Loe raamatut: «Воспоминания провинциального адвоката»

Font:

УДК 929Волькенштейн Л.Ф.

ББК 63.3(2)53-2

В71

Серия выходит под редакцией А. И. Рейтблата Подготовка текста, предисловие, комментарии и аннотированный указатель имен Н. А. Пашкеевой; послесловие П. Волькенштейна

Л. Ф. Волькенштейн

Воспоминания провинциального адвоката / Лев Филиппович Волькенштейн. – М.: Новое литературное обозрение, 2025. – (Серия «Россия в мемуарах»).

Лев Филиппович Волькенштейн (1857–1935) – ростовский адвокат в конце XIX – начале XX вв., получивший образование сначала в Таганрогской гимназии (где учился вместе с А. П. Чеховым), а затем на юридическом факультете Петербургского университета. Иронично определяя себя как «провинциала», мемуарист подробно описывает быт и судебную практику в Ростове того времени, уделяя особое внимание колоритным уголовным и гражданским делам, которые он вел. Важное место в его воспоминаниях занимает проблема еврейской идентичности. Мемуары повествуют о событиях революции 1917 года и Гражданской войны, а также о пребывании автора в Кисловодске в 1918 году, когда город занимали то красные, то белые. В 1921 году Л. Ф. Волькенштейн бежал из Советской России, его воспоминания кратко описывают опыт жизни в эмиграции. В приложении публикуются воспоминания Л. Ф. Волькенштейна об А. П. Чехове и его письма, адресованные писателю.

В оформлении обложки использованы фотографии из семейного архива наследников Л. Ф. Волькенштейна и фрагмент открытки с фотографией Ростовского окружного суда. Нач. XX в. Архив ДГПБ.

ISBN 978-5-4448-2897-7

«Провинциальнейший русский адвокат» еврейского происхождения в зеркале своих воспоминаний: терапия памятью в эмиграции

Одним сентябрьским днем 1927 г. адвокат Лев Филиппович Волькенштейн (1857–1935), при рождении Ицко Лейб, сын Говшие Фалика Хаимовича из Бердичева, открыл линованную тетрадь небольшого формата, чтобы «кое-что записать» в ней – так, заметки о прожитой жизни без претензии на изысканную художественную форму. В тот день, 16 сентября 1927 г., ему исполнилось 70 лет – возраст, который казался ему тем рубежом, после которого следует завершение жизненного пути человека.

Уже шесть лет Л. Ф. Волькенштейн жил в вынужденной эмиграции во Франции. Летом 1921 г. без лишней огласки он вместе с супругой Софьей Ефремовной (1863–1940) навсегда покинул Ростов-на-Дону – город, в котором прожил более тридцати пяти лет. Ростов входил в состав области Войска Донского, где офицерами Русской императорской армии и атаманами казаков были сформированы первые военные части Белого движения, а именно Добровольческая, а затем Донская армия, в 1919 г. вошедшая в состав Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) под командованием А. И. Деникина. Зимой 1920 г. Ростов-на-Дону был окончательно занят отрядами Красной армии. Уцелевшие корпуса ВСЮР отступили и были эвакуированы.

Волькенштейн принял решение об эмиграции, наблюдая деградацию и исчезновение прежних институций, законов и норм и работу новых органов юстиции по принципу революционной законности. Решающим фактором стали слухи о расследовании, начатом против него Донской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией из‑за того, что его сын Юрий (1892–1963) воевал на стороне Добровольческой армии. Юрий и его сестры Ольга (1887–1950), Алиса (1890 – ?) и Евгения (1896–1950) уже покинули Россию. В июле 1921 г. Лев и Софья Волькенштейн переправились с помощью контрабандистов через реку Горынь, приток Припяти. По договору, подписанному в апреле 1920 г. между Польшей и Украинской народной республикой, эта река определяла границу, западнее которой начинались польские земли. Несколько месяцев Лев и Софья Волькенштейн провели в Лондоне у дочери Евгении и ее мужа, представителя крупной чайной торговли Ильи Высоцкого. В 1922 г. они перебрались в Берлин, где на тот момент проживало немало выходцев из России¹. Советско-германский Раппальский договор 1922 г. восстановил дипломатические и торговые отношения между РСФСР и Веймарской республикой. Эмигранты и беженцы из бывшей Российской империи соседствовали в Берлине с советскими официальными представителями и торговыми агентами. В 1923 г. из‑за экономического кризиса в Германии эмигранты стали переселяться дальше на Запад, в Чехословакию и во Францию². Супруги Волькенштейн обосновались под Парижем, в городе Нейи-сюр-Сен (Neuilly-sur-Seine). Во Францию также перебрались их дети.

