ли что-то скажут имена велетов и рериков? Скольким известно, что такое Ретра – нет, не ретро, а именно Ретра? А Волын – не Волынь на Украине, а именно Волын – кто помнит, что город с таким названием когда-то называли «самым большим городом в Европе»? А что знаете про Винету – нет, нет, не про Виннету, вождя краснокожих, а именно про Вине`ту?
Все это тем более удивительно, что носители этой цивилизации – не атланты, погибшие без наследников, погрузившись «в один день и одну бедственную ночь» в пучины одноименного океана, не этруски или шумеры, чей язык был непонятен пришедшим им на смену народам (что не мешает огромному количеству людей записываться в их потомки). Кровь творцов и героев исчезнувшей цивилизации течет в нынешних народах, обитающих на берегах Балтики. «Осси» – восточный немец – или датчанин, швед или уроженец балтийского побережья Польши, латыш или эстонец с высокой вероятностью несут в себе ту или иную долю их крови, ежедневно проходят по городам, холмам и берегам, названным на языке той цивилизации. И в особенности все это относится к русским.
Наш народ, наша страна обязаны существованием именно этой цивилизации. Ее кровь течет в наших жилах, ее язык – родня нашему, ее выходцы проложили торговые и военные пути по нашим землям и закладывали на них до сих пор стоящие города. Она дала нам первых князей.
И тем не менее – мы забыли о них. Для огромного большинства русских то, о чем я буду говорить в этой книге, окажется новостью, может даже показаться фантастикой, выдумкой, на которую столь щедры иные рассказы об исчезнувших цивилизациях, забытых народах, затерянных мирах.
Тем нужней мой рассказ. Рассказ об исконной, изначальной варяжской Руси, нашей, славянской Атлантиде.
Глава І
Почему мы знаем о ней так мало
Летописей не сохранилось.
Собираем мозаику по кусочкам.
Труды дореволюционных ученых.
Семьдесят лет молчания.
Сей кубок чадам древних лет!
Вам слава, наши деды!
Друзья, уже могущих нет;
Уж нет вождей победы;
Их домы вихорь разметал;
Их гробы срыли плуги;
И пламень ржавчины сожрал
Их шлемы и кольчуги…
В.А. Жуковский
К сожалению, погибшая на южных берегах Балтийского моря цивилизация не оставила для нас своих летописей. Если нечто подобное и велось – то только при языческих храмах, и, нет сомнения, должно было погибнуть вместе с ними от рук носителей новой веры, будь то чужаки-германцы или свои, – зачастую новообращенные становятся нетерпимее, чем самые фанатичные из обративших. Некому было записать и предания. Чуть больше обычного повезло преданиям генеалогическим – родословным потомков знати варяжской Руси, принявших чужую веру и чужой язык, но сохранивших память об именах и родстве великих предков. Впрочем, и эти генеалогии дошли до нас в очень поздних, XVI–XIX веков, списках. И это все. В результате историю этих народов приходится собирать буквально по кусочкам – по чужеземным, зачастую враждебным, хроникам франков, датчан и саксов, путевым заметкам путешественников, житиям тех, кто «просвещал» варяжские берега чужеземной верой, договорам, грамотам, картам, преданиям и сагам, по фольклору покинувших прародину потомков, по памяти земли – археологии – и памяти языка. Интересно, что сохранилось от этой цивилизации больше, чем думают, – иное дело, никто не торопится обнародовать сохранившееся, и бесценный памятник, алтарь языческого Бога, привезенный трофеем, свидетельством торжества новой веры, в христианский храм, успешно долежал там до нового времени, а потом отправился в местный краеведческий музей, где и пребывает, оставаясь неизвестным потомкам своих почитателей. Точно так же в далекой Англии сохраняются названия, памятники морских походов с южного берега Балтики, причем не захолустные деревушки, а целые графства – но, полагаю, их жители также в основном пребывают в неведении о людях, которым обязаны названиями родных мест. Полезные сведения о славянской Атлантиде могут содержать даже, например, гербы водворившейся на ее землях, и частично происходящей от ее князей и рыцарей, знати: они сохранили самые разнообразные сведения о предках своих обладателей – от их верований до головных уборов.