Л. Ф. Волькенштейн писал свои воспоминания на протяжении четырех лет. Четыре рукописные тетради воспоминаний составляют в общей сложности около 900 листов. В полном составе они публикуются впервые. В мае 1936 г., через год после смерти Волькенштейна, парижский журнал «Иллюстрированная Россия» напечатал небольшой отрывок из первой тетради о событиях периода с осени 1917 г. до осени 1918 г., когда Волькенштейн жил в Кисловодске и был председателем Кисловодской городской думы³. Волькенштейн был членом редакции. Двумя годами ранее в тематическом номере этого же журнала в память 30-летия со дня смерти А. П. Чехова были опубликованы воспоминания Волькенштейна о его контактах с Чеховым, о Таганрогской гимназии, где они учились в 1870‑е гг., и о судьбах некоторых гимназистов⁴.

Мемуары Л. Ф. Волькенштейна – это дневник памяти, воспоминания о потрясших автора событиях революции 1917 г. и Гражданской войны. Вопреки заявлению об отсутствии претензий на литературность, автор работает над стилем, делает подчеркивания, чтобы акцентировать сказанное, или зачеркивает слова и целые фразы, иногда столь тщательно, что написанное невозможно разобрать и потому нельзя понять, почему фраза была вымарана. Память – его главный ключ к собственному прошлому. Документов, накопленных за годы адвокатской практики, у него под рукой не было. Личные архивы адвоката дважды погибли. Первый раз – в октябре 1905 г., во время еврейского погрома в Ростове-на-Дону, когда дом Волькенштейна, находившийся по адресу Старопочтовая улица (ныне Станиславского), 94, был разграблен и сожжен. Второй раз – в конце 1920 г., когда семья Волькенштейн была изгнана из своего дома поселившимися в нем сотрудниками Донской ЧК.

В первой тетради воспоминаний автор кратко обозначает канву истории своей семьи и чуть подробнее повествует о вхождении в профессию адвоката в статусе помощника присяжного поверенного в Ростове-на-Дону, где он поселился летом 1883 г. по окончании юридического факультета Санкт-Петербургского университета. Однако большая часть первой тетради касается именно революции 1917 г. и Гражданской войны, которые привели к эмиграции. Главы второй и третьей тетрадей включают различные истории из адвокатской деятельности Л. Ф. Волькенштейна и жизни ростовского общества конца XIX и начала XX в. Не следуя строгой хронологической последовательности, автор вспоминает о судебных процессах по гражданским и уголовным делам, в которых он выступал адвокатом, а также о деятелях судебной системы и адвокатуры, торговли, промышленности, банковской и финансовой сфер и муниципального управления Ростова-на-Дону, который в конце XIX в. представлял собой динамично развивающийся город. Четвертая тетрадь начинается с попыток Волькенштейна найти себе дело в Берлине в 1922 г. и быстро обрывается. Эмиграция не вошла в число тех периодов жизни, которые вызывали у него интерес. Привычные опоры и жизненные смыслы остались в доэмигрантском прошлом. Волькенштейн порой обращает свое повествование к детям и внукам, одновременно сокрушаясь, что те уже слабо владеют русским языком и, вероятно, не смогут прочесть его воспоминания в подлиннике. Работа над воспоминаниями становится своего рода терапией – способом справиться с чувством бессилия и бесполезности жизни, которое он испытывает в эмиграции. Погружаясь в прошлое, автор вновь нащупывает утраченные ориентиры, восстанавливая в памяти уже частично стертые временем события, даты и имена из более чем тридцатипятилетней адвокатской практики.

«Милая провинция» в воспоминаниях «провинциального» адвоката

Работа адвоката в губерниях и областях Российской империи вдали от столичных городов на рубеже XIX и XX вв. могла оказаться весьма перспективной. В 1864 г. была проведена реформа, направленная на создание новой судебной системы с независимыми от исполнительной власти судами и адвокатами, которых тогда называли присяжными поверенными. Однако подготовка профессиональных судей и адвокатов требовала времени. Этот процесс включал обучение на юридических факультетах университетов или в специализированных учебных заведениях. Императорское училище правоведения в Петербурге было привилегированным учебным заведением для дворян, готовившим чиновников высших правительственных учреждений. Обучение в Императорском Царскосельском лицее (с 1843 г. Александровский), также предназначенном для детей дворян, включало юридическую подготовку на основе так называемых нравственных наук (философия права, этика, право публичное и гражданское). В 1867 г. на основе офицерских классов при Аудиторском училище Военного министерства была создана Военно-юридическая академия, которая готовила юристов в военной области. В 1868 г. Ярославский Демидовский лицей по составу предметов и правам выпускников был приравнен к юридическому факультету университета. Получив диплом о юридическом образовании, молодые специалисты в течение ряда лет проходили практику в статусе рядовых членов суда и помощников присяжных поверенных. В столицах конкуренция была выше. Например, в округе Санкт-Петербургской судебной палаты в 1887 г. работали 268 присяжных поверенных и 234 помощника⁵. В округе Московской судебной палаты в 1888 г. работали 331 присяжный поверенный и 182 помощника⁶. А в округе Харьковской судебной палаты, к которой относился Ростов-на-Дону, в 1887 г. присяжных поверенных и их помощников насчитывалось всего 228 человек⁷. Из них в самом Ростове проживало 6 присяжных поверенных и 6 помощников, в том числе Волькенштейн. При этом работы для адвоката в Ростове-на-Дону, или «русском Чикаго», как называли этот быстро развивавшийся торговый город, и на близлежащей территории было много.