Нельзя сказать, чтоб цивилизации балтийских славян вообще не посвящали книг. В свое время они были весьма популярной темой. Началось это в середине XIX столетия, когда национальные чувства и славян, и германцев были на подъеме. Германия шла к объединению, появились и панславистские настроения, и судьба балтийской Руси, протекавшая как раз на границе славянского и германского миров, не могла остаться вне внимания.
Первым, специально посвященным нашей теме исследованием, был объемный труд Александра Федоровича Гильфердинга (известного собирателя русских былин и видного деятеля славянофильского движения), вышедший в 1855 году «История балтийских славян». Спустя шесть лет исследователь издал следующую часть своей работы «Борьба славян с немцами на Балтийском поморье в средние века». Эта интереснейшая, полная полезных сведений книга по сей день читается с огромным интересом. Хотя славянофильские убеждения автора очень сильно сказываются на каждой странице. Когда Гильфердинг простодушно объясняет, как «славян естественно стремило все далее на запад», а саксы, жившие в устье Эльбы, вынуждены были отбиваться от них, а спустя несколько страниц жалуется, что соседство хищных германцев испортило «славянское племя, вообще такое миролюбивое и кроткое», не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать. И это повторяется постоянно – оплакивается некое качество, которое-де несчастные славяне утратили в результате соседства с германцами; иной раз кажется, что Александра Федоровича более огорчает не покорение славян германским оружием, не сожженные города и обращенные в рабов пленники, а то, что гадкие германцы научили невинных ободритов и велетов таким ужасам, как воинственность, наследственная аристократия, почитание личных Богов и пр.
Между тем стоит посмотреть на славян в других краях – и там обнаруживается точно то же самое, притом с первых их упоминаний. Вспомним, скажем, сохраненный византийским летописцем Менандром ответ славянского вождя Дабриты послам аварского кагана: «Родился ли на свете и согревается ли лучами солнца тот человек, который бы подчинил себе силу нашу? Не другие нашею землею, а мы чужою привыкли обладать. И в этом мы уверены, пока будут на свете война и мечи». Много ли кротости и миролюбия в этих словах? Да слова словами – а когда славяне вторгались на Балканы, захлестнув их до самого Пелопонесса-Мореи, когда они доходили до Италии, внушая ужас римскому папе – тогда они тоже были кроткими и миролюбивыми? А разве не упоминает Иордан – и многие другие писатели после него – про племенную знать антов и славян? А Прокопий – не упоминает ли в самом первом подробном рассказе о быте и нравах тех же славян и антов о почитании ими Бога-Громовержца? И все это – еще в VI–VII веках.
Или еще – опять же злые германцы осквернили чистую проповедь христовой веры славянам «родовой враждой», «духом исключительности». И однако, вот странность: сам же Гильфердинг рассказывает о многолетнем – если не о многовековом – союзе язычников-саксов и фризов с язычниками-велетами. Он же, цитируя Титмара, говорит о том, что саксы признавали благородство славянской знати (речь о пленнице, ставшей матерью епископа Магдебургского Вильгельма). Он, наконец, описывает, как знатный сакс, понося ободрита, употребляет евангельское сравнение язычника с псом. Так родовая ли гордыня мешала «христианскому братству» – или пришлая вера ссорила считавшие друг дружку ровней племена?
Если же не обращать внимания на эти идеологические издержки, книга очень хороша и познавательна.
Еще десять лет спустя увидел свет труд польского слависта Адольфа Ивановича Павинского «Полабские славяне в борьбе с немцами в VIII–XIII вв.». О настрое книги говорит название. Впрочем, «с той стороны» выходили не менее, гм, заостренные произведения. А вот двухтомник И.А. Лебедева «Последняя борьба балтийских славян против онемечения» (1876), невзирая на еще более драматичный заголовок, серьезнее. Первый том вообще целиком и полностью посвящен анализу источников – впервые в отечественной литературе по этой теме.
Вышедшая в 1874 году фундаментальная работа Александра Александровича Котляревского (более известного исследованиями русского язычества) посвящена праву балтийских славян.