В результате Русско-турецкой войны, по Бухарестскому договору 1812 г., земли между Прутом и Днестром (Бессарабия) перешли от Османской империи к Российской империи. Так завершился долгий и кровопролитный процесс завоевания земель Северного Причерноморья и Приазовья. Бессарабская область была присоединена к Новороссийскому краю, в состав которого в начале XIX в. также входили Херсонская, Екатеринославская и Таврическая губернии. На этой обширной территории располагались четыре градоначальства: Одесское, Таганрогское, Феодосийское и Керч-Еникальское. Восточная часть этих земель была раньше втянута в торгово-денежные отношения Российской империи и уже с конца XVIII в. занимала важное место в экономике страны. Присоединенные в начале XIX в. территории западной части края были богаты минеральными ископаемыми. Важные в экономическом плане портовые города, среди которых ведущую роль долгое время играла Одесса, образовали целую сеть по линии северного побережья Черного и Азовского морей⁸. В 1887 г. Ростов-на-Дону и Таганрог с окрестными землями были выведены из состава Екатеринославской губернии и включены в состав области Войска Донского, но сохранили свою экономическую связь с Новороссийским краем.

Ироничные самоопределения «провинциал» и «провинциальный адвокат» не раз звучат в повествовании Волькенштейна. Читатель вспоминает знакомые образы из русской литературы XIX в.: стремящиеся прочь от провинциальной жизни «в Москву, в Москву» сестры Прозоровы из «Трех сестер» Чехова, со страхом ожидающее проверку из Петербурга проворовавшееся местное начальство из «Ревизора» Гоголя и другие. Антрополог Энн Лоунсбери отмечает, что эти образы воплотили символическое представление о географическом пространстве Российской империи через противопоставление столиц, Москвы и Петербурга, и находящейся за их пределами «отсталой», «нерасторопной», «невежественной» и «захолустной» «провинции»⁹. Эти образы – свидетельство столичноцентричной картины имперского мира, в соответствии с которой «цивилизация», «прогресс» и «высокая культура» сосредотачиваются в столицах, то есть в «центре» или «сердце» страны. В Российской империи в XIX в., как показал Леонид Горизонтов, таким «центром», обладающим особой значимостью по сравнению с любым другим местом, постепенно стала восприниматься Москва¹⁰. Впрочем, в литературных контекстах и в реальном восприятии «провинциалов» XIX в. обе столицы, Москва и Петербург, несмотря на различия и соперничество, играли одновременно роль идеала, к которому «провинция» стремилась, и предмета зависти, вызывавшего неприязнь.

Л. Ф. Волькенштейн с шутливой откровенностью признается в ощущении собственной «провинциальности» в общении с петербургскими коллегами и бывшими сокурсниками. Он видит ее в поступках, нарушающих установленный символический порядок взаимодействия внутри сословно-властной иерархии империи Романовых: в спонтанной телеграмме с поздравлением царской четы от ростовских адвокатов по случаю юбилея бракосочетания или в прошении о приеме в неприсутственный день, направленном в обход протокола министру внутренних дел В. К. Плеве. Участие столичных адвокатов в процессах Харьковской судебной палаты вызывало у местных защитников ощущение профессиональной недооцененности и второстепенности и одновременно служило поводом убедиться в собственной состоятельности при промахах столичных авторитетов.

Вместе с тем «провинция» в воспоминаниях Л. Ф. Волькенштейна – это и реальная действительность. Упоминания им своих поездок и средств передвижения дают представление о протяженности территорий и степени обустроенности путей сообщения: 300–400 верст на лошадях по Ставропольской губернии и в «дальние донские станицы», долгий утомительный путь в Петербург на поезде с двумя пересадками, идущий полтора часа поезд из Ростова в Таганрог и, в редких случаях, – «изумительные» поездки с приятелем на автомобиле в Бердянск.

Территории области Войска Донского, Кубанской и Терской областей, а также Харьковской, Екатеринославской и Ставропольской губерний на рубеже XIX–XX вв. характеризовались многообразным этнорелигиозным составом. Здесь жили казаки, евреи, армяне, греки, украинцы, русские, калмыки, поляки, латыши, эстонцы, турки, персы и другие. Это разнообразие находит отражение в сценах и диалогах, которые Волькенштейн воспроизводит с подчеркнутой выразительностью, стараясь передать особенности языка и манеру речи. Разумеется, точность передачи речи оценить невозможно. Некоторые характеристики «провинциалов», приводимые Волькенштейном, звучат пренебрежительно: «типичные дрянькокет», «глупенькие мещаночки», провинциальные околоточные «скверного пошиба», «малоумные» следователи и «недалекие» члены суда. Эти оценки – не только отражение типичных образов из литературы. Они передают и субъективный опыт автора воспоминаний, а также его представление о своей роли. Высшее юридическое образование он получил в Петербурге в контексте изменения судебной системы после реформы 1864 г. Сквозными темами его повествования становятся идеи необходимости продолжать движение, начатое в 1864 г., в сторону модернизации дореформенных судебных учреждений, развития правовой культуры и утверждения верховенства закона в регионах, где он работал. Неприятие дореформенных судебных практик, уважение к принципам судебной реформы 1864 г., критика полицейского произвола и восстановления административного контроля над отдельными судебными учреждениями в позднеимперский период являются важными темами исторических очерков и мемуаров других деятелей адвокатуры Российской империи¹¹.

В воспоминаниях Л. Ф. Волькенштейна важное и болезненное место занимают темы самоидентификации, связанные с его еврейским происхождением, процессом русификации и ограничениями в правах.

Территории Западных губерний, язык и вероисповедание: проблема идентичности «русского еврея» Л. Ф. Волькенштейна

Ицко Лейб Волькенштейн родился в 1857 г. в Бердичеве (ныне Житомирская область, Украина) в семье еврейского купца 3‑й гильдии Говшие Фалика Хаимовича Волькенштейна (ок. 1815 – 1862) и его второй жены Леи Мошковой, урожденной Блауштайн¹². Отец выучил русский язык и позаботился о том, чтобы сыновья также владели им. Место и время рождения определили сложность культурной и неоднозначность национальной принадлежности автора воспоминаний. Хорошо овладев русским языком и почти полностью утратив знание идиша, он испытал сильное влияние русской литературной традиции, но сохранил иудейское вероисповедание и поддерживал тесную связь с еврейской общиной.

Во второй половине XIX в. язык, наряду с вероисповеданием и сословной принадлежностью, стал ключевым критерием идентификации в империи Романовых. Русский язык превратился в основной инструмент административных, судебных и образовательных учреждений. Владение им открывало путь к социальному продвижению, а для получения государственных должностей было обязательным. В отношении еврейских подданных центральная власть империи реализовывала собственную программу их «просвещения» и культурной трансформации. Это осуществлялось путем борьбы с еврейскими традициями, религиозностью и талмудическим образованием, в том числе посредством обучения еврейской молодежи в общеимперских заведениях, где преподавание велось на русском языке¹³. В зависимости от полученного образования дискриминационные ограничения частично или полностью снимались, и обрусевшие евреи интегрировались в сословную структуру империи. Так, в 1859 г. обучение в государственных учебных заведениях империи стало обязательным для детей евреев-купцов и почетных граждан¹⁴. В 1861 г. были частично отменены ограничения, установленные в 1835 г. Евреи с учеными степенями (кандидата, магистра и доктора наук) получили право поступать на государственную службу и селиться за пределами черты оседлости для занятия торговлей и промышленностью¹⁵. Это увеличивало привлекательность высшего образования для еврейских подданных империи. Либеральные реформы университетов (1863) и гимназий (1864) провозгласили принципы всесословности и демократизации (снижение материального ценза) образования. В 1870‑е гг. гимназии и университеты Российской империи выпустили значительное число евреев, которые осознавали себя «русскими евреями»¹⁶. Получив образование в русской гимназии в Таганроге в 1870‑е гг. и в Петербургском университете в начале 1880‑х гг., Л. Ф. Волькенштейн принадлежал к этому поколению. В своих воспоминаниях он с восхищением пишет о русской литературе, а степень владения литературным русским языком является для него важным штрихом к портрету человека. Описывая жителей тех областей и губерний, где проходила его адвокатская практика, он неизменно обращает внимание на то, говорит ли человек по-русски грамотно, «адски» (плохо), на диалекте или вовсе не владеет русским языком.

Для жителей территорий, к которым относился Бердичев, владение русским языком приобрело особое значение в связи с политизацией вопросов национальной идентичности и языка. Город находился в юго-западной части территорий, присоединенных к Российской империи по итогам трех разделов Речи Посполитой и Тильзитского мира 1807 г. Образованные из них губернии Западного края характеризовались этнокультурным и религиозным многообразием. Сам Бердичев вошел в состав Российской империи после второго раздела Речи Посполитой в январе 1793 г. В 1844 г. он был включен в состав Киевской губернии. Сначала управление новоприсоединенными территориями осуществлялось с опорой на местную элиту¹⁷. В губерниях Западного края сохранялись культурное влияние польского дворянства и тесные экономические связи с польскими купцами. Бердичев располагался на торговом пути из Западной Европы в Россию. Вспоминая свои поездки по Подольской, Волынской и Киевской губерниям в поисках лошадей для Русской армии в 1812–1813 гг., граф Е. Ф. Комаровский писал о «славной бердичевской ярмарке», куда поляки приезжали «из всех губерний, принадлежавших прежде Польше»¹⁸. Евреи составляли большинство жителей города. Для ведения торговой документации им сначала был оставлен выбор между русским, польским и немецким языками, понятными для представителей бюрократии империи Романовых, проверявших документацию¹⁹. Польские восстания 1830–1831 гг. и 1863–1864 гг. за независимость и возрождение Речи Посполитой в границах 1772 г. изменили ситуацию. Инсургенты, выходцы из польской шляхты, были казнены, отправлены на каторгу или в ссылку. Владения польских помещиков были конфискованы или обложены повышенным налогом. Языковая политика стала частью борьбы между «польскостью» и «русскостью». В противовес польской элите, использовавшей и распространявшей латиницу для передачи польской, украинской и белорусской речи, представители власти и чиновники империи Романовых в столицах и на местах, а также публицисты-славянофилы формулировали и продвигали проекты распространения кириллицы и русского языка, постепенно оформившиеся в ассимиляторский план объединения всех восточных славян империи в рамках «общерусской нации»²⁰. Языковая идентификация жителей губерний Западного края (вместе с вероисповеданием, поскольку на этих территориях были сильны униатская и иудейская религиозные традиции) стала вопросом политической благонадежности и лояльности по отношению к империи Романовых.