Венчает эту плеяду Д.Н. Егоров с двухтомником «Славяно-германские отношения в средние века. Колонизация Мекленбурга», появившимся в печати за два года до революции. Хотя многие считают его работу чересчур скептической – очень уж остро критикует он и некоторые источники (особенно достается Гельмольду), и своих предшественников, но тем не менее эта книга во многом воистину итоговая. Соглашаться с Дмитрием Николаевичем или нет – дело каждого, но прочесть однозначно стоит. Во-первых, потому, что в книге много сведений, не встречающихся более нигде. Во-вторых, потому, что мысли, высказанные Егоровым в своей работе, применимы отнюдь не только к тем вопросам, которые он рассматривает в своей книге.
А в-третьих – потому, что это последняя книга, вышедшая по этой теме на русском языке.
Да, читатель, совершенно верно – последняя… ну, вплоть до той, что Вы сейчас держите в руках.
Писали ведь. Работали, многотомные монографии составляли. Я ведь назвал здесь только самые крупные труды, самых именитых авторов, не упомянув Первольфа, Будиловича, Филлипова, Флоринского и многих иных. Вообще в стороне оставил пока работы Гедеонова, Забелина, в которых южный берег Варяжского моря увязывался с темой происхождения Руси и ее первых князей. Легко подсчитать – в среднем в Российской империи с середины ХІХ столетия каждые десять лет выходило примерно по одной фундаментальной работе, посвященной славянскому населению южного берега Балтики. А вот после революции, за все семьдесят лет и за двадцать последующих – ни одной. Совсем. Вообще. Абсолютно. Ни толстых книг, ни тонких, ни в два тома, ни в один. Даже в самый разгар заигрывания со славянами, в сороковых-пятидесятых, когда «кремлевский горец» провозгласил себя и свою партию «новыми славянофилами» – книг на «заговоренную» тему не вышло. Казалось бы, это онемеченная знать Российской империи могла иметь причины замалчивать загубленную не без участия германцев цивилизацию – ан нет, замалчивали не они.
Даже той же Атлантиде посвятила советская наука объемистый том (Н.Ф. Жирова, «Атлантида», 1964 год, если кому интересно). Но только не «славянской Атлантиде»…
Ладно, не пишете сами. Так переиздайте! Нет. Не переиздавалось что-то…
Выходили статьи – в сборниках и специальных журналах. Особенно отмечу статьи, посвященные связи славянской Атлантиды с началом Руси – Вилинбахова, Энговатова, Кузьмина, – но и это были лишь статьи, несравнимые по объему с фундаментальными трудами Гедеонова или Забелина и остававшиеся в основном неизвестными широкому основному большинству читателей. Но не более. В книгах по истории славянства поминали многовековую историю южно-балтийских насельников несколькими страницами в самом лучшем случае. Чаще же всего ее вытаскивали на свет краешком в несколько строчек, попрекая германцев и вообще «Запад» их уничтожением. Создатели «самого большого города Европы» своего времени оказывались в одном ряду с тасманийцами или могиканами.
Это все, читатель, мы с Вами говорили про науку. В художественной литературе было примерно то же самое. «Рюген, с его грозными божествами, и загадочные поморяне, и полабские славяне, называвшие луну Леуной, лишь отчасти затронуты в песнях Алексея Толстого», – написал когда-то Велимир Хлебников, и с тех пор изменилось очень мало.
Ну и, наконец, приведу еще один пример. Наверняка Вам, читатель, доводилось слышать про великого русского композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова. Да-да, «Садко», «Сказка о царе Салтане», «Снегурочка», «Золотой петушок», «Сказание о невидимом граде Китеже» – его оперы всегда на слуху. И даже если Вы не любитель оперы, Вы слышали его музыку – в сказочных фильмах или в мультиках.
Но если только Вы не фанат его творчества или не настолько увлечены балтийским славянством, варяжской Русью, как автор этих строк, то навряд ли Вы слышали про его оперу-балет «Млада», трагическую историю княжны из Арконы, ее возлюбленного Яромира и злодейки-соперницы Войславы.
И вот по ней Вы точно не видели ни фильмов, ни мультфильмов, ни, скорее всего, театральных постановок. Потому что оперу эту давным-давно не ставили.
При жизни автора в Мариинке несколько раз было – и все. Вообще все, понимаете? При советской власти каждая из опер композитора по многу раз была поставлена во множестве театров – и «Кощей Бессмертный», и «Сказка о царе Салтане», я уж про «Снегурочку» и «Садко» не говорю. А «Млада» – нет.
Это единственная опера у Римского-Корсакова… нет, не так. Это – единственная опера, посвященная балтийским славянам.
В такой обстановке тотального замалчивания неудивительно, что огромная масса русских читателей вовсе не имеет представления о варяжской Руси.
А вот почему такая обстановка сложилась вокруг нее… Это уже совсем другой вопрос, уважаемый читатель. И мы о нем поговорим попозже.
Пока же в завершение первой главы: особенно обидно, что за рубежом про эту цивилизацию знают хоть и немного, но все-таки знают. Я вот тут, в очередной раз посетив столицу нашей все еще необъятной страны, полистал забавную детскую книжицу «Викинги идут» некоего Маури Кунноса.
Посмеялся приключениям скандинавов (ну Боги бессмертные, когда уже перестанут употреблять слово «викинг» как синоним слову «скандинав», нести чушь про «богов викингов», «женщин викингов» и «королей викингов»?! Впрочем, позже и до этого дойдет речь в свое время), изображенных в виде различных зверюшек. Естественно, жители остальных стран в том же стиле: князь Ярослав Мудрый – волк, император Византии, хе-хе, бегемот.
Но не суть.
А обратил внимание вот на что – в сем труде западного автора, для западного читателя изданного, как нечто хорошо знакомое упоминаются венды. То викинг Гуннар, стремясь добиться благосклонности девушки, хвастается победой над вендами, то Олаф, вожак ватаги, стремясь залучить в свои ряды простодушного здоровилу-берсерка, рассказывает тому, что его, Олафа, сестру «похитили злые венды».
То есть даже детишки там у них в курсе, что были такие венды, и что они даже бедолагами-неудачниками, которых обижали злые германцы, вовсе не были, а были довольно серьезными ребятами, от которых и норманны могли получить немало неприятностей.
Ну а теперь откройте мне отечественную детскую книжку про начало Руси или про эпоху викингов. И покажите мне там слово «венды». Причем чтоб это была не очередная фантастика от «Белого города», а вменяемая детская книга. Чтобы венды воспринимались в одном ряду не с «влесовой книгой», «арийским спасителем Бусом Белояром» и прочими вышне-крышнями, а с реальными событиями истории.
Покажите, пожалуйста!
Я «благодарствую» скажу.
Это о детях. Взрослые читатели-англосаксы – или, шире говоря, англоязычные читатели – могут познакомиться с работой Эрика Кристиансена «The Northern Crusades». Немцы – с трудом Йоахима Херрмана «Die Slawen in Deutschland». Полагаю, бессмысленным будет вопрошать, почему эти труды не переведены у нас.
Глава ІІ
Во тьме немых эпох: от боевых топоров до венедов
На ощупь во тьму веков. Мощь и бессилие археологии. Боевые Топоры – первый «натиск на восток». Лужицкая культура – современница Трои и скифов. Подклешевые погребения. На свет источников. Загадка венедов. «Лишь бы не славяне». Пришельцы или туземцы? Теория «германских остатков». Суовены и велеты Птолемея
Молчат гробницы, мумии и кости,
Лишь слову жизнь дана.
Из тьмы веков на мировом погосте
Звучат лишь письмена.
Валерий Брюсов
Эти слова великого русского поэта очень точно описывают сложность проблемы, встающую перед исследователями истории любого народа, не оставившего после себя письменных памятников. Археология – свидетель, увы, немой. На каком языке говорили люди той или иной культуры, к какому народу принадлежали – сама она ответить не может. Зачастую одна и та же культура, скажем, именьковская в среднем Поволжье, в трудах разных исследователей становится, в зависимости от их взглядов, то славянской, то угорской, то тюркской. Что говорить о том, как распознать по археологическим остаткам народы, меньше отличающиеся друг от друга?! Буквально – на ощупь.