В середине 1850‑х гг. Бердичев по своей торговой деятельности занимал одно из первых мест в Киевской губернии, но из‑за политических потрясений купцы переселялись в другие города. Торговые пути менялись. Этому способствовало развитие других торговых городов и путей, в частности на территориях Северного Причерноморья и Приазовья, где находился Ростов-на-Дону. Для евреев польские восстания имели отрицательные последствия в отсроченной перспективе. В 1830–1831 гг. некоторые администраторы Западных губерний отметили отсутствие симпатий среди евреев к мятежникам²¹. В 1862 г. евреям-купцам 1‑й и 2‑й гильдий было даже разрешено приобретать в собственность земли в Западном крае в местах, где они имели право селиться (черта оседлости)²². Однако во время восстания 1863–1864 гг. распространились слухи о польско-еврейском заговоре. Было принято решение усилить «русский элемент» среди землевладельцев в Западном крае, и в марте 1864 г. евреям вновь запретили приобретать там земли²³.

Около 1863 г. Иосиф, старший сын бердичевского купца Говшие Фалика Хаимовича Волькенштейна от первого брака, обосновался в Ростове-на-Дону. Он также был деятельным участником ростовской еврейской общины и избирался ее старостой. Из воспоминаний Л. Ф. Волькенштейна видно, что община имела влияние на горожан еврейского происхождения, особенно на социальную сферу. Не все евреи были прихожанами синагог, но все делали взносы и пожертвования. Община выполняла функцию института взаимопомощи. Современник Л. Ф. Волькенштейна, историк и политик еврейского происхождения С. М. Дубнов, писал, что еврейская молодежь, получившая образование в 1860–1870‑е гг., рвала связи «со старым» острее, чем русская, потому что «дело шло о разрушении и религиозной, и национальной связи с народом»²⁴.

У Л. Ф. Волькенштейна нет указаний на то, что он был активным прихожанином синагоги. Его участие в жизни общины выражалось в финансовой поддержке. Вместе с тем он проявляет уважение к еврейской традиции и положительно высказывается о талмудистах, признавая, таким образом, ценность владения древним сакральным знанием. Ассимилировавшийся во внешности, мировоззрении и языке с русской культурой Л. Ф. Волькенштейн сохранил иудейское вероисповедание²⁵. Он представляет собой переходную фигуру на пути постепенного отхода от иудаизма через русификацию, при сохраняющихся связи с еврейской общиной и чувстве причастности к еврейским традициям. Для его детей эта связь была в основном утеряна. Семейное предание не является абсолютно достоверным источником. Тем не менее имеет смысл упомянуть воспоминания представителей парижской ветви Волькенштейнов о том, что Л. Ф. Волькенштейн не приветствовал переход своих детей в православие. Его сын Юрий и дочь Евгения сделали это для вступления в брак с представителями греческих православных семей. Дочь Алиса приняла православие, вступив в брак с человеком еврейского происхождения, который ранее перешел в православие для вступления в брак с армянкой.

На этом фоне неожиданной выглядит критика Волькенштейна в отношении роли русских евреев во многих сферах деятельности. Он категорично заявляет: «Считаю, что русские евреи – народ малоспособный <…>». После этого следует перечень деятелей еврейского происхождения в юриспруденции, живописи, музыке, литературе, скульптуре, промышленности, торговле и медицине. Волькенштейн пренебрежительно называет их «компиляторами», «вторым сортом», «посредственными деятелями» и «нелепыми анекдотистами», отказывая им в значимости и обесценивая в сравнении с «христианами», которые, как он пишет, имели большие творческие способности. Эти рассуждения производят странное впечатление. Некоторые названные Волькенштейном лица хорошо известны как талантливые творческие деятели. Он также не называет целый ряд евреев, проявивших себя в указанных им областях, и забывает, что существовала литература на идише и иврите, в которой ярко проявили себя российские евреи, или, например, что были замечательные певцы-канторы в синагогах.