Археология говорит нам, что у берегов, на которых возникла варяжская Русь, давняя и славная история. Мы можем определить, как жили, где бывали, с кем общались жители южной Балтики – но не можем назвать не то что их имен, Богов, которым они поклонялись, битв, в которых они одерживали победы или терпели поражения, – даже о языке, на котором они говорили, мы можем только строить предположения. Пять с лишним тысяч лет назад на тех берегах, о которых мы ведем речь, зародилась так называемая культура Боевых Топоров. Ее представители великолепно овладели шлифованием камня – из него и были их топоры, приручали скот, возможно, владели и кой-каким земледелием, разобрались и в непростом искусстве плавки меди и бронзы. Передовые отряды Боевых Топоров – фатьяновцы, балановцы, абашевцы – в первый раз в человеческой истории прошли в «натиске на Восток» от берегов будущего Варяжского моря, Балтики, к берегам Оки, Волги, Дона и Камы.
В Московском историческом музее можно увидеть их керамику, каменное оружие и выразительную бронзовую скульптуру Галичского клада. Именно они, а не мифические «финно-угры», освоили дебри будущего русского Залесья. Одни исследователи видели в Боевых Топорах индоевропейцев вообще, общих предков народов, разнесших индоевропейские языки до Ирландии на западе и Индии на востоке. Другие видели в них тевтонов, уже тогда творивших «дранг нах остен», неся троглодитам свет первой культуры – как нетрудно догадаться, такие теории пользовались особой популярностью в Германии. Третьи выбирали, так сказать, золотую середину, видя в них общих предков – но не всех индоевропейцев, а только германцев, славян и балтов (латышей, литовцев и еще нескольких народов, которые к нашему времени растворились в русских, белорусах, поляках и немцах). Наконец, не так давно американская исследовательница литовского происхождения Мария Гимбутас1 выдвинула версию, что Боевые Топоры были предками именно и собственно балтов. То есть, конечно, понятно, что всяк кулик хвалит свое болото (за исключением разве тех, что водятся в наших краях), но миссис Гимбутас указала на серьезные основания для своего предположения – а именно, на гидронимию, иначе говоря, названия рек и озер. Как-то так получилось, что крепче всего держатся в людской памяти названия не городов и сел (эти, как мы вдосталь налюбовались за прошлый век, могут на протяжении одного столетия сменить наименование трижды – скажем, Петербург в течение ХХ века успел побывать Петроградом, Ленинградом и, наконец, опять Петербургом, ненамного отстал Царицын – Сталинград – Волгоград), не гор и лесов, а именно водоемов. Так вот, Мария Гимбутас установила, что практически на всех обширных землях, по которым расселились когда-то Боевые Топоры, есть балтские названия. Не является исключением – это, читатель, я попрошу Вас запомнить, нам еще предстоит вернуться к этому обстоятельству – и Варяжское побережье, вплоть до Ютландии. Что, если и не доказывает теорию Гимбутас, то придает ее предположению некоторый вес.
Как можно видеть, разброс мнений чрезвычайно велик. Так же непросто обстоят дела и с лужицкой культурой, считающейся (и опять же, отнюдь не всеми археологами!) наследницей одной из ветвей Боевых Топоров. Тут даже с географическими границами нет полной ясности – на одних схемах лужицкая культура «отлучена» от Балтики, зато простирается на юг к Адриатическому, захлестывая аж север Италии! А вот на других на юг она заходит едва ли дальше истоков Одры, зато «получает» выход к Балтийскому морю – между устьями Вислы и той же Одры. Возникла она тридцать два века назад, когда еще стояла Троя, блистали Микены, на Крите «посреди виноцветного моря» таился в Лабиринте Минотавр – а закончилась ее история за четыре века до начала христианского летоисчисления, когда триста спартанских воинов царя Леонида вошли в историю своим подвигом, а в степях к северу от Черного моря – Понта Эвксинского – клонилось к скорому закату скифское царство. Неподалеку от Гнезно, на озере Бискупин («Епископское»), археологи нашли в торфе отлично сохранившееся городище – остатки древнего укрепленного поселения лужицких времен. Торф сберег все – рыболовные сети и горшки, лодки и колеса… Теперь на месте самого выдающегося памятника лужицкой культуры стоит музей под открытым небом, огромная реконструкция, посетив которую каждый может хоть на минуту погрузиться в ту далекую эпоху.