Отказ Волькенштейна признавать ценность еврейской культуры показывает, как он, представитель дискриминированного меньшинства, подсознательно стремится ассимилироваться с доминирующей русской культурой. Это выражается и в окончательном принятии им русифицированного имени как основного, одновременно подчиняясь логике администрации Российской империи, использовавшей русский как основной. Его еврейское имя записано в списке членов семьи его отца, Г. Ф. Х. Волькенштейна, в ревизской сказке купцов-евреев Бердичева от 10 июня 1858 г.²⁶ В документах 1880‑х гг. фигурирует двойное имя, Исаак-Лев, без русифицированного отчества²⁷. В 1890‑е гг. двойное имя встречается, но основным становится вариант «Лев Филиппович», который Л. Ф. Волькенштейн использует в личной подписи и на личном бланке для писем, отпечатанном в типографии²⁸. Безапелляционная критика Волькенштейном общественной, экономической и творческой роли евреев выглядит как попытка дистанцироваться от еврейской этнокультурной среды, отражая внутренний конфликт между исходной этнорелигиозной принадлежностью и воспринятой идентичностью. Он противопоставляет евреев и русских, а точнее – иудеев и христиан, перенимая высокомерные, предвзятые и мифологизированные представления о евреях. Законодатели и чиновники империи Романовых определяли евреев прежде всего как нехристианскую религиозную группу. Иудаизм представлялся как совокупность непонятных, смешных и опасных обрядов, негативно влиявших на человека и на еврейский народ в целом. Эти представления широко распространялись через русскую литературу и публицистику славянофилов²⁹. Евреям приписывали плутовство, обособленность и презрение к другим народам, прежде всего к христианам или к русским, а также стремление их эксплуатировать, что подразумевает обвинения в нечестном использовании плодов чужого труда и нежелании или неспособности к самостоятельному созидательному труду. Это обосновывалось религиозным фанатизмом и результатом неправильного образования на основе изучения Талмуда и служило основанием для ограничения в правах, что Л. Ф. Волькенштейн, сохранивший иудейское вероисповедание, испытал на себе.

Еврейство, адвокатура и права

Осенью 1883 г., когда Лев Волькенштейн поселился в Ростове-на-Дону, его старший брат Иосиф уже имел там большое влияние в торговле, банковском деле и городском управлении, будучи избран гласным Ростовской городской думы³⁰. Из воспоминаний видно, что положение старшего брата помогало молодому выпускнику Петербургского университета в отношениях с некоторыми видными представителями купеческой и промышленной среды. Это имело большое значение, поскольку начало его адвокатской карьеры в середине 1880‑х гг. совпало с ужесточением политики в отношении евреев. Из-за негласных ограничений на продвижение евреев по государственной службе Л. Ф. Волькенштейн отказался от идеи служить в Таганрогском окружном суде и занялся частной адвокатской практикой. Однако и в этой сфере ограничения не заставили себя ждать. Запреты на занятие должностей в суде и прокуратуре подталкивали евреев с юридическим образованием идти в адвокатуру. В 1889 г. было издано распоряжение, согласно которому лица нехристианского вероисповедания могли зачисляться в адвокатуру только с разрешения министра юстиции. По воспоминаниям И. В. Гессена, эту меру поддержали некоторые адвокаты-христиане³¹. Были и такие, кто выступал за полный запрет на допуск евреев в адвокатуру, включая и тех, кто принял христианство. Они ссылались на суеверные утверждения о том, что по учению Талмуда зло, причиненное христианину, не считается грехом, а потому евреи якобы не способны добросовестно защищать интересы своих доверителей³². Образованная в 1894 г. правительственная комиссия под председательством министра юстиции Н. В. Муравьева долго обсуждала вопрос, балансируя между двумя позициями: принципы реформы 1864 г. считались гарантией правосудия, но независимость юстиции от правительственного контроля казалась несовместимой с самодержавием³³. Закон о процентной норме на прием евреев в адвокатуру не был принят, но негласные ограничения действовали. Присяжные поверенные продолжали записывать евреев в помощники. Проработав пять лет помощником, человек имел право на включение в сословие присяжных поверенных, то есть на статус полноправного адвоката. Однако помощник, сохранивший иудейское вероисповедание, под разными предлогами не зачислялся в сословие присяжных поверенных. Невключение в сословие не всегда было вопросом финансового достатка. Волькенштейн проработал в статусе помощника около двадцати лет и был, по собственному признанию, финансово благополучен, в том числе благодаря принадлежности его старшего брата к торговой и финансовой элите Ростова-на-Дону. Однако статус помощника означал уязвимость профессионального положения, ставя человека в зависимость от патрона.

1.См.: Шлегель К. Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1919–1945). М., 2004. С. 153.

2.См.: Gousseff C. L’Éxil russe. La fabrique du réfugié apatride (1920–1939). Paris, 2008. P. 63–67.

3.Волькенштейн Л. Ф. В красном Кисловодске // Иллюстрированная Россия. 1936. № 21 (575). С. 6–8.

4.Он же. А. П. Чехов: воспоминания // Иллюстрированная Россия. 1934. № 28 (478). С. 1–6.

5.Подсчитано на основе списка присяжных поверенных и их помощников в округе Санкт-Петербургской судебной палаты: Англин А. Первая столичная справочная книга, 1886 – июнь – 1887. СПб., 1886. С. 95–103. Округ Санкт-Петербургской судебной палаты включал тогда 6 окружных судов: Санкт-Петербургский, Новгородский, Череповецкий, Псковский, Великолуцкий и Витебский.

6.См.: Отчет Совета присяжных поверенных округа Московской судебной палаты за 1888–1889 год. М., 1890. С. I, II. Округ Московской судебной палаты включал тогда 15 окружных судов: Московский, Владимирский, Калужский, Нижегородский, Рязанский, Тверской, Кашинский, Ржевский, Тульский, Ярославский, Рыбинский, Смоленский, Костромской, Вологодский и Елецкий.

7.См.: Отчет Совета присяжных поверенных округа Харьковской судебной палаты за 1886–1887 г. с 15 апреля 1886 года по 15 апреля 1887 года. Харьков, 1887. С. 19, 20. Округ Харьковской судебной палаты включал тогда 11 окружных судов: Харьковский, Изюмский, Курский, Орловский, Таганрогский, Воронежский, Острожский, Полтавский, Лубенский, Новочеркасский и Усть-Медведицкий.

8.Подробнее о развитии торговли и промышленности Новороссийского края и связанных с экономическими вопросами проблемах ассимиляторской политики и введения бюрократического аппарата и системы управления по образцу внутренних губерний Российской империи на территории края см.: Золотов В. А. Хлебный экспорт России через порты Черного и Азовского морей в 60–90‑е годы XIX века. Ростов н/Д, 1966; Томпсон С. Р. Российская внешняя торговля XIX – начала XX в.: организация и финансирование. М., 2008; Морозан В. В. Деловая жизнь на юге России в XIX – начале XX века. СПб., 2014.

9.См.: Lounsbery A. Life is Elsewhere: Symbolic Geography in the Russian Provinces, 1800–1917. Ithaca; London, 2019.

10.См.: Gorizontov L. The «Great Circle» of Interior Russia: Representations of the Imperial Center in the Nineteenth and Early Twentieth Centuries // Russian Empire: Space, People, Power, 1700–1930 / Ed. J. Burbank, M. von Hagen, A. Remnev. Bloomington, 2007. P. 67–93.

11.См.: Маклаков В. А. Власть и общественность на закате старой России: воспоминания современника / Подгот. текста, вступ. статья, коммент. С. В. Куликова. М.: Новое литературное обозрение, 2023; Васьковский Е. В. Организация адвокатуры: историко-догматическое исследование. СПб.: Н. К. Мартынова, 1893; Винавер М. М. Из области цивилистики. Недавнее (воспоминания и характеристики). М.: Бартолиус; Статут, 2015; Он же. Очерки об адвокатуре. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1902; Гессен И. В. История русской адвокатуры. 1864–20/XI – 1914. Т. 1–3. М.: Совет присяжных поверенных, 1914–1916; Гершун Б. Л. Воспоминания русского адвоката / Сост., общая редакция и вступ. статья О. В. Будницкого; подгот. текста и коммент. Т. Л. Ворониной. М.: Статут, 2023.

12.Ревизская сказка Киевской губернии уездного города Бердичева о состоящих мужского и женского пола купцах от 31 мая 1858 г. // Государственный архив Киевской области (ГАКО). Ф. 280. Оп. 2. Д. 1193. Л. 47–48.

13.Научная литература о «еврейском вопросе» в Российской империи обширна. См. подробнее, например: Klier J. D. Russia Gathers her Jews: The Origins of the «Jewish Question» in Russia, 1772–1825. DeKalb, Ill.: Northern Illinois University Press, 1986; Idem. Imperial Russia’s Jewish Question 1855–1881. Cambridge; New York; Melbourne: Cambridge University Press, 1995; Nathans B. Beyond the Pale. The Jewish Encounter with Late Imperial Russia. Berkeley; Los Angeles; L.: University of California Press, 2002; Miller A. The Romanov Empire and Nationalism. Budapest; N. Y.: Central European University Press, 2008. P. 98–118; Локшин А. Е. Рекрутская повинность и обращение евреев в христианство при Николае I // Вопросы истории. 2012. № 7. С. 77–85. Подробнее о доступе евреев к образованию во второй половине XIX в. см.: Иванов А. Е. Еврейское студенчество в Российской империи начала XX века. Каким оно было? Опыт социокультурного портретирования. М., 2007. С. 31–58.

14.См.: Высочайше утвержденное положение Комитета об устройстве евреев, объявленное Сенату министром юстиции, «О правилах для обучения детей евреев» от 4 мая 1859 г. // Сборник законов и положений, касающихся евреев, от Уложения Царя Алексея Михайловича до настоящего времени, от 1649 – 1873 г. Извлечение из Полных Собраний Законов Российской империи / Сост. В. О. Леванда. СПб., 1874. С. 916–917. Обучение в государственных еврейских училищах дозволялось при отсутствии общих учебных заведений.