Если Боевые Топоры были преимущественно скотоводами, то люди лужицкой культуры – по преимуществу земледельцы, причем земледельцы весьма оседлые – судя по кладбищам, использовавшимся веками. Если Боевые Топоры хоронили покойников в земле, что дало нам возможность узнать об их внешнем облике, то лужицкая культура лишила нас этой возможности, перейдя к трупосожжению.
По этому поводу Б.А. Рыбаков сделал очень странный комментарий, связав переход от земляных могил к погребальным кострам с переходом от веры в переселение душ к вере в мир иной, куда уходят покойники. Очень, очень странная мысль – ведь страна, в которой по сию пору большинство населения свято верит в переселение душ (помните – «хорошую религию придумали индусы»?), и сейчас сжигает покойников на кострах, а христианская культура, напрочь отрицая переселение душ, столь же решительно выступает и против кремации, а мертвых именно хоронит.
По обычаю бескурганных погребений сожженного праха в урнах лужицкую культуру, вкупе с родственными ей, назвали культурами полей погребальных урн.
Если Боевые Топоры еще стояли одной ногою в каменном веке, представители лужицкой культуры (очень хочется сократить это громоздкое определение до «лужичане», но во избежание путаницы с племенем лужичан, о которых будем упоминать позднее, воздержусь) были уже полноправными представителями века металлов – их орудия были из бронзы, а впоследствии появились и железные. Среди прочего, люди той эпохи делали и бронзовые бритвы. Знали они и торговлю: в их поселениях часто находят предметы из дальних земель – Средиземноморья и скифской степи. Впрочем, не все находки такого рода говорят о торговле – массовые находки скифских стрел на иных городищах рассказывают скорее о дальних набегах кочевников – и о том, что южные края лужицкой культуры казались им желанной, богатой добычей.
Еще, кстати, Рыбаков мельком упомянул о «подражании» позднему линейному письму критян, найденному у жителей лужицкой культуры. К сожалению, тему эту он не развил – хотя, казалось бы, что может быть интересней? Немой свидетель мог обрести голос – хотя бы на пару слов. Но по ним можно было бы хотя бы угадать его язык!
Одни из исследователей относят лужицкую культуру к, понятное дело, германцам, другие – к зашедшим далеко на север иллирийцам (предкам современных албанцев), третьи – к фракийцам, родичам знаменитого Спартака, четвертые – к кельтам, наконец, немало исследователей относило их к праславянам.
Выдающийся археолог В.В. Седов, ныне, к сожалению, покойный, полагал лужицкую культуру колыбелью целого ряда европейских народов – германцев, кельтов, славян, италиков – в общем, всех крупных этносов центральной Европы.
По соседству с лужицкой культурой на берегу Балтики располагалась родственная ей поморская. У нее был достаточно любопытный обычай – верх урны, в которую ссыпался прах покойного после сожжения тела на костре, изображался в виде головы человека с лицом. Интересно, что этой голове иногда приделывали глиняные уши с глиняными же серьгами – благодаря чему мы знаем, что этот обычай на юге Балтики возник уже тогда. Иногда в глиняных ушах женских головок вставлено несколько глиняных сережек – по всему, любительницы пирсинга имели в той эпохе достойных предшественниц. Крышки на урны делали в виде шапок – круглых шапок с меховой опушкой, точно таких же, которые будут в ходу на Руси вплоть до Петровских реформ.
На стыке лужицкой и поморской культур образовалась культура подклешевых погребений. Называется она так потому, что покойников в ней хоронили не в изысканных лицевых урнах, а в горшках попроще, накрытых сверху мисками, «клешами» по-польски. Именно с подклешевой культурой Седов связывает возникновение славян. В те времена предки славян активно общались с кельтами гальштатской и латенской культур, заселявшими тогда юг Польши и Чехию – немецкое название Чехии, Богемия, сохранило название одного из кельтских племен – бойев.
Во времена следующей, пшеворской культуры, берега Балтики, наконец, попадают в поле зрения историков Средиземноморья. Из тьмы доисторических, бесписьменных времен мы выходим на свет исторических источников – свет, по правде сказать, пока довольно тусклый.
Первым он выхватывает из тьмы слово «венеды».
Собственно, похоже на то, что народов с таким названием в Европе было не то два, не то даже три. Были адриатические венеты или энеты, которых греческие легенды выводили из Трои. Памятники их языка сохранились – и они имеют немного общего со славянами. Гораздо интереснее в этом отношении венеды балтийские, о которых здесь в основном и будет говориться. Кем были те венеды, с которыми Юлий Цезарь столкнулся в северной Галлии, – еще одним народом-тезкой или балтийскими венедами, сказать трудно.
О балтийских венедах впервые мы узнаем из заметок Корнелия Непота, который рассказывает, как к берегам северной Германии в 58 году прибило бурей корабль… индов. Виновато здесь не только созвучие, но и географические представления древних – они верили, что Индийский океан соединяется с северными морями. Исследователи не сомневаются, что в виду имелись именно венеды (виниды, винды в некоторых написаниях).
Более подробно балтийских венедов первым (опять-таки, если не с ними имел дело Цезарь) описал Публий Корнелий Тацит в своем сочинении «О происхождении германцев и местоположении Германии». Он расположил их между следующими племенами: свевами (предками нынешних швабов) на западе, певкинами или бастарнами на юге, сарматами на юго-востоке и фенами (саамами, лопарями – предки эстонцев и финнов вышли к Балтийскому морю позднее, по оценке финского филолога Сятелё, только к 5 веку) на северо-востоке.
«Отнести ли певкинов, венедов и феннов к германцам или сарматам, право, не знаю, хотя певкины, которых некоторые называют бастарнами, речью, образом жизни, оседлостью и жилищами повторяют германцев. Неопрятность у всех, праздность и косность среди знати. Из-за смешанных браков их облик становится все безобразнее, и они приобретают черты сарматов. Венеды приняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только не существуют между певкинами и феннами. Однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; все это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне».
Я настоятельно рекомендую, читатель, запомнить этот небольшой шедевр римской этнографии. Германец – это такой европейский варвар, который не сармат. И все. Остальное неважно. Tertium non datur, третьего не дано. Из трех племен – даже феннов-лопарей! – Публий Корнелий Тацит только в отношении певкинов-бастарнов вспомнил про язык, про то, что нам сегодня, говоря о родстве народов, приходит в голову первым делом. Для Тацита же язык не столь принципиален: ходишь пешком, живешь в доме, укрываешься за щитом – замечательно, ты германец.
Не так уж и задолго до того Гай Юлий Цезарь также безмятежно определил германцев в разновидность галлов. Боюсь, и тут большую роль сыграли общие привычки – ну, например, ношение штанов и нежелание бриться и стричься по-римски, – чем какие-то иные критерии.
Поэтому о «германстве» племени можно заключать только в том случае, если есть свидетельства о его языке. Например, про лангобардов-винулов их историк Павел Диакон пишет: «Ведь на их языке слово «lang» означает «длинный», a «bart» – борода». Тут можно говорить о германском происхождении племени. Нельзя отлучить от германцев и готов, хотя в источниках и упоминаются между германскими их именами, такими, как Германарих, Атаульф, скажем, или Ульфила, и имена совсем иного звучания – Годила, Витимир, Вадемерка. Эти имена могут говорить о том, что готами иногда называли примкнувшими к племенному союзу готов славян или о переходе имен от славян к готам – как и славяне иногда перенимали имена соседей. Но собственно готский язык был германский, и сие, как ни разочарует это иных читателей, неоспоримо. Латинская эпиграмма «Варварские пиршества» сетует на то, что под звуки готской речи «Eils! …scapia matzia ia drincan» никто больше не слагает стихи. Думаю, «heil» и «drinken» опознает даже не слишком знакомый с германскими языками человек. Более того, германский язык готов засвидетельствовал через много веков францисканский монах Гийом Рубрук, ездивший от римского папы к хану монголов в 1253 году. В Крыму, как утверждал он, «было много готов, язык которых германский (teutonicum)». Если уж готы говорили по-германски даже в Крыму тринадцатого века, где им определенно не от кого было «набраться» этого, то тем более мы не имеем основания сомневаться в их германоязычии за тысячу лет до того.