15.См.: Высочайше утвержденное Положение о евреях от 13 апреля 1835 г. и Высочайше утвержденное мнение Государственного совета от 27 ноября 1861 г. // Сборник законов и положений, касающихся евреев. СПб., 1874. С. 359–376, 972–973. Положение 1835 г. позволяло поступать на гражданскую службу только евреям с научной степенью доктора, только если их «отличные способности» будут подтверждены министром просвещения и, наконец, только с «высочайшего разрешения».

16.См.: Натанс Б. За чертой: евреи, русские, «еврейский вопрос» в Петербурге (1855–1880) // Вестник еврейского университета. М.; Иерусалим, 1994. № 2 (6). С. 18.

17.См.: Kappeler A. La Russie: Empire multiethnique / Trad. de l’allemand G. Imart. Paris, 1994. P. 82; Западные окраины Российской империи / Науч. ред. М. Долбилов, А. Миллер. М., 2007. С. 81–123.

18.Записки графа Е. Ф. Комаровского. СПб., 1914. С. 214. Имеется в виду Речь Посполитая.

19.См.: Миллер А. И., Остапчук О. А. Латиница и кириллица в украинском национальном дискурсе и языковой политике Российской и Габсбургской империй // Славяноведение. 2006. № 5. С. 32.

20.Подробнее о вопросах регламентирования польского, литовского, украинского, белорусского и русского языков в губерниях Западного края в контексте эволюции языковой политики империи Романовых на этих территориях во второй половине XIX в. и с учетом внешнеполитических событий и разных мотиваций чиновников и деятелей церкви, образования и культуры см., например: Kappeler A. Op. cit. P. 214–225; Weeks T. R. Russification: Word and Practice 1863–1914 // Proceedings of the American Philosophical Society. Vol. 148. № 4. 2004. P. 471–489; Miller A. Identité et allégeance sans la politique linguistique de l’Empire russe dans les territoires périphériques occidentaux au cours de la seconde moitié du XIXe siècle // Cacophonies d’empire: Le gouvernement des langues dans l’Empire russe et l’Union soviétique. Paris, 2010. P. 37–59; Miller A. The Romanov Empire and the Russian Nation // Nationalizing Empires. Budapest; N. Y.: Central European University Press, 2015. P. 309–368.

21.Miller A. The Romanov Empire and Nationalism. P. 104–105.

22.См.: Высочайше утвержденное положение Комитета об устройстве евреев от 26 апреля 1862 г. // Сборник законов и положений, касающихся евреев. С. 980–981.

23.См.: Высочайше утвержденное Положение о льготах, преимуществах и денежных ссудах, предоставляемых при покупке казенных и частных имений в Западных губерниях, от 5 марта 1864 г. // Сборник законов и положений, касающихся евреев. С. 1013–1014.

24.Дубнов С. М. Книга жизни. СПб., 1998. С. 68.

25.См.: Государственный архив Ростовской области (ГАРО). Ф. 151. Оп. 2. Д. 14. Л. 2. Список присяжных поверенных и помощников присяжных поверенных Ростовского окружного суда. 12 декабря 1914 г.

26.ГАКО. Ф. 280. Оп. 2. Д. 1193. Л. 47.

27.См., например, аттестат об окончании Петербургского университета в 1883 г.; рукописное представление А. В. Самуильсона в Совет присяжных поверенных Харьковской судебной палаты о зачислении Волькенштейна помощником от 27 октября 1883 г.; резолюцию Совета по этому вопросу от 11 мая 1884 г. (ГАРО. Ф. 41. Оп. 3. Д. 216). См. также: Отчет Совета присяжных поверенных округа Харьковской судебной палаты за 1886–1887 г. с 15 апреля 1886 года по 15 апреля 1887 года. Харьков: Тип. Адольфа Дарре, 1887. С. 44 (список помощников присяжных поверенных в Ростове-на-Дону).

28.См. примеры в: ГАРО. Ф. 41. Оп. 3. Д. 216.

29.См.: Гольдин С. Евреи как понятие в истории имперской России // Понятия о России: к исторической семантике имперского периода. М., 2012. Т. 2. С. 356–364.

30.Выборы гласных по второму разряду избирателей // Донская пчела. 1883. № 70. 18 сент.; Алфавитный список гласных ростовской думы состава 1883–1887 г. // Донская пчела. 1884. № 6. 26 янв.

31.Гессен И. В. История русской адвокатуры. 1864–20/XI – 1914. М., 1914. Т. 1. С. 280.

32.См.: Кузнецов А. «Проклятый вопрос» российской адвокатуры: Кому мешали адвокаты-евреи? // Адвокатская газета. 2019. 17 июля. (https://www.advgazeta.ru/mneniya/proklyatyy-vopros-rossiyskoy-advokatury/) (дата обращения: 25.04.2025).

33.См.: Краковский К. П. Незавершенная судебная контрреформа: Муравьевская комиссия (1894–1899 гг.) // Северо-Кавказский юридический вестник. 2018. № 4. С. 9–28.